Через два года после московской олимпиады моя семья перебралась из мелкого провинциального городишки в городок чуть крупнее. Плюсом в новом месте было спецснабжение, минусом – город был закрытым и обнесен колючей проволокой. В магазинах на прилавках лежали колбаса и яблоки, продавались конфеты и шоколад без очередей. Въехать в город, как и выехать, было возможно только по пропускам.
Продав дом о пяти комнатах на прежнем месте, наша семья из четырех человек переехала в комнату коммунальной квартиры. Родители сразу стали в очередь на улучшение жилищных условий. Первое время нашими соседями были молодая женщина и ее муж, тертый альпинист, в кладовке весели его страшные клыкастые ботинки и Ванька Маев, алкоголик со стажем. Альпинист временами пропадал, и возвращался высохший, почерневший и заросший, с дьявольским блеском глаз. После по ночам слышался бесстыдный скрип кровати за стеной. Ванька работал на стройке, был не женат, пил водку, запивая пивом. Не буянил и не проказничал. После получки, со звонкой авоськой и шлейфом водочного перегара, пряча глаза, скользил в свою комнату. До утра звенели бутылки, слышался говор телевизора и отрыжки. Когда пропивал все деньги, то воровал еду из чужих холодильников. Однажды, путем разменов и безвозмездной помощи властей трехкомнатная квартира была полностью оккупирована нашей семьей. Исчезли молодые соседи со злыми ботинками и сосед алкоголик, с его неповторимыми запахами и звуками.
В числе немного скарба, что привезли мы с собой, были железные кровати, телевизор, шифоньер, посуду, в большинстве эмалированную, книги и старинные настенные часы. Последние были самой дорогой вещью, которая не была по достоинству оценена и представляла собой скворечник с двускатной крышей, с облезлым циферблатом, ниже под стеклом мотался маятник. Механизм часов работал отменно, показывая по-немецки точно время, и приводился в движение с помощью двух гирь на цепочке, висевших под всей конструкцией. Часы били громко, каждый час, и напоминали удары суповой ложкой по тазику. В полдень они «лупили в тазик» двенадцать раз. Во время жизни с соседями по коммуналке они, пылясь, тихо молчали на стене. Когда вся квартира стала нашей, отец начал их заводить, оттягивая одну гирю вниз, и они зажили своей жизнью, тикая и стуча. Длилось это недолго - жильцы начали жаловаться, что днем, в квартире кто-то стучит и ходит. Сосед сверху работал в ночную смену, просыпаясь, ругался непристойно, высунув голову в подъезд. В феврале, когда половина семьи слегла с гриппом, в двенадцать часов дня, во время продолжительного боя «местных курантов» услышала мат в квартире сверху и топанье пятками по полу. Часы, доставшиеся нашей семье от друга деда, который на танке доехал до Германии, привез их в качестве трофея, были остановлены навсегда и висели на стене против окна, ожидая своей участи. Через несколько лет, в жизни «скворечника из Германии» произошли изменения.
Дом, где мы жили, был населен всяким разношерстным людом, и состоял из восемнадцати квартир. Здесь были врачи, сантехник-уголовник, альпинист, директор школы, строители-алкоголики, местный депутат и военные. Все жили дружно и весело, иногда дрались и после сразу мирились.
В одной из квартир проживала уже немолодая женщина, со своей старухой-матерью и малолетней дочерью. Её никогда не видели с мужчиной, и было не ясно, кто был отцом девочки. Просто однажды она вышла из подъезда с маленьким ребенком на руках. Прошло несколько лет, девочка пошла в школу и хорошо училась. Мать к тому времени начала стариться.
