(На 35 странице пропуск, конец 23 стр проверить) На экземпляре в публичной библиотеке стоит desideratum и далее неразборчиво)
Прав ли Раскольников Ф. М. Достоевского?
Речь прокурора литературно-общественного суда над Раскольниковым
- героем романа Достоевского "Преступление и наказание". Издание Т-ва
Сотрудник школы Саратов 1918 г.
Предисловие.
Настоящая брошюра представляет из себя воспроизведение речи прокурора литературно-общественного суда над Раскольниковым, главным действующим лицом романа Достоевского "Преступление и наказание".
Суд этот состоялся 9 апреля 1918 года в помещении Саратовской консерватории. Инициатором его было грузинское землячество при Саратовском университете.
Председательствовал на судоговорении декан юридического факультета названного университета профессор Тельберг, членами суда были профессора Жермунский и Болдырев. Защитниками выступали професссор Козьминых и студенты Ромм и Кутновский. Старшиной присяжных заседателей из студентов был присяжный поверенный Поляк.
На разрешение присяжных заседателей были поставлены вопросы о том, являются-ли деяния Раскольникова предосудительными, можно-ли их вменить и должен-ли Раскольников быть наказан.
После соответствующего диспута и получасового совещания присяжные заседатели вынесли мотивированный вердикт.
Они признали действия Раскольникова аморальными и антиобщественными, но по вопросам о вменении вины и наказании мнения разделились.
Весь в целом данный процесс вызвал к себе чрезвычайное внимание. Предварительно все присяжные и часть публики перечитали обсуждаемой роман. Обширный консерваторский зал, переполненный повсюду свыше всякой меры, не вместил всех желающих попасть на литературный суд.
Интерес к выдвинутым судоговорением проблемам не ослабел и в последующее время. Вскоре автору этих строк пришлось уже лекционно, в литературно-музыкальном кружке Саратовских высших сельско-хозяйственных курсов, делиться своими взглядами о Раскольникове.
Вот почему явилась мысль зафиксировать печатно все то, что в свое время сказано было правозаступником о Раскольникове.
Л. А. Словохотов.
Прав-ли Раскольников Ф. М. Достоевского?
I
Чистая идейность данного судоговорения. Раскольников вечно жив. Трудность его обвинения. Законная точка зрения.
Граждане!
Мне выпала высокая честь, на мне лежит не легкая задача быть обвинителем общественного литературного суда над героем всемирного романа Достоевского "Преступление и наказание" Родионом Романовичем Раскольниковым".
Немудрено, что не мало смущен тот, кто чувствует, что только с иззутыми ногами и чистым сердцем можно приступить к обсуждению высочайших и глубочайших проблем, поставленных Достоевским в указанном произведении.
Наилучшие прокуроры разных судов - Брюно, Оскар, Тешендорф, Кони, как люди громадных талантов и богатых зна
6
ний, оставили нам в наследие достаточно образцов слова, мыслей и логических построений. Однакож, краски их безсмертных речей, произнесенных на парадных процессах, рисовали преступника и его психику исключительно в сфере нарушения законов существующего строя. По этой причине в литературно-общественном суде, как процессе чисто идейнаго судоговорения, пользоваться ими не приходиться.
На суде нашей конструкции стороны разсуждают академически. Не человека мы судим, а о человеке рассуждаем. Не с фактом носимся, а с гольфстремом идейных течений имеем дело. Много тычинок видит ботаника в одном цветке.
Ценные разновидности усматривает прокурор литературно-общественного суда в одной всепоглощающей идее. А Фемида как и на формальном судоговорении, может и здесь не снимать повязки с своих глаз: чашки врученных ей весов сами собой дадут знать, где и откуда брошена на них веская мысль и тяжелое правдивое слово.
Мне скажут - Раскольников книжный тип, портрет необычайной исторической зарисовки, вымерший человек. На это возражу. Раскольников не умер. Смерть и время не похитили его. Он жив и аккорд его мощных страданий звучать будет ны
7
не в стенах консерватории. Среди мучеников ежедневнаго подневольнаго труда, среди многих импульсивных молодых умов, он вечно будет бродить как активный индивидуалист. Вечно с обездоленными он будет искать всевозможных выходов из несносных личных и тягостных общественных условий существования и быта; вечно родиться и гибнуть в борьбе за мечту на полях сражений добра и зла.
Обвинять Раскольникова необыкновенно трудно. Трудно не потому, что он, во многих отношениях, человек перваго сорта, а потому, что эпилог романа, могильная плита, не отрывают нас от личности психологического уголовника, что в нем чувствуется вся сложность механизма нашей духовной жизни, что здесь ребром, смело и открыто поставлены на разрешение самые мучительные вопросы быта. Весь в целом, многими глубочайшими мыслями и напряженнейшими страданиями несчастного убийцы, Раскольников оседает в нашем сердце и носится там годами. Как трагик вечных противоречий желаний и действий, Раскольников обитает в каждом человеке. Пока мы живы, мыслим, любим, стремимся, творим, негодуем, фантазируем, и полны энтузиазма исканий в области личной, политики, философии и религии - мы не разстаемся с идейным протестан
8
том общественных зол и жизненного неустройства.
Трудно обвинять Раскольникова и потому, что он один из стана "страдающих за великое дело любви". Ведь если на странице дебета его жизни каллиграфическим почерком занесено одно кровавое дело, то кредетив его не вписал себе ничего от той-же самой жизни. Бурю упреков и нареканий легко послать всякому промахнувшемуся человеку, а кто был с ним и помог разогнать в свое время собравшиеся вокруг него грозовые тучи. Да и кто из судей вообще был другом не только законов, но и пророков правды? А мир, судящий и наказующий, разве сам когда-то не избавил пророков правды, не распял Христа, не освещал "живыми факелами" гнусные римские оргии? Да и теперь, как раньше и всегда, тот-же мир разве не полон всяческих вынуждений к сделкам с совестью и свободой гордой, ищущей мысли.
Немудрено посему, что прокурор литературно-общественного суда, обвиняя Раскольникова, коснется попутно некоторых тайников души многих из нас и вступит даже в борение с самим собой по обязанности и долгу своего официального положения в процессе.
Формально Раскольников обвиняется в предумышленном, с целью ограбления
9
лишении жизни чиновницы-старухи Алены Ивановны. Равно как ему-же, по обстоятельствам дела, должно быть вменено другое убийство, а именно: убийство в запальчивости и раздраженности, сестры Алены Ивановны - Елизаветы. По квалификации последнего уголовного кодекса, преступления Раскольникова предусмотрены 4 п. 1453 ст. и 2 п. ст. 1455 уложения о наказаниях. Законы и в "Графе Нулине" Пушкина видят 142 ст. устава, а в "Шинели" Гоголя усматривают 1642 ст. уложения. Само собой разумеется, что мы лично рассуждаем о действиях Раскольникова не с точки зрения каких либо статей закона, а по началам правды, нравственности и непоколебимаго уважения к достоинству человеческой личности.
II
Методы обвинения. О чем кричит современность. Состав мучительного вопроса Раскольникова. Как Раскольников боролся в себе самом.
Метод и путь, по каковым на этот раз пойдет прокурор, будут резко отличать от обычного судоговорения. Прокурор намерен говорить как публицист, от имени общества и ждет, что защитник возразят ему как психологи. С догматами чести, долга, выводами и постулатами общественных и психологических
наук пойдет он к подсудимому. Не скроет местами и скорби своей за то, что наша жизнь, в силу несовершенной и неправой постройки, вынуждает искать и желать лучшего.
Художественно и правдиво, на страницах классического романа, изложены пред обвинителем не только все фактические обстоятельства дела, но и все тончайшие перипетии души того, с кем мы знакомимся как с человеком исканий, потом бросаем его на нарах криминальных причин и настроений сделано тут необычайно мастерски. Прокурор посему избавлен необходимости ходить с протянутой рукой за подаянием улик, пользоваться полуправдивыми показаниями, сомнительными признаниями и выжимать что-нибудь у немых и вещих свидетелей дела - вещественных его доказательств. Старательный хитрец, умница и деляга, сих дел мастер дореформенный следователь Порфирий Петрович все это отлично своими рассказами и соображениями сделал.
Современность оглушительно кричит о самых странных правах. Права "любви и гнева", права "запальчивости и раздражения" права " сверх людей" над простыми людьми - вот какой кодекс правомочий муссируется нашей общественной мыслию.
11.
Прочтите жуткую андреевскую "Бездну", вспомните нитшеанские призывы подниматься выше по трупам слабых, возьмите социально-философские романы последняго времени со ставками на "сильных" перелистайте модные литературные наши альманахи, остановитесь мысленно на писаниях Куприных, Арцыбашевых, Блоков, Городецких и им подобных. Продумайте их юрисдикцию и чистосердечно скажите: кому и чему дана у нас литературная защита, а что оплевано и заклеймено презрением.
И если люди века заняты ныне самоопровданием всех, даже далеких родственников Родиона Романовича, маленьких и ничтожных Раскольниковых в лице декадантов и индивидуалистов, то в самом Раскольникове вещий Достоевский своевременно как-бы предвидел и зарисовал нашу общественную и этическую болезнь.
Под таким углом зрения получает особую жгучесть мучительный вопрос Раскольникова: преступление-ли убить никому ненужную старушонку-процентщицу; или, наоборот лишение, жизни подобного человекообразного существа заглаживается использованием ее средств на благодеяния?
Вопрос этот гораздо глубже, чем он кажется всякому, не продумавшему его до конца. Ведь даже Златоуст однажды обмолвился, что "богачи, скопившие себе богатст-
12
во грабежом, недостойны жить на свете".
Страшныя, смелыя мысли,как яды в лекарственных дозах, попадаются иногда и в уравновешенных головах. И не мало различных мыслителей на весах нравственной свободы старались определить: перевесит ли чаша общественных выгод умерщвление никчемного человека? или убийство всегда независимо от обстоятельств и соображений, остается таковым.
Своеобразно вышесказанному, прокурор литературно-общественного суда остановится на принципиальных разсуждениях о том нарушена-ли Раскольниковым только буква сухого закона о непролитии крови или перейден действительный рубикон нравственно дозволенного? Раздроблен череп зловреднаго существа или изломан собственный рычаг морального скелета человека. Раздавлен паук с его ложными паутинами или раздавлена низкая, но все же человеческая личность, огражденная в своем бытии и проявлениях всеми, вкоренившимися в плоть и кровь каждаго гражданина, понятиями о неприкосновенности таковой?
Трагична история мира. Трагична до ужаса и жизнь человека. Малая, ничтожная пылинка он среди миллиарда иных жизней живет и двигается среди борьбы всех со всеми и каждого друг с другом. Чтобы жить, человек должен поглощать
13
семена иных жизней. И неужели при этом он обязан удерживать свою руку, чтобы не смахнуть червя, разъедавшего его душу и тело? Неужели вечный зов души в необъятное поле жизни, в неоглядные перспективы лучшаго быта, только мираж? Да неужели он не прав распорядиться чужой жизнью, в руках которой нужныя ему средства, не смеет поставить себя судей в своем и общественном деле, не смеет привести в исполнение тот приговор, который диктуется его гражданской совестью, личным разумом, ищущего блага волею?..
Все эти и подобные им вопросы болезненно родились, плодились, возникали, становились, жили, боролись у беднаго, одержимаго ими Родиона Романовича. Человек мысли и сердца всегда в во власти каких-либо призывов. Зовут они его к иным мирам и мучат. Свистком вечных противоречий развертывается ему книга жизни.
"Господи ведь я все-же равно не решусь, не вытерплю. Покажи мне путь мой, а я отрекаюсь от этой проклятой мечты" - молил он. Молил и падал в изнеможении сил противодействия. А мечты опять звали, манили, туманили, раздражали...
Раскольников не раз передумал, перешептал коварные мысли, расчеты и в конце концов переспорил их в самом себе. Он решился на убийство мучи-
14
тельно и сознательно. Расчетливо обдуманно, полно тонкой хитрости, всякой предусмотрительности, с осознанием своего права на задуманное преступление стал он готовиться к злодеянию. Назревавшая бредовая идея захватила его постепенно, заманивала со ступеньки на ступеньку, пока не повела за собой, как зачарованного пленника.
III
Раскольников у места преступления. Предусмотрительность и вымушттровка его. Прорешка и новое убийство. Начало трагедии.
Тихо, солидно в полном самообладании, без всякого нетерпения, Раскольников позвонил три раза у двери квартиры, где на четвертом этаже обитала ростовщица старуха. как он случайно был осведомлен, в тот час она была одинока. Будучи напряженно внимательным во всем мелочам своего дела, Раскольников предварительно прислушивался ко всяким шорохам и звукам на лестнице. Улучив минуту полной мертвой тишины, он поспешил оправиться и попробовать в петле топор.
Если-бы в этот миг нам удалось глянуть на Родиона Романовича, то мы нашли-бы, что он весь напряжен был тогда для успешных действий в известном направлении. Раскольников самовнушил, самоубе
15
дил себя, что он выполняет только план разумно задуманного предприятия, а потому и действовал пока спокойно и осмотрительно.
А перед этим Раскольников на цыпочках крался по дворницкой, где и стащил нужный ему топор. Топор этот предусмотрительно помещен был в особой петле, пришитой под пальто. Петлю чужой смерти он придумал еще две недели тому назад, выдрав для того из лохмотьев своего белья тесьму. Был особо завязан шнурком и принесенный заклад.
Заклад состоял из дощечки, величиной в папиросочницу. Тщательная и путанная укупорка его расчитана была на то, чтобы захватить внимание жертвы в то самое время, когда имел подняться и опуститься роковой удар. Да, нужно сознаться, что в пределах человеческого предвидения здесь все, что можно было взвешено, измерено расчитано.
Ни о каком-то остром, невменяемом психозе в данном случае не может быть речи. Наоборот, больной лишь склонностью к убийству, мозг Раскольникова напрягал все усилия, чтобы все предусмотреть, сообразить и ничего не забыть. Картины всех, возможных психических состояний во время совершения преступления им всячески обсуждались. Раскольников неоднократно пытался испробывать свои ду-
16
шевные силы. Необходимость полных разсудочных действий и осторожность во всем заранее были им учтены. Одной из фаз в течении всего подготовительного процесса была мысль готовящегося на убийство человека: внушить себе убеждение бороться с возможным упадком воли и разсудка в моменты преступных действий. Самый анализ преступления доведен им до математической точности. План и ход такового разработан в целом и частностях.
Благодаря такой тщательной подготовки разсудок и воля неотъемлимо, правда в некотором замутнении, оставались у Родиона Романовича во все время исполнения задуманного. Вымуштровка была так хороша, что в самый страшный и мучительный момент, когда руки Раскольникова слабели, немели и деревенели, все-же огонек сознания не потухал в преступнике и с первым же ударом топора в нем родилась сила все перенести и закончить.
И вот мы видим и наблюдаем: кровь как из опрокинутого стакана, хлынула из убитой ростовщицы, а Раскольников, стараясь не запачкаться, лезет к ней в карман за ключами. Работа его и тут идет по расчетам предварительной генеральной репетиции..
При всем том, в этом страшном и так хорошо продуманном деле, случи-
17
лась и прорешка: оказалась незапертой при входе дверь квартиры Алены Ивановны. Оглушенный "шумом внутренней тревоги" Раскольников забыл ее припереть. И пока он возился с ключами, комодом, и кошельком убитой старухи,
сюда вошла сестра покойной - Елизавета.
Появление непредусмотрительной и совершенно неожиданной свидетельницы происшедшаго, на мгновение парализовало все действия Раскольникова. Он оторопел, притих как мертвый. Но вскоре инстинкт жизни возобновил работу мозга: Раскольников ожил, собрался с силами. Уходить было поздно и он бросился с топором на дрожавшую, как лист, новую свою жертву.
Острие топора разрубило Елизавету по черепу от верхней части лба почти до темени. Второе, внесметное, внерасчетливое убийство наполнило душу Раскольникова страхом, ужасом, отвращению к сделанному. С затруднениями выскочив из страшного места преступления, Раскольников, с мучительными, путанными мыслями в голове, бросился куда глаза глядят. На улице, среди народа, он затерялся вскоре как песчинка, но в душе и мыслях близок был к отчаянию.
Отсюда с недосягаемой художественностью перо Достоевского начинает изобра-
18
жать и обрисовывать всю внутреннюю трагедию идейного убийцы. Психологи-криминалисты во главе с Ферри заверяют всем своим опытом и знаниями, что изображение преступнаго человека у Достоевского достигает не только дантовской и шекспировской грандиозности, но и поразительно верно психологически и научно. Вот почему фигура Родиона Романовича многогранна, мозаична, необычайно ценна и близка, по своей суровой правдивости образа, так многим из нас..
IV
Что стало с Раскольниковым после преступления. Шаги и ходы от преступления к наказанию.
во все последующее время Раскольников последовательно и необычайно
мучительно борется с обрывками неотвязчивых воспоминаний и повсеместных
преследований происшедшаго. Он стал мучиться, как мучаются все люди, у которых камнем или свинцом тяготеет на душе какая-нибудь тайна, что нибудь такое, чего нельзя высказать, доверить, поведать другому.
Как дегенерат высшаго порядка, как существо импульсивное, Раскольников начинает испытывать страшную душевную тоску. Он неотвязно прикован все время к месту и минутам убийства. Он холодеет, вздрагивает, безпокоится, бледнеет, па-
19
дает в обморок, глупо-поспешно умозаключает, проговаривается, намекает.
Как лунатик, он снова идет на место преступления, распрашивает здесь людей об убийстве Алены Ивановны, мучается и терзается около всякого намека на кровавое дело. Раскольникова стало часто знобить, ему все время мерещилась квартира растовщицы; наедине он стонал, бредил, впадал в бешенство. Чувство ужасного, невыразимаго страха вынуждало его то лебизить и заигрывать с одними, то злобно скрежетать зубами с другими. Он самоуслаждался звонком у двери квартиры старухи и в то же время не мог держать пера в руке при напоминании о пролитой крови. В таком подавленном состоянии и болезненно воспаленном восприятии просмотренная стотысячная черточка и невесомая улика казались Раскольникову за нечто неотразимо уличающее. Мнительность, подозрительность, гнала его с места на место, везде и всюду он чувствовал запах крови.
Так страдал за содеянное преступление не один Раскольников. Литература наша и мировая ту же истину утверждает многими примерами. Вот толстовский Никита из "Власти Тьмы" давит под доской весом своего тела внебрачного сына. Никита -нравственный тупица, безсердечен, обжорлив и пьяница: однакож ужас
20
убийства почувствовал и он: хрустение детских костей вечно слышится ему с минуты преступления и вынуждает на признание. А преступник по социальной страсти Франц Мор из "Разбойников" Шиллера? Разве избыток сил и задание быть карателем преступного общества спасают его от нравственных мук, угрызений совести и отдачи себя в руки властей? В Лувре по этому поводу имеется прекрасная картина Прудона об убийце, преследуемом правосудием.
Психологически и морально глубоко была права Соня, дав Раскольникову совет - поведать земле, что он "убивец". Чудная, самоотверженная девушка, читая евангилие, натолкнула преступника о спасительности покаяния, объявлении о содеянном и искуплении такового. В самом деле, прежняя жажда жизни у Раскольникова после кровавого дела исчезла: он опустился, обнеряшился кругом и вконец. Словами Андриевскаго о Раскольникове можно сказать, он несомненно тем же топором нанес и себе болезненную и неизмеримую душевную рану.
Возьмем Раскольникова не преступнаго: это был первым долгом нежно любящий сын, который подносил к губам и целовал письмо матери. Когда-же тот же Раскольников окровавился, то не в силах
21.
стал приветствовать и обнять появившуюся на пороге его квартирки мать и сестру.
Такая коренная и крутая перемена произошла с Раскольниковым потому, что он все время охвачен был вихрем внутренних вопросов: да как ты смел? да неужели это свершилось? В него как-бы громом ударило и перевернуло все его нутро. Исковеркан, измят, истерзан он стал с того дня. Личное самосознание настолько было несносно тягостным у Раскольникова, что ему приходилось пытаться мысленно бежать от яснаго и полного понимания своего положения. А болезненно-мучительная, ноющая тревога, как набегающая волна, снова гналась за ним и искала его.
Характерно, что преступлением Раскольников оказался отрезанным от прошлаго безвозвратно. Покаянная психология на каждом шагу выдавала его как преступника. При чуть-чуточном напоминании о чем-либо близком ранам и язвам своего сердца, Раскольников болезненно настораживался и страдал. Страдал невыразимо глубоко. Казалось и чудилось, что когда он был одинок, то кто-то как будто-бы шептал ему на ухо о содеянном. Сплошь и рядом откуда-то, из сумерок подсознательного, к порогу его сознания подходили пугающие его образы, мысли и соображения.
22.
Немудрено посему, что умевший обращаться с фактами, следователь Порфирий мало помалу остановил свое внимание на Раскольникове. Первоначально он был в тысячеверстном разстоянии от всяких подозрений в отношении его, но Раскольников сам шел навстречу. Тяжкие переживания толкали его в сети юстиции и сосредоточившись на нем Порфирий незаметно затянул Раскольникова в коварно разставленную сеть самопризнания.
V
Кто человеку запрещает кровавиться? Почему страшно убивать? Об утонченных преступниках. Где скрыт правозаступник?
Что-же все это значит? Почему начинающий юрист и нерядовой человек тоски и скорби о лучшем так безрасудно проиграл процесс своей жизни? Кто-же вообще, безотносительно к каждому случаю в отдельности, запрещает кровавиться?
Да сам-же человек, его все-совершенная живая душа, его натура высокохудожественного чекана. Вечно недремлющая, немолчная совесть, горделивый и чистый разсудок, печать божества даже и в богоотступнике стоят на страже целокупных требований общежития и личности. Гаммой логических доказательств их нельзя препобедить и
23.
приручить. Боевым кличем они откуда-то поднимают на преступника рать сил чести и долга.
Еще учитель Сократа, софист Продик, завещал афинскому юношеству, что на распутьях жизни и при выборе между добродетелью и пороком человека "свое угрызает"..
Кровь "освежает" - хочет теоретически внушить себе книжный человек, а сердце довременно протестует, а потом обложет кругом все небо тучами и жжет, томит и лижет острыми, ядовитыми, колкими языками все тело и душу законопреступника.
Из крови - жизнь. Кровь - символ возрождения, но не в быту. В мистике, в религии, воскресшаго Бога, воскресение, действительно, - дар кровавой пятницы. Однакож, там пролита кровь Чистейшаго, там принесена жертва крестоносной любви. Вот почему белы одежды христианства, возросшаго из величайшей, непривзойденной мировой трагедии.
От времен Беккария, криминалисты согласно указывают, что на преступление легко решиться, его не так трудно и провести, но своими ногами, самим собой уйти оттуда может только отъявленный закоренелый злодей или прирожденный преступник. Магбет, Гамлет и Отелло, три наиболее характерныя фигуры преступнаго
24
мира, разно реагируют на содеянное. Нельзя все расценить умом. Нельзя сердце и совесть оставить в тени в отдалении. Байрон справедливо по этому поводу говорит: "сердце не может вынести того, что оно уже вынесло".
Психологически, прежде чем убить кого-либо, человек должен совершить самоубийство живущаго в нем извечнаго закона "не убий". Не Синай дал этот закон. Всевидящий Судья верховнаго требунала квалифицировал здесь то, что обычно во все времена и у всех народов начертано от века на скрижалях всемирного людского сердца. Закон этот величайшая моральная сила, его можно оскорбить, но нельзя обойти, одолеть, принебречь им.
Говоря о разных социалистических системах устроения человечества, умнейший Порфирий Петрович, между прочим, высказывает: "фаланстера-то и готова, да натура то у нас для фаланстеры не готова, жизни хочет, жизненнаго простора, рано ей на кладбище. Логика предугадывает три случая, а их миллион. С одной логикой нельзя через натуру перескочить".
Вот эта-то натура и противится человеко-убийству. Такова она в силу тысячелетней общественной, религиозной и моральной ковки на многих наковальнях жизни.
25.
Известен афоризм: не страшно быть убитым страшно убить. Да в каждом интиллегенте и здравомыслящем гражданине общество и саморазвитие заложило свои понятия, вырастили известные принципы, сделали определенныя залежи.
Отделаться от них, бороться с ними не под силу рядовому человеку.
Мне возразят: а разве торговыми, биржевыми и банковскими спекуляциями не вытаскивают кошельков и не убивают, не прибегая к ножу и револьверу?
Подобные запускатели лап на чужое достаяние и жизнь действительно безнаказанно живут и множатся. Существуют они и множатся попустительством несовершеннаго законадательства и отсутствием определеннаго, высокой марки, общественного мнения. Однакож, указанныя лица должны быть отнесены к типу утонченных преступников, к вибрионам преступного мира, к личностям антиобщественным. С моральной, литературно-художественной точки зрения они подонки общества, хотя-бы жили в виллах и носились на автомобилях. Мы говорим о людях иного интеллекта, о гражданах здравого морального остова.
Убивши старуху-процентщицу, Раскольников нашел в себе достаточно стойкости, выдержанности и сил, чтобы пере
26
шагнуть чрез общественное запрещение. Но этого оказалось мало. Отвращение к отнятию чужой жизни властно и решительно заговорило в Раскольникове с той поры. Между головным, мозговым решением умозаключениями Родиона Романовича и морально выведенным строем его личности, с момента преступления, началась отчаянная, решительная душевная борьба. Высокая культура интиллегента предъявила свои вопросы и язъвила его. Неправоту, преступность своего поступка, Раскольников почувствовал изнутри. Там, в неясных, смутных очертаниях психики, скрыт был правозаступник. Подсознательная правда, нутро человека вынудили в конце концов, Раскольникова внятно заявить властям «это я топором убил тогда старуху чиновницу и сестру ея Елизавету и ограбил».
Только наказанный вымолвил он у себя самого прощения.
VI
Кто знакомит с преступником. Внушение не перестраивает человека. Раскольников и его литературный отец. О типах современных преступников.
Итак, гордый вызову обществу, конфликт между обществом и индивидуумом разрешился в лице Раскольникова полнейшим крушением иллюзорности, разгромом личного выступления.
27
Каждый из нас с литературной точки зрения, либо палач, либо жертва обще-человеческой драмы. Анатомия, психология, социология, судебная медицина и художественное творчество всех родов и видов яркими факелами освещают с какой либо стороны жалкую и опасную личность преступного человека. Безотрадныя цифры статистики довольно наглядно свидетельствуют о патологоическом состоянии современного общества, каковое при всех сменах образов управления, неизменнно держит и томит в заплесневелых стенах тюрем значительный процент своих сограждан. Холодными глазами, не разыскивая глубоких корней, смотрит судящий мир на преступников. И подлинный быт преступника, его животрепещущие вопросы выявляются лишь иследованиями науки, да улавливаются гениями художественного мира. Отсюда свежим, оздоравливающим воздухом дышет и рвет Немезида на манекенов правосудия.
Подзаконнаго человека всегда смущала мысль стать предтечею свободы. Даже Пушкин начинал писать одой «Вольность». Мучеников подобной независимости не мало видала история. Раскольников один из таковых. Внушение, внедрение определеннаго тезиса в мозг человека не перестраивает его самого. Еще Руссо в «Эми-
28
ле» теоретически сводил убийство богача к простому нажатию пуговицы; иначе говоря, сводил все к личной психологической решимости. Достоевский, гением художника, разсудил глубже и вернее. Природа, разум, совесть, сердце наглядно и примерно говорят его пером, что безнаказано поднимать человеку руку на собрата не приходится. Будут молчать люди и небеса, муха не увидит свершоннаго, а все-ж от себя самого казнь примет проливший кровь.
В суждениях о характере действий Раскольникова, мы должны принять во внимание представление о нем литературнаго отца его Федора Михайловича Достаевскаго. Вечно мятущаяся, бунтарская душа его выносила осуждение Раскольникову. А ведь Достоевский брошен был на скамью подсудимых и послан в ссылку за служение всеми силами своего таланата обществу. Достоевский, обвиненный в принадлежности к кружку петрашевцев, очень остро чувствовал всю социальную нашу болезнь.
Симпатии Достоевскаго, как высочайшего идеалиста и «пророка русской революции» всецело на стороне всех униженных и оскарбленных. Предшественник Нитше широко вещал о человеке и не подходил к нему с аршином ходячего здраваго смысла и избитой эклектики.
29
И все же, в наказании Раскольникова в муках и страданиях его, Достоевский усмотрел естественный выход из создавшегося положения вещей. Что-то развязывающее руки, естественное и прекрасное нашел он, послав Раскольникова в ссылку и рисуя его там преображающимся. Гозный, кричащий обвинительный акт против сплошных несправедливостей нашего быта представляет из себя весь в целом рассматриваемый роман. При всем том главная мысль и тенденция его состоят в том, что преступление, даже идиализированное, не может служить источником покойного существования.
Еще эклектик Немезий в трактате «о природе человека» вырисовывал невозможность безмятежного бытия правонарушителя. А если современность дает нам иные типы и в лице двадцатилетняго главаря преступной шайки, совершившаго 124 разбойных нападения, то подобное явление во многом следует отнести на счет нашей общественной паталогической эпилепсии революционнаго быта. В революцию земля поливается не потом трудника народа, а братскою кровью. В революцию расходившаяся стихия страстей человека не слышит зов с неба и голос совести. В революцию громовыми раскатами всюду
30
разжигающая формулы классовых домагательств, а душа человека в забросе. Сознавать свои преступления, тосковать над своими падениями, бросать к ногам Христа и тяжко стонать она будет потом, при горьких расчетах за массу невинно пролитой крови и множества содеянных лютых преступлений.
VII
О пересмотре недавних аксиом. Раскольников и его литературные по роману партнеры.
Робким и боязливым идеям Раскольникова в наши дни суждено смело и свободно заявить о своих правах. Долго и много прежде писалось о том, что ради торжества добра над злом «ничем не страшно пожертвовать». Думалось и верилось так. Вера эта жизнию и фактами грубо опозорена. Мы далеки еще отконечных итогов наших революционных ужасов, но близки к пересмотру наших недавних аксиом. Недаром только что вышедший московский профессорский еженедельник «Накануне» призывает пересмотреть каноны традиционных верований русской интиллегенции. В таком настроении пушкинская речь Достоевскаго: «Смирись, гордый человек, как нельзя благовременна.
А ведь та-же альтернатива: взять жизнь через кровь или принести себя в безжа-
31
лостную жертву идеалу стоит и перед каждым акивным гражданином. Мармеладов, Соня, Екатерина Ивановна, Пульхерия Раскольникова во имя блага других лиц и независимости духа от окружающей обстановки поднялись выше интересов личности и постоянною готовностью на путь скорби вырвали из своих душ разлад с миром и самим собой. Тихий свой приют, свой особый мир обрели они в себе.
Соня, Екатерина Ивановна, Пульхерия Раскольникова, Мармеладов — болезненно истерзанные жизнью типы; люди, что в «воображениях не смеют зреть себя счастливыми». Это доподлинно попираемые, оскорбляемые и заушаемые страдальцы-одиночки. И все-ж, с клокотанием оскорбленности, с воплем несправедливо обиженных, с некоторым роптанием души, мы одновременно слышим от них и благовестие о спасительности страданий.
Сердца указанных лиц как-бы слились с сердцем страдающего за правду Божества. Жизнь в них затаилась в ожидании лучшаго, вечнаго. Тенета соблазнов, скат вниз, в пещеру отчаяния, не охватило их. Было в жизни их какое-то светлое облако, что вело за собой. Была вера в оживающую весну, в общее светлое возстание. Они чувствовали себя зван-
32.
ными на иную трапезу и шли туда с алавастрами мира в душе. Так в жизни, где каждый шаг человека несет кому нибудь смерть и страдание, тихо журчит ручей и умильно зеленеет верба.
Это глубокое и авторитетное учение о счастии страдающих — стрелы осуждения для Раскольникова. Стрелы те мечут святые люди. На дне своих скорбей и слез они вкусили и обрели всепрощение жестокому и неправому миру.
В решительном вздохновении подвыпивший, истощенный и обессиленный Мармеладов мысленно созерцает Всеправеднаго Судью, который впоследствии всех разсудит и возглаголет им: «Выходите пьяненькие, выходите слабенькие и простреть к ним руки свои и они припадут и заплачут». Вера в то, что распятых на кресте своей жизни некогда «пожалеет Тот, Кто всех и вся понимал», застраховала Мармеладова и ему подобных от всякой порчи. К солнцу, на свободу, в мир Господней благодати эти люди, по их упованию, выйдут некогда по голосу Властелина жизни, Который уже вернул таковую сыну Наинской вдовы и дочери Иаира.
И приходится, в укор и упрек Раскольникову, особо подчеркнуть то обстоятельство, что некоторые жильцы крошечных клетушек и углов, при всем полуголод
33
ном своем существовании, сумели выкопать в саих себе колодезь противоядия быстрым и пылким порыва мятущейся личности. На преступление, ради улучшения своего положения они не пошли.
Раскольников пренебрег обычною моралью и погиб. Сонечка Мармеладова и с желтым билетом в руках сохранилась удивительно чистой и возвышенной. Самоотверженно, по безпредельной любви к семейным, вышла она на улицу и отдала тело, но повадки себе ни в чем не дала и осталась благоухающим типом благородной женщины, чудным цветком подполья.
Пенсионерка Пульхерия Раскольникова невыносимо в жизни страдала из за коллизии пожертвовать любимой дочерью во имя будущаго первенца сына. Но и она, в силу целин своего миросозерцания, безконечн далека была от всяких недобросовестных шагов жизни.
Временами все указанные лица были безпомощны: казалось, жизнь за шиворот гонит их отовсюду. А они попрежнему настойчиво несли по толкучий рынок человечаского спроса все, что имели; глотать-же друг друга живьем не захотели, в процент уголовников не попали, а были и остались кристаллически чистыми выразителями людей религии страдающего Бога и
34.
распятой правды. Убийственныя неправды жизни не сделали из них личных убийц.
Взять топор, заготовить для него петлю, бить по голове, разможжить череп, скользить в липкой, теплой крови, взламывать замок, красть, грабить и дрожать, прятаться, обмывать весь залитый кровью топор — никто из них, кроме подсудимаго Раскольникова, не помыслил, не мог, не пожелал, не посмел.
От всякого навождения, от иудиной зависти, от вычур лукавого ума, от меча отчаяния, извращенности здравых понятий они были предохранены плотиной смирения и свободой примирения с ниспосланной долей. Подобно фагоцитам, для поимки и поглощения преступных помыслов, они располагали умением властвовать над собой.
Ест легенда — сказание, что ангелы унижаемых людей пересказвают Богу о тех обидах, которыя им наносят несправедливые люди. Исповедники веры растворили в себе это сказание и на всем пространстве своей жизни хранят ясныя предчувствия будущаго торжества правды.
Они верят, что силы мрака и тьмы коренятся лишь в слабости света. Другая, освещаемая незаходимым солнцем вечности, жизнь мерещется и будет у них...
35
VIII
Утилитаризм Раскольникова. Корни преступления Раскольникова и его характер.
Как известно, Бентам и Милль философски развили и обосновали так называемую утилитарную мораль. Облагородив греческий эвдаймонизм, идеалом нравственности, они сочли наибольшую пользу наибольшему колличеству людей. А раз основа морали опознана в пользе большинства, то утилитарная нравственность стала оправдывать всякое средство, полезное человечеству.
На эту точку зрения встали ученые, не стесняющиеся препарировать животных и доставлять им жесточайшия страдания ради достижения нужной людям истины в знании.
Господствуя в физиологии, указанная доктрина несостоятельна в сфере взамоотношения людей. Оправдывая вивисекцию, она дальше и глубже шагать не имеет права. Недаром Кант подвел под нравственность сознание долга, а Спенсер выявил ее как инситнктивную потребность помогать ближним. Не напрасно рационалисты дали свою этику, а религии и политики проповедуют и внушают человеку особыя линии поведения.
Я заговорил о нравственных системах потому что Раскольников, будучи природно надарен необычайно, чуткой со
36
вестью, как-то не в меру хлебнул учения утилитарной нравственности. Этим обстоятельством объясняется то, что ничтожный факт, простой трактирный разговор офицера и студента о «проклятой» старухе, оказал чрезвычайное влияние на Родиона Романовича.
Возвратясь оттуда с Сенной, Раскольников «бросился на диван и целый час просидел без движения». Стемнело, свечи он не зажег и все думал. Думал до тех пор, пока «свинцовый» сон не налег и не придавил его.
Искрами электрическаго тока пробежала захватная мысль о богатствах процентщицы по Раскольникову. Душа его была изъедена молью нищеты и озлобления, а сознание не насыщено радугой светлых сияний. Всякое зерно гибнет на твердой почве и живет теплом и влагой чернозема. Преступление убийства Раскольников как-то пригрел в себе, а потом незаметно растил.
Тысячная старушонка поминутно кашляла и кряхтела перед воображением Раскольникова. Эта назойливая картина рисовалась ему с одновременной работой разгона своих предразсудков. Таким предразсудком, по мыслям и настроениям Раскольникова было убеждение: боятся «крошечного преступленьеца» на пути к «тысячам добрых дел».
37
Обычно теплое сердце, изворотливый ум человека ищут и находят выходы из всякого положения. В венце своего страдания и терпения каждый обиженный и униженный человек чистой идеалогии верит в ожидаемый и нелицеприятный суд притеснителей. Отсюда рождалась изумительная сила духа идейных мучеников разных категорий. Витая в высотах религиозного, философского, политического быта, с улыбкой выносили они тягостные пытки и умели встать выше своего горя.
Задавленный бедностью, Раскольников, наоборот, постепенно накапливал в своей душе много злобного презрения к окружающему. С таким мировозрением ему непосильно было успешно бороться с преступным влечением. Погрузившись в размышления о неправдах жизни, где порок ходит в довольстве и увенчанным, а добродетель принижена, Раскольников растерял себя как человек перед громадой растущих и вопящих вопросов.
Надменно гордый и несообщительный, он остался одиноким с крайне опасной мыслию о том, что «все в руках человека, и все то он мимо носа проносит единственно от одной трусости».
С великодушием и добротою, Раскольников, как ипохондрик, совместил в своем характере холодок к людям, а
38
иногда даже проявлял и безчувственность. «Ужасно высоко себя ценить и, кажется, не без некотораго права на то» - сказал о нем его друг Разумихин. Угрюмый, вспыльчивый меланхолик, он вечно жил замкнуто, отчужденно, малообщительно, ослаблено, горделиво, в самом себе. Временами казалось, что мир всецело вошел в его душу и разрешал там свои жгучие проклятые вопросы.
Раскольников сказал много слов правды, которые обыденщина утаивает. В этом его заслуга. Но он же проникся и лживыми взглядами мира. В этом его минус.
Во всем своем унижении правозвестниками правды и победителями ея были иные люди. Современники их поносили, а последующие века им поклонялись и их возчествовали. И это еще вопрос: бичуют-ли нас бичи как механические удары или тут скрыт судьбой какой-то подгон к высшим целям.
IX
Нитшеанство Раскольникова. О заблуждении в суждениях и умозаключения Раскольникова.
Лев Шестов написал целый филососфский трактат сопастовления Достоевского и Нитше, называя их литературными братьями-близнецами. Как создатель основ
39
морали сверх-человека Нитше новыми путями религиозного сознания стремился повысить культуру человека, улучшить тип его. В возрениях античного мира, в философии Шопенгауера, в произведениях Вольтера, Вагнера, Дарвина черпал влиятельнейший проповедник индивидуализма воды сильных, изящной формы, мыслей. Достоевский родня ему своей бунтарской психологией, эпилептическим трепетом гения, пристрастием к темным краскам, инстинктом униженных и оскарбленных, слезами над вымыслом своих рукописей, загадками своих литературных зарисовок, изображением жизни, как процесса борьбы раздираемого противоположными влечениями человека. Достоевский, что знается лишь с Девушкиными, Голядкиными, Раскольниковыми, Карамазовами, Шатовыми, из глубины подполья, квартирных углов неутешных дум, мук сомнений, смотрит на мир и вскрывает, намечает, угадывает все виды возможных здесь искушений и соблазнов.
Причисляя себя в статье о «преступлении» к разряду «необыкновенных» людей, Раскольников безсознательно нитшеанствует. Герои меча, законадатели народов, правозвестники новых идеалов, борцы за добро и истину — Наполеоны, Ликурги, Солоны, Магометы и им подобные кажутся
40
Раскольникову за тех полубогов, коим судьба предопределила не задумаваться в средствах проведения своих целей. В разговоре с следователем Раскольников называет исторических героев преступниками, так как дарованием новых законов они нарушили свято чтимый обществом и перешедший от отцов распорядок.
Костры, инквизиции, Тамерланов, Атилл, Кеплеров и Ньютонов. Раскольников использовал своеобразно. Человек по его взглядам, или только материал для зарождения себе подобных или дар и талант сказать своей среде новое слово. Всякий вправе и даже обязан. Разсуждает Раскольников, устранить того, кто помеха важным и нужным открытиям науки.
Если таковому человеку понадобится перешагнуть через труп, он не должен останавливаться. Внутри себя, в совести, в зависимости от значения преднамереннаго, он всегда найдет разрешение на палачество. Указанныя мысли, суждения и умозаключения, наполняя голову Раскольникова, дали ему интуитивное и дискурсивное, непосредственное и разсудочное право убить «ничтожную старушонку».
В чем-же тут заблуждение Раскольникова, где вина его? А вот в чем. Мысленно легко из всякой убогой, меблированной комнаты перенестись в страны сказок.
41
Накип известных нам фактов в виде просроченного долга по векселю, сапог без подметок, спертаго воздуха жилища, голода, прискучивших знакомых с мещанским образом мыслей, естественно родит тягу, толкает, искушает. Однакож, каждому и всякому воображать себя при этом божеством, в руки коего отданы судьбы других существ, не приходится. Наполеоны и Ликурги с кушеток не вставали. В мировыя величины вырастали они в урагане народных движений и свете излучающихся от них норм жизни. История имеет дело только с великими государствами и крупнейшими личностями. Без побед, всевозможных одержаний и одолений нельзя быть «необыкновенным». Раскольников потерял мерку правильной самооценки и возомнив — погиб.
Погиб Раскольников от яда предательской мысли. По меткому выражению Аксакова: «ложь лжет истиной». На крыльях больной фантазии прилетели к нему планы укокошить ростовщицу. Человек вечно представляет из себя клокочущий вулкан, где борются между собой идеал Содомский и Гоморрский с идеалом Мадонны. Сердце — стихия человека. И Раскольников по уклону настроения бравировавший тысячелетними ценностями, послушался нашептывания голоса разрушителя жизни.
42
Этикой подмечен закон возрастающих ценностей. По этому закону вселенной управляет постоянно рождающееся изнутри кнаружи, из суммы скрытых возможностей, стремление к прогрессу. Кто гражданин такого облика, пусть серьезно продумает: может ли общество спокойно, невозбранно и безнаказанно допустить существование диктатуры «необыкновенных» людей, которые «других-то убивать право имеют». Ведь безопасность общежития и неприкосновенность личности главная святыня быта.
X
О правде жизни. О повсюдной неодолимости закона возмездия. Оправдывают ли Раскольникова его быт и сложившияся обстоятельства.
Бездонная правда жизни зияла перед Раскольниковым лишь на последних страницах романа о нем. А до того он все время вращался в области множества фальшиво-возвышенных слов, коих надумало лицемерие людей. Широкие, самостоятельно развитые и богато одаренные умы, творят обычно свое дело в учете своих сил. Наоборот, претенденты, домагатели каких либо новых преобразований сплошь и рядом страдают преувеличением своего значения. Еще ниже их спускаются рекламисты, пустозвоны, мишуристы, политические аван
43
тюристы с трезвоном о себе. «Самое сильное — самое тихое», метко выразился Мережковский.
Уязвляя Раскольникова следователь Порфирий говорил: «весьма многие из нас любят воображать себя передовыми людьми, нарушителями и лезть с новым словом». По наследованию от отцов больна, заражена чистейшими культурами этих бацил, не одна душа и поныне. Считать себя непризнанными гениями, натуживаться, делать из мухи слона, дуться из лягушки до вола, морочить себя и других, к сожалению, распространенные наши немочи. А все это мозаика некоторых отрицательных черт Раскольникова.
И с обрубками вместо рук дивно хорошо Винера Милосская, загрубелым нашим слухом мы не воспринимаем стук иных сердец и живем в самоубийственном одниночестве «плачущей философии» Гераклита. Оттого и бродим без пристанища и не знаем, чем успокоить мысль. На каторжных нарах, когда под подушкой Родиона Романовича лежало евангилие он прочел главу о воскресении Лазаря, ему померещалась заря обнавленного будущаго. Он понял, что жизнь даром не дается: за творчество ея надо заплатить немалым подвигом.
44.
И прежния думы о том, что нельзя назвать злоумышленником желающего добра, что цель оправдывает средство, что благодетели человечества водопадом и шампанским лили на свете кровь и их за то венчали лаврами, навсегда оставили Раскольникова. Демон отошел от него и сгинул. Стало ясно Раскольникову, что на лугу жизни цветы — сокровища подземныя, ростковыя, а не сравнывая. Грех и преступление выявились и стали очевидны тому, кто их дотоле не расчитывал ощутить.
По религиозным мировозрениям небеса излили потоп за грехи и законадательствовали в громе и молнии. Догматическое христианство грехопадение человека искупает величайшим груом на чашке весов правосудия — страданиями Сына Божия.
Буддизм с его нирваной за зло мира расплачивается аскетизмом — самоотрицанием эгоистической воли. Змеями и скорпионами. Магомед расчитывает наказать кяфиров и джинн. Мыслию о каком-то возмездии за уклонение о первобытных первооснов проникнуты предания народов, сказания историков, учения философов и политиков о бывшем золотом веке.
А наша личная природа, не взыскивает ли с нас все и с лихвой в свое время. Разве спиртовая топка желудка человека возможна без печальных кругом последст
45.
вий? Разве подагрой не платят за вкусное вино? Только записная книжка с подробностями предписанного еще в молодости усиленнаго ртутного лечения объясняет нам, почему Шопенгауэр был так мрачен в этике и злоупотреблять талантом в нападках на идеализм Гегеля и Фихте.
По законам экономики каторгой труда расчитывается народ за застой, недочеты, отсталость техники и промышленности. Социология посылает кровавую революцию за отсутствие своевременных, необходимых, радикальных реформ. Механика считает наши дни веком великих итогов от малых причин. Секстанство российских социалистов , счастливя временно группы и кучки лиц, самоистребляет родную культуру и кладет народные головы в львиную пасть германского империализма.
Новейшая психотерапия, вводя мировозрение в ряд целебных факторов, нервность и душевныя наши страдания объясняет тем, что обычно сердце человека гложут заблуждения и психические конфликты. Словом, неодолимость расплаты и возмездие налицо в жизни на каждом шагу.
Все сказанное утверждает, что Раскольнико, обагривший себя кровью, не мог избежать участи других преступников. Неумолкаемый говор чистой совести незапятнанного гражданина всегда скажет,
46
что человек долга ловким вольтом уходит от лукавых мыслей и не питает, не культивирует те из них, кои смертоносные орудия вкладывают в его руки. А если с пышностью и быстротою всходит какой посев в душу кого-либо, то значит родное поле нашлось ему здесь.
Защита и инакомыслящие мне скажут: Раскольникову не из чего было строить жизнь. Коморка в шкафе под кровлей пятиэтажного дома, изношенная и дырявая шляпа, черные сухари с резанными кусочками рыбы в пище, вынужденный, по безденежью, выход из университета, письменное извещение сестры Дуни ради него стать законною наложницей — все это вместе взятое изничтожило, изрешетило силы Родиона Раскольникова. Пучек указанных фактов придавил Раскольникова и затемнил в его глазах все правомерные выходы из сгустившихся невзгод.
Ведь под давлением атмосфер расплющены вечным прессом и во мраке морских пучин потеряли глаза даже рыбы океанского дна
Прямолинейные социологи и материалисты недаром сводят борьбу с преступностью к заботам об общественном благоустройстве. Еще Диодот у греков учил, что оберегать себя должно не суровостью в законах, а заботливостью в делах. Ярость
47
конкуренции, жестокость эксплуатации опьяняет жизнь до кровопролития. В ненасытимой пасти всевозможных требований и жертв ея человек изнашивается, теряется, выдыхается.
Попробую стать на материалистическую точку зрения. Допустим: человек только атом — влечет его и он к себе тянет. Допустим, что движение селезенки есть и движение мысли. Однакож и атомы вступают друг с другом в союзы, образуют тела, конгломераты, планеты. При всем том закон взаимопритягания и тут устанавливает мировую гармонию, исключающую возможность катастроф.
Так что же притянул к себе из окружающего мира Раскольников? Пред каждым из нас стоит он с полками не только подпольной озлобленности, гневости, обид и эгоизма, но и жертвенности до конца, излучивающейся любви и высшаго идеализма. Бери, что любо и плавь в себе. Живи или в хаосе Диониса или в прорачной ткани лучей Аполлона.
К тачке личнаго и близко семейнаго благополучия приковал себя Раскольников. Польза третьим лицам была у него в отдалении, в тени рефликторна. О великих сверхличных ценностях он забыл. От того-то старательно запомнил он адрес богатой старухи; оттого-то бильярдный раз
48
говор про процентщицу офицера запал в его душу. В период физиологическаго и психалогическаго цветения жизни Раскольников уронил себя тягой поскорее, без изнурительнаго труда, на помочах чужих средств, выйти на дорогу. Мытарств жизни не выдержал, искусителя не отогнал, от соблазна не затворился.
XI
О жажде переустройства. О сменности идей. Где хозяин жизненных оборотов. О разной судьбе.О высших социальных взглядах.
В разных местах романа Раскольников разно выглядит. То он является нам как паралитик, как обнищалая личность, как болезненно-выстраданная жемчужина в раковине наших условий жизни. То, сверкает и искрится другими красками и может регистрироваться как фальшивый моралист, как нравственный гримастик, как искаженный злобой романтик какой-то особенной правды, чего-то необычайного.
Среди людей не мало параноиков, типов первичнаго идейнаго умопомешательства. Один страдает идеей религиознаго реформаторства, другой сутяжничеством, а третий манией политическаго и социальнаго переустройства. Не все люди дети света и солнца, редкие из нас способны с ликующей радостью сидеть на душистом возу с сеном, немногие смотрят на бурю и дождь
49
как эстеты и художники. Но чуть-ли не все мы насыщены жаждой переустроить жизнь по нашей рецептуре.
Вечно волнуется море человеческой мысли: сменныя идеи поочередно вздымаются и низвергаются гребнями его волн. Двухтомная история античного коммунизма и социализма Пельмана наглядно показывает, что школа для целого мира — Эллада, еще во времена Фукидида, Агафокла и Пелопонесской войны, пережила все то, чем мы гордимся и казнимся теперь. Одно несомненно: мы живем не только светом солнца и кислородом, но и сами оказываем всевозможные влияния на окружающих. Стоик Марк Аврелий самонаблюдал, что вред и несчастья исходят не от событий, а от нашей внутренней точки зрения на них. По морали Эпикета — быть свободным, значит стать независимым от обстановки. Внутри себя мы решаем: как и на что реагировать.
Вот кругом неудачник, бедняга Разумихин, квартируя под крышей, терпя адский голод, добыл-же кое-какими работами деньги. Сумел же он разыскать «бездну» источников, где можно было пристроиться к работе и Раскольникову. А страшный «чортов процент» проклятых условий нашей жизни, чистая и святая по душе, хорошенькая блондинка, голубоглазка,
50
восемнадцителетняя Сонечка Мармеладова разве зажала в своей руке хоть один чужой грошь? Себя нужде отдала, а других, чужого, пальцем не тронула.
Нет, прав и несимпатичный Лужин: "экономическая идея не есть еще приглашение к убийству". Общественные факторы могущественны, но не всесильны. При желании можно разогнать и разметать самые убийственные факты. Не только христианская, но и селекционисткая или "научная" мораль аристократических радикалов или так называемых "смеющихся львов" признает то. Ушедшие из жизни борцы за царство рассудка, свободы и света наглядно это нам доказали.
Ключ к решимости на все в самом человеке, а не в квартире и костюме его. Верный своему посту страж всегда неумолимо строг к себе. Он знает и чувствует что в нем самом паровик высшаго давления и хозяин жизненных оборотов.
А Тот, кто дал пишу "птенцам врановым", не отнял бы ее у Раскольникова. Тысячи тысяч честных бедняков живут же безпреступно, Лишь-бы не заволокло от человека светлых лучей жизни. Душа-же воспитывается страданиями и после "Записок из подполья" Достоевский пришел к "Зосим". Не захлестни в себе человек ра-
51
зум, сердце, память о законе и веру, всегда выплывает он из всяких бед.
Разно складывается и развертывается книга бытия каждого. У кого бел, вешен всякий день, у кого сплошь темная ночь; иной решетом черпает счастие,а у другого это мешки и пригоршни, Разно благоухают цветы дум и мыслей Достаевскаго у Белинскаго, Соловьева, Мережковскаго, Волжскаго, Зелинскаго, Лентьева, Розанова, Градовского, Шестова, Онтлика и Неплюева.
В жизни на все насмотришься. Коршун обычно садится на что-либо зловонное, муха поспешает на гной, а голубь ищет чистаго места. Сердце-вещун тянет человека на сродное. Логика не всегда с нами, а лишь пока нравиться. Так и подумать приходиться: не виноват-ли Раскольников в том, что недюжия свои силы, цветение жизни, заглушил преступно. Не зарывать в землю таланты, а преумножать их, наводнять жизнь потоками творчества обязаны мы все до единаго. Уходить с пустыми руками с арены жизни нельзя. По высшим, социальным взглядам, человек общежития принадлежит не себе, а народу, не только ближним, но и дальнему, будущему человечеству.
Таким путем, договорились мы, что Раскольников, как ценная, народно-обще-
52.
ственная единица, повинен обществу и за себя. Нитше метко назвал наше время днями "морального междуцарствия" И если старое отжито, а нового не нажито, то будем воспитываться в понятиях долга.
XII
Об арифметике преступления. О трагизме дня. О самоосуждении Раскольникова.
Раскольников разсудил убить старушонку чисто арифметически. Чахоточная, злая ростовщица обрекла свои тысячи монастырю, а он порешил теми деньгами притти на помощь нищете, предупреждать разврат лечить венериков. Вместо живаго трупа, Раскольников возмечтал построить приют и амбулаторию.
И неужели это преступление и подлежит осуждению?...
Да, отвечает обвинитель. Благотворить, просвещать, спасать, лечить - безспорно прекрасно и необходимо. Но делать и творить это надлежит не за чужой счет, а своими только средствами, силами и действиями. Хотеть тут мало, желать недостаточно.
Ведь и в советской, демократичнейшей по идее республике наших дней калеки не убраны с улиц, нищие не посажены за общественный стол, тюремные казематы не растворены, больные не разме
53
щены по санаториям.Трагизм евангельской притчи о богатом и Лазаре, об устроившихся при комиссариатах и безработных, о несущихся в автомобилях баловнях минуты и множестве младенцев, сосущих изсохшие груди своих матерей, не утратил своей жгучести и доселе. На словах обещан век, сияющий правдой и справедливостью, в речах нам посулил море радостей, а на деле шеренгами стоят люди в ожидании корки хлеба. Радуга пожеланий одно, а быт - другое.
Слова, мысли, лозунги, принципы у нас наиприкраснейшие, а жизнетворчество другое. Иллюзорно, теоретически одно, а фактически другое. Жизнь не только счет и арифметика, но и эстетика и этика. Стеречь правду в жизни вверено совести человека. Смыть и отнести ее нельзя: она сочиться родником из подпочвенных недр нашего сознания. Как вечная, неписаная правда бесправного мира, совесть считает убийство постыдным делом. Таково оно всегда и во имя всяких целей. Никакой талант, никакой разсудок и гений не дают и никогда не дадут право совестливо снимать голову с плеч другого. Лучше и сильнее всего сказано об этом у Толстого в одной из статей "Исповеди" - "Не убий".
54.
В общежитии беззаконие тушат законами. Переоценка всех ценностей так же стара как и мир. Калликл Платона, как и Раскольников, мыслил что человеческие законы - это путы, коими слабые и ничтожные связывают сильных. Но мировая наука права, мировой правововой опыт и все завоевания человеческой мысли доселе не отрешились от зодчества обычной вековой морали несмотря на эволюцию этики у Спенсера, Уолеса, Вундта, Вильямса, Геккеля, Бюхнера и Тилле. Пускай с львиной мощью, с тигровой яростью рвут модныя идеи исконныя традиции - чернилами и словами жизни они не преобразят. Справедливее, умнее, удобнее и красивее развернется долгожданная жизнь только тогда, когда она станет благоустрояться по указаниям апостолов преображения, по началам мирной, уравнивающей идеалогии работников народа. Пред успехом, как говорили греки, боги установили пот. Наше счастье должно возникнуть и получиться в нас самих, как награда за честную и святую борьбу с мировым злом.
Под таким углом зрения Раскольников должен быть осужден за гордыню "самозаконадательства" за убийство в виде "пробы", за признание себя автономным, сверхнравственным индивид
55
умом, за обоготворение себя, за презрение обычной морали. При этом мы ни на минуту не забываемся о красоте его преступной души, о богатствах его духовного образа. Мы не хотим только декретировать в этом двойственном человеке его отрицательных действий.
Граждане, члены общественно-литературного суда! Как резец Фидия, Проксителя и Поликлета в скульптуре, так и литературный образ Раскольникова мы должны принять в целом: Раскольникова преступника и Раскольникова наказанного. Раскольникова досудебнаго, Раскольникова ненаказанного с окровавленным топором в руках - вы не посадите с собой: ему вы не подадите вашей студенческой куртки, не станете сжимать его в братских объятиях. Но Раскольников осужденный, похудевший, осунувшийся, в грезах и созерцаниях воскрешающий в облитой солнцем необозримой степи, на берегу широкой и многоводной реки - этот Раскольников безконечно дорог и Достоевскому и нам. Пахучей розой будет ему ваш обвинительный приговор. Раскольников сам произнес его себе и вы его только утвердите. Осуждая петроградского Раскольникова, мы любуемся им же лучезарным, преоб -
56
ражающимся в волнах всего пережитого сибяряком.
Тяжко вам судить Раскольникова; не легко и мне овинять его. Но у истины есть свои неоспоримые и непреодолимые права. С ароматом веры, чрез горы подвигов, скорбным и жертвенным путем идет мир к высшим целям. И есть человечные, мудрые, глубокоэтичные приговоры, где судьи, как сказал Плевако, подписывают вердикты, смешивая слезы с чернилами. Таков по письму пера и шопота сердца ваш приговор Раскольникову. Правдоносец и правотворец всегда подаст свой голос только за правду; никого и ничего не щадить он ради возсияния и воцарения многомудрой справедливости.