ДЕЛА "ТЕХНИЧЕСКИЕ"
(заметки инженера)
1.
В 1945 году я закончил деревенскую семилетку. Шла война и я «изобретал» двуствольный пулемет. Стволы должны были стрелять по очереди и за счет отдачи перезаряжать друг друга. Первое рацпредложение я подал, когда был на преддипломной практике на заводе в г.Баку. Мы использовались в качестве чернорабочих в ОКС-е завода. Через завод проходила траншея (ливнесток), которая засорялась оседавшим песком. Я предложил сделать отстойник для песка в начале траншеи. На заводе начался маленький ажиотаж. Меня посадили за кульман в КБ и попросили сделать чертежи. Я сделал, мне даже заплатили за чертежную работу. На том все и закончилось.
Получив диплом, я стал работать мастером инструментального цеха на этом же заводе. Цех делал всевозможный режущий инструмент, в том числе и мелкие резцы. В это время завод получил продольно-строгальный станок, для которого потребовались большие резцы. Такой резец состоял из большой стальной державки, на которую наварили, как обычно, пластинку из заменителя быстрорежущей стали.
Резец оказался как "репа", не резал, а сминался. Поднялся шум. Начальник цеха заявил, что для таких резцов нужен настоящий быстрорез, а не заменитель. Но где его взять? Взяли две дорогостоящих червячных фрезы, из которых вышло только две пластинки для двух дешевых резцов. Станок стал работать.
Прошло около месяца. Прибегает однажды мастер от того станка и сообщает, что последнего резца осталось на пару заточек. Нужен новый резец. Как на грех, выше меня по должности в цехе в тот момент никого не оказалось. Нужно было что-то делать. Пластинок из заменителя было много, и я распорядился сделать резец из заменителя, несмотря на возражения рабочих. Но проследил, чтобы резец прошел соответствующую термообработку. Резец выдержал испытание, и проблема с резцами была снята. Теоретически я знал, что заменитель быстрореза не хуже настоящего, если пройдет соответствующую термообработку. Этот случай убедил меня в истинности теории, но далеко не всякая теория, которые мы изучаем, является истинной. Практика же дает необходимую проверку.
Где я читал, как в контору приходит какое-то требование. Молодой чиновник хочет его выполнить, но старый возражает. Не торопись, большинство дел улаживаются сами собой без нашего вмешательства. Только если придет второе или третье требование, вот тогда и будем выполнять требование. Я предполагаю, что с завода был послан запрос на быстрорежущую сталь. Чиновники в министерстве не могли и не хотели выполнить запрос, тем временем проблема кем-то решилась внизу. И быстрорез не понадобился.
Начальник цеха Спиридонов В.А. в производство почти не вмешивался, а занимался изобретательской и научной деятельностью. Тогда только началось внедрение электроэрозионной обработки по методу супругов Лазаренко. Он сделал такую установку, с помощью которой выжигали сломавшиеся и застрявшие в теле крупных деталей метчики и сверла. Он безуспешно пытался освоить отливку режущего инструмента из отходов инструментальной стали. Зато он придумал изготовление мелких сверл (3-6 мм) путем абразивной обработки. Заготовка сверла закаливалась и шлифовалась до нужного диаметра. Затем на специальном приспособлении абразивом делались винтовые канавки и тем же абразивом сверло затыловалось. В то время почему-то патентная информация была фактически засекречена, и было практически невозможно оформить изобретение. Лет через двадцать я встретил а советском «Бюллетене изобретений» информацию об австрийском изобретении, повторявшем изобретение нашего начальника.
В моем подчинении оказался токарный участок, на котором работало много молодых токарей, окончивших ремесленные училища. Те из них, которые жили без родителй, в общежитии старались заработать себе на жизнь. И зарабатывали 600-700 рублей в месяц. Но был один токарь, который жил с родителями и зарабатывал не более 300 рублей. Это были его карманные деньги.
Много пришлось мне повозиться с начинающим токарем по фамилии Флянц. Он был маленького роста, и его поставили точить мелкие винты (шурупы) на самом маленьком станке. Он иногда даже плакал, просил перевести его на другой станок. Я помогал ему, как мог, сделал фасонный резец, которым при отрезании шурупа одновременно вытачивалась полукруглая головка. Так как на шурупы были твердые расценки, то Флянц скоро стал зарабатывать по 900 рублей и уже отказывался переходить на другой станок.