Следующей картиной, стало то, что женщина вышла из подъезда под руку с интеллигентного вида мужчиной в очках, с русой бородкой и ростом на пол головы ниже её. Он быстро перезнакомился и хорошо ладил со всеми соседями. Его уважал даже уголовник, работавший сантехником местного ЖЭКа, Ванька алкоголик периодически занимал у него на выпивку. За месяц он стал «своим». По вечерам он со своей избранницей гулял вокруг дома. Жителям нравилась эта чудесная парочка в возрасте.
Летним вечером в облезлую дверь нашей квартиры постучали. Мать открыла дверь. На пороге, приветливо улыбаясь, стоял новый жилец. Он поздоровался и попросился войти. Следом вошла счастливая соседка.
Я спрятался за дверью, и, подглядывая в щель, стал слушать начавшийся разговор.
- Михаил Александрович, - поздоровался он, представившись, слегка поклонившись и протянув руку подошедшему отцу, от которого несло свежим алкоголем.
- Витя, здравствуйте, - познакомился отец заискивающе, и рука гостя утонула в крупной мозолистой кисти отца, - что-то случилось?
- Мы с Ольгой который день гуляем, в окна заглядываем, послушайте, а что это у вас за часы чудные на стене висят, - гости виновато заулыбались.
- Да это ерунда, старье, не знаем, куда их деть, висят за дверью, пылятся, надоели уже, - отец пошел в комнату и вернулся с часами: в одной руке оно нес словно ребёнка часы, в другой гирьки.
- Интересный экземпляр – произнес гость, - старинные, циферблат немного облупился, дерево подсохло, гирьки окислились.
- Я коллекционер, подобное собираю.
- Вам надо? – улыбнулся отец, показав рот с редкими желтыми зубами.
- Да, я готов купить, почём отдадите? – Михаил Александрович внимательно поглядел на отца с матерью.
- Да так забирайте, нам это старье не нужно – отец протянул коллекционеру «скворечник», - механизм хороший, немецкий, работает как часики.
Гость аккуратно взял часы в руки.
- Оленька, возьми, пожалуйста, гирьки, боюсь уронить, - попросил гость, соседка живо взяла гирьки. – Спасибо, Виктор, в долгу не останусь.
Они ушли.
Дома стало тихо, а мне одиноко. Я очень любил эти часы. Мне показалось, что квартира лишилась особенной своей части тела, а может даже и своего сердца. Отец на кухне налил в стакан портвейна, опустошил и погрузился в чтение. Он много читал, всегда - пьяный или трезвый, днем и когда не спалось ночью. Мама села смотреть телевизор, потом подошла отцу.
- Зачем ты отдал часы? Просто отдал? Это часы твоего отца, мог бы, и оставить их детям. Ты о чем, пьяница, думаешь?
- Да на кой черт они нужны, все равно не заводим, а глядишь, людям и пригодятся, - отец отвлекся от чтения.
- Можно было их продать, ведь сам знаешь как у нас с деньгами, - в глазах матери появились слезы, - господи, когда же ты захлебнешься?
Мать ушла, и, расположившись на диване, продолжила просмотр. Я подошел, лег рядом и, положив ей голову на колени, начал смотреть на стену, где ранее висело сердце квартиры. На обоях, в красный цветочек, светлел не выцветший прямоугольник с гвоздем.
Я заглянул ей в лицо: - Мама, почему папа отдал часы?
- Этому алкашу ничего не надо, только водка да рыбалка на уме.
На следующий день Михаил Александрович принес отцу часы «Электроника». Они были не новые. Отец после его ухода попытался их одеть, но браслет оказался коротким - у отца было широкое запястье. Часы перекочевали в трюмо и были потеряны.
Через неделю Ольга вышла из подъезда одна, огляделась и пошла неторопливо в магазин. Ухажёр исчез, и она снова стала одинокой женщиной с ребенком. Больше никто её с мужчиной не видел. Она состарилась. Дочь выросла, вышла замуж и уехала в другой город.
