С того дня, как Виктор Павлович ушел из школы, прошло немало времени. Жалели все о его отставке, даже Петька Савинов из десятого класса. А как иначе? Ветеран физической культуры и спорта, он проработал в нашей сельской школе почти шестьдесят лет. Те, кто говорят, что Виктор Павлович от старости ушел - врут, так и знайте! Скорее всего, устал он просто, как и все люди. Другие же устают, а ему что, нельзя? Так, отменялась у нас физкультура за физкультурой, пока не поползли по школе слухи о новом учителе. Не радостной была эта новость, ведь новым преподавателем, за неимением, собирались сделать Миху Степанова. С парнем этим я не был знаком, но знал, что он закончил училище в том году, что дружит с Савиновым, моим злейшим врагом.
-Плохо, что физкультуры не было месяц. Одной математикой заменяют её! Надоели! Вот придет к нам на следующей неделе Мишка, тогда-то уж и позанимаемся на славу! – рассказывал своим друзьям Петька Савинов, местный заводила и школьный авторитет. Все время враждовали мы с ним, прямо с пятого класса, когда отобрал он у меня новую тетрадь. Даже дрались пару раз, правда, всегда он побеждал, потому что боксом занимался. Некоторые говорили, как он сразу двоих побил. В общем, стояла вся школа от него на ушах.
Бойся не бойся, но стрелки на часах бегут только вперед. К нам пришла новая неделя, а вместе с ней и новый учитель. Тот самый Михаил Степанов.
-Ну-с, ребята-ягнята, будем мы с вами спортом теперь заниматься. Настоящим таким спортом, не как был! У вас, слыхал я, старый кряхтун добровольно ушел. Дорогу молодым, как говорится. Это правильно. А пожилым что? Анекдоты травить, да водкой молодых угощать! Потому-то дядька Витя и ушел из школы греть спину на печи, - заявил Михаил Семенович, как он сам обозначил свою персону. Трусил я пойти ему наперекор и возмутиться. Зная, что дружит он с Савиновым, мне стоило покорно выполнять его задания и сжимать зубы, когда так хочется ответить. Так я и делал…
Ноябрь ожелтил последнюю листву. Вот уже как четвертую неделю мы находились в рабстве у Петькиной команды. Кто бы мог подумать, что банда его займет даже посты учителей. По любой своей прихоти Савинов мог узнать от Михаила Семеновича о многом из нашей жизни. Попробуй возразить! Через Степанова Петька мог накалякать в журнале нам лишних двоек, поставить парочку прогулов и выйти совершенно сухим из воды. Кто поверит восьмикласснику, жалующемуся на свои двойки, пусть и поставленные нечестным путем? Да никто, ведь последнее слово всегда будет за учителем, а значит и за Савиновым. В те годы на меня накатилась ужасная депрессия, чувство, от которого не хотелось просыпаться по утрам. Кто бы мог подумать, что по физкультуре у меня будут такие проблемы…Порядка пяти двоек я имел в журнале успеваемости, три из которых на моих глазах поставил Савинов. Ещё две нарисовал Михаил Степанов, указывая на то, что я не справляюсь с нормативами, выросшими со времен Виктора Павловича вдвое. Новые правила, как говорит наш учитель. Такой уж стандарт. Печаль моя разрасталась еще и потому, что во лжи их никто мне не верил. Я ведь рос без отца, отчего матери приходилось за двоих пахать на заводе. Придет она к ночи, руки все в кровь истерты, а на утро снова вставать на работу. К тому же, что мне было ей говорить? Не смогла бы она изменить в моем случае ничего. Только б опечалилась. Неужели мог я расстроить её оценкой? Никогда.
Так, подходил конец второй четверти. Погруженный в свои серые мысли, я стремился убежать от тех дней, когда у нас была физкультура. Неизлечимая тоска попала в мою кровь. Казалось, что и во сне не мог я отвлечься от этого. Однако на том ничего не закончилось…
Однажды Савинов, подловив меня у школы, завязал разговор.