В 1953 году в Восточном Берлине происходили какие-то волнения о чем сообщалось в печати. О причине тех волнений я узнал совсем недавно. Оказывается, немцам по нашему обычаю повышали производительность труда (резали расценки), которая, как известно, самое главное для победы социализма. Немцы народ серьезный и всё восприняли всерьёз. Повышение производительности труда у нас проводилось ежегодно, но никто не волновался. Цех получал задание повысить производительность труда, скажем, на 15%. Расценки понижались, писался отчет о выполнении задания. Рабочие могли даже не знать о проведенном мероприятии. Во время учёбы я слышал о повышении производительности, но как это делается, не знал.
Токарь седьмого (высшего) разряда делал самую сложную работу. Я давал ему заготовки, чертежи и наряды. В конце месяца он обращается ко мне. Показывает наряды, по которым он заработал только 600 рублей. Я растерялся. Как быть? Побежал к начальнику цеха, который, глядя в сторону, махнул рукой: «Сделай ему что-нибудь». Что я мог сделать? Только выписать «липовые» наряды, доведя его зарплату до 1200 рублей. Потому наши рабочие и не волновались как немцы, так как понимали, что зарплата не зарабатывается, а выводится.
Однажды я дал молодому токарю простейшую работу. Закончив её, токарь подошел ко мне, жалуясь, что мало заработал. В это время в цех зашел комсорг завода Дмитриев. Он стоял и слушал, пока мы разговаривали. Я сказал токарю, что денег действительно мало, но он выполнил норму на 150% и потому - стахановец. По норме дано 6 часов, а он выполнил работу за 4 часа. Дмитриев не сделал мне никакого замечания, поговорил со мной о комсомольских делах (я был еще и комсоргом цеха), и ушел. Через какое-то время состоялось заводское комсомольское собрание, на котором я почему-то не был. На следующий день мне рассказывают, что Дмитриев сказал будто бы, что я не давал токарю другой работы, заявив, что токарь не должен был делать шестичасовую работу за четыре часа. Этот «факт» пошел гулять по комсомольским собраниям Баку. Потом меня принимали кандидатом в члены партии на бюро райкома. Длинный стол. На одном торце сидит толстомордый секретарь райкома, на другом - я. По бокам члены бюро райкома. Зачитывают анкету и прочее. Начинают обсуждать мою кандидатуру. Встает секретарь райкома комсомола и пересказывает сплетню, сочиненную Дмитриевым. Я попытался встать, чтобы возразить. С двух сторон меня придавили к стулу две руки. Слышался шепот: «Молчи, говори, виноват исправлюсь».
Работала в цехе табельщицей молодая еврейка Бронислава, которая заигрывала со мной. «Павлик, угостите меня шампанским». Чтобы отвязаться, я предложил угостить ее коньяком. Вечером она пришла в общежитие с подружкой. Я поставил на стол бутылку коньяка и какую-то закуску. Сам я не пил. Две девчонки выпили коньяк до дна. Я проводил их до трамвая, и они уехали. Представляю ужас родителей, чья дочь является домой ночью пьяная. Со слов Брони я знал, что родители решили срочно выдать ее замуж. Нашли жениха. Броня говорила: «Он такой старый и не красивый». Когда Броня явилась на работу после трех дней отпуска на свадьбу, я спросил: «Ну как?» Она ответила: «Ой, как хорошо, ой, как хорошо».
Баку - многонациональный город. В нем живут азербайджанцы, русские, армяне, евреи и много других национальностей. Местные старики были очевидцами страшной резни армян, которую провели азербайджанцы в 1919 году при явной поддержке турецкой армии, занявшей город. Трупы армян с перерезанными горлами валялись на улицах. Но была и другая резня в 1905 году, когда армяне резали азербайджанцев. Зная это, нетрудно понять, почему Нагорный Карабах захотел выйти из Азербайджана. Но советские политики по формальным причинам не поддержали Карабах, чем, наверное, затянули конфликт.
Баку - красивый город, раскинувшийся на холмах вокруг бухты, о которой М.Горький писал, что она красивей Неаполитанской. Но вода в бухте загрязнена отходами нефти, и купаться в бухте нельзя. Однажды осенью перелетные утки опустились в бухту на отдых, перемазались нефтью и не смогли лететь дальше. Они вылезали на берег. Их брали голыми руками, сворачивали головы и тащили по домам.
2.