Регистрация рейса Хитроу-Лондон Москва-Шереметьево проходила лениво, в плановом режиме. В зале ожидания, я купил на вынос кофе и, расположившись у огромного окна, напротив взлетной полосы принялся наблюдать за взлетом самолетов. Образовалась очередь из двенадцати самолетов. Выкатился на взлетную полосу огромный «Боинг» из Катара, разогнавшись, ушел в нависшие тучи, следом взлетел более мелкий самолет, унося пассажиров в Литву.
- Красота-то, какая, - рядом присел сухенький старичок, в костюме в крупную клетку, отхлебывая из бумажного стаканчика чай. – Очень люблю смотреть на самолеты. Такие большие птицы, каждая со своим характером. Один взмоет, как ракета, а другой вальяжно, по-царски уходит, чтоб пассажиров не тошнило.
- Меня зовут дядя Миша.
- Юра.
Разговор пошел про Москву, про климат, который меняется, про русских. Потом объявили посадку и в самолете, дядя Миша выпросил стюарда посадить их в месте, самолет был полупустой.
- А ты Юрочка сам-то откуда?
- Из-под Челябинска.
- Да ты что? Я сам из Челябинска, мы получается земляки. Сейчас живу в Москве. Да вот состарился, не до работы уже. Так, занимаюсь мелкими делишками, больше для потехи, чтоб скучно не было. А работаешь где?
- В «Газпроме», финансовым аналитиком. В Лондоне раз в месяц бываю, континентальной Европе почти каждую неделю.
- Молодец Юрочка. В наши времена мы могли только мечтать о такой работе. За кордон только по специальному разрешению. Хотя мне и в Союзе жилось хорошо. Дела я делал серьезные. Когда перестал работать, то на безбедную старость, как оказалось, заработал.
- Как же при советской власти можно было заработать, чтоб жить безбедно. Вы в министерстве работали?
- Да какое же министерство, Юра? Послушай, время есть…
Рассказ дяди Миши с каждой минутой заставил меня цепенеть. Словно на машине времени я перенесся в крошечный городок, где прошло моё детство, где знаком каждый угол, многие жители.
…И вот когда окончил институт, сходил в армейку, моё финансовое положение стало настолько бедственным, что не на что было купить поесть. Кушал у мамы, жил у друга. Денег не было. Работы тоже. Начал пить. Однажды оказался я с бутылкой водки у одного алкоголика дома. Распили мы ее, мало оказалось, тот дает мне денег, говорит, добавь и купи еще.
- А откуда у меня деньги? Нет, говорю ему, на последнее водку купил. Он говорит, вот на трельяже дама фарфоровая стоит, продай бабкам у магазина. А что делать, выпить страсть как хочется. Взял я эту толи балерину, толи девку с тазиком, пошел продавать. Пока шел, начался дождь, бабок у магазина как ветром сдуло, пришлось идти к матери ночевать. Утром дома протрезвился, а пока чай пил, рассмотрел статуэтку. Снизу-то оказалась надпись на немецком языке и клеймо. Дай думаю, зайду в библиотеку, да посмотрю на эту тему, благо она напротив магазина.
У нас в городе жил один коллекционер, так после библиотеки я пошел к нему. Представь, Юрочка, вышел я от него очень богатым человеком. Дал он мне семьдесят рублей. По тем временам за такие деньги надо было горбатиться на заводе практически месяц. Знаю, тот подлец меня обманул, уже позже, когда я начал разбираться в тонкостях. Он, старый прохиндей, за эту статуэтку, думаю, тыщи полторы рублей позже выручил. Но благодарен я ему за науку. С того дня жизнь моя была начата с новой страницы.
