В свои двадцать семь лет Лариса жила с родителями и очень этого стеснялась. Все ее бывшие одноклассницы вышли замуж, жили своей семьей, растили детей. - Все до одной! Только она, Лариса, до сих пор «с пап-мамой». Никому не нужна... В отличие от Ларисы, родители были убеждены, что их дочка – красавица: мраморно-белая кожа, волосы цвета лесного меда (по мнению Ларисы – рыжие) и глаза, сверкающие из-под ресниц двумя голубыми льдинками. Ни у кого в Ларисином классе не было таких волос и таких глаз!
Только – вот беда! – всё лицо у неё было покрыто «угрями». Прыщи не проходили, и Лариса вечно ходила с багровыми щеками. Ну кто в такую влюбится?.. Закрывшись в ванной, Лариса разглядывала себя в зеркале. Черты лица, пожалуй, слишком резкие, подбородок тяжеловат, нос как у тевтонского рыцаря – безжалостно выносила себе приговор Лариса.
Но все это – мелочи в сравнении со щеками и лбом, покрытыми багровыми прыщами! Обидное прозвище «Прыщик», придуманное одноклассниками (в детстве мы все беспощадны…) через десять лет после окончания школы помнилось, не забывалось.
Как помнился выпускной бал, на котором Ларису никто не пригласил танцевать, и она просидела весь праздничный вечер на стуле в уголке зала, понимая, что никто не захочет танцевать с девушкой, у которой все лицо покрыто прыщами… И с того памятного вечера никогда не ходила на встречи бывших выпускников, хотя ей каждый год звонили одноклассницы и приглашали. А потом – перестали звонить, и Лариса была этому рада. Ну и пусть! И не надо!
Лариса обращалась к врачам, но ей не помогали ни мази, ни кремы, ни таблетки. Прыщи не проходили. "Это возрастное. Со временем само пройдет, надо подождать…" - говорили Ларисе врачи. И она ждала…
- Ничего, дочка, все у тебя пройдет! Должно же когда-нибудь пройти! - утешала Ларису мама.
– Когда? Когда пройдет? - плакала Лариса.
- Вот вырастешь большая, и пройдет! – неизменно отвечала мать. – Наберись терпения и жди.
Ждать пришлось десять лет. Прыщи исчезли без следа, словно их никогда и не было! Ларисе к тому времени исполнилось двадцать семь, за плечами был историко-архивный институт, три года работы в библиотеке и – ни одного романа!
И снова Лариса подолгу стояла перед зеркалом, не узнавая себя. Из зеркала на нее смотрела красивая девушка с мраморно-гладким лицом. Девушка была лет на десять моложе Ларисы. Казалось, у нее светится кожа, светятся голубые льдинки глаз! -
Как у всех рыжих, у Ларисы была белоснежная кожа. Вот только увидела она это только сейчас. Лариса трогала ладонями гладкие щеки, высокий чистый лоб, который она всегда прятала под густой челкой…
Лариса решительно убрала челку со лба. И – не узнала себя, новую, в зеркале... Неужели эта красивая девушка с нежным лицом и прозрачной кожей и впрямь - она?
Она, которая всю жизнь считала себя изгоем. Она, которая давно смирилась с тем, что никому не интересна, никому не нужна: кому понравятся такие щеки? Привыкла – и ничего уже не ждала. А так хотелось, чтобы как у всех – встречи, свидания, расставания… Она и на расставания была согласна, только не с кем было – расставаться!
Ее ровесницы встречались с молодыми людьми, ходили на танцы и на вечеринки, проводили время в веселых компаниях. А Лариса сидела дома и запоем читала романы. Вместе с их героями она переживала бесчисленные приключения, взлеты и падения, огорчения и радости. Жила этой – чужой, придуманной, но все-таки – жизнью!
Лариса любила читать. Еще она любила цветы, которыми герои романов осыпали своих возлюбленных. У всех романов был, как правило, счастливый конец с обязательным венчанием и долгой счастливой жизнью. А как же иначе? Зачем человеку дана жизнь, если не для счастья…
Ларисе никогда не дарили цветов. В библиотеке, где она работала, коллектив был женский, и подарки – по-женски практичные и нужные «в хозяйстве». На дни рождения и на юбилеи здесь принято было дарить вазы, сервизы, фужеры, духи, скатерти с ручной вышивкой, шоколадные наборы в красивых, перевязанных лентами коробках… Ларисе на 25-летие подарили ее любимого Гарсиа Лорку в роскошном переплете и ажурные колготки. – Носи, пока молодая! Последний «писк»!
А так хотелось – букет!..
«Я иду по небу, и ромашки цветут» - прочитала Лариса у Лорки, и на глаза навернулись слезы. Ей-то никогда не пройти по небу. - Не с кем!
Своей работой Лариса гордилась: ведь она работала в Государственной публичной исторической библиотеке. Здесь, как в театре, были гардеробные, буфеты, курительные комнаты и комнаты отдыха… Библиотека занимала старинный особняк в центре Москвы с огромными подвалами, где размещалось книгохранилище – тоже огромное! Вот какой необыкновенной была Ларисина библиотека!
