На сколько Клавдий помнил себя, он терпеть не
мог своё имя.
Оно само по себе, каким-то необъяснимым образом вносило огромный дискомфорт в его молодую и ни чем, пока, не обременённую жизнь. Его папа был весьма уважаемым человеком в их не большом, по российским меркам городе, являясь первым, а так же единственным человеком в научной историко-археологической среде. Он один имел Государственную награду «За большой вклад в систематизацию исторических данных», «нарытых» его же археологической группой. С мамой они были просто помешаны на своей профессии, (к сожалению, мама тоже историк). И если бы не бабушка - единственный человек, кто в этой семье по настоящему твёрдо стоял на этой грешной земле, то его, Клавдия, родители назвали бы каким-нибудь - Аркаимом, Варом или как-нибудь ещё мудрёнее. Вар, по расшифровке с языка самих Ариев, Брат Солнца или Бога, что было абсолютно (как говорили они) равнозначно.
В группе отца, на первых парах мама была просто МНС (младший научный сотрудник), затем его помощником, а вскоре и заместителем. И, что следовало ожидать в дальнейшем, вслед за их внезапно вспыхнувшим бурным романом с продолжением - полным и безоговорочным начальником самого папы. Хотя номинально, отец и числился им, но я склонен думать, что это совершенно не интересовало его – т.к. всё остальное, кроме его научного труда, было для него вторичным, дополнением к ГЛАВНОМУ. Ну, а главным для моих родителей, была, конечно же - работа. Работа над крайне важной для «всего человечества» темой: «Первобытный человек» и «Арьи» Русского Севера.
Ну и, конечно же, раскопки, которым по всей вероятности, не будет ещё лет сто ни конца, ни края. Как впоследствии рассказывали они сами - Клавдий и появился-то на свет, лишь благодаря бывшей прародине этих самых Индо-Славов. И что он обязательно должен быть гением, потому, что впервые почувствовала его, Клавдия, в себе, находясь в этот момент в какой-то культовой пещере древних Арьев. Вот как они описывали сам момент их нахождения там: Всё в этой пещере было в высшей степени таинственно, грозно и до озноба странно. Какой-то неестественный свет, взявшийся словно ниоткуда, потеря пространственно-временного ориентирования всех, кто там находился. И даже то, что после посещения этой пещеры, у многих членов археологической группы отца, стали происходить некоторые необъяснимые странности в виде возникающей галлюцинации среди белого дня, или вдруг какая чертовщина влезала в их головы абсолютно без усилий и помощи её владельца. Впрочем, странность эта в большей мере волновала учёных медиков, только ни как не самих археологов. Со временем всё «Это» незаметно для всех прошло. Но как сказала бабуля: Совершенно неизвестно, каким боком - «ЭТО», выйдет нашему ненаглядному мальчику в его дальнейшей жизни.
Боевые действия вокруг моего будущего имени продолжались долго и с переменным успехом. В конце концов, все были вымотаны затяжными баталиями и однажды, закопав свои томагавки и раскурив трубку мира, пришли к компромиссному решению. Если ни каких Индо-Славов, то пусть это будет хотя бы - древний Рим!
Так я стал Клавдием!
В принципе, я был бы не против своего имени, но в ту раннюю пору моего отрочества, на нашем дворе обитала просто замечательная девочка, в которую были влюблены поголовно все мальчишки, и звали её, как на грех – Клавдия.
То есть, просто Клава, что, сознайтесь, по своей сути, являлось просто не переносимым для моего мужского самолюбия. Так что, не заметно для остальных, в том числе и для себя тоже, я стал по не многу отдалятся от своих сверстников, чему весьма успешно содействовали мои занятия в музыкальной школе (скрипка – не очень успешно) и весьма успешные занятия иностранными языками, к коим я был предрасположен (по словам родителей)с рождения.
В связи с вышеизложенными событиями, я искренне полюбил весну и осень. Ведь именно в это время года, не каждый родитель отваживался отпускать своё чадо на растерзание стихии. Дабы в последствии не отмывать его в ванной, во всей одежде – это в лучшем случае, а в худшем – не отпаивать противогриппозными пилюлями или, хуже того – не вызывать на дом врача.
В такие дни я сидел у окна и злорадно смотрел на пустующий двор, где изредка показывались одиноко бредущие куда-то по своим делам, сгорбленные фигурки людей, да притихшие стайки воробьёв, вымокших и сжавшихся в какие-то непонятные, землянисто-серые маленькие комочки, ютившиеся на козырьках подъездов и грибках детских площадок.
