Я был настолько рад, настолько светлые чувства буйствовали внутри меня , что от улыбки, казалось, сводило скулы. Жажда приключений, жажда чего-то нового разжигала во мне нечеловеческий интерес к жизни. Всю дорогу я с жадностью слушал рассказы моих попутчиков, а проезжая мимо городов я прилипал к окну, смотря на памятники, дома и здания вокзалов так, будто попал в другую страну или даже другой мир.
Поезд остановился на вокзале очередного города. В нем мне надо будет пробыть сутки и отсюда уже отправляться в Новосибирск, к будущему месту учебу. Новые города всегда оказывают сильнейшее впечатление. Выходя на улицы неизвестных населенных пунктов ты будто бы лицом ощущаешь его дыхание, сравниваешь реальность и ожидание, чувствуешь приятную неизведанность. Я не знал, с чего мне начать. Часы только что пробили восемь утра, у меня были сутки, всего только сутки, чтобы познакомиться с этим городом и отправиться в другой.
На остановку в гостинице мне не очень хотелось тратить деньги, хотя родители и настаивали именно на таком способе ночевки, а потому я решил снять себе комнату на сутки и отправится гулять по городу. Благо был солнечный, августовский день и ничего не препятствовало моим желаниям. Я нашел номера людей, сдающих посуточно и позвонил по одному из них. Трубку взяла женщина и сказала мне, что сдает комнату в коммунальной квартире, цена – семьсот рублей за сутки. Она сказала, что квартира находится почти в центре города, соседи хорошие и не шумные. Я, не долго думая, согласился.
Вокзал находился довольно далеко от центра, к тому же я был нагружен сумками с одеждой, а потому решил поехать на такси. Ехать по незнакомому городу – это тоже огромное удовольствие. Приятно видеть непривычные модели домов, новые памятники, парки, но также приятно отмечать и вещи, схожие с родным городом. Я был немыслимо счастлив. Я сравнивал себя с попугайчиком, которого восемнадцать лет держали в клетке родного города и вот теперь, наконец-то отпустили в свободный полет. И я полетел. Из родного маленького города на Урале в Новосибирск. Голова кружилась от новых впечатлений, случайных знакомств, историй. Рука не успевала нажимать на кнопку фотоаппарата, чтобы запечатлеть все то, что успели увидеть пытливые, любопытные молодые глаза.
Через тридцать минут я стоял у подъезда пятиэтажного дома и набирал номер телефона хозяйки квартиры. Она пообещала приехать в течении двадцати минут. Я сел на лавочку и написал родителям смс о том, что все хорошо, я доехал и снял номер в гостинице возле вокзала. Мне не хотелось, чтобы они переживали за меня.
Думая о коммунальной квартире я сразу подумал о том, что и я буду жить в студенческом общежитии. Новые знакомства, друзья, возможно, любовь… Я был в предвкушении и ожидании новой, дышащей молодостью жизни, о которой мечтал все школьные годы. А сейчас сутки в коммунальной квартире – это отличная возможность найти себе знакомых в этом городе, узнать для себя что-то новое. Это ассоциировалось у меня с поездками в детские лагеря, где ты неизбежно находил себе и новых друзей, и девушку. Вот и сейчас, будто перед лагерем, я был жаден до новых людей и новых знакомств. Жаден до общения. Люди – это самое прекрасное, что только есть на земле. Все их истории, их драмы, их судьбы. Если записать каждую из них на бумагу, то получится роман, необычайный по своей глубине, по своим эмоциям и по своей оригинальности. Каждый человек – неповторимая оригинальность. Каждая человеческая судьба – это клад жизненного опыта, совокупность ужасного горя и неповторимой радости. Человек – это то единственное, что вызывало во мне подлинный, неподдельный интерес.
Хозяйка появилась будто из неоткуда, прервав плавное течение моих мыслей. Она оказалась приятной на вид женщиной лет пятидесяти. Мы поднялись по грязному подъезду на третий этаж и вошли в нужную квартиру. Убранство ее было не богатым, не бедным, я бы сказал – абсолютно обычным. Длинный коридор, который заканчивался ванной и туалетом, справа и слева по две металлические двери, ведущие в комнаты, и сразу же после прихожей, слева располагалась небольшая кухня, где стоял простенький стол, газовая плита и раковина, над которой нависали шкафы для посуды. Деревянное окно выходило во двор, на детскую площадку.