Весь второй этаж занимал каталожный зал – просторный длинный-предлинный коридор, по обеим сторонам которого выстроились старинные, темного дерева шкафы, состоящие из маленьких ящичков-ячеек с фигурными латунными ручками, которые удобно ложились в ладонь. Потянешь за такую ручку – и выдвинется узкий алфавитно-каталожный пенал с нанизанными на стальной стержень картонными карточками – для каждой книги своя. На карточке – название книги, ее автор и каталожный номер. Номера были солидными: АК-1232/14; Го 9158/26;Ис-2778/02… В простенках между шкафами располагались столики с чистыми бланками заказов и остро заточенными карандашами.
По каталожному этажу весь день бродили читатели. Рылись в ящичках, выбирали книги и вписывали их номера в бланки-заказы. По этим бланкам в читальном зале, где работала Лариса, им выдавали книги. В книжный зал читателей не пускали. Библиотекари-приемщики заказов, получив от посетителя заполненный бланк-заказ, подбирали по указанным номерам книги и выдавали их для чтения в читальном зале.
Если кому-то требовалась редкая книга, которой не было в общем зале, бланк-заказ отправляли вниз – в книгохранилище. Такой заказ надо было ждать. Через каждые 20 минут из хранилища в читальный зал поднимался лифт-стеллаж с аккуратными стопками книг. На каждой стопке – бланк с фамилией читателя.
Был в библиотеке и абонементный зал, где выдавали книги на дом. Пользовались этим залом далеко не все: здесь обслуживался особый контингент – историки, академики, профессора и доктора наук.
Студенты же и аспиранты, писавшие курсовые и дипломные проекты по исторической тематике, пользовались читальным залом. Здесь было уютно: широкие деревянные столы с подставками для книг, мягкие удобные стулья, настольные лампы (для каждого посетителя своя). И тишина, какая бывает только в читальных залах, нарушаемая тихим шепотом, скрипом отодвигаемых стульев и шелестом страниц.
Лариса любила эту уютную тишину, этот безмолвный книжный мир. Любила свою работу и своих читателей, и весь день суетилась, отыскивая на полках книги. Если книга не находилась, - вежливо предлагала подождать:
- Я отправлю Ваш заказ в хранилище, там непременно есть второй экземпляр, а в нашем зале эту книгу, к сожалению, уже взяли. Но Вы не беспокойтесь, подойдите через двадцать минут, и книга будет Вас ждать! А пока можете сходить в буфет. У нас хороший буфет, там варят замечательный кофе и очень вкусные пирожные!
Лариса полюбилась читателям и выслушала много благодарных слов за ее неизменную любезность и внимание. Работала, как говорится, с душой. А по выходным – запоем читала… На работе Лариса держалась замкнуто. Тихая, немногословная, она ничего о себе никому не рассказывала. Любопытные «тетки», как за глаза она называла сотрудниц читального зала, терялись в догадках. – Красивая девушка, вот только прыщи… Неужели до сих пор одна?..
Единственный Ларисин «поклонник» (как его прозвали тетки») ходил в читальный зал уже почти год и всегда, хотя библиотекарей в зале было четверо, неизменно вставал в очередь к Ларисе. Лариса уже знала, что он аспирант, собирает материал для диссертации. Он приходил раз или два в неделю и с улыбкой выкладывал на стол перед Ларисой шоколадку. Как школьнице! – обижалась Лариса. Хоть бы один раз пришел с букетом! Ну – не букет, хоть один цветок… Розу! Розовую, на длинном упругом стебле, в празднично хрустящем целлофане…
Но «поклонник» носил только шоколадки. – Магазин, наверное, ограбил! – смеялась Лариса. «Тетки» думали по-другому. Считалось, что у Ларисы с ним «роман». Видя, как Лариса при появлении аспиранта расцветает улыбкой, как, торопясь, подбирает для него книги, «тетки» хитро переглядывались – Ишь, тихоня! Все молчит, слова из нее не вытянешь… Вечерами,небось, встречаются, женихаются. А здесь спектакль разыгрывают – улыбочки, шоколадочки!
Лариса их ни в чем не разубеждала. Пускай себе фантазируют, - лениво думала она, возвращаясь вечером домой, всегда – домой! Ведь на самом деле никакого романа не было. А так хотелось, чтобы – был… Может быть, она слишком торопит события, может, все еще впереди? Человек пишет диссертацию, ему не до свиданий и не до цветов. Вот «защитится» - и явится к ней – нарядный, торжественный, с букетом роз – непременно розовых! – мечтала Лариса, забираясь с ногами в любимое кресло с томиком БАЛ (библиотеки античной литературы) в руках. Сегодняшний вечер она проведет «в веселой компании». Древнеиталийские и эллинские поэты были веселыми хулиганами и стихи писали такие же, немного хулиганские! А как они говорили о любви! Так сейчас не пишут…
Решено! В этот вечер Валерий Катулл, Альбий Тибулл и Секст Проперций будут говорить с ней о любви. В переводе Вересаева.
