В стародавние времена проживали в наших лесах лешие. Матушка и сынок. Звали сынка Лешуня. Мальчик как мальчик, шустрый как зайчик. Только волосы травы зеленей, а очи сокола зорчей. Поговаривали, сперва ведьмовать-шельмовать лешие умели, да, видать, не любили, а потом и вовсе позабыли. Так без злодейства и жили, не тужили.
Но пришла беда – отворяй ворота! Полезла раз, Лешачиха за орехами для сынка на орешник, да и упала вниз. Летела высоко, отбила все бока. Ударилась она головой, стала земля кровавой. Лешуня тут как тут – слезы льет, причитает: «Ты встань, подымись, матушка!». Плачет он, умоляет.
Слетелись птицы, сбежались звери. Говорит ужиха старая Лешуне малому:
- Ты уймись, сынок, лучше выслушай баб ку дряхлую, столетнюю. Я долгонько живу, много видала, много слышала. Знаю, есть водица мертвая, раны заживляющая, есть водица живая, тело воскрешающая. А где добыть ее, про то мне неведомо.
Наказал тогда Лешуня лесным обитателям, чтоб за матушкой приглядывали, поклонился всем в пояс, взял два кувшинчика и пошел куда глаза глядят.
Шел-шел, притомился, сел на придорожный камень, вспомнил вновь о несчастной матушке и давай реветь. Наплакал целую лужу. Вылез из норы заяц наружу
- Не горюй, касатик, а поймай лучше вороненка и держи его за лапку. Прилетит на крик ворон, будет тебя молить, чтоб сынку свободу даровал. А ты ему скажи: «отпущу, мол, твоего мальца чернявого, коли принесешь мертвой и живой воды». Про это в сказках сказывается, а больше мне помочь тебе нечем.
И ускакал зайчишка серенький.
Стал Лешуня силки мастерить. Еще до темна поймал вороненка, птичьего ребенка. Дождался, пока ворон прилетел и говорит ему:
- Раздобудешь к утру мертвой и живой воды, отпущу птенца.
Каркнул ворон - черное крыло, подхватил кувшинчики, взлетел высоко и пропал в поднебесье.
Воротился к утру, поставил два кувшина перед мальчиком и говорит:
- Не сумел я волю твою исполнить, а исполнил лишь наполовину. Полон живой воды один кувшин, а другой пуст. Пересох родник, видать, на всем белом свете не сыскать мертвой воды. Отпусти сынка моего на волю, сжалься.
Выпустил детеныша Лишуня. Встрепенулся вороненок, покружил над вороном и опять на плечо мучителю своему уселся:
- Ты мне комариков всю ночь ловил, а я тебя не отблагодарил. Есть одно место гиблое, для птичьего лета не сподручное. Вход туда через белесое поле, за полем черный лес. Там есть мертвая заводь. Набери той воды в кувшинчик и не мешкая назад беги. Будут тебя стращать – не бойся, будут кувшин просить – не давай.
Кончил вороненок свои речи, взмыл в облака, и Лешуне вслед крылом помахал. А тот уж, бежит-поспешает. Вот и поле белесое. Миновал его мальчик – лес перед ним. В том лесу ни зеленого листочка, ни алого цветочка, стволы согнутые стоят, корни скрюченные торчат. Все вокруг черно, а мальчонке боязно. Да надо идти, воды запасти, матушку спасти.
Долго ли, коротко ль, шел Лешуня, да набрел на мертвую заводь. Достал кувшинчик, и хотел, уж было воды зачерпнуть, вдруг куст, что на берегу рос, ему шепчет:
- погоди, мальчик, не тронь мертвой воды, а сломай прежде мою ветку и брось в заводь. Сам увидишь, что будет.
Сделал Лешуня, как куст велел. Едва прутик воды коснулся, - камнем на дно ушел.
- Было б и с тобой тоже самое. И кувшин бы потерял, и сам бы сгинул. То Водяного здешнего дела темные. Он, злодей русалочек в темницы упрятал. Плачут они горемычные день-ночь, горькие слезы льют, заводь мертвой водой и полнится.
Воскликнул тогда мальчик:
- Как же мне быть, как воды добыть?
Сказал ему куст:
- Помогу тебе, обещай прежде, что желание мое заветное выполнишь. Отломишь от меня ветку, а как выбирешься из черного леса, воткнешь ее в землю на белесом поле.
Обещал Лешуня все исполнить.
А куст и говорит?
- Возьми пустой кувшин, скажи в него слово ласковое, утешительное и помощи попроси. Затем брось его в воду. Подхватят его русалочки, услышат твои речи и придумают, как водяного обмануть.
Так Лешуня и сделал. Сам на бережке скрылся, ждет-пождет, что дальше будет.
Немного времени прошло, появился над водой цветок, желтый лепесток и поплыл прямо к берегу, будто кто его к веревочке привязал. Подбежал к нему мальчик, раскрыл лепестки цветок, стоит в середке кувшинчик. Взял его Лешуня, да так, что и руки не замочил. Сорвал прутик с куста и бежать, что есть мочи.
Мчится во всю прыть. А лес корнями ноги опутывает, ветвями руки скручивает. Вырвется мальчонка и дальше бежит. Самому-то страшно, а виду не показывает.
Вот и просвет показался. Послышалось вдруг причитание жалобное. Голос вроде бы ниоткуда, а вроде бы и всюду:
- Подай водицы хоть капельку!
- Нет уж! – ответил мальчик и дальше побежал.
А голос так и просит, так и молит. Бежит Лешуня, не останавливаясь, не оборачиваясь.
Выскочил он из леса на белесое поле и думает: «Все страхи позади, а мне домой идти». Вспомнил он о прутике, воткнул его посередь белесого поля и дальше зашагал. Отошел чуток, обернулся, а на том месте деревце зеленеет.
Добрался Лешуня до отчего дома. Подошел к матушке, спрыснул раны мертвой водой – срослись раны. Омвл тело живой водой – ожила родимая. Поднялась с земли и давай своего сына-спасителя целовать-миловать, добрым словом называть. А потом ягод в кузовок набрала, пирогов с малиной напекла, гостей в избу созвала. Все им рассказала, как и я, вам сказку написала.