Помню, перед войной мои родители работали на деревенском кирпичном заводе. Отец захотел уволиться, чтобы перейти на другую работу. Но директор сказал, что вышел указ, запрещающий увольнения. (Вот тебе, бабушка, и Юрьев день.) Можно было уволить только за прогул. Так и сделали. Отец был уволен за прогул и стал работать кочегаром на паровой мельнице. Когда мы учились, нам объясняли, что мы должны отработать на том месте, куда пошлют, не менее трех лет, а только потом уходить, если пожелаем. Работая на заводе, я столкнулся с тем фактом, что один товарищ, отработавший уже пять лет, никак не мог уволиться. Не увольняют и всё. Тут я задумался. Разве у нас крепостное право? В это время началось освоение целины. Слышу, каждый день по радио передают одно и то же: то тут, то там кто-то захотел ехать на целину. И я решил через целину выйти из «крепостной» зависимости. Приняв решение, утром я подал заявление в партком о своем желании. Начался обычный ажиотаж. Таких как я на заводе оказалось двое. Нас стали приглашать в райком партий, беседовать с нами, фотографировать и публиковать в газетах наше фото и статьи, которые мы не писали, за нашей подписью,. Когда всё утихло, в райкоме нам предложили выбрать любой район Азербайджана. Я отказался, ссылаясь на незнание языка. Ну, тогда никуда не поедешь, оставайся на месте. Я написал несколько писем в областные управления сельского хозяйства с предложением своих услуг. Курганское сельхозуправление ответило: «Приезжайте, трудоустроим».
9 мая 1954 года я выехал из Баку. 16 мая приехал в Курганскую область. Эта поездка наглядно продемонстрировала разность климатических условий с юга на север и с запада на восток. В Баку природа находилась в полном расцвете. В Лисках, где у меня была пересадка, природа зеленела. В Челябинске березы только начинали покрываться зеленью.
Получил назначение механиком по механизации трудоемких процессов в животноводстве в Рижскую МТС Курганской области. Вообще, любопытная была структура. Действующих администраторов было три: директор, главный инженер и заедующий МТМ (машино-тракторной мастерской). Еще были главный агроном, главный зоотехник и ряд специалистов, которые могли влиять на производство только косвенно. Тут всё зависело от их инициативы и доброй воли.
Проработав в МТС два года, я законфликтовал с директором МТС, который дал мне неполный отпуск, утверждая, что я мало перерабатывал. Убедившись, что директор является кем-то вроде местного царя, я добился увольнения через партийную организацию. Потом оказалось, что за полтора месяца до моего увольнения указ, запрещавший увольнение, был отменен.
Село Рига узкой дугой длиной около 5 км охватывает северную сторону озера. В нем я познакомился с банями «по-черному». Кажется, царь Алексей Михайлович установил налог «на дым». Налог брался за каждую трубу в хозяйстве, из которой мог идти дым. Тогда крестьяне убрали трубы и стали дым выпускать прямо в дом или в баню. Потом этот налог был отменен, на домах снова появились трубы, а бани кое-где остались без труб. Сталин было установил налог на яблони и количество яблонь на Украине уменьшилось.
В центре села была церковь, превращенная в клуб, правление колхоза, контора МТС, МТМ, школа, сельпо. Директором МТС был инженер из Челябинска М.М.Салаутин, которого по разнарядке послал в МТС обком партии. В Рижской МТС строительство МТМ не было запланировано. Но директор добился землеотвода на восточном краю села на холме, достал типовой проект МТМ и начал строительство. Методом субботника копали траншею под фундамент. Каждый человек должен был выкопать три метра траншеи соответствующей ширины и глубины. Большая часть траншеи проходила по целине. Мы легко сняли дерн, дальше пришлось долбить ломами. Главный инженер Грахов взял себе три метра на укатанной дороге. Пока мы копали лопатами, он долбил ломом. Потом мы стали долбить, а он, посмеиваясь, копал лопатой.
Директор рассказывал, как он добыл пять платформ бутового камня на фундамент. Не добившись выделения фондов на камень, он подошел в карьере к кладовщику, который взял с него 500 рублей и через несколько дней в Шумиху пришли 5 платформ с камнем. Заложив фундамент, директор добился того, что ему выделили деньги на строительство МТМ за счет тех, кто не начал стройку.
