…Отпетое в «чёрном тюльпане»,
Живое ещё, тем не менее,
Расстрелянное «братками»,
Больное моё поколение…
Конечно, свадьбой это не назовёшь. Просто повод для гарнизонной пьянки. Чего людей смешить – у обоих второй брак. Тут уж не до фаты и дурацкой куклы на капоте.
Роман пошёл покурить на скамейку, в ароматную прохладу сирени. На балконе разговаривали двое из гостей.
- Молодец Ромка. Не побоялся, с ребёнком взял. Нормальный мужик, да и служака неплохой.
- Ну, не вечно же Светлане вдовой ходить. Год уже, как мужа в Афгане... Вот совпало, тот муж был Роман и этот – тоже. Ладно, пошли, ещё накатим по маленькой.
Роман докурил и поднялся в квартиру, в гул пьяных голосов.
- Свет, а где Анютка?
- У соседки, спит уже, наверное.
- Схожу к ней. Не скучай тут.
Краснов, стараясь не шуметь, присел на край постели. Ласково погладил лёгкие детские волосы. Девочка вдруг всхлипнула и жарко зашептала:
- Дядя Рома, а ты теперь всегда будешь в маминой комнате спать?
- Да, маленькая. А что не так?
- Когда папа вернётся, где он будет жить?
Роман помолчал. Как объяснить пятилетней девочке про смерть?
- Спи, зайка. Не волнуйся, придумаем что-нибудь.
Папой в первый раз она назвала его только через год.
***
Роман открыл дверь своим ключом. Светлана выглянула из ванной с намотанным на голову полотенцем.
- Ромашка, а что так рано?
- А ты не рада?
- Очень даже. Анька, между прочим, раньше шести из школы не вернётся, они там репетируют праздник букваря.
- Звучит весьма соблазнительно. Намёк понял, даже лыжи снимать не буду.
- О, как капитана получил - совсем на голову плохой стал. Ты чего, какие лыжи?
- Ладно, забыли. Древний анекдот времён финской войны. Иди ко мне…
Краснов курил на кухне и любовался, как раскрасневшаяся Света в одной маечке хлопочет насчёт поесть. Как ей сказать?
- Свет, сегодня я в строевой части был.
- И что, нам предложили должность министра обороны?
- Пока только начштаба батальона. В сороковую армию.
Света замерла, сжалась, как от удара. Повернула к Роману посеревшее лицо.
- Ты, конечно, отказался?
- Конечно, нет. Я кадровый офицер.
- Ромашка, нет. Ты не можешь! Не-еет!
Ноги вдруг стали ватными. Молодая женщина рухнула на колени и завыла как волчица, потерявшая волчат. Краснов бросился к ней, начал целовать мокрое лицо, растрепанные волосы, прижал к себе.
- Светик, что с тобой? Что за истерика? Ты же офицерская жена.
- Я офицерская вдова, ты не забыл? Одного раза достаточно.
Роман резко поднялся, сел на табуретку и дрожащими пальцами достал сигарету.
- Раньше времени не стоит меня хоронить, хорошо? Там сто тысяч человек служат. И подавляющее большинство возвращается.
- Ромочка, родной, откажись! Не ради меня, так ради Аньки. Она же любит тебя до сумасшествия. Только одно и слышишь: «папочка то, папочка сё».
- Света, извини, но ты несёшь херню.
- Ромашка, я чувствую. Нельзя туда, убьют тебя. Я не переживу, Анька круглой сиротой останется.
- Да пошла ты на хрен, дура. Каркает ещё.
Хлопнула входная дверь. Светлана осталась на полу, скуля побитой собакой.
***
«…папачка, а ещё превези мне щенка авганской борзой породы там же их многа. Патомучто мама сказала, что и так дурдом и без сабаки, а тибе разрешит. Мама всё время плачит и пьёт вотку у соседки, приходит ночью пьяная и говарит что я сирота. Она дурочка наверно. У меня же есть ты я очень тибя люблю. Приизжай скорей. В школе был Урок Мужиства и сказали что наши солдаты героически помогают детям Авганистана сажать диревья. Значит мой папа герой!!! Мама просит тибе сказат чтоб ты ответил на её письма. Патомучто наверно завидует что ты мне пишеш письма а ей нет. Очень тебя целую и люблю. Твоя дочь Аня Краснова!!! 28 сентября 87 года».
***
Когда вся страна смотрела по первому каналу на генерала Громова, последним покидающего ДРА, Краснов лежал в Ташкентском госпитале с тяжёлой контузией. Документы об увольнении в запас по здоровью он получил вместе со званием майора и Красной Звездой. Квартиру в Сертоловском гарнизоне, под Питером, оставили за ним.
Надо было как-то жить. Ребята – афганцы, пользуясь правами крыши, пристроили Романа в мутный кооператив, торгующий видеотехникой.
Со Светой было никак, что-то сломалось. Семья держалась только на Ане. Хоть она радовала, росла девочкой умненькой, красивой и очень нежной к отцу, делясь с ним секретами, маленькими своими горестями и радостями, как с лучшей подружкой.
Потом ребят накрыло – часть перебили на стрелке с тамбовскими, часть оказалась в Крестах. Романа почему-то не тронули.
Краснов пахал, как проклятый, мотался по стране, превозмогая дикие периодические головные боли – память о контузии. Дело налаживалось. В девяносто третьем купил квартиру на «Ваське». В восьмой класс Аня пошла уже в новую школу.
