Гибнут и страдают на войне, бывает, не только от пуль, снарядов и бомб противника. Расскажу об одном таком случае.
Летом 1944 года, после непродолжительного лечения в госпитале, назначили меня командиром батареи 3-го гвардейского артполка 2-й воздушно-десантной дивизии 4-го украинского фронта. К тому времени я уже имел звание капитана.
Оснащение артиллерийских батарей к концу войны сильно изменилось. Лошадок сменили мощные американские студебеккеры, а 122 мм гаубицы уже использовали для стрельбы новые комбинированные снаряды. В гильзу такого снаряда закладывалась поражающая металлическая болванка и мешочки с порохом (пучки). В зависимости от удалённости цели «пучков» в гильзе могло быть от семи (максимальная дальность стрельбы) и меньше. «Лишних» «пучков» в батарее со временем накапливалось изрядное количество, и бойцы, несмотря на строгий запрет, использовали их при растопке походных печек в блиндажах – ночи частенько бывали холодными.
На марше, в районе Белой Церкви прибился к нам голодный и оборванный мальчишка лет пятнадцати – Илюша Завьялов. Мы его накормили, обмундировали, благо имевшаяся на складе форма оказалась крепкому и рослому парнишке впору. Был он из России, родителей убили немцы. На Украине оказался в поисках пропитания. Смышлёный малец всем нам понравился, и я уговорил командира дивизиона оставить парня при батарее. Определили его в расчёт сержанта Самбулова.
Остановились мы на берегу Северного Донца. За Донцом уже были немецкие позиции. Стали окапываться, строить блиндажи. Почва на берегу оказалась песчаная, сыпучая, и стенки блиндажей пришлось укреплять сухим тёсом (досками), позаимствованным бойцами на ближайшей ж/д станции. Вход в блиндаж, точнее влаз, по причине сыпучести песка, сделали вверху и небольшим, где-то метр на метр. Весь день занимались обустройством.
А ночью батарейцы проснулись от грохота и страшных криков. Мы с замом по политработе выскочили из блиндажа в одном исподнем. Видим, что над блиндажом расчёта Самбулова поднимается огромный столб чёрного дыма, а из люка, давя друг друга, выбираются наверх бойцы – с обугленными головами, лишёнными волос, обгоревшая кожа свисает с рук лоскутами, на некоторых пылают гимнастёрки. Люди, крича от боли, срывают с себя одежду, катаются по земле, пытаясь сбить пламя. Из других блиндажей тоже выскакивают бойцы – все помогают пострадавшим как могут. Санинструктор мечется от одного обгоревшего к другому. Картина – страшнее не придумаешь. Оправившись от первого шока, бегу к связистам – надо вызвать машину с санитарами и доложить о ЧП командованию.
Минут через пятнадцать прибывают командиры полка и дивизиона, с ними товарищ из особого отдела. Санитарная машина увозит раненых в госпиталь. Особенно сильно пострадали Самбулов и Илюша.
Начинается разбор ЧП. Мы с комиссаром уже настраиваемся заканчивать войну в штрафной роте. Оказалось, наш Илюша, проснувшись среди ночи, решил погреться у печурки, а заодно и махорочки покурить. Покурив, машинально бросил окурок… в, стоящую рядом с печкой, корзинку с «пучками». Полыхнуло, сухая тесовая обшивка блиндажа занялась мигом. Люди, проснувшись в пламени и дыму, в панике бросились к узкому люку, через который и в спокойной-то обстановке вылезать было не просто…
Меня и моего комиссара от штрафбата спасло только то, что все пострадавшие в один голос твердили - командиры в происшедшем не виноваты, они нам всегда растапливать «пучками» запрещали, а мы нарушали…
Самбулов и Илюша выжили и поправились, они долго писали нам и своим сослуживцам из госпиталя, но в часть уже не вернулись. Дальнейшей их судьбы не знаю. Воевать им оставалось уже не так много, может быть и снова повезло - вернулись с войны живыми.