Батальный сон

Горбань Владимир
    Я уже не помню ни названия той маленькой деревушки, каких много в средней полосе России, ни расположений хат с огромными огородами, вытянувшихся одной длинной улицей вдоль мелководной реки, ни многого другого…
    Очнулся я на рассвете от ноющей боли в правом бедре. Рядом очень высоко, в густой кроне старой ивы, подражая флейте, солировала неугомонная иволга, нарушая дремотную тишину. Было свежо, даже прохладно. Не струганные доски, на которых я лежал, натерли лопатки, ныла поясница. Покосившаяся изба нависла надо мной бревенчатой стеной, рядом, понуро опустив к земле оглобли, покоилась старая телега. Солдатская шинель, которой я был укрыт, была коротка для меня и узка.
    Два восхода одновременно вставали за горизонтами: ласковый, нежный солнечный на востоке и грозный, зловещий пороховой на западе.
    Хотелось пить, я с трудом открывал рот, чтобы крикнуть о помощи. Но горло будто наполнилось горячим и колючим песком, а язык вовсе отсох.
    Я снова потерял сознание. Сначала перед глазами поплыли разноцветные круги, затем все померкло и стихло…
    - Товарищ капитан, товарищ капитан, - кто-то осторожно подергивал меня за рукав гимнастерки. Голосок был звонкий, явно детский, - попейте, товарищ капитан.
    Я с невероятным трудом разлепил глаза, нащупал ослабевшей рукой протянутую кружку. Но сил не было удержать ее на весу. И тогда нежная холодная ладонь помогла донести влагу до моих обветренных и искусанных губ.
    Я пил воду мелкими нервными глотками и, кажется, обретал силы. Возвращалось ощущение реальности, а с ним и жуткая, раздирающая ногу боль.
    - Рота где? - спросил я чужим хриплым голосом.
    - Да туточки они все, - услышал в ответ, - за хатами. Рано еще, все спят.      
   Осторожно развернувшись на правый бок, я увидел веснушчатое, невероятно веселое личико девочки. Косички ее соломенного цвета смешно торчали в стороны.
    - Водички еще хотите?
    - Валяй.
     Она принесла ледяной, очевидно, родниковой воды и я пил ее долго и жадно, как выбредший к оазису пустынный скиталец.
    - Спасибо, Танечка, - оторвал я от кружки замерзшие губы. - Давно я вот так тут мертвеца изображаю?
    - Ой! - удивленно воскликнула она. Огромные глаза цвета спелой сливы смотрели на меня в упор. - Откуда вы меня знаете? Вас вчера утром солдаты принесли на плащ- палатке. Говорили, вас сильно контузило и ногу осколком прошило при бомбежке. Вы целые сутки тут без сознания пролежали. Нога болит?
    - Ерунда.
    - Вот и мне Петрович, колхозный бригадир сказал, что до свадьбы заживет. А вы что, правда, не женаты?
    - А зачем тебе, Танечка, это знать?
    - Ой! - воскликнула она повторно. - Откуда вы знаете мое имя?
    - Интуиция.
    - Ой, как интересно!
    - И что тебе еще интересно?
    - А все, - и ее выразительные подвижные глаза, полыхнув огоньком девичьей застенчивости, куда-то спрятались. Наверное, она быстро отвернулась. - И где вы до войны жили, и где учились, и как офицером стали.
    - Это долгая история.
    - А куда нам спешить? - ее глаза снова с не скрываемым любопытством посмотрели на  меня. - Все равно рано еще, все спят.
    - А ты что же не спишь?
    - Ой! Уснешь тут с вами! - она смущенно улыбнулась. - То стоните, то материтесь, то в атаку ходите.
    - И ты все это безобразие слышала?
    - А как же. Я всю ночь рядышком с вами вон в той телеге ночевала.
    - Ну, извини за беспокойство. Я непременно исправлюсь, честное пионерское слово.
    Она прыснула в кулак, но затем не удержалась и принялась от души хохотать.
    - А вы шутник, - насмеявшись, заметила она. - С вами весело.
    - Да уж, цирк с конями.
    Танечка задумалась и после короткой паузы неожиданно спросила серьезным голосом:
    - А вы были в Москве?
    - Был.
    - А в Кремле были?
    - Был и в Кремле.
    - А товарища Сталина видели?
    - Нет, не видел.
    - Очень жаль.
    - Это почему же?
    - Вот если бы я попала в Москву, то прямиком бы отправилась в Кремль к товарищу Сталину на прием. Я бы спросила у него, почему мы…
    - Стоп! - прервал я ее грубо, вспомнив, что времени у меня в обрез. - Как называется ваша деревня?