В коллектив наивная и открытая девочка из гарнизона не вписалась. В ней раздражало всё – хорошие оценки, вкус в одежде, успех у мальчиков.
Особенно – успех у мальчиков.
После дискотеки, на которой с ней весь вечер танцевал школьный красавчик-десятиклассник, Аню затащили в женский туалет оскорбленные соперницы. Избили до полусмерти, вырвали с мясом из ушей маленькие золотые серёжки…
Краснов был на переговорах, когда зазвонил килограммовый монстр «Моторолы». Почернев, Роман рванул в больницу. Снеся по пути пару медсестёр, влетел в палату.
Истерзанная Аня лежала, глядя в потолок остановившимся взглядом. Мочки ушей заклеены пластырем, лицо – сплошной синяк. Слёзы полились сразу.
- Папочка, за что? Что я им сделала?
Краснов, стараясь не задеть повязки, приобнял девочку, зашептал:
- Они просто дурочки. Всё будет хорошо, зайка, папа тебя любит и защитит. Не плачь, моё солнышко, кровинка моя.
Аня успокаивалась, всхлипывала всё реже. Потом заснула. Роман, пошатываясь, вышел из палаты. Глаза застилала жёлтая пелена, голова распухала, разрывалась изнутри. Очнулся он на каталке.
- Куда вы? У вас давление скачет. Сейчас укол…
- Всё нормально. Я должен идти.
Всю ночь Роман просидел на кухне, куря одну за одной. Всю ночь он резал на куски, расстреливал, взрывал эту долбаную школу вместе с малолетними сучками и пришибленной директрисой.
Утром он пришел туда и просто забрал документы. Выйдя из больницы, Аня пошла в другую школу.
Она стала другой. Жёсткой и ироничной. На ровесников внимания не обращала, поклонниками были взрослые мужики на крутых тачках. Роман открывал филиалы в Москве, Екатеринбурге, Новосибе, жил в самолётах и гостиницах. Дома бывал наездами.
На все серьёзные вопросы Аня отвечала смехом и, затягиваясь тонкой сигаретой, говорила:
- Папочка, ну что ты, в самом деле? Всё нормально.
- Что нормально? В шестнадцать лет шляться по кабакам? Школу прогуливать? Как ты экзамены будешь сдавать?
- Ну, я хожу только в приличные рестораны и только с приличными людьми. И аттестат будет, не волнуйся. Завуч – такой пупсик!
- Мама жалуется, что ты с ней не разговариваешь.
- А о чём с ней говорить, с алкоголичкой?
- Разбаловал я тебя. Пороть тебя надо.
- Папочка, нельзя бить любящего и любимого ребёнка. Я ведь твоя кровинка, мурр? Денежек дашь своему солнышку?
Роман растекался, как масло на сковороде. По большому счёту, эти редкие вечера вместе на питерской кухне были его единственной отдушиной.
***
Роман был в Китае, когда дозвонилась Аня.
- Папочка, он такой! Ну, как ты – надёжный, умный. Мы уезжаем завтра в Краснодар. А через месяц в Штаты, у него там бизнес. Прикольно, его фамилия – Горбачев.
- Какие Штаты?! Куда? Ты – несовершеннолетняя!
- Смешно. Мы вчера расписались, он всё устроил. Но я фамилию менять не стала. Я же – Краснова, твоя кровинка, мурр? Целую, папочка. Я буду звонить, обещаю.
Она действительно звонила. Из Нью-Йорка, Монако, Сиднея. На фотографиях она была в роскошных платьях на приёмах, в легкомысленных шортах на собственной яхте.
В девяносто восьмом, после дефолта, Краснов, пытаясь спасти хоть что-нибудь, загнал себя и загремел в больницу на полгода – афганская контузия догнала. Врач сказал, что теперь ему и читать-то много нельзя, и нервничать категорически не рекомендуется. Организм изношен до предела.
Роман сидел на питерской кухне, курил и пытался подсчитать, что у него осталось. Телефон зазвонил пронзительно.
Как сквозь вату, Роман слушал краснодарского следователя. Обнаружен сгоревший остов автомобиля с останками мужчины и женщины. Есть основания предполагать, что они принадлежат известному криминальному авторитету Сергею Горбачеву и его жене, Анне Романовне Красновой. Вы отец? Надо приехать для генетической экспертизы. Для идентификации трупа.
Роман смеялся. В самолёте, в кабинете следователя. Какой труп, о чём вы? Анечка жива и здорова. Просто не может дозвониться. Я же сменил номер мобильного, понимаете? Берите анализ, пожалуйста. Там, в сгоревшей машине, не она, я же чувствую. Я же отец. Понимаете?
***
Сквозь разрывающий голову желтый туман Краснов добрался до питерской квартиры. Дверь открыла растрепанная Светлана в замызганном халате.
Роман прошел на кухню, достал из кармана конверт.
- Что я говорил? Анализ генетического материала пробы номер два не соответствует… Блин, язык сломаешь. Короче, там не Анька. Не бьётся с моим анализом.
Светлана охнула, прикрыла рот рукой.
- Рома, ты что? Ты же ей не родной отец. Твой анализ и не мог соответствовать.
- Ерунду несёшь, Света. Она моя, родненькая. Кровинка моя. И не занимай телефон, вдруг она дозвониться не может.
Он ждёт звонка. До сих пор.