В коридорах замка, ведущих вниз, было тихо. Баронесса на всякий случай достала «Вальтер», а пани Мурыся прихватила свою любимую секиру. Одна Адель осталась безоружной, но сейчас, в половине десятого утра, она не рассчитывала встретить что-нибудь опасное. Быстрым шагом по знакомой дороге они добрались примерно до того места, где в прошлый раз встретили графа Вениамина – это подтверждал неприятный запах, который с каждым шагом становился все сильнее. Сначала пани Мурыся была вынуждена остановиться и повязать платком лицо, а потом даже Адель зажала нос пальцами.
- Да-да, вонища та еще…
Киран цу Шмайсель держалась. Впрочем, это была не ее заслуга, просто нос заложило с вечера – она всерьез опасалась, как бы не заболеть. В таком месте нечего было рассчитывать на квалифицированную медицинскую помощь.
Они прошли тесным коридором и увидели большое окно, из которого просматривался противоположный берег Тисы. Сейчас, утром, вид был еще краше, чем тогда – солнце золотило верхушки деревьев и окутывало дымкой дно ущелья. Небо было нежно-розовым, и можно было предсказать лучше любого синоптика, что день ожидается солнечный.
- Красота-то какая! – замерла пани Мурыся, приобняв свою секиру.
- Угу, - кивнула Адель, - нам бы самолет или дельтаплан какой-нибудь. Кстати, вы тут все шибко умные, аж нахрен некого послать – давайте, смастерите аэроплан. Чего образование пропадает?
- Я вообще-то математик, а не инженер авиационной промышленности.
- Ну конечно! Как до дела, так у нас ручки из жопки, и глазки, полные слезинок… Пошли уже, институтки! – Адель свернула направо и взялась за ручку массивной двери. Лицо ее выражало злорадное торжество. – Сейчас вы убедитесь, что я куда здоровее разумом, чем вы все, вместе взятые!
Дверь медленно отъехала внутрь.
Это было просторное помещение с высоким потолком, похожее на заброшенную часовню. Стены покрывали латинские изречения и целые ряды цифр, тянувшихся длинными лентами.
- Каббалистика какая-то… - пробормотала Киран, переступив через порог. В помещении было довольно светло, свет проникал сверху, из небольших окошек, расположенных под самым потолком. Открыв дверь, Адель спугнула целую стаю летучих мышей, которые истошно заорали и начали хаотично носиться в склепе, истошно крича.
- Кыш! Кыш, проклятые!
Кто-то потянул баронессу за рукав – пани Мурыся, задыхавшаяся под своей повязкой, тыкала пальцем в ряды чисел, выбитых на стене склепа.
- Вот! Что я вам говорила!
Это прозвучало в два голоса. Адель произнесла то же самое, указывая пальцем на единственное сооружение, стоявшее посреди склепа – большую каменную усыпальницу.
Баронесса подошла ближе, немного волнуясь. Ей было не по себе, она боялась действительно увидеть графа мертвым, и, чего греха таить, она испытала некоторый шок, когда ее взору представился молодой наследник замка Борго. Он лежал в каменном гробу по всем правилам, сложив на груди руки, закрыв глаза и совершенно не шевелясь. Но пугало даже не это, а то, что лицо его выглядело совершенно мертвым – это не было лицо спящего. Киран потребовалось несколько минут, чтобы прийти в себя, ибо сейчас, даже не дотрагиваясь до него, она была готова поклясться, что граф умер.
- Видали красавца? Каков? А как только стемнеет, он будет тут как тут, скрипеть зубами, жаждать теплой крови!
- Что вы несете… А ну подержите! – баронесса сунула Адели в руки свой портфель и приблизилась к усыпальнице. Если честно, она терпеть не могла жмуриков, но переборола свое отвращение и приложила пальцы к шее графа – она была совершенно неподвижной и холодной. Его тело было каменным, каким бывает в стадии трупного окоченения.
- Очень, очень странно… - Киран попробовала сдвинуть с места руку графа или повернуть его голову. – Он полностью окоченел. На такое вообще-то требуется как минимум 6 часов, а мы расстались с ним не ранее 6 утра, то есть прошло часа четыре… Даже если граф отбросил коньки сразу после того, как нас покинул…
- Они еще и не такое могут, - уверенно заверила ее Адель. – Кровососы.
Раздался резкий звон, и Киран с Аделью подпрыгнули на месте от неожиданности, что говорит о том, как сильно были напряжены их нервы.
- Ой, простите… - пани Мурыся подобрала упавшую секиру и приставила ее к стене. Она торопливо списывала в блокнот бесконечные ряды цифр и латинских букв, загромождавших стены.
- Чтоб вам арифметику забыть! – выругалась вполголоса Киран и снова подошла к усыпальнице. – А ну-ка дайте мне портфель, попробуем последнее средство.
- Подожжем?
Баронесса вздохнула и, ничего не отвечая, достала из портфеля пудреницу. Там было маленькое косметическое зеркальце, которым она пользовалась за неимением в замке других зеркал. Открыв его, она поднесла ко рту графа и стала ждать, не затуманится ли оно.
- Смотрите! Смотрите! – внезапно воскликнула Адель, стоявшая с портфелем с другой стороны.
- Что такое?
- Идите сюда, а я зеркало подержу. – Она перехватила у баронессы зеркало и подтолкнула ее к изголовью. – Смотрите в зеркало, что вы там видите?
- Ну себя вижу, и что?
- А почему себя-то? Там вообще-то граф должен отражаться!
Киран внимательнее посмотрела в крошечное зеркальце и напрягла мозг: все получалось как-то странно. В зеркале действительно отражалось ее лицо, а нос графа, который теоретически должен был быть впереди, почему-то отсутствовал. Она потрогала ему нос, чтобы убедиться в его существовании и позвала пани Мурысю.
- Посмотрите сюда, вы что-нибудь понимаете?
Та долго крутила зеркальце всяко-разно, и в конце концов пришла в восторг от того, что граф Вениамин отражаться в нем не желал ни с какого ракурса.
- Это потрясающе! Это какой-то научный феномен, который я прямо сейчас не могу объяснить, но господам с кафедры физики непременно надо исследовать свойства вашего зеркала, госпожа баронесса! Вы не подарите его мне?
- Да забирайте. Только я не могу понять, почему он в зеркале не отражается.
Киран цу Шмайсель была расстроена и озадачена. Граф лежал совершенно мертвый, как камень, и Адель уже пристраивала портфель на край усыпальницы, чтобы сгонять за еще одной ножкой от табуретки.
- Полноте, не расстраивайтесь. Одним упырем меньше – нам зачтется. Да вы плачете, что ли?
- Идите к черту! У меня заложен нос, так этот запах глаза режет!
Но была ли баронесса искренна?