Хозяйка проводила меня в мое временное жилье – маленькую комнатушку с теми же желтыми обоями по стенам, стареньким диваном, холодильником, шкафом, столом и стулом. Все крайне простенькое. Но за такую цену – грех жаловаться, да и сам я не из богатых, не привыкать.
После краткого экскурса я расплатился с хозяйкой, и она ушла, объяснив, куда убрать ключи после того, как я съеду. Я прошелся с ней до двери, взял из сумки кружку и пакетик чая и прошел на кухню. За то время, что я там просидел, никто так и не вышел, и я подумал, что все скорее всего на работе. Сидеть в одиночестве в маленькой комнатке незнакомого города мне решительно не хотелось и я, покидав в рюкзак деньги, документы и фотоаппарат направился на улицу, погулять и посмотреть город.
Я вернулся в квартиру только в десять часов, когда память на фотоаппарате кончилась, а все магнитики всем родственникам и друзьям были куплены. Настроение мое было на высоте. Город оказался чудовищно красивым. Одна набережная была настолько прекрасна, что я застрял там часа на два.
Моя коммуникабельность позволила мне познакомиться с одной интересной компанией молодых парней и девушек. Они водили меня по городу так, словно мы были знакомы вечность. Вечером одна из девушек, семнадцатилетняя Марина, подарила мне фенечку, что сделало всю эту задорную прогулку еще более трогательной и милой.
Поднимаясь по грязной подъездной лестнице я не обращал никакого внимания на то, что написано на стенах. Напротив слова «шлюха» в любом городе стоят одинаковые имена. Да и другие слова на стенах тоже одинаковые, ровно, как и пивные бутылки и окурки. Я давно решил для себя, что глупо акцентировать внимание на той черноте, что нас окружает, за ней можно попросту не увидеть всех красок жизни.
Войдя в квартиру в прихожей я увидел двух жильцов квартиры, это были два молодых парня, лет по двадцать, в черных спортивных костюмах, коротко подстриженные, крепко сбитые, высокие. Я подумал, что они наверняка какие-нибудь боксеры или кто-нибудь еще. Спорт меня мало интересовал, как и спортсмены. Я их недолюбливал. Парни обувались чуть дальше меня и грубо матерясь обсуждали, куда пойдут. Я разулся, взял кроссовки в руки и пошел в сторону комнаты. В это время один из парней бросил на меня косой взгляд и после нескольких секунд хриплым, прокуренным баском выдал:
- Ты бы эту ***ню с ушей снял, пацан. – и пальцем ткнул в висящие у меня в ушах серьги.
Я как-то невольно сжался, внутри взыграл страх и я быстрым шагом юркнул в комнату. Из коридора доносился дикий хохот, который завершился выкликом:
- Не ну ****ь пидор, ты видел? – затем они погоготали еще несколько секунд и вышли, дверь шумно захлопнулась.
Настроение было изрядно подпорчено и первые несколько минут мне вообще хотелось сейчас же лечь спать и утром по скорее уехать, дабы не контактировать с этим сбродом. Но потом я подумал, что не стоит по этой парочке судить остальных обитателей квартиры и все таки решил пообщаться с кем нибудь еще, а уж если те двое будут пытаться меня донимать, то тогда просто запрусь в комнате, избегая конфликта.
Я сел на диван, включил ноутбук и, загрузив фотографии в интернет, решил поужинать на кухне. Мама напекла мне в дорогу пирожков и печенья, я взял еду, чай и отправился на кухню. Там по-прежнему никого не было. Я принялся за еду. Минут через пятнадцать из комнаты напротив вышел мужчина лет тридцати пяти в спортивных штанах, тапочках и белой майке. Он прошел на кухню, выкинул пустую бутылку в урну под раковиной и закурил возле окна. Стоя у окна он оглядел мутноватым взглядом кухню и неожиданно пробасил:
- О! Пацан, здорова! А ты откуда тут? – и протянул мне руку.
- Здравствуйте! Вова, - я ответил на его рукопожатие, - я тут проездом, в Новосибирск.
- Евгений Степаныч! Хотя просто Женя, че это я?! – пробасил тот с радостной улыбкой, - так ты это, путешественник что-ли?
- Да не, я в университет еду, учиться.
Евгений выкинул сигарету и сел за стол напротив меня.
- Учиться это хорошо! А какой курс?