-Эй, Федотов, что-то ты совсем еле плетешься. На физкультуре что ли устал, - Петька растянулся в широкой улыбке, - но ты не переживай, не надо. Я ведь все могу уладить, ну ведь все, слышишь!?
-Чего тебе нужно? – в полголоса спросил я.
-Ты же знаешь, наверное, что папка мой инвалид. На войне не служил, Родине не помогал. Я орденов-то в глаза не видел! А так хочется, понимаешь ли, медаль золотистую в руках подержать. У тебя-то их навалом, я точно знаю. Целая стопка от отца досталась, поди?
-Даже думать не смей, что тебе медаль отца моего достанется, - перебил я.
-Ты чего это, голос повышаешь на меня, Федотов? Совсем что ли страх потерял? – Савинов вдруг толкнул меня, - давай, Федотов, с тобой по-другому поговорим. Знаешь ли ты, что тебя из школы выгнать могут? Да да, ещё двойка и “до свидания друг сердешный”. Я эту двойку тебе рисовать не хочу, понимаешь? И Михе могу сказать, чтоб не делал этого. Что ж для тебя важнее-то? Какая-то железка или образование, а?
Я налетел на Савинова с кулаками. Кажется, он получил фингал под левый глаз. Мне, конечно, потом тоже досталось. Зато я отца не продал, память о нём сберёг…
На следующий день посреди уроков меня вызвали в кабинет директора. Все в школе у нас боялись того кабинета, уж очень грозной была тамошняя атмосфера.
-Федотов Александр Иванович, верно? – спокойно проговорил Геннадий Сергеевич. Это был полный усатый мужчина, владелец фермерства в пригороде. То ли от больших способностей, то ли от толстого кошелька удалось ему, вместе с тем, стать еще и директором нашей школы. Частенько он уезжал из села по делам, в школе надолго не задерживался. Но если уж случалось так, что кто-то был вызван в его кабинет – жди беды.
-Да, это я, - дрожащим голосом прозвучал мой ответ.
-Догадываетесь ли вы, молодой человек, по какому поводу я пригласил вас на беседу? Наверное, да, если вы в здравом уме, не так ли? Позвольте пояснить: за прошлый год в нашей школе не исключили ни единого ученика, вы же претендуете на явные неприятности! Ваша мать уже оповещена об имеющихся проблемах?
-Михаил Семенович! Он ставит двойки незаслуженно! Всё потому, что он друг Петьки Савинова из десятого класса, а я с ним воюю еще с начальной школы! Не выгоняйте меня, пожалуйста, я прошу вас! Поверьте мне, Геннадий Сергеевич, пожалуйста, поверьте! Не говорите маме, просто поверьте мне, я прошу вас!
-Так, тихо, парень. Мы взрослые люди. Я зла никому не желаю, лишь говорю, что твою проблему надо решать немедленно! Не знаю, что произошло у вас с Михаилом Семеновичем, но по поводу тебя я с ним обговорю. Иди и учись, Александр. Завтра, на уроке физкультуры, твой учитель скажет о выходе, к которому мы, надеюсь, сегодня с ним придем.
Обычно никто из этого кабинета не выходит довольным. Наоборот, страх или обида от наказания сопровождает побывавших в нем. Со мной такого не случилось. Впервые за долгое время ком в горле стал рассасываться. У меня появилась надежда на справедливость и верное правосудие!
На следующий день я, сам себе удивляясь, больше всего ждал того волшебного часа, когда Степанов подойдет ко мне и расскажет об их разговоре с директором. А может быть даже извинится и закроет все двойки? Может разрешит не ходить на следующей неделе на урок, кто знает? Всё ведь возможно, не так ли? Нужно было лишь подождать…
Солнечный свет освещал школьное крыльцо, где обычно проходило наше построение. Довольно необычное явление для декабря. Зима уже оповестила наше село своим приходом, отправив наземь пару горсток снежного пуха.
