При подъеме я одевался с трудом. Болело всё!
После завтрака все отправились в парк приводить в порядок боевую технику.
У нас с Рахметовым была БМП. Мне надо было ее помыть.
Я принес ведро с водой, но залезть на БМПшку не мог.
Ноги не слушались, бока болели. Каримов поработал на славу.
- Чего ты? - спросил Рахметов. - Давай подсажу!
Он помог мне забраться, подал воду.
Хоть по голове меня не били, но она почему-то кружилась. Я чуть не свалился обратно.
Потом обмакнул в воду тряпку и приступил к работе.
В роте к моим писаниям отнеслись, можно сказать, что однозначно. Не со знаком «плюс».
Идиятов меня не замечал. Обращался только по делу. Часто ставил в наряд. Я не оправдал его доверия.
Иван обходил меня стороной. Как говорится, «при встрече переходил на другую сторону тротуара».
Николаев, с моего периода, подошел и сказал:
- Так все хорошо было. А из-за тебя нас начали гнобить! Кто тебя просил такие письма писать!
Вокруг меня создался вакуум. И я в нем медленно вращался.
Каждый новый день тянулся и тянулся. Ему, казалось, не было конца.
Как-то я стоял в очередном наряде по роте.
Дежурным был Рустамов. Мне нравилось его красивое, восточное, справедливое лицо.
Когда рота ушла на занятия, и мы остались одни, Рустамов схватил железную вешалку-стойку и ударил меня ей. Я согнулся от боли, но успел отскочить от следующего удара.
Лицо Рустамова горело праведным гневом.
Обругав меня последними, как говорится, словами на русском языке, он начал ругать по-таджикски.
Он размахнулся вешалкой еще, но я выскочил на улицу.
Я шел вдоль забора и думал.
Что делать?!!
С Идиятовым дружба кончилась.
Мой период против меня.
А ещё всё только началось! Вдруг, действительно, и в соседних полках про меня расскажут!
Замполит говорил, если что к нему обращаться. Сейчас как раз такой случай.
Нет! Этого делать нельзя. Я не стукач!
Что же делать?!!
А ведь я прочитал много книг, герои которых попадали в более тяжелые испытания!
Но читать книги — это было одно, а когда в теле и во рту противное ощущение побоев — это совсем другое!
И пока конца этим побоям и оскорблениям не предвидится!
И тут я понял, что я должен сделать.
Может, это покажется слишком пафосным, но это меня спасло.
Я представил, что на меня смотрят мои родители, мой младший брат, мои родственники, друзья из института.
Я не сдамся! Я не стану унижаться! Я буду достоин называться вашим сыном, братом и другом!
Я вернулся в казарму.
Рустамов мрачно посмотрел на меня.
- Иди, наводи порядок, - сказал он.
Наряд прошел нормально.