- Первый. Только поступил. – ответил я, двигая тарелку с пирожками ближе к середине стола, - угощайтесь.
- Молодой еще! Ну это не по-людски. Закуска есть, а выпивки нет. Обожди чуток, - он встал со стула и скрылся в комнате. Через несколько минут он вышел с бутылкой водки в руках и двумя стопками и поставив их на стол, сказал:
- Ну давай выпьем за знакомство, студент!
Я не очень хотел пить, но потом решил, что от одной стопки ничего не случится. Евгений разлил, и мы выпили.
- Уффф… Хороши пироги то, мамка спекла? Передавай, что вкусно, - ответил он, радостно жуя выпечку, - а ты на кого учишься то?
- На социолога.
- Это чем они занимаются?
- Изучают общество и людей, опросы составляют.
- Ааааа, - протянул он, - ну это разве труд? Придумают тоже. В наше время все на заводы шли, а сейчас народ не хочет руками работать. Хотя знаешь, у нас тут живут двое, Санек и Андрюха, вот в той комнате, нормальные пацаны, в индустриалке учатся, Андрюха, по-моему, на сварщика, а вот Санек не помню, ну че-то с машинами. Вот, нормальные ребята. Правда шумят иногда, да девок водят. Ну да чего тут такого? Молодые же. Гуляют, - он довольно покряхтел, - а тебе это, зачем серьги то в ушах? Че это значит?
- Да ничего, мне просто нравится, - ответил я несколько неловко, думая о «нормальных пацанах».
- Ну раз нравится то носи, и хер бы с ним, верно?
-Ну да.
-Ну вот, - он замолчал и уставился в стену. Судя по его состоянию, он был уже изрядно поддатый, и оттого такой общительный. Мной овладевали двойственные чувства, с одной стороны мне было бы интересно узнать о его жизни, а с другой пьяные мужики не вызывали во мне никакого уважения и симпатии. Но я все таки решил пообщаться.
- А как вам этот город? Вы тут родились?
- Город? Да говно, а не город. Цены бешеные, зарплаты пшик. А люди, знаешь, лишь бы нагадить друг-другу. Сучье одно. Приезжих еще тьма, не продохнуть.
- А мне очень понравился. Набережная у вас красивая.
- Ну а че с ней делать-то с этой набережной? Туда только туристы и ходят, ну молодежь еще бывает гуляет там, да по праздникам. Жить то на что то нужно, жрать что то надо, а не по набережным ходить. – подытожил Евгений и налил еще, - ну давай, студент, еще по одной.
Мы выпили. Водка была дешевой и дрянной на вкус, отдавала спиртом. Я решил, что больше с ним пить не буду. За окном уже смеркалось, часы показывали одиннадцать.
- Эх… Вот смотри, я вот отслужил, работаю охранником. У меня зарплата – восемнадцать тысяч рублей, смешно? В наше то время. А ту за квартиру заплати, за свет заплати, жрать купи, одежду купи, жене косметику купи, машину заправь – и все, нет ни хера, будто и не работал. Я в этой квартире живу уже лет восемь. Прикинь? Комната то у нас большая, не жалуюсь. Но хочется квартиру, настоящую. А ипотеку брать, мы тогда с голоду подохнем, зато в новой хате. Так-то. Эх…- Язык у него понемногу начинал запинаться, голова шаталась, он достал сигарету, закурил, и продолжил – Да и вообще, знаешь что, Вован, бизнес надо открывать, пока молодой, иначе вот так жить и будешь. Ты меня послушай, я херню то не посоветую. Будешь болтаться вот так. Ни в ****у ни в красную армию, называется.
-Да… - кивал я головой.
- Зато у чурок все! Моя Катька – работает в магазине, хозяин – какой-то Армен, на бэхе шикарной гоняет. Откуда бабки? А хрен его. Или депутаты наши, откуда бабло? Заработали? Да нихуя! Наворовали! И вообще, - продолжил он шепотом, - возле тебя комната есть, там грузин живет, он тут работает, а бабло себе на родину отправляет, ходит тут царем, считает себя самым главным. Захотел – не убирается на кухне, захотел – в туалете срач навел. Вздумалось – все конфорки на плите занял. Борзый до невозможности, и знаешь, мне кажется, он жену мою, суку, ****, когда я в ночь выхожу. Я давно уже хочу ему рожу набить…
Он налил себе еще стакан и выпил, а сразу же за ним еще один.
