Ой, Кошмар!
Иду вечером с работы, только из трамвая вышла и – нос к носу со старой своей приятельницей. Сто лет не виделись и – вот! Смотрит на меня как на пришельца с того света:
- Ой, Олька! А ты че такая худющая? Болеешь что ли?
А я смотрю на неё такую сытую, довольную и думаю: эх, лапа моя, хорошо ты живёшь. Мне бы твои заботы, тебя бы на моё место!
Вот взять хотя бы сегодняшний день.
С утра начальник вызвал, накрутил хвоста – не дай бог никому крещеному. Выхожу от начальника - зам приглашает, тоже мало приятного. Пришла к себе – и здесь не лучше. Эти стрекотухи – две Наташи чаИ пьют и чирикают – у вахтёра слышно.
Время - десять – они все еще чирикают.
Кошмар! Я – к линейщикам, и там не лучше! С одной Ларисой поговорить – на неделю отгул надо брать, штоб очухаться. А пока Васю раскачаешь – семь потов сойдёт. И Вова тоже – ля-ля –не разбежится. Демагогию разведёт – не хуже того Гегеля.
А Денисыч, ихний бригадир, тоже не подарочек. Один минутный разговор с ним-три таблетки валидола.
Только Саша и успокаивает. Золотой ребёнок! А эти все – кто золотко, кто – солнышко, кто – кисонька, кто – котик.
Ой! Кошмар! Лучше не говорить.
Придёшь домой, и дома не чище. Представь себе: в позапрошлом году выбрали меня парторгом в отделе. Но не дура ли!? Зачем было лезть в эту партию? Так ты что! А карьерный рост – тут без партии – ни шагу. И вот,- в отделе тридцать партийцев - все мужики, а они меня – бац! – Парторгом. Ты только вдумайся! Хотя, зачем тебе это.
И вот, картина маслом: идет партсобрание. Тридцать мужиков сидят, газеты читают, одна-единственная женщина целый час стоит! Кошмар!
Прихожу после собрания домой, мой придурок уже чего-то сварганил на ужин. Ждет меня. Ну, я ему всё так это подробненько рассказываю. Смотрю, он че-то помрачнел. Ладно, думаю, пока телевизор смотрим, глядишь, успокоится. Ан – нет! Стали спать собираться, смотрю, а он устраивается на раскладушке. Ты че, спрашиваю, заболел. А он, с тобой не хочешь да заболеешь. Да что с тобой? Уже самой интересно. А он мне: - Где ты видела, чтоб простой шоферюга с парторгом спал? Парторг всегда в номере на коечке, а шофер в коридоре на диване. И ни в какую! Так и лёг отдельно.
Ладно. Всё бы ничего, да этот гусь Денисыч еще тогда наворожил: быть, говорит, тебе, Васильевна, секретарем райкома. А может и повыше,а это только старт. И в перерыве подходит, и так это ехидненько: ну, что, мол, я говорил? Смотрит и руку суёт, поздравляет, вроде. Я и так ничего не соображаю, стою, как заговорённая, а тут еще он. Ну, не гусь ли – да гусище!
Да и это бы еще ничего. Так ведь дома-то, подумай-ка, прихожу после собрания часов в одиннадцать уже, он сидит, молчит, как крупы наелся. А я, грешным делом, так жрать хочу – сил моих нет! Смотрю, на плите пусто. Кастрюля из-под супа в раковине на боку лежит. А где суп-то, спрашиваю. Вылил! – отвечает, а сам даже не смотрит в мою сторону. Это почему же, спрашиваю, а он мне; а штоб ты с голоду подохла по собраниям шлындавши! И отвернулся совсем. Ну, что делать? Кошмаар!
Так ничего я приятельнице и не сказала. Разве она поймёт?
- Приходи,- говорю,- Маруся ко мне на Пасху, покалякаем. А сейчас, извини, тороплюсь. Как бы он там опять чего не выкинул. Пока, моя лапа! Приходи обязательно.
1960.