Стены сложили, начали бетонировать балки перекрытий. Был октябрь месяц. Однажды, прораб дал мне книгу о бетонных работах в зимних условиях и попросил найти способ обогрева бетона. Иначе весной всё развалится. Я просмотрел книгу и не нашел ни одного подходящего способа из-за отсутствия материальной базы. Единственный способ, который мог бы подойти - это прогрев бетона электрическим током. Для этого требовалось три сварочных трансформатора для понижения напряжения. У нас же на стройке был всего один сварочный трансформатор, который постоянно был загружен. И я решил греть током без понижения напряжения. Вокруг залитой бетоном опалубки, сделали вторую опалубку, уложили по углам 4 проволоки (6 мм) и засыпали пространство влажными опилками. На стройке работала передвижная электростанция мощностью 30 квт. Я взял от нее две фазы и нулевой провод. Через рубильник подвел к проволокам провода, чередуя фазу и ноль. Включил рубильник, и началась свистопляска. Дизель ревел страшным грохотом. Стрелка амперметра ушла за красную черту. Моторист перепугался, хотел сразу же вырубить, но я не дал. Тогда он убежал в контору МТС. Я рассчитывал, что несколько минут перегрузки не угробят электростанцию. Отключив опалубку, я поднялся наверх и убедился, что опилки нагрелись, идет пар. Тогда я отключил от генератора автоматический регулятор напряжения. В этом случае при включении нагрузки напряжение падало. С падением напряжения падал и ток до безопасной для генератора величины. Дня через два приехали трое администраторов, зашли в будку электростанции. Я стоял снаружи. Они прошли и вышли, не сказав мне ни за, ни против. Только главный инженер, проходя мимо, пробурчал что-то вроде: «Сожгет Каравдин электростанцию». Этим визитом они отстранились от ответственности, возложив её полностью на меня.
Моторист так и не вернулся обратно. И я работал и за него тоже. Бывало часов в 10 вечера зайдет ко мне прораб и скажет, что нужно бы сходить на стройку, погреть бетон. Идем, прораб из колодца носит воду для дизеля (7 ведер). Я запускаю электростанцию и часов до трех ночи, греем бетон. Потом всё выключаем и до утра дремлем в конторке. А утром снова работа. Октябрь и часть ноября продолжались бетонные работы с электропрогревом. Весной, сняв опалубку, убедились в хорошем качестве бетона.
3.
Приехав в 1956 году в Челябинск я стал работать на небольшом предприятии, выпускавшем зернопогрузчики. Технологом там был Иван Иванович Воронин, который однажды похвалился, что до того «обсосал» погрузчик, что больше уже ничего нельзя сделать. Во мне восстал дух противоречия, и я заметил, что нет такой машины, которую нельзя бы улучшить. Воронин предложил мне пари, я принял. Меня заинтересовала цепь со скребками. Скребки крепились к цепи с помощью Т-образной лапки. Я изменил форму лапки так, что при её штамповке не оставалось отходов. Сделали штамп, наштамповали новых лапок. Тут подшефный колхоз привёз нам три погрузчика на ремонт. И я поставил на них цепи с новыми лапками. Это было весной. Через год, узнав, что главный инженр с директором едут в это колхоз, я напросился с ними. Там мы осмотрели все погрузчики. Много лапок старой конструкции ломались из-за концентрации напряжений. Три цепи с новыми лапками не имели поломок, хотя по износу доски видно было, что они интенсивно работали. После осмотра был составлен акт, и новая лапка была узаконена. Я получил даже какую-то премию.
На предприятии не было пресса и все отверстия в листовых деталях сверлились. Потом нашли где-то 100-тонный кривошипный обгоревший пресс, мы его восстановили и стали постепенно внедрять штамповку. Один очень хитроумный человек переписал все детали, которые сверлились, и написал рацпредложение, предлагая пробивать эти отверстия на прессе, и потом по мере плановой замены сверловки пробивкой, получал вознаграждения. Хотя в положении о рацпредложениях, и требовалась какой-нибудь техническая разработка, обычно это требование игнорировалось.
Лопасть вентилятора штамповал нам другой завод. Когда у нас появился пресс, я поехал на тот завод, чтобы забрать у них штамп, если он нам подходит. Штамп годился. Я зашел к главному бухгалтеру, чтобы договориться об условиях. Бухгалтер уже ждал меня. Он достал из стола калькуляцию и стал смотреть. Я был молод и хорошо видел. Я уловил через стол, что стоимость штампа разнесена на стоимость деталей, что штамп рассчитан был на 10 000 деталей, а наштамповал уже больше. Поняв, что штамп уже оплачен нами, я стал требовать его бесплатно. Пошел к главному инженеру, тот согласился на 50%. Я стоял на своём, но моё начальство не поддержало меня, сказав какая разница, кому сколько платить, деньги государственные только перекладываются из одного кармана в другой. Была в те годы такая точка зрения.