- Так меня злоба берет от всего этого. Одни уроды. А мы родились в коммуналках и подохнем в коммуналках, вот и вся жизнь, вот и пожили. – Евгений прислонился к стене и закрыл глаза.
- А зачем вы так много пьете? – аккуратно спросил я, увидев целую гору бутылок под раковиной.
- Я?! А как тут не пить то, блять?! – взревел он, вскочив со стула, - как тут не бухать, когда такое говно вокруг?! Я только на том и держусь, что водка есть. Жена тоже, стерва. Не бухай, не бухай, итак денег нет. А так она бы их все на шмотки спустила свои, чтобы жопой своей вертеть перед начальником! Уйти от меня хочет, ну и пусть валит! Мне то что? И без куска ****ы проживу! – яростно проговорил он, потом плюхнулся обратно на стул, выпил прям из горла и закрыл глаза.
- Извините… - промямлил я, не думая, что так его задену.
- Да это ты меня извини братуха. Накипело просто, вот уже где сидит – он провел пальцем у горла, - НА-КИ-ПЕ-ЛО, - сказал он, чеканя слова. Он почесал лысеющую голову, достал сигареты и закурил снова. Я молча доел пирожки, вымыл кружку и вернулся за стол. Вдруг из прихожей раздался звук открывающейся двери. Я невольно сжался, боясь, что это Саша и Андрей, но вошла женщина лет тридцати на вид. Одета она была вполне прилично. Юбка чуть выше колен, симпатичная блузка, туфли. У нее были длинные прямые каштановые волосы и довольно милое, слегка пухлое лицо. Она разулась, посмотрела на кухню и сказала:
- Жень, ты что, опять напился?
- Пришла… стерва, - пробормотал Евгений, - Да! Напился! И че? Нельзя?! – прогорланил он противным голосом.
- Да что ты за человек такой! Ты же обещал мне! Обещал! Нельзя не нажираться каждый день! А это кто с тобой?! – она ткнула в меня пальцем, - собутыльник твой?! Это ты ему на водку денег дал?! – спросила она уже у меня довольно резким тоном.
- Нет… - сказал я неуверенно.
- Не трогай пацана! Я сам купил! Че распищалась?! – вступился Евгений, вставая со стула и надвигаясь скалой на жену.
- Иди, пожалуйста, спать, хорошо? Пойдем. Завтра поговорим, ладно… - Голос ее был плаксив, а на глазах выступили слезы.
Через несколько минут уговоров они скрылись в комнате, и я остался один. В моем сердце поселился какой-то ужас и отвращение. Я знал, что есть люди, которые так живут. Видел и нищих и бомжей, но чтобы общаться с людьми, опустившимися до такого уровня так близко, этого мне не приходилось. Но я подумал, что и это будет своего рода уроком, отрицательным примером того, как жить не нужно. Стимулом стремления к чему-то большему, стимулом развиваться. Мне было даже жаль Евгения, жаль, что я никак не могу ему помочь, а сам он, видимо, уже не вырвется из этого образа жизни.
Дверь их комнаты открылась, и оттуда вышла жена Евгения в домашнем халате с кастрюлей в руках. Она зашла на кухню, поставила кастрюлю на плиту и закурила возле окна.
- Парень, ты извини меня. Ну сам видишь, что да как… - сказала она.
- Да ничего…
- Он тебе уже наболтал, какая я стерва и как у него все плохо? Каким он мужиком был отличным до того, как со мной сошелся? – спросила она усмехаясь.
- Нет, не говорил… - сказал я наполовину честно, наполовину защищая Евгения от утренних претензий.
