Но вернемся к «Седову». Корабль шел курсом норд на Землю Франца-Иосифа, после чего ему предстоял труднейший ледовый поход в северо-восточную часть Карского моря, к неизвестным берегам Северной Земли. Судно блистало свежей краской и чистотой: моряки окатили из брандспойтов палубу и еще раз отдраили ее.
О.Ю. Шмидт – блестящий организатор, человек широчайшего кругозора, ученый-мыслитель. Капитан В.И. Воронин, с молоком матери впитавший многовековой опыт борьбы с полярной стихией. Два незаурядных человека – Шмидт и Воронин, противоположные по характеру, хорошо дополняли друг друга, что особенно важно для руководства экспедицией. Воронин – «гордость Арктики», «лучший полярный капитан страны», считали тогда все. Команда корабля состояла из бывалых моряков, сплоченных в ледовых походах.
Морской экспедиции на «Седове» предстояло выполнить в Баренцевом и Карском морях обширную программу научных наблюдений. На борту находились профессора В.Ю. Визе, Р.Л. Самойлович и большая группа научных работников Института по изучению Севера. Шмидт любил и умел организовывать полярные экспедиции. Предвидя широкое наступление на Арктику, хотел заранее подготовить общественность и широкие круги специалистов, чтобы из их среды черпать кадры будущих полярников. В походе участвовали журналисты, писатель И.С.Соколов-Микитов, старейший в стране фото - и кинооператор П.К.Новицкий. Находилась также небольшая группа строительных рабочих, а также новая смена зимовщиков полярной станции на Земле Франца-Иосифа и североземельская четверка.
Владимир Иванович - коренной помор и потомственный моряк. Он прошел суровейшую жизненную школу от поморского мальчишки-зуйка до капитана. В море ходил с восьми лет, в десять стал коком на паруснике, в пятнадцать – младшим матросом. Зимой учился. После окончания мореходного училища плавал в Белом, Карском и Баренцевом морях сначала штурманом, затем и капитаном. В 1928 году водил «Седова» на поиски экипажа дирижабля «Италия». Ко всякой работе относился одинаково уважительно. «Воронин отличался редким для капитана пониманием целей и значения наших научных исследований. Это великолепный капитан исследовательского судна, - говорил Отто Юльевич.- … Капитан В.И.Воронин не только великолепно ведет судно, но и интуитивно чувствует, как его надо вести…»
Иногда, в минуты раздумья, в кругу товарищей, Владимир Иванович вспоминал дела мореходов прошлого, как пример высокой морали, образец мужества и чувства долга. Чаще всего упоминал имена Челюскина, Прончищева и его жены Марии. Нашу Арктику «делают» люди, говорил Воронин. Люди будто бы и обыкновенные, как большинство наших современников, а в то же время и необыкновенные своим простым отношением к тому, что принято называть героизмом. И сами их взаимоотношения, получившие название «полярная дружба», стали примером для других. И в самом Воронине ощущалась внутренняя сила и твердость, способная не спасовать перед любыми трудностями.
Игорь Павлович Рубан, художник и писатель, плавал с Ворониным на «Ермаке». Половину жизни Рубан посвятил созданию художественной летописи Арктики и Антарктиды. Трудился в Антарктиде, на шести научных дрейфующих станциях «Северный полюс», на островах и побережье Ледовитого океана. Ходил на судах и ледоколах по Великому Северному морскому пути. Это единственный в мире художник – почетный полярник.
Герои его картин и книг – советские полярники, с которыми жил и работал в высоких широтах. Работы Рубана хранятся в музеях страны как художественные произведения и исторические документы. Среди них особое место занимает портрет капитана Воронина. Он написан в любимой позе – навалившись грудью на телеграф и положа на рукоятки руки в шерстяных варежках вязки жены Пелагеи Ивановны.
В мастерской, боясь растерять впечатления и чувства, полученные от общения с Владимиром Ивановичем во время экспедиции, неделя за неделей, с раннего утра до позднего вечера, уходя домой только поспать, работал Игорь Павлович над большой картиной о знаменитом капитане. «Воспоминания толпятся перед глазами и в голове, не вмещаются в картину и, толкая под локоть, сбивают, мешают вести основную линию. Постепенно она все же выкристаллизовывается, все вливается в единое русло, и работа начинает ладиться», - признавался он. «Таким я его понял и таким написал в портрете – без позы, как говорят «всегдашним». «Ценность художественных и литературных работ Рубана – в их достоверности, запечатленной рукой художника», - считал И.Д. Папанин, доктор географических наук, дважды Герой Советского Союза.
Иногда, в минуты отдыха, Владимир Иванович говорил: «Боюсь дожить до той минуты, когда не хватит сил подняться на мостик. Ну а случится такое, уеду бакенщиком на остров и буду вот это дописывать». Владимиру Ивановичу было не чуждо литературное творчество. Тогда из верхнего ящика, что в левой тумбочке письменного стола, извлекалась толстая рукопись, отпечатанная на машинке (пишет Рубан); она не переплетена; над ней еще идет работа. Это мемуары – галерея точнейших портретов, история многих плаваний за годы долгой жизни, с детских лет до последних дней. Ведется повествование ярким, сжатым и образным языком, которому могут позавидовать профессиональные писатели. Дар художника слова был у Воронина в крови и, вместе с чувством формы, сделал его труд бесценным документом.
Привалясь к телеграфу и, не глядя на этюд, чтобы не мешать, он рассказывал о жизни Соловецкого монастыря, о первых плаваниях по Великому Северному морскому пути, об устройстве и жизни прежних полярных станций, или, как их в старину называли, зимовок. Вспоминал к случаю и бывальщины поморские, приметы и поговорки. Общение с Ворониным оставило у Рубана неизгладимое впечатление, но особенно ярко запомнились мемуары. Но этот документ - свидетельство освоения Великого Северного морского пути бесследно исчез. Кто-то утаил рукопись после его смерти.
«…Караван трогается, и суда, одно за другим, идут под «туманную радугу», как под триумфальную арку. И нет ни одного, чтобы с мостика не донеслось: Владимиру Ивановичу, моему учителю, спасибо! Капитану Воронину, наставнику, доброго плаванья!»