ДО ВОЙНЫ
Грохочет отдаленный гром.
Гляжу в окошко —
в старинный,
темный,
деревянный дом
вбегает кошка.
Шмыгнула по крыльцу она
к дверям раскрытым,
и дождь ударил дотемна.
Большой.
Сердитый.
Свинцовый двор.
Свинцовый мир.
Гармонь играет...
Зачем мне помнить этот миг —
и знать не знаю.
Тот жалкий дом
пойдет на слом.
И век изменит все кругом.
К чему ж запомнилось потом:
грустит гармошка,
в старинный,
темный,
деревянный дом
вбегает кошка...
***
Среди гостей, разделывавших дыни,
он понял вдруг, что дико одинок.
Измазанный помадой именинник
Растерянно уходит за порог.
Шагает он по темному кварталу.
Все ярче огоньки от папирос.
Он перекресток перешел устало,
он видит — электричество зажглось.
И будка телефона-автомата
прозрачно озарилась вдалеке.
И вот он в будке на углу Арбата
стоит с двумя копейками в руке.
С надеждой вспоминает каждый номер.
Но ни один уже набрать нельзя:
ведь у него на день рожденья в доме
сейчас собрались лучшие друзья!
Он покидает будку автомата
и мимоходом — в стеклах отражен
— помаду вытирает виновато...
Но всей беды еще не понял он.
В ТОЛПЕ
Вздрогнут
первые огни,
сумрак
станет рыжим.
И огни,
вплывут они
в песню о Париже.
И когда захватит эта
грусть
и жуть
вдруг,
не зажигая света,
галстук повяжу.
Ошалелый,
сам не свой,
я и не замечу,
как по лестнице крутой
вновь
сойду в тот вечер.
И пойдут
плыть у плеч
вывески с огнями,
чей-то смех,
чья-то речь,
толкотня локтями...
Незнакомый все народ, надоевший вечер.
Вдруг
знакомо проплывет
голова навстречу.
Обернусь — ее уж нет.
Тут и вспомню только:
Это школьный мой сосед, Федосеев Колька.
Колька…
Федосеев...
Я остановлюсь.
На толпу прохожих
натолкнусь,
на толпу прохожих
вскину взгляд —
и узнаю наш
пионеротряд!
Помните, ребята,
шли к Мадриду танки?
На дворах,
что все
в квадратиках для «чижика»,
играли мы в Испанию,
надевали испанки...
Помните, девочки?
Помните, мальчишки?
...Вновь
толпы накатит вал,
не уйду, как лишний...
Я ведь прав? Я вас узнал? девочки, мальчишки...
© С. Режский, ex libris, 1976