- Да ладно? Не успел, видимо. Это его любимая история. Вечно, как нажрется, так дружкам своим начинает трепать: Катька такая стерва, выпить не дает. Катька все деньги забирает. Катька жопой перед начальством крутит, шлюха такая. – она выбросила окурок, закрыла лицо руками и в такой позе простояла пару минут, а затем продолжила, но голосом уже не язвительным, а жалобным: - а я может тоже внимания хочу. Любви хочу и ребенка. А с этого импотента бесплодного что взять то? Может и кручу чем надо, оттого, что есть чем крутить и хочется, чтобы кто то на это смотрел. А этому оно надо? Этой скотине нажраться бы, да спать лечь, - она смахнула слезу, помешала суп в кастрюле, взяла со стола недопитую бутылку и вылила в раковину, - У меня нормального секса уже несколько лет с этим алкашом не было, а мне всего тридцать, понимаешь? – она закончила фразу, взглянула на меня и слова вдруг поняла, что рассказывает всю свою боль восемнадцатилетнему парнишке, которого видит первый раз в жизни, она немного скривилась в своем довольно красивом лице и добавила оправдывающимся голосом, - ты прости пожалуйста, что я тебе тут высказываю. Не запоминай меня такой, пожалуйста. Я раньше другой была, молодой, счастливой, любимой и много улыбалась. Ты думай, что я и сейчас такая. Ты извини меня… - она взяла кастрюлю и ушла в комнату.
Я собрал вещи и ушел в свою каморку. На душе был тяжелый осадок, опустошенность. Мне было дурно и как-то пусто от одних только рассказов о такой жизни, а если так жить, то, мне кажется, не долго повесится. Я не понимал, как люди доводят себя до такого состояния и даже не пытаются что-либо поменять. Смиряются так, словно нет уже никаких шансов что-либо исправить. Будто-бы они прошли ту степень противления и отчаяния, за которой нет уже ничего, только обреченность мухи, попавшей в паутину и настолько запутавшейся в ней, что нет сил даже на предсмертные трепыхания.
Я рухнул на диван и тяжело вздохнул, и с выдохом будто вышел из меня весь оптимизм и вся вера в человека счастливого просто от того, что он жив. Существование таких людей, как Евгений и Катя опровергает любую теорию, в которой человек по определению счастлив. Для этих людей слова «счастье» не существует в обыденном понимании, для них счастье – это чуть меньшая концентрация боли. И я ужасался этому, боясь, что могу стать таким, а затем долго отплевывался от этой мысли.
Через несколько минут в дверь постучали, я подошел и взглянул в глазок, за окном, судя по всему, стоял тот самый грузин, мой сосед. Он стоял в шортах и тапочках, оголив заросшую густыми черными волосами грудь. Я открыл дверь:
- Здарова, Вась, есть курить? – спросил он нагло и с акцентом.
- Нет
- А ты в магаз не пойдешь? А то занес бы?
- Нет
- Блять, может денег займешь, сотку?
- Не, у меня нет.
- Да ладно гнать, ты только заехал, - продолжал грузин, скрестив руки на груди.
- У меня не разменянные
- Да я разменяю, не ссы
- Нет, извини, - закончил я и закрыл дверь перед его носом.
-Сука… - послышался оттуда возглас и шаркающие шаги.
Я вернулся к дивану, расправил его и лег. Сквозь окно я смотрел на небо. На нем не было не единой тучки и всюду оно было усыпано звездами. Я подумал, что в такую погоду было бы недурно погулять, но я бы не решился.
Уснуть не получалось, я подошел и открыл окно, чтобы подышать свежим воздухом. Теплый ветер приятно обдавал тело.
В прихожей послышался какой-то шум, мужской гогот и женский голосок. Я отошел от окна к двери и принялся наблюдать за тем, как Саша и Андрей, судя по состоянию, изрядно пьяные, вместе с какой-то девушкой скрылись в своей комнате. Оттуда доносился какой-то шум и смех, звукоизоляция в этих комнатах была никакой. Я постоял еще пару минут и вернулся в кровать.
Через несколько минут из комнаты парней начали раздаваться крики и стоны. Девушка стонала громко, иногда даже срываясь на крик, а парни гоготали и постанывали. Иногда оттуда слышались ругательства, типа: «Давай, сучка, бери» и т.п. Крик девушки порой походил вовсе не на томный стон наслаждения, а на крик, вызванный болью. Спустя некоторое время раздался звук ударов кулаком в дверь и возмущенный крик грузина:
- Э, давай там тише, а?
И еще более приглушенно и зло:
- Съебись, пока цел!
Затем звуки стихли. Металлическая дверь открылась и закрылась, раздались шаги, а затем голос из кухни, я прислонил ухо к стене и прислушался:
- Я так не могу. Слышишь, не могу. Так мы работать не договаривались. Да. Да, их было двое. Нет, они заплатили только за обычный, а поимели меня везде, как вещь. Да. Ну разберись, или зачем ты нужен? Да. Пиши, Пионерская 72, второй подъезд, квартира 40.