Там же была история с диском вентилятора, который можно было штамповать шестигранным из листа. Но требовалось усилие 200 тонн. И диск делали круглым с помощью трудоёмкой механической обработки. Я подумал и предложил штамповать деталь за два хода пресса. Собрался техсовет у главного инженера. Сначала рассмотрели несколько предложений вполне безобидных. Потом услышали про моё предложение. Поднялся шум. Участники техсовета чуть не передрались между собой, доказывая, что они задолго до меня предлагали штамповать диск. Шум был не из-за меня, а только из-за того, кто из них был «первее». Я встал и ушел. Эти чуть не передравшиеся начальники не имели технического образования и не могли самостоятельно решить задачу. Я же не стал заниматься этой проблемой. И не стал больше подавать предложений, чтобы не волновать начальство.
4.
У нас принято считать, что если доктор наук или академик, то это – голова. А если рядовой инженер, то это нуль. Когда я учился в институте, преподаватель дал мне однажды книжку, в которой описывался выталкиватель слитков из изложниц, спроектированный каким-то доктором наук в содружестве с несколькими инженерами. Преподаватель сказал мне, что такая машина есть на металлургическом заводе, но почему-то не работает, и предложил съездить на завод, чтобы разобраться, в чём причина. Изложница представляет собой большой стальной стакан с отверстием на дне, через которое происходит, иногда заливка расплавленной стали. Обычно же заливка производится сверху. Остывающие слитки извлекаются из изложниц с помощью специальных мостовых кранов (стрипперных). Доктор наук сделал станок для выталкивания слитка с помощью мощного винтового домкрата. Увидев схему устройства, я сразу спросил: «А как они попадают в дырку?» Но ответа не получил. Поехал на завод, нашел цех, спросил про выталкиватель. Отвечают, что такой есть, стоит в яме, завален мусором. Порвали несколько изложниц, пытаясь попасть в невидимую дырку на дне изложницы, и бросили бесполезную затею. Вот вам и доктор наук.
В том же институте молодой аспирант ездил по металлургическим заводам, изучая способы упаковки проката в пакеты. После поездки он докладывал о двух способах упаковки. Услышав от студентов, что возможны только два способа, я опять из духа противоречия возразил, что такого не может быть. Способов может быть много. И стал импровизировать. За несколько минут я придумал восемь способов упаковки. За один способ ухватился студент Короп, работавший в студенческом конструкторском бюро. Он стал разрабатывать эту идею, но скоро на чём-то спотыкнулся и заглох. Его спрашивали, почему он не хочет привлечь автора идеи к разработке. Он ответил, что неважно, кто дал идею, важно, кто разработал. На Западе за идеи платят, у нас идеи воруют.
5.
В 1965 году я стал работать на заводе шлифизделий конструктором по оснастке. Работа была почти механической и не могла удовлетворить меня. Так как в абразивной промышленности я был новым человеком, то стал посещать лекции, которые читал нам главный инженер П.М.Савченко. Он, например, рассказывал, как изобреталось двухстороннее прессование кругов. Услышав про это я удивился, так как был знаком с литейным делом, где с ХlХ века применяется двухстороннее прессование при формовке. Они не поинтересовались смежной отраслью и методом проб и ошибок нашли решение.
Цех по изготовлению вулканитовых кругов помещался в случайном здании, занятом во время войны. Оборудование, особенно механическое, было «времен Петра Первого. На токарный станок ставилась заготовка круга диаметром 600 мм и токарь абразивным бруском обтачивал его поверхность вручную гоняя суппорт. Токарь жаловался, что от такой работы у него болит правое плеча. Примерно в одно время со мной на заводе появился новый начальник РМЦ А.Кулагин. Он сказал, что ему противно смотреть на такое оборудование и предложил мне «нарисовать» что-нибудь. Я «нарисовал» привод подачи к станку, Кулагин его изготовил. Стали его устанавливать на станок. Шедший мимо начальник техотдела Бузанский сказал, что мы зря стараемся, всё равно нам никто ничего не заплатит. Рацпредложение на привод уже давно подано. Мы сказали, что стараемся не для денег, а для дела. Впоследствии лет через двадцать, я снова попал на этот завод. Токарь уже умер, а станок с моим приводом всё еще работал.
Появился в этом цехе новый механик К.Пахоруков. В цехе было много кранбалок с ручным приводом движения вдоль пролёта. Пахоруков спросил меня, нельзя ли механизировать привод. Я ответил, что можно, нужны только электродвигатель и редуктор. Механик указал мне на них. Я «нарисовал», он сделал. Кранбалка стала ездить от кнопки. Так как двигатели и редукторы были разные, я «рисовал» привод к каждой кранбалке индивидуально. Примерно через год все кранбалки были механизированы. Звонок из Бриза. Пришел пенсионер, подававший давным давно рацпредложение на механизацию кранбалок. Он претендует на вознаграждение. Я ответил, что не претендую на вознаграждение, так как делал рядовую конструкторскую работу. Платите пенсионеру.
