Мама, мама родная, любимая! Не окликнуть теперь, не вернуть тебя, чтоб поведать невысказанное и ответить на оставшиеся без ответа твои вопросы. Но ты ведь продолжаешь видеть меня? Могу ли я развеять твоё мнение, что якобы мне не до тебя, и успокоить твою душу своими воспоминаниями?..
Я была ещё совсем небольшая. Очень ждала тебя с работы и любила устроиться рядышком, если ты приляжешь отдохнуть. Однажды вдруг, прильнув поближе, в блаженстве ткнулась тебе под мышку и оторопела: ты беззвучно плакала.…Те твои слёзы до сих пор не дают мне покоя. О чём они были?.. Никогда мне теперь не узнать…
- Моя Вейка, - называла я тебя так же, как звала тебя бабуся, а её, как ты, звала Мамо и «на Вы», как принято было там, на Херсонщине, откуда привезли её четырёхлетней девочкой.
Семья Носуленков уже погрузила нехитрый скарб на арбу и готова была отправляться в долгий путь, а эта хлопотуха замешкалась: собирала в подол своих кукол:
- Як тато кнутом мэнэ хлыснув, так спына та зад и загорилысь, и вси куклы мои порассыпалысь, - рассказывала она мне, уже будучи бабушкой.
Свою маму она не запомнила: слишком рано её не стало. Тато с бабусей были её семьёй, позже – только бабуся; когда и той не стало, какое-то время жила в семье старшей сестры Ольги, откуда её поспешили выдать замуж за Никанора.
Всё как будто и пошло-то у них ладно, да случилась у молодухи «сибирка» на правой руке. Горе-доктора, вознамерившиеся удалить язву хирургическим путём, порезали сухожилие, и женщина оказалась калекой: рука повисла плетью. Этого оказалось достаточно, чтобы семья распалась.
Красавицу-смуглянку, хотя уже и с дочкой, через годок посватал Устин. Сложилась хорошая семья, сынок родился Ванечка. Падучая порою донимала мужа, потому работать мог только сторожем. Магазин деревенский охранял. Возле него и обнаружили его убитым в утро после ночного ограбления лавки.
Слёзы отчаяния застилали прекрасные глаза Ефросиньи: куда идти теперь с двумя детьми из семьи погибшего мужа? как жить?
- Не уходи, останься.… Будем жить вместе, - удивил деверь. – Куда ты одна? А мне и сын старшего брата не чужой, да и ты по сердцу…
Самыми счастливыми до конца своих дней считала она потом годы, прожитые с Иваном:
- Вин мэнэ любыв, кохав дуже. Скаженный тилькэ був – дитэй нэ любыв. Свий ужэ народывся, Колька; бувало, крычить в колыски, а той аж из сэбэ выходэ: чёго вин крычить?
Счастливыми, да недолгими. Кольке до двух лет не хватало ещё недели, когда началась война. Не с первых дней, но ушёл ваш хозяин на фронт. Ушёл и погиб.
В сорок лет осталась бабуся вдовой: принесли похоронку. Приська - вспоминая себя с детства, называла она собственное имя. Это в документах значилось Ефросинья. Может, из-за сходства имён – своего и героини – все последующие годы (а дожила до девяноста) особенно неравнодушна была она к песне «Враги сожгли родную хату» в исполнении Бернеса.
- Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришёл к тебе такой, - пел великий исполнитель, а она сидела такая хрупкая, маленькая, с опущенными плечами и не успевала вытирать льющиеся слёзы. Но в очередной раз, если включали патефон, вновь просила поставить эту пластинку.
Это с нею оставалась я целыми днями, пока ты трудилась. Она приучала меня поливать в палисаднике, подметать в хате. А когда я пошла в школу, методично руководила выполнением домашних заданий, будучи совершенно безграмотной: в строго положенное время выключала радио, тщательно протирала обеденный стол и застилала газетой, проверяла, чисто ли я вымыла руки, усаживала за уроки, затем периодически подходила и со знанием дела смотрела из-за плеча:
- Ну, шо, зробыла уже? А шо еще надо?
Мы с нею ходили в дол собирать паслён, в посадку – за ранетками. С паслёном бабуся варила вкуснейшие вареники, а ещё раскладывала его по жаровням и ставила сушиться на солнышке. Ранетки рассыпались по крыше; те, что станут мягкими, будут съедены, оставшиеся высохнут на потом. Зимой пироги с паслёном и пропущенными через мясорубку распаренными ранетками уходили влёт. Странные воспоминания о деликатесах из детства: пирожки из печи с распаренным горохом или фасолью, с теми же ранетками, запеченное молозиво, бабка из духовки…
Вместе с соседскими ребятишками бабуся отпускала меня в поле за початками кукурузы. Ого, сколько приключений сопровождало такой поход! Прятки. Казаки-разбойники. Суслик выскочил из норки и стал столбиком – наблюдаешь, затаив дыхание. Пока набродимся, девчонки нарвут незатейливых степных цветов, сплетут веночки, мальчишки то дразнятся, обращая на себя внимание, то устраивают возню меж собой.
С бабусей вместе мы встречали из стада корову и потом шли доить её. Она «сидала на ослинчик» с ведром под корову, а я становилась рядом с кружкой: упругие струи молока взбивали густую пену в моей посудине. Только тогда это было так вкусно – молоко из-под коровы!..
Уже смеркалось, пока бабушка управится. Тогда мы усаживались рядышком на завалинку, устремив взгляды на дорогу, ведущую с поля, и ждали. Иногда казалось, о-о-очень долго ждали, когда покажутся огоньки фар грузовика, в кузове которого возвращаются механизаторы. Ты работала штурвальным на комбайне. О таких теперь и не помнят: гусеничный трактор тащит комбайн, работой которого на специальном мостике управляешь ты (мне довелось попробовать рулить им с твоего позволения!). И только с твоим возвращением домой день завершался…