Меня жгло страшное любопытство. Неестественное и грубое. Я быстро накинул одежду, взял кружку, чтобы сделать вид, что я вышел попить, и пошел на кухню. Там сидела девушка лет двадцати пяти, темные, по плечи, волосы, пышная грудь и бедра, короткая юбка и майка сверху. Она стояла лицом к окну и курила. Когда я прошел на кухню и включил кран она услышала и обернулась. По ее лицу текли слезы, глаза были заплаканы, а тушь размазалась. У нее было худое лицо, наверняка красивое. Из-под майки на животе виднелся шрам от кесарева. Она взглянула на меня и с нападкой, голосом, близким к истерике, вскрикнула:
- Ты че, тоже с этими?! Чего тебе?! Отсосать?! Или в жопу дать?! Мне похуй, только плати, давай. Снимай штаны, но сначала заплати!
-Извините…
Я быстро набрал воды и поспешил убраться в комнату. Пить не хотелось. Я лег в кровать, поставил будильники, включил музыку и попытался заснуть. Мне хотелось как можно скорее убраться из этой квартиры и никогда больше не видеть этих людей. Я до сих пор не хотел верить, что все это может быть в реальности, что это правда, а не выдумки писателей – чернушников. Но я видел это своими глазами и ужасался. А ведь у этой девушки есть ребенок, был, наверно, любимый парень, есть родители. Что толкает их на это? Мне не хотелось думать, что только деньги, но что еще?
На кухне раздавались голоса грузина и девушки, он приставал к ней. Затем была матерная перебранка и звук бьющегося стекла. Потом звуки открывающейся входной двери, мужские голоса, потасовка сначала на кухне: крики, крепкий мат, ругань, звук удара. Затем мужчины прошли в комнату парней, те долго не открывали и игнорировали настойчивый стук в дверь, но потом все-таки сдались. Я слушал их перебранку уже в полусне. Последние, что я слышал, это фраза мужчины, котрый жестким, сильным басом выдал:
- Ну че, сука, теперь будешь платить, или еще раз въебать?!
Затем удаляющиеся шаги и тишина.
Я укутался в одеяло и изо всей силы попытался заснуть. Так как время было уже позднее, и я ужасно устал, сон одолел меня, но спал я беспокойно и плохо. Снились дурные, непонятные сны, граничившие с галлюцинациями. Мне виделась сидящая в моей комнате девушка, которая стягивала с меня штаны, Евгений, его жена, совокупляющаяся с грузином. Я вскочил до того, как прозвенели будильники, быстро собрал свои вещи, заправил кровать и вышел из комнаты. В коридоре, возле комнаты парней на стене и полу были видны капли крови, на кухне валялись стекла и перевернутые стулья.
Я обулся, убрал ключ туда, куда сказала хозяйка, взял сумку и поспешно вышел. Дорога на такси от дома до вокзала и рассматривание зданий нового города в лучах рассветного солнца не очень меня занимала. От недосыпания я был раздражителен и зол.
В купе поезда со мной оказались два студента и какой-то мужчина в возрасте. Я смотрел на них и думал о том, что каждая персона вызывает у меня теперь неприятные ассоциации. Я пытался поспать, но сон не шел ко мне, разговор с попутчиками тоже не клеился, я был слишком уставшим и разбитым.
Сидя на месте в каком-то полубредовом состоянии я оперся на стенку и уставился в окно, там быстро проносились бесконечные степи и редкие леса. Разговоры людей назойливо сочились мне в уши, и избавиться от них я смог только включив музыку.
Ближе к вечеру в дали показался город. И вроде-бы так было уже не один раз, но я не находил в себе прежних чувств. Когда поезд остановился у вокзала, во мне не было ни радости, ни глубокой печали. Я не улыбался и не плакал, я был опустошен и уничтожен. Мне не хотелось думать о минувших сутках, вспоминать и анализировать случившееся, но мой маленький мирок будто столкнулся с безграничным цинизмом, будто погряз, как птица, в дегте, и до сих пор не может отмыться. Было ощущение, что мне не просто плюнули, мне смачно харкнули в мои розовые очки, и мне пришлось снять их и выбросить.
И теперь, когда мы остановились у вокзала, мне не хотелось улыбаться, гулять, фотографироваться, общаться. Единственное, чего мне хотелось –это побыстрее поехать дальше.