- Я пропадал в библиотеках, завязал с алкоголем и сигаретами. Все было подчинено изучению ранее неизвестной мне области, некой культуре – собиранию старых вещей. Я искал и налаживал связи с нумизматами, коллекционерами ценностей и желающими вложить деньги в предметы искусства. Мои старые связи с алкоголиками давали первое время результаты - выловил массу старых вещей из грязных квартир и гаражей. Иногда в месяц зарабатывал столько, сколько работая инженером на заводе за год, а то и за два. Источник постепенно иссяк – алкоголики распродали, а то и отдали всё, что представляло ценность. Пришлось искать антиквариат в ближайших городах и деревнях. Но наши люди, как ты понимаешь, к незнакомцам относятся недоверчиво. Удача практически меня уже не сопровождала, и тогда решил сменить тактику.
Мое семейное положение позволяло мне свободно перемещаться по стране и искать разведенных женщин с жилплощадью. Тактичность и благородные манеры позволяли мне входить в доверие и какое-то время жить на их территории, не связывая себя законными обязательствами. За это время успевал познакомиться с соседями, побывать у них дома, гуляя заглянуть в окно, чтобы увидеть то, что представляет ценность. И правдами и неправдами присвоить себе. Я называл это проектами. Например, проект деревни Иваново, где набрал неплохую коллекцию икон и, что удивительно, столового серебра, в революцию перекочевавшего из барского дома в лачуги. У меня было всё: деньги, женщины, теплое место, где остановиться. А когда случилась перестройка, накопленные средства я перевел за границу. Удача всегда при мне. До сих пор я не женился и не вижу в этом надобности.
Я узнал его. В искривленных временем чертах лица было знакомое. Именно этот человек забрал у нас часы. У соседа, Николая Александровича, ветерана войны, пропали из квартиры фарфоровые статуэтки, заботливо собираемые покойной женой. На славу «поработал» этот человек в их дворе.
- А в нашем городе вы бывали, дядя Миша? – назвал свой город.
- Конечно-конечно, - старик засмеялся, - а как же, знаком мне ваш городишко. Там тоже работал. Улов я заприметил еще, когда мы с коллегой ездили по улицам - старинные часы в одной из убогих квартир. Тогда попросил остановиться, подошел к окну и рассмотрел их. Это был довольно редкий экземпляр, изготовленный в известной немецкой мануфактуре, в девятнадцатом веке. Кстати, тут же я нашел свою суженую. Она прогуливалась с дочкой, завел с ней разговор. На следующий день сводил ее в ресторан, пообщались и решили жить. Ольга, так ее, кажется, звали, а может и Леночка, старый стал, не помню. Их позже купил в Ленинграде коллекционер. Хорошие деньги отдал, на пол автомобиля хватило бы. В соседних домах тоже было что посмотреть, много фарфора, серебряные столовые приборы, монеты. Хорошо тогда заработал.
- Да, молодой человек, вижу на вашем лице недоумение, граничащее с непониманием, а даже с некоторой ненавистью. Прошу понять меня. Я спаситель этих вещей, ведь у них есть душа и сердце. Вот допустим эти фарфоровые статуэтки. Как думаете, какая судьба уготована им? Придут дети, поиграют ими, отломят руку или голову, а то и вовсе разобьют. Простые люди не понимают, какое богатство стоит в их сервантах, висит на стенах. Этот предмет, который по праву принадлежит им, но хочет ли сама статуэтка, чтобы её голова лежала под диваном, или часы, которые годами не заводятся, ржаветь? Думаю, нет. Я проводник хороших вещей в другой мир, для них лучший, где за ними будет уход, где они будут стоять в стеклянных шкафах, или висеть на стене и работать, как им положено. Если Юра у вас мнение иное, то поменяйте его.
Я молчал, было противно сидеть рядом с этим человеком, но в словах дяди Миши и оказалось нечто иное, о чем никогда не задумывался. Действительно, что могло быть с часами, если они так и остались квартире? Однажды бы отец, случайно, снимая их со стены, уронил и сломал. В лучшем случае они были бы перенесены в гараж или в садовый домик. Я забылся и начал дремать. Снился двор, часы на стене, мать на кухне и шипящие котлеты на сковороде.