    - Мироновка.
    - А какое сегодня число?
    - Первое сентября.
    Все точно, место и время совпадали.
    - Зови лейтенанта! - приказал я, стараясь крикнуть как можно громче.
    Она легко вспорхнула и легким белым облачком испарилась за телегой.
    Вскоре появился лейтенант: безусый, нескладный, растерянный, уставший.
    «Мальчишка»,- мелькнуло в голове: «Совсем мальчишка. Ему бы еще голубей гонять где-нибудь под Воронежем».
   - Товарищ капитан! - крикнул он во весь голос, очевидно, решив, что я после контузии совсем ничего не слышу. - Лейтенант Петраков по вашему приказанию прибыл!- и он неумело козырнул.
    «Совсем мальчишка. Ускоренный выпуск», - стучала в висках назойливая мысль: «И через два часа будет убит. Как и все эти сто двенадцать безоружных новобранцев, которых вчера утром мне предписали препроводить в расположение своей воинской части. Но вчера был страшный авиационный налет. Немецкие пикирующие  бомбардировщики несколько часов буквально утюжили землю. От воинской части остались лишь горящие руины. Эта деревенька не будет подвергнута бомбежке. Я знал об этом. И именно сюда выводил своих необстрелянных солдатиков. Но меня ранило, контузило, и я потерял сознание. Слава богу, я вовремя очнулся и еще не поздно спасти людей».
    - Нагнись, лейтенант, - приказал я слабеющим голосом. Снова противная тошнота подкатывала к горлу и мешала говорить.
    Он послушно присел на корточки: юный, безгрешный, один из тех, чью судьбу может безжалостно зачеркнуть эта война.
    - Слушай приказ. Срочно поднимай роту и уводи в лес. Будете скрытно пробиваться на восток. До линии фронта отсюда около сорока километров. У деревни Красный яр ночью форсируете речку. Вам местный пасечник укажет место брода. Затем снова уходите в лес, у железнодорожной станции Стрелково выйдете в расположение наших войск. Ты все запомнил, лейтенант?
    - Так точно!
    - Но заруби себе на носу, речку нужно форсировать у деревни Красный яр. Иначе, погибнете все до одного. Спешите, фашисты уже развили наступление и совсем скоро будут здесь. Меня оставите тут, надо кое-кому вернуть небольшой должок.
   - Да, но…
   - Никаких но. Через час здесь попрут танки, каратели с овчарками. Вы все погибнете.
    - Но, товарищ капитан, мы же обязаны принять бой!
    - Какой к чертовой матери бой! Это приказ, лейтенант. Уводи людей, пока не поздно. Спаси этих сопливых пацанов. Они еще повоюют, если ты сохранишь их жизни. И геройски повоюют. Но не сейчас. У нас на всех лишь два пистолета. Это будет не бой, а бойня.
    - Но, товарищ капитан…
    - Лейтенант Петраков! - мой голос колокольным звоном взорвался в воздухе. – Это приказ! Извольте выполнять! Без пререканий! - и совсем сорвав голос, тихо добавил. – Танечку заберите с собой. Оставите ее в Красном Яре, там тетка ее живет.
    И я снова потерял сознание.
    В тонком лучике солнца, пробивавшемся сквозь маленькую дырку в доске, плясали, кружились в хороводе едва различимые пылинки. Боль в ноге поутихла. Глаза, привыкшие к темноте, рассмотрели внутренность сарая. Я лежал на большой охапке душистого сена напротив входных дверей. Это было очень удачное место для возврата моего маленького должка.
    - Товарищ капитан, - услышал я шепот за спиной, - вы очнулись?
    Я узнал голос Танечки и похолодел от ужаса.
    - Мы вас перетащили в сарай, - пояснила она, - с товарищем лейтенантом.
    - Почему они не взяли тебя с собой? - зло процедил я сквозь зубы. - Почему лейтенант не выполнил мой приказ! Где рота?
    - Они все ушли, как вы велели. А я с вами осталась, вам опять стало плохо.
    Ее влажная узкая ладошка коснулась моей небритой щеки. Танечка низко склонилась надо мной, по щекам ее потекли слезинки.
    - Не умирайте, товарищ капитан, - умоляла она, - я вас выхожу. Я травы целебные знаю, меня бабушка научила.
    - Танечка, милая, - едва шептал я губами, - брось меня и уходи. Сейчас сюда придут немцы.
    - Я вас спрячу.
    - Они меня найдут. У них собаки. А тебя за меня расстреляют. Уходи сейчас же.
