Дождь в моем окне

Владимир Арсенин
      Полный день на улице дождь. Небо затянуто серыми ватными тучами. В комнате темно и тихо, только слышен звук ударяющихся о карниз капель.
      Я как будто стою у окна в квартире, на втором этаже девятиэтажного дома на углу 1-й улицы 8-го Марта. С левой стороны видны трамвайные пути 27 маршрута, прямо передо мной - высокий кирпичный белый забор психиатрической больницы.
      Люди торопливо бегут по улице. Подняв воротники и накрывшись зонтами, они, жалкие, съежившиеся, проклиная погоду, почти бегут, бегут от дождя, они боятся его. Растерянный взгляд, блуждающий в поисках убежища, чуть ли не до ушей поднятые плечи и торопливая семенящая походка, помогающая преодолеть лужи.
      Мимо них с ревом проносятся машины. Они тоже как будто напуганы, как будто бегут, бегут от дождя, они тоже боятся его.
      Я смотрю в окно и вижу себя, выбегающего на улицу из подъезда,  с противоположной стороны дома. Широко расставив руки и запрокинув голову, я подставляю ладони и лицо каплям дождя, радуясь этой встрече, наслаждаясь его прикосновением и надеждой на то, что завтра все будет по-другому.
      Я иду по широкому тротуару улицы 8-го Марта, встречая редких удивленных прохожих, дохожу до Мирского проезда, дожидаюсь  трамвая и, промокший до нитки, еду в обратную сторону до остановки "1-я улица 8-го Марта".
      Уже от трамвайной остановки я смотрю на знакомые окна, в надежде увидеть в одном из них силуэт любимого человека, но никого не вижу. Все три окна, как черные дыры, как черные квадраты, глубокие, загадочные, притягивающие к себе, но при этом недосягаемые.
      Забегаю в подъезд, поднимаюсь на второй этаж, нажимаю кнопку звонка. За дверью слышны легкие быстрые шаги. Дверь открывается и вот, уже не силуэт, не видение, а она, кареглазая черноволосая в ослепительно белой блузке с кружевным воротничком стягивает с меня мокрый плащ,  за руку тянет в комнату, садится на диван, поджав под себя ноги, задает мне кучу вопросов, смеется, снова спрашивает.
      Меня поражает запах ее волос, напоминающий запах ржаного хлеба и я  говорю ей об этом. Она только смеется и не раскрывает мне свою тайну. Ее удивительно податливые губы, такие же доверчивые, как и ее глаза, просто сводят меня с ума.
      Я боюсь потерять ее. Я боюсь, что дождь кончится и я больше не увижу ее. Я осознаю, что это не может продолжаться бесконечно долго. Ведь дождь приходит и уходит и, как бы я ни хотел, он все равно уйдет, конечно не навсегда, но быть может надолго.
      Каждый день я жду дождя с большим нетерпением и чем больше мое желание встретиться с ним, тем реже, как мне кажется, он приходит ко мне. Со временем это ожидание становится все более мучительным.
      По ночам мне снится один и тот же сон. Я в гостях на каком-то семейном празднике. Вокруг незнакомые мне лица. В самый разгар торжества с дочкой хозяина становится плохо. Она бледнеет, ее глаза принимают тусклый болезненный цвет. Она теряет сознание, но вскоре приходит в себя. Никто не реагирует на случившееся. Ее губы чуть шевелятся. Она явно чего-то просит. Мне кажется, что она хочет яблоко. Я даже в этом уверен. Я беру его со стола, разрезаю на мелкие кусочки и подношу к ее бледным губам, но все мои усилия напрасны. Кусочки яблока падают с ее губ, так и не удовлетворив ее желание.
      С каждым разом я стараюсь нарезать яблоко все мельче и мельче, надеясь все-таки накормить эту девушку, пытаясь исполнить ее странную последнюю просьбу. Но у меня все-равно ничего не получается. Я начинаю от отчаяния плакать и слезы текут по моим щекам, и я умоляю ее помочь мне, - хотя бы просто шевельнуть губами в надежде на то, что быть может самый маленький кусочек задержится на ее губах. Но несмотря на все мои усилия, кусочки яблока, какими мелкими они бы ни были, падают и падают с ее бледных уже неподвижных губ, а ее глаза, полные страха и слез умоляют о помощи.
      А за окном идет дождь, и слышен звук ударяющихся о карниз капель. Они стучат в окно, они зовут меня. Но я не могу пойти к ним, я просто смотрю в окно и почему-то уже не вижу трамвайных путей 27-го маршрута, высокого белого забора психиатрической больницы, а вижу прямо перед собой знакомый девятиэтажный дом и любимые три окна, в каждом  из которых то появляется то исчезает мимолетное видение, воздушный силуэт божественного создания в ослепительно белой блузке с кружевным воротничком...

1972 г.