Когда были уже механизированы несколько кранбалок, в отделе появился новый начальник КБ, принятый из какого-то НИИ. На моём столе лежал чертёж очередного привода, выполненный с отступлениями от ЕСКД, которая тогда усиленно внедрялась. Придя в отдел, я увидел на моём чертеже много красных галочек, которые наставил новый начальник КБ, заявив, что чертеж выполнен неправильно. Я возразил, что критерием истины является практика. Если по чертежу всё задуманное получится, то чертёж следует считать правильным.
Но был от этого начальника и материальный ущерб. Однажды я начертил простейшую деталь с резьбой М30. Эта резьба имеет шаг 3,5 мм. Класс резьбы мы никогда не ставили, какой получится. Самым последним классом резьбы тогда был 3-й. Но начальник не отступил от меня, пока я рядом с М30 не добавил «кл.3», что и означало третий класс. А токарь решил, что нужно нарезать резьбу с шагом 3 мм вместо 3.5. Партия деталей пошла в брак.
В те годы усиленно внедрялись множество единых систем (конструкторских, технологических и др.). Все они имели единую идеологическую подкладку. КПСС пыталась построить в стране бесклассовое, то есть социально однородное общество. Эта общая платформа и порождала всё многобразие единых систем.
Абразивные круги на вулканитовой связке полагается проверять на твёрдость. Это делается на обычном прессе Роквелла, на котором проверяют твердость закаленного металла. Но пресс имеет маленький столик и на нём можно проверять только маленькие круги. Поэтому твёрдость больших кругов не проверялась. Из-за «скучной» работы я спроектировал столик к Роквеллу, на котором можно было бы проверять твёрдость любых кругов. Управление столиком производилось бы одним маховичком. Я понимал, что внедрить в производство этот столик практически невозможно. Производство встанет «на дыбы» из-за возросшего объема работ. На Западе конкуренция вынуждает внедрять технику, улучшающую качество продукции. У нас же не было конкуренции, не было и причин для внедрения новой техники. Наш главный инженер П.Савченко видел мой проект и спросил, почему я не добиваюсь его внедрения. Я ответил, что мой проект вреден для производства, и бессмысленно добиваться его внедрения.
Однажды я увидел в цехе инженера из ВНИИАШ-а по фамилии Хшиво, исследовавшего твёрдость кругов с помощью своего очень неудобного столика. Я показал ему чертежи моего столика, и он признал, что не стал бы «изобретать» свой столик, если бы знал про мой.
Я уже упоминал выше, что оборудование для механической обработки кругов было самодельным и примитивным. Но были два станка, спроектированные и изготовленные на Куйбышевском станкозаводе. Эти станки не работали, так как их конструкторы не знали специфики абразивного производства. Поработав год или полтора я стал кое-что понимать в абразивах и придумал, как переделать неработающие станки. Однажды я рассказал о своей идее директору завода и попросил двести рублей на это дело. Он пообещал. Я организовал бригаду два слесаря и токарь, пообещав им сверх зарплаты двести рублей. Я рисовал эскизы, они делали в нерабочее время. Станки «пошли». Я показал их директору и сказал, что нужны двести рублей для рабочих. Директор послал меня к начальнику техотдела, с просьбой рассказать ему о проделанной работе. Через некоторое время вышел приказ по заводу, которым за освоение новой техники (двух станков) премирована большая группа заводских руководителей от главного инженера и ниже (человек двадцать). В конце списка были трое рабочих (70 и по 65 рублей) . Список замыкала моя фамилия с самой маленькой премией 50 рублей. Если бы мне не дали ни копейки, я бы не обиделся. Обидели суммы лицам, не знавших за что их премировали, но воспринявших премию как должное.
В связи с этим мне вспомнилась история с новой техникой, случившаяся в начале моей трудовой деятельности на заводе в г. Баку. По информационному листку в нашем цехе переоборудовали токарный станок для обработки трудно обрабатываемых сталей по методу ленинградского профессора (кажется, Серебрякова). Идея заключалась в пропускании электрического тока через контакт резц-деталь. Начались испытания. В цех набилось много народу. Побыли и директор с главным инженером. По общему мнению, способ не оправдался. Поминутно приходилось снимать режущую пластинку и затачивать, так как она обгорала. Однако, вышел приказ по заводу, в котором сообщалось, что на заводе успешно освоен новый метод токарной обработки. Были премированы начальник цеха и старший мастер (500 и 300 рублей). Позднее вышел приказ из министерства, который почти слово в слово повторял заводской приказ, но премии директору и главному инженеру были на порядок больше (5000 и 3000 рублей). На том всё и кончилось.
6.
Наконец я нашел работу по душе. Я стал конструктором в отделе механизации и автоматизации. Первой моей разработкой была переделка устаревшего зубофрезерного станка на специальный сверлильный полуавтомат. Завод делал специальные упорные подшипники диаметром около 3 метров. В трех таких кольцах нужно было сверлить много отверстий диаметром 18 мм. Я сделал такой станок. Стали испытывать. Поставили деталь, включили станок. Станок сверлил по два отверстия. Прошел весь круг, затем в одной части удвоил количество отверстий в соответствии с чертежом детали. Закончив сверловку, станок остановился. Всё это делалось автоматически, без нашего участия. Идёт директор завода, остановился, посмотрел и спросил: «Зачем сделали? Что у нас дырки некому сверлить?» И приказал всё привести в прежнее состояние. Так и сделали. Директор забыл, что всё делалось по утверждённому им же плану.
Строилась, печально знаменитая, Чернобыльская АЭМ. Завод получил заказ на изготовление балок перекрытия реактора. Лист толщиной 160 мм и длиной 6 метров, резался на полосы. Две полосы сваривались в Т-образную балку, которая затем фрезеровалась и сверлилась. Но листы были кривые, и балку было невозможно сварить. Встала проблема правки полос. Я спроектировал простейший винтовой пресс, используя готовый привод от гусеничного крана. На станину пресса использовал один из этих листов. Пресс отлично стал править любые балки. Во время испытаний я сказал главному технологу, что теперь можно заказывать более тонкий лист. Он только ухмыльнулся. Позднее я узнал, что стали применять лист толщиной 140 мм и руководители получили премию за экономию металла.
Как-то мне поручили спроектировать многошпиндельный сверлильный станок для сверловки 64 отверстий в корпусе редуктора. Я поехал на ЧТЗ перенимать опыт. Там ужаснулись. Мы, мол, имеем печальный опыт. Сделаешь станок со многими шпинделями, а потом окажется, что какой-то шпиндель по каким-то причинам нужно убрать. Но не тут-то было, изменить технологию и связанные с ней расценки практически невозможно. Поэтому они стараются вместо одного станка делать несколько. Но мы сделали многошпиндельный станок. Неприятность ждала нас в другом месте. Сверлить отверстия нужно было через кондуктор. При испытании станка увидели, что несколько шпинделей уводятся кондуктором в сторону. И станок забросили. Позднее рабочий, который растачивал кондуктор, рассказал мне, что он делал кондуктор по координатам. Но нужно было ехать в колхоз, и начальник цеха приказал ему закончить оставшиеся отверстия по разметке, что и привело к браку.
Делал я очередной спецстанок. Заканчивая разработку, я засомневался, с какой стороны ставить пусковую кнопку. Собрал консилиум вместе с участием главного технолога. Рассказал о проблеме, и мы сообща решили, где ставить кнопку. Станок изготовили, стали монтировать в цехе. Вдруг звонок, главный инженер велел кнопку ставить с другой стороны. Работа остановлена. Я позвал главного технолога и повел к главному инженеру. Довёл его до кабинета, но сам не пошёл. Технолог зашёл, но скоро вышел, махнув рукой, бесполезно, не убедил главного. На следующий день я подкараулил главного в цехе у станка. Когда он подошёл, я спросил: «Почему Вы лезете не в своё дело? Если Вы можете решать все вопросы, то зачем тогда мы?». В итоге главный махнул рукой: «Куда хочешь, туда и ставь». Электрик стоял рядом и слышал наш разговор.
Однажды я увидел, как режут профильный прокат в размер. Один рабочий двигает профиль, другой принимает, и подводит конец профиля до упора. Первый нажимает педаль, профиль отрезается и падает в штабель. Я подумал, что эту операцию можно механизировать и подал рацпредложение. Приспособление установили и стали работать с ним. Я по опыту знаю, что если приспособление неудачное, то его в первый же день выбрасывают. Но моё приспособление прижилось, хотя и имело ряд недостатков. Директор завода по утрам делал обход завода, рабочие жаловались ему на плохое приспособление. Директор критиковал нас. Я получил вознаграждение 15 рублей (при зарплате 250), потратив нервов на 150. Года через два, я подошел к этому станку, на котором работали уже другие рабочие, не знавшие меня. Я сказал им, что приспособление себя не оправдало и будет убрано. Рабочие начали расхваливать приспособление, убеждая оставить его на месте. Дело в том, что рабочие всегда боятся снижения расценок и протестуют против любой новизны.