-Ну-с, ребята. Строимся. Поскорее, поскорее! Успокаиваемся! Сегодняшний урок я хочу начать с удивительной сказки-небылицы, которую мама читала мне в детстве перед сном. Жили-были два брата. Однажды, на высокой яблоне, увидели они много сочных плодов. Но висели они так высоко, что даже вместе братья не могли дотянуться до них. Тогда, первый мальчик сказал, что постарается найти палку и сбить эти вкусные яблоки. Второй же решил обратиться к высокому человеку, жившему неподалеку от яблони и попросить его о помощи. Прошло время. Первый из братьев нашел длинную палку. Он простоял у яблони целый день, пытаясь сбить плод. Все руки его были стерты в кровь, но яблоко достать этот малец как-то сумел, - усмехнувшись, Степанов продолжил, -второй из братьев, как и говорил, пошел просить помощи у высокого человека. Выслушав просьбу мальчика, человек последовал за ним, к яблоне. Сорвав вкусный плод, тот не спешил отдавать его мальцу. Высокий человек сам съел сорванное яблоко и ушел прочь. Так, второй брат остался голодным.
Степанов подошел ко мне близко-близко. Наклонился и тихонечко, будто скрывая что-то ото всех, начал разговор.
-Федотов, вот ты какой из этих братьев? Первый, добившийся желаемого упорным трудом или второй, хотевший, чтоб за него все сделал кто-то другой?
-Ваша сказка не относится ко мне, потому что эти оценки вы ставите из-за моей вражды с Савиновым. Они нечестные! Я не могу с этим бороться!
-Хочешь узнать, о чем мы договорились с Геннадием Сергеевичем? Я поставлю тебе тройку за полугодие, но в январе тебе придётся на отлично сдать установленный норматив по лыжам, иначе будешь исключен из школы, - улыбался Степанов, - есть и другой вариант, о котором Петька тебе как-то говорил. И помни, Федотов, всегда трезво оценивай свои силы!
Лыжи. Ничто в спорте не давалось мне труднее, чем лыжи. Виктор Павлович всегда понимал это и прощал мне все неудачи. Он говорил, что у человека внутри есть много талантов, о которых он даже может и не подозревать, но то, что никак не дано, не дойдет до ума ни при каких обстоятельствах. Тот день стал для меня приходом новой волны всеобъемлющей печали и грусти. Я стал думать о своем будущем… Меня выгоняют из школы, а значит не берут в училище. На заводе мне места не светит…На пахотные работы примут в последнюю очередь, да платить будут гораздо меньше других. Больше всего жаль свою мать, которая хотела вырастить из меня настоящего человека, кормильца и помощника. А самое главное, я подвел своего отца, которому обещал получить образование, стать грамотным и пойти помогать матери на завод. Всё это окрашивалось взглядом восьмиклассника, как самая страшная человеческая трагедия. Мысли ежедневно одолевали все с большей и большей силой. Я не заметил, как наступила настоящая зима, как пришел январь. Около пятнадцати дней оставалось до норматива.
Наверное, тогда мне не стоило опускать руки. Попробовать выполнить условия “января”. Последовать пути первого брата из сказки и начать тренироваться, хоть на несколько часов потеряв свою грусть.
Ранним утром, взяв еще папины старые лыжи, я направился в лес, за три километра от нашего села. Казалось, что того отчаянного мальчишку не остановила бы даже самая сильная вьюга. Меня словно что-то вело. Долг перед родителями, ставшая хозяйкой грусть или светлое намерение борьбы за правду – не знаю. Перед глазами разворачивалась довольно красивая картина. Густой дубовый лес находился в ожидании солнца. Ночная дрема начинала мягко сползать с крон величавых деревьев. Пораженный этой волшебной красотой, я даже не придал значения свеженакатанной лыжне, уходящей вглубь этого царства. Видать в лесу находился какой-то барьер. Ну никак дубы не принимали, сидевшую на моих плечах, печаль. Проехав около тридцати метров, можно было ощутить, что обжигавший некогда мороз растворился в громкой тишине утра, но самое интересное – я, наконец, заметил следы чьих-то лыж…
-Лыжню! Лыжню, молодёжь! –раздался звонкий бодрый голос. Обернувшись, я увидел небольшого роста старушку, ловко скользящую на старых лыжах.