Нет, вообще-то я любил, конечно, и лето, и зиму. И мне порой очень хотелось выскочить из дома и вместе со всей дворовой ребятней гонять до самозабвения мяч. Стать на время капитаном, матросом или просто шофером на игровой площадке нашего двора. Но пресловутое – «Клавка», на которое откликались кроме меня ещё с полдюжины детишек, в основном - женского пола, держало меня дома, словно якорь огромного морского лайнера, который недавно показывали по телику. Родителям моим было не до моих проблем – у них у самих - «забот был полон рот» и только один единственный человек во всём этом мире - моя любимая бабуля, понимала всю несправедливость данной ситуации, и при первой же возможности я оказывался на «шести сотках» вместе с ней. Только вы не подумайте, что я затаил обиду или озлобился на папку или мамку – что вы, что вы. Я без памяти люблю их и понимаю, что ни кто в жизни не желает мне добра так, как желают они. Я понимал, даже тем, своим детским умишкой, что сейчас они заняты очень сложным, важным, ответственным и нужным для страны делом. И что делать это дело, дано далеко не каждому. И всё же, порой их так не хватало...
То, что с ним происходит что-то необычное, Клавдий начал понимать ещё там, на «шести бабушкиных сотках». У него всё чаще и чаще по ночам стали появляться сны, которые были настолько ярки и правдоподобны, что проснувшись, он долго не мог сообразить - где сон, а где явь. В этих снах Клавдий проживал, как бы, свою вторую жизнь, которая была гораздо полнее, значимее и, самое главное ...интереснее. И что больше всего удивляло и в какой-то мере радовало Клавдия в его снах, так это то, что там, в них, он мог находиться несколько дней, недель и даже месяцев, в то время, как наяву проходила всего лишь одна ночь. Там, в снах, он был вполне взрослым человеком и всё, что происходило с ним воспринималось им неизменно с позиции взрослого, не ребёнка, каким в сущности он и являлся в данное время. Сны были настолько реальными и запоминающимися, что проснувшись, Клавдий мог рассказать о них до самых мельчайших подробностей, вплоть до запахов и малейших оттенков цветовых гамм.
Первое время эти сны пугали Клавдия, но со временем он привык к ним и даже стал получать от них удовольствие, т.к. ТАМ, с ним происходили вещи, порой самые невероятные для жизни наяву, но вполне обычные для снов. Со временем они стали приходить не один или два раза в неделю, а то и в месяц, а каждый день и становились всё более разнообразными и увлекательными. А их формат становился всё больше и разнообразнее, как по тематике, так и по временным разрывам. За одну ночь он мог побывать в различных странах и не только своего времени, но и в будущем, и в прошлом. Но вот ведь что интересно – всё увиденное им во сне, полностью подтверждалось справочной или исторической литературой, если таковая находилась, которую Клавдий отыскивал, что бы провести параллель для себя - между сном и действительностью. Почему я говорю – для себя, да потому, что он просто-напросто боялся рассказывать, даже любимой бабуле, о происходящем с ним. Клавдий прекрасно помнил её слова, сказанные по «этому» поводу его родителям, ещё на заре его «нежной юности».
Перед взглядом бабули не мог устоять ни кто. Даже грозные начальники, приходившие порой к отцу по каким-то своим надобностям, заметив на себе её пристальный взгляд, всегда говорили: Любезнейшая Софья Андреевна, Бога ради, не смотрите на меня так, а то я просто теряюсь как мальчишка, голова пустеет, а язык прилипает к нёбу. - Ну, что вы, что вы Пал Матвеич, вы как всегда преувеличиваете влияние моих женских чар, но я весьма благодарна вам за комплемент, - и довольная уходила на кухню готовить свой неподражаемый кофе. Но Клавдий неоднократно слышал, находясь в кабинете отца, как его друзья с каким-то прИдыхом произносили: Ну и взгляд у вашей мамаши, Валериан Константинович, просто насквозь пронизывает, даже как-то не по себе становиться.
- Не обращайте внимания, уважаемый, - как обычно в таких случаях отвечал отец, и они начинали заниматься своими, архи важными делами.
Клавдий стал замечать, что с каждым днём бабуля всё пристальней и пристальней стала по утрам вглядываться в него. И вот, однажды, сделав весьма строгое лицо – потребовала(!)
– Клавдий, я хочу знать всю правду! Я прекрасно вижу, с тобой что-то происходит! Пожалуйста, молодой человек – по порядку и подробно! Клавдий, конечно же, всё рассказал ей, но она вместо того, что бы обрадоваться вместе с ним, вдруг расплакалась, прижав его к себе со словами – я же говорила, говорила им, что всё это добром не кончится. Беременная женщина должна максимально беречь себя, что бы родить здорового ребёнка. Видит Бог, я говорила им. Вот, пожалуйста – результат их бесшабашности.
Клавдий как мог успокаивал бабулю. Говорил, что ему ужасно нравятся его новые возможности и что теперь, даже жить стало на много интереснее и ещё много-много чего ободряющего. Но бабушку было не остановить, она всё плакала и плакала, повторяя одно и тоже.
продолжение следует