«И ненавижу ее, и люблю! «Почему же?» - ты спросишь.
Сам я не знаю, но так чувствую я – и томлюсь!»
«Квинтию славят красивой. – А я назову ее стройной,
Белой и станом прямой. Все похвалю по частям.
Не назову лишь – красавицей. В Квинтии нет обаянья.
В теле роскошном таком искорки нету огня!»
«Лесбия вечно ругает меня. Не молчит ни мгновенья.
Я поручиться готов – Лесбия любит меня!
Ведь и со мной не иначе. Ее и кляну, и браню я,
А поручиться готов – Лесбию очень люблю!»
«Что тебе пользы сейчас расчесывать мягкие кудри,
Так или этак взбивать их шаловливую прядь?
Что тебе на щеки класть блестящий румянец, и ногти
Столь мастерски подстригать опытной в деле рукой?
Зря подбираешь ты плащ и зря ты меняешь одежды.
Обувью узкой такой ноги напрасно трудишь…
Видишь – иная мила, хоть и вовсе она не нарядна,
Хоть не лелеет кудрей хитростью долгих затей…»
- Лариса! Второй час уже, а ты не спишь! Завтра не встанешь! - голос матери перенес Ларису из Древней Италии в наше время. Засыпая, она счастливо улыбалась. А почему в нее нельзя влюбиться? У нее и прыщей почти нет. Скоро они исчезнут совсем, и Золушка станет принцессой.
Вышло все так, да не совсем… Прыщи действительно исчезли (значит, врачи были правы!), и Лариса долго привыкала к себе – иной, не похожей на ту, которую она всю жизнь видела в зеркале. А принца все не было! Свое 27-летие Лариса встречала одна. С «пап-мамой».
И однажды… в читальном зале появился «ее» аспирант – нарядный и торжественный. Как всегда, встал в очередь к Ларисе. Сияя улыбкой, протянул ей бланк-заказ, на котором большими буквами было написано: «СПАСИБО!!!», выложил на столик перед Ларисой вместо дежурной шоколадки коробку конфет (Лариса неприметно вздохнула – «А розы?..») и объявил торжественно: «Вот, пришел прощаться. Целый год к вам ездил, это, знаете, не фунт изюма»
Господи, при чем тут изюм? – подумала Лариса. – Он что, здесь, при всех, объясниться решил?! «Тетки» навострили уши и переместились поближе. Аспирант набрал в грудь побольше воздуха и радостно выпалил: «Защитился! Перед Вами, милая девушка, кандидат исторических наук! И-сто-ри-чес-ких! И не без Вашего участия, заметьте. Так что – поздравьте меня!»
Лариса просияла, лепетала какие-то подобающие случаю слова, что-то там – «от души» и «искренне рада». А он, интимно наклонившись к Ларисе, отвел ладонью золотисто-рыжую прядь («тетки», как по команде, замерли…) и прошептал в самое ухо: «Вы мой добрый ангел! Я Вас буду помнить всегда!». После чего картинно поклонился, как артист со сцены, и торопливым шагом направился к выходу.
Остолбеневшая Лариса осталась стоять с его бланком-заказом в руках. Снова пробежала глазами текст: «Спасибо» и три восклицательных знака. И больше ничего! Больше ничего… Опомнившись, Лариса сунула бланк в карман. «Телефон! Телефон ей оставил!» - шептались догадливые «тетки».
Телефона на бланке не было. Больше аспирант в библиотеке не появлялся. Да и зачем? Диссертация готова…
- Где же твой-то? Что не приходит? Поругались вы, что ли?» - донимали Ларису библиотечные «тетки». Их одолевало любопытство. У «теток» все уже было позади – и свидания, и свадьба, и любовь, наверное, тоже осталась позади, и они лезли к Ларисе в душу, как в каталожный ящик, - не спрашиваясь, бесцеремонно, по-свойски. Лариса улыбалась в ответ, пожимала плечами – мол, понимайте как хотите! Мне-то что! Нужен он мне…
Нужен! Ох как нужен был Ларисе новоиспеченный кандидат наук со смешной фамилией Колбасин. Она даже осмелилась «примерить» на себя его фамилию, и решила оставить свою – Герасина. Лариса Герасина – тоже, конечно, звучит не гладко, но все-таки лучше, чем Колбасина. Давно ли это было? Давно ли «тетки» шутили: «Лариса, вон Сарделькин твой пришел… или как его? Котлеткин? Пельмешкин?» И вот – все закончилось. Окончен роман, которого не было, - этот придуманный ею от одиночества и скуки роман, затянувшийся как мексиканский сериал – на целый год. Роман, в который уверовала вся библиотека и в который Лариса почти поверила сама…
С того дня отношение к ней сотрудников неуловимо изменилось. Приходя на работу, Лариса встречала вопросительные (вