- Маааау! Мяааааааау!
Звук отражается от стен подъезда, порождая эхо, дробится об перила, скатывается по ступенькам.
На лестничной клетке, между вторым и третьим этажами, сидит нечто, исторгающее эти отчаянные вопли. Вопли гораздо больше, чем «нечто» - полосатое, мелкое, лысоватое, на кривеньких лапках, с раздутым животом. Нечто верит, что его одиночество в чужом подъезде – это какая-то досадная ошибка. Надо только погромче покричать, чтобы вспомнили о нем и исправили недоразумение. Кто должен исправить? Нечту все равно. Кто-то должен, совершенно точно.
Рядом с котенком лежит пупка варено-копченой колбасы, с металлической клепкой и веревочкой. Кто-то пожалел кроху, а что котенок не в состоянии разгрызть твердокаменный высохший кусок – так то его проблемы. Значит, не голодный.
Котенок бросается мне под ноги, трется об ботинки.
Зверь, мне не до тебя. Моя жизнь летит под откос. Я иду в магазин, чтобы приготовить ужин на двоих. Пока еще на двоих. Тот, кто придет к ужину, не любит кошек. У нас уже есть хорек – он считает, что этого довольно. Извини, зверь, пусть о тебе позаботится кто-нибудь другой.
Через полтора часа возвращаюсь домой.
- Мяаааау! Маааау! Мыааау!!!
Что он, так и орет все это время? И не охрип. Эй, зверь, пойдем. Только сам, у меня руки заняты. Вот так, по ступенькам, до пятого этажа. Да не торопись так, я тебя подожду.
Извини, я тебя помою. Не знаю, где ты испачкался, но такую вонючку я дома держать не собираюсь. О, ты еще и кошка. Не было печали, купила баба порося. Мокрая ты еще страшнее. Сиди, сохни пока.
- Это еще что?
- Котенок. Не красавец, конечно, зато характер хороший.
- Ты же знаешь…
- Знаю.
- Я против!
- Кажется, мне уже все равно…
Щелкнул дверной замок. Ну что ж, значит, у меня есть два ужина. Завтра можно не готовить.
Ну что, высохла? Вот твой лоток, это миски. А вот и хорь, позевывая, выползает из своего любимого угла.
Бум-бум-бум – оплеухи по хориной морде. «Этттто что еще за гости?» - обиженный хорь забирается ко мне на колени.
Швисс-швисс-швисс – скребет кошачья лапа по линолеуму, брезгливо «закапывая» миску с сухим котеночьим кормом.
Шкряб-шкряб-шкряб – скребет та же лапа в другом углу, и я несусь туда с тряпкой, ликвидировать «аварию».
Ну все. Мое терпение иссякло. Либо ты принимаешь мои правила: есть, что дают, гадить в лоток и дружить с хорьком - либо отправишься обратно. Все это я подробно разъясняю кошке, не надеясь, впрочем, на понимание. Мне все равно. Мне нет дела до всех кошек мира. Я уношу к кровати бутылку красного вина и запиваю им таблетки. Приходит забытье. Я давно уже могу заснуть только так.
Утром первое, что я вижу, открыв глаза – это полосатую морду. Убедившись, что я проснулась, котенок спрыгивает с моей подушки и несется к лотку. Проверяет – смотрю ли я?
Швис-швис-швис – наполнитель разлетается под настойчивыми кошачьими лапами.
Хрям-хрям-хрям – хрустит на кошачьих зубах корм.
Хорек в недоумении: то же полосатое нечто, которое вчера выгибало спину дугой, поднимая жалкое подобие шерсти в попытке сделаться крупнее, и дралось лапами по морде, сегодня скачет вокруг, предлагая поиграть.
Ну надо же. Какая понятливая кошка оказалась. Что ж, договорились. Живи. Давай придумаем тебе имя…