Через завод проходит железнодорожный путь. После очередного снегопада десятки ИТР выходят очищать пути от снега. Мы сделали на четырехколесной тележке круглую щетку из обрезков стального троса. Тележку двигал железнодорожный кран, щетка вращалась электродвигателем от крана. Испытания прошли успешно даже по утоптанному снегу. Снег сдирался до шпал и летел далеко в сторону. Отличная работа. Но не могли найти способ как доплачивать машинисту крана за очистку путей. Щетка не пошла.
Аналогичный случай был на другом предприятии, имевшем небольшой гальванический участок. Отходы этого участка в ведре уносил рабочий. Он предложил сделать двухколёсную тележку с ёмкостью для отходов. Эту тележку должны были прицеплять к электрокаре. Тележку сделали испытали и не нашли способа уплаты водителю электрокары.
Некоторые экономисты удивляются статистике, которая утверждает, что большинство рационализаторов являются не инженерами, а простыми рабочими. Дело объяснимо. Получив несколько щелчков по рукам, инженер больше не хочет ломать голову над рационализацией. Если же есть очевидная идея, не требующая сложной технической разработки, то идея подсказывается рабочему, который получает за неё обычную десятку (в ценах до 1991 года).
В молодости я, бывало, обижался на начальство, которое не хотело принимать очевидное производственное улучшение. Но потом стал понимать, почему это происходит. Руководитель, знавший с какими проблемами придется столкнуться, отклонял хорошее приспособление, чтобы избежать нервотрёпки.
7.
В нашей печати, особенно в журнале «Изобретатель и рационализатор» публиковалось много материалов о мытарствах изобретателей, и я не пытался подавать заявки на изобретения. Однажды меня временно послали в другой отдел, чтобы помочь в разработке технологической оснастки. Там было заимствованное с ЧТЗ приспособление для протяжки больших шлицевых отверстий по одному шлицу. Работе этого приспособления мешали заусенцы, образующиеся после каждого хода протяжки. Меня попросили подумать, как избавиться от этого недостатка. Я «нарисовал» вкладыш в отверстие детали с нужным числом пазов. Протягиваем сначала один паз. Затем вкладываем в общий паз шпонку и по очереди протягиваем все пазы. Заусенцы не мешают.
Один из конструкторов этого отдела увлёкся подачей заявок на изобретение. Подал несколько заявок. Отказ. Тогда он предложил мне подать заявку на моё приспособление. Я не возражал, но поставил условие, что всю переписку ведёт он, а буду подписывать все бумаги не читая. Я не ожидал экономического эффекта и посоветовал ему включить в заявку еще двух человек, рассчитывая только на поощрительное вознаграждение в 50 рублей, которое давалась каждому соавтору, которых не должен быть более четырёх. Так и сделали. Шли годы, шла переписка, и было получено положительное решение. Моё приспособление тем временем было внедрено в производство. И так как руководству завода хотелось похвалиться успехами изобретательства с экономическим эффектом, то насчитали эффект и мы четверо получили вознаграждение на порядок больше, чем ожидали. Получили мы и по значку «Изобретатель СССР». Так я без малейшего усилия стал изобретателем.
Все наши проблемы были из-за формы собственности. На Западе изобретение является собственностью автора, который если верит в его ценность, то подаёт заявку, уплачивая определенную пошлину. Ведомство проверяет заявку на новизну, и выдает заявителю патент на идею. После этого лет пятнадцать изобретатель является монополистом идеи. Он может продать патент, выдать разрешение на использование изобретения и прочее. Так он получает материальную выгоду. У нас же идея являлась собственностью государства, и чтобы получить авторское свидетельство нужно было доказать полезность идеи. Но так как идея обычно была никому не нужна, то никто и не хотел признавать его полезность. Если же и удавалось изобретателю получить авторское свидетельство, то внедрить его в производство обычно было невозможно по причинам, от которых рассказано выше. Чтобы внедрить изобретение, изобретателю приходилось брать соавторов из числа руководителей. Так подтверждался миф о коллективном творчестве.
Хотя бывало и наоборот. Предприятие критикуют сверху за плохую изобретательскую работу. Директор требует изобретать. Есть энтузиасты изобретательства, которые дают совершенно бесполезную идею и доводят её до авторского свидетельства.