    - Я вас не брошу, - упрямо твердила она, - не брошу. Я пионерка и обязана помочь красному командиру.
    - Не нужно, Танечка. Пойми, я все знаю наперед. Со мной все это уже было. Было много-много лет назад. Тогда в 41-м я погиб вот в этом сарае. И не смог спасти ни свою роту, ни тебя.
    - Товарищ капитан, вы бредите, вам плохо?
    - Нет, Танечка, это не бред. Просто мне сейчас будет очень трудно все это объяснить. Да и времени у нас в обрез. Я найду тебя после войны и все расскажу. Понимаешь, не капитан я. Вернее, сейчас я не капитан. Хотя, черт его знает, кто я сейчас на самом деле. Ну, как мне тебе это объяснить? - мысли путались в моей голове. – Я учитель, учитель химии.
    - Вы в школе преподавали?
    - Да нет, ты не понимаешь, я сейчас преподаю. Просто до этого я был офицером. В прошлой жизни. И погиб вот в этом самом сарае. Раньше я об этом не знал. А вот сегодня во сне…
    Танечка не понимала, да и не могла понять всю абсурдность моего положения.
    - Значит, вы школьный учитель? - хихикнула она лукаво. - И задачки по химии решать можете?
    - Как орехи щелкать!
    - Ох, ну, вы и выдумщик! А еще боевой офицер!      
     Медлить было уже нельзя. Я знал, что танки своими гусеницами уже вспахали подножие холма, где в прошлый раз был принят неравный бой. Там, за околицей села у холма безоружные бойцы во главе со щупленьким лейтенантом были в упор расстреляны из автоматов и танковых пулеметов. Свирепые овчарки рвали на куски их еще дышащие тела. В живых не остался никто.
    - Танечка, милая моя, - гениальная идея пришла мне в голову, - а ты проверь меня.
    - Как это? - удивилась она.
    - У тебя есть дома задачник по химии?
    - Есть у старшего брата.
    - Сбегай домой, принеси его сюда.
    - Зачем?
    - Я тебе любое задание по химии с закрытыми глазами выполню.
    - Ой, ли! - рассмеялась она звонко. - А вы, правда, справитесь?
    - Честное педагогическое слово даю, - улыбнулся я. - Но только беги скорее! Дом-то далеко?
    - На другом конце деревни.
    - Вот и замечательно.
    - А вы тут без меня в обморок не упадете?
    - Нет, не беспокойся. Мне теперь не до обмороков, - рассмеялся я. - Давай, Танечка, спеши!
    Я был очень рад, что мне удалось все же ее перехитрить. Она, коснувшись босыми пятками земляного пола, шальным ветерком проворно выскользнула за дверь.
    Времени у меня оставалось совсем мало. Я удобнее разместился на охапке сена, прикрыл раненую ногу куцей шинелькой. Взвел курок пистолета и напряженно принялся ждать.
    Вскоре я отчетливо услышал треск подъезжающих мотоциклов, заливистый лай собак и немецкую речь. Дверь сарая резко распахнулась, как и в прошлый раз, яркий свет ударил мне в глаза. В дверном проеме стоял рослый офицер в форме СС с «Вальтером» наизготове. Сзади переговаривались два автоматчика, и рычала, срывающаяся с поводка, огромная псина.
    - Русиш официрен? - брезгливо произнес эсэсовец. - Хэдэ хох унд ком цу мир, швайне! Шнеллер!
    Я нажал на спусковой крючок и расстрелял всю обойму.
    - На, гад! Получай, сволочь!
    В этот раз я не промахнулся. Первая пуля пробила фашисту грудь, вторая пронзила горло, третья раздробила череп.
    Этот самодовольный эсэсовец в прошлый раз пытался доказать мне превосходство арийской нации, читая во время пыток Шиллера и Гете. А при расстреле он нагло ухмылялся.
    Теперь он лежал в дверном проеме, простреленный мною в трех местах, в стороны разбросав руки и ноги. Вот я и расквитался с ним. 
    Тут же ударили автоматные очереди, раздирая и кроша мое тело. Было ужасно больно, но ничуть не страшно. Во сне я не боялся умирать…
    С тех пор я не помню ни названия той маленькой деревушки, каких было много в средней полосе России, ни расположения хат с огромными огородами, вытянувшихся одной длинной улицей вдоль мелководной реки, ни всего другого… Ничего не знаю о судьбах тех ста двенадцати  необстрелянных солдат и молоденького лейтенанта. Не знаю и Танечкиной судьбы.
    Мне не у кого это узнать.