Мечник Жак лежал на спине и грыз травинку. По потёртым ножнам ползла божья коровка, будто совершала долгое паломничество к гарде в виде креста.
Максимилиан, крещёный сарацин, вывезенный из Палестины ещё мальчишкой, пробовал ногтем стрелы. Морщился, когда остриё не нравилось, откладывал в сторону, чтобы потом подправить точильным камнем.
- Ну, а дальше что там с этой Элеонорой? – спросил толстый Гуго.
- Будь повежливее, приятель, - заметил Жак, - не забывай, она твоя королева, хоть и бывшая. И зовут её на самом деле Алиенорой, что означает «особенная». Так назвал её отец, герцог Аквитанский, и он был абсолютно прав, хотя они там все в Лангедоке с дырой в голове. Их говор совсем не разобрать нормальному человеку – будто осёл роняет какашки из-под хвоста. Или, скажем, если звонарь вдруг по пьяни свалится с колокольни и захочет прочесть всё евангелие от Матфея, пока будет лететь – ничего не разобрать. Так кислое вино выливается из дырявого бурдюка – с бульканием.
Максимилиан осуждающе посмотрел на мечника. Как все неофиты, он весьма уважительно относился ко всему, что касалось святой церкви. Жак сделал вид, что не заметил прожигающего взгляда, и продолжил:
- Под Дамаском, когда нам стало туго, и силы уже кончались, а самые храбрые рыцари не могли победить в себе уныние, Алиенора выехала на белом жеребце в латах, прикрывающих плечи, но с обнажённой грудью. Мы так и ахнули! Моему другу, англичанину, накануне сарацинская стрела пробила ногу. Совсем плох был, уже Антонов огонь подбирался. Лежал под телегой в бреду. Так даже он, полумёртвый, вдруг воспрял и потребовал себе коня, увидев такое чудо! Конечно, все вмиг оказались в сёдлах и бросились на этих нехристей, как голодные львы на стадо беззащитных антилоп!
Гуго поскрёб давно не мытое брюхо под кольчугой, отловил насекомое. Заметил:
- Тогда понятно, почему король дал такой развратной ведьме развод. Он известен своей набожностью. Неясно только, зачем эта стерва нужна нашему графу.
- В тебе ума, толстяк, примерно столько же, сколько в моём уде, когда я иду к весёлым девкам, - рассмеялся Жак, - Алиенора – владелица Аквитании. Тот, кто женится на ней, станет богаче самого короля. Вот поэтому наш старый пердун хочет её отловить и насильно обвенчать на себе. А ехать ей в Лангедок больше негде, как по этой дороге. Отследим кортеж, сообщим графу. Он поднимет дружину, пленит стерву. Граф получит жёнушку с богатым приданым, а мы – добрую награду, да ещё на свадьбе погуляем!
Топот копыт заставил Жака замолчать – кавалькада вылетела из леса. Их было десятка полтора – шевалье на арабских скакунах, с лицами, сожжёнными солнцем Земли Обетованной.
Впереди была ОНА. Сидящая в седле ловко, как амазонка, будто так и родилась – верхом на белом жеребце, с дорогих миланских латах.
Гуго вскочил, раззявив рот. Сарацин выронил стрелу. Лишь Жак не потерял самообладания, а согнулся в почтительном поклоне.
Алиенора размотала повязанный на восточный манер платок, тряхнула рыжей гривой, и солнечные блики брызнули с роскошных волос.
- Благородные рыцари, мы попадём этой дорогой в Бордо?
- Несомненно, ваше высочество, - любезно заметил Жак, - хотя вы настолько прекрасны, что любая дорога из восхищения перед вашей красотой немедленно приведёт туда, куда пожелает ваше высочество.
Герцогиня рассмеялась. При этих волшебных звуках толстокожий Гуго вздрогнул и воспылал желанием убить дюжину драконов или взять в одиночку сарацинскую крепость ради мимолётного взгляда красавицы.
- А ты красноречив, словно трубадур. Приезжай ко мне в Лангедок, рыцарь – я буду набирать новый двор.
Уже давно улеглась пыль и стих топот копыт, а троица приятелей так и стояла, не шевелясь, будто заколдованная. Наконец, Жак вздохнул и заметил:
- Я думаю, придётся нашему старому графу ещё побыть холостяком.