-Ты чего замер-то, красавец? Уступи, пожалуйста, лыжню пожилому человеку! – повторила та.
Я отъехал в сторону и стал взглядом провожать так неожиданно встретившегося мне “снежного мастера”. Именно это крутилось в моей голове при виде той бабушки. Тренировка, однако ж, ждать не будет! Этаким неуклюжим снеговиком, я продолжил свой путь. В поте лица, серьезный как никогда восьмиклассник, мчался вперёд. Лыжный круг казался бесконечным, и каково счастье было увидеть тот прекрасный поворот направо, осознать, что мне удалось проехать почти половину круга.
-Лыжню-ю! Сколько лыжников сегодня оказывается… Ой, это ж ты снова! Как ты здесь оказался? На самолете что ли прилетел? Видать, я не заметила как обогнал меня. Старая совсем стала, слепая, - иронично смеялась уже знакомая старушка, -да ладно, ладно, шучу. Вот доживёшь до семидесяти, тоже будешь как я ездить.
-Это невозможно! Вы обогнали меня на круг. На этот огромный круг! Как вам это удаётся в семьдесят, простите, лет!? – совершенно изумленный, я пытался подобрать хоть какие-то слова.
Пожилая женщина, завидев мое удивление, плотно воткнула в снег свои лыжные палки, и, оперевшись на них, будто наблюдала за моим состоянием.
-А ты что же, думаешь все старики должны лежать на печи да пить лекарства?
-Нет, я просто поражен вами.
Больше всего мне хотелось научиться так ездить.
-Что бы на это сказал Степанов. Да что там Степанов, вся школа бы мною гордилась, - бубнил я себе под нос.
-Ты руками сильнее отталкивайся, да про ноги не забывай, - смеялась та. Она огляделась по сторонам, глубоко вдохнула и продолжила, - знаешь что, красавец мой, я вперед поеду, а ты попробуй угнаться за мной. Просто мы выбрали не лучшее время для разговоров. Вот-вот начнётся восход…
Старушка поправила свои варежки, достала из снега палки. Безумием было не поехать за ней. А вдруг она расскажет секрет своей скорости? Вдруг натренирует меня как следует?
Размяв, как настоящие спортсмены перед соревнованиями, шею и плечи, я уверенно встал на лыжню и начал погоню. Это странно, но бабушка не придерживалась накатанной лыжни. Она скользила сквозь дубов, в глубь леса.
-Поддается, это точно, - думалось мне, в те моменты, когда расстояние сокращалось.
Вдруг та резко остановилась. Кинула палки в сторону и даже сняла свои лыжи. Это была просторная лесная опушка. На средине её лежало поваленное дерево. Женщина приблизилась к нему. Села.
-Зимой восходы такие красивые, мой юный друг. А место это я давно полюбила, уж больно здесь вид хороший.
Я решил поступить как она. Отложил лыжи и подошел к тому дереву, чтобы сесть рядом.
-Вы какая-то другая. Наверное, настоящая спортсменка, правда? Мы ведь сюда пришли не просто так? Вы поможете мне научиться кататься также? – любопытный, я терзал её своими глупыми вопросами.
-Кто сказал, что я спортсменка? И почему это я должна учить тебя кататься? – удивленно спросила пожилая незнакомка.
И ведь правда. Я сам напридумывал себе целый пуд непонятных мыслей, просто увидев этого человека.
Старушка поднесла указательный палец к губам. Другой рукой она показала куда-то вдаль.
В лес заглянул настоящий зимний восход. В некогда серую чашу нашей опушки начали пробиваться теплые золотые нити. Лес менялся на глазах. Мудрые дубы вновь приветствовали солнце, кивая ему на ветру. Ленивым скрипом, зевали они после темной ночи. Я был счастлив оттого, что впервые в своей жизни по-настоящему застал январское утро.
- Люблю всё-таки я эту жизнь, - улыбалась старушка, - вот хоть убей, люблю. Знаешь, жаль только, что поздно призналась я ей в этом. После войны призналась. Обидно, что многие не понимают её вкуса, проходят мимо, растворяясь в своих бессмысленных мыслях и желаниях.
Я слушал её, хватая каждое слово как скрытую ото всех тайну. Она точно чего-то знала.
-Страшное время у нас было. Войной его еще называют. На войне не бывает прошлого и будущего. Нет вчера и завтра. Даже “сегодня” может закончиться в один миг. Учишься жить настоящим, понимаешь ли. Степанов, кстати, был моим выпускником в училище, если знать тебе это хоть как-то полезно. Управу на него, коли вредничает, мы найти сможем. Но ты все равно в следующий раз мечтай тише, - рассмеялась бабушка.
Во мне тогда поменялось что-то. Что-то проснулось внутри. Не так я радовался по новости о Степанове, сколько по чувству настоящего присутствия в том месте.
-Да, да, мой друг. Помолчи. Наслаждайся каждой секундочкой настоящего момента, - женщина осмотрелась вокруг, - Что же ты видишь сейчас?
-Дубы дышат январём.
***
Та встреча в дубовом лесу повлияла на всю мою жизнь. Всё, что впустил я тогда в себя январским утром, храню до сих пор в сердце.
Так много лет уже прошло, как закончил я нашу сельскую школу, как простил все былые обиды на Петьку. Да он и сейчас, бывает, сидя на своем крыльце, грозит мне вслед клюшкой, смеясь вспоминая детство.
Спасибо. Как мало этого слова, чтобы выразить всю теплоту моих чувств. Как много тех, кому так хочется сказать об этом. Отцу, чей твердый голос не забыть мне до самой смерти. Матери, свет глаз которой каждую ночь освещает мне путь. И, конечно, той бабушке, чье имя я никогда и не знал, нашедшей слова для того юного мальчишки.
Если б только все понимали, какое наслаждение таит в себе каждый глоток воздуха. Если б мог я хоть каплю того, с чем живу все эти годы передать другому… Я отправил бы вам горсть улыбок, которые шелком ласкают огрубевшую ото сна кожу, отдал бы запах солнца, пришедший весной повидаться после долгой разлуки, поделился бы сочными ягодами, вся сладость которых оседает на губах, унося нас в далекое детство. Я не дал бы проспать вам утренний ветер, который каждый день ласкает нас вместе со светом, не позволил покориться б чужим упрощениям, и, когда вы вдруг скажете, что медленным шагом можно не угнаться за жизнью, я отвечу: “торопясь, можно вовсе её пропустить”. И если мне включат пластинку с классическим джазом, я буду купаться в нем, чувствуя, как мелодией он обволакивает всё мое тело. А те деньги, что вы отложили на вкусный вишневый пирог с шоколадной начинкой, я по почте бы отправил туда, где глаза матерей от слез слипаются. Я бы дал вам два чистых блокнота под записи, чтоб в один всё, в чём есть смысл, в другой всё, в чём нет. Через время, когда все листы были б напрочь исписаны, вы бы сами и поняли, что бумага когда-то закончится и в обоих блокнотах она одинакова. Любите. Эхом отражайтесь в сердцах ваших любимых. Я, на этот счёт, подарил бы вам часть своего уже старого, но как прежде влюбленного в каждого, сердца. Дал возможность бы вам посмотреть на родных, как на героев из фильма, который в конце растворяет их в имена друг под другом, не более, а затем и вовсе весь фильм застывает экраном черным. Просыпайтесь утром в незнании дня, но чувствуйте в нём настроение, ни с чем несравнимое, или придется снова подать вам еще два блокнота под записи. А ночью уж если не спать, то только со звезд соль собирать по крупицам, иначе, лежа под одеялом все просторы во сне бесконечном суметь оббежать. Дал бы вам, наконец, я палку большую, чтобы с яблони плод вы сами себе сорвали, да поделились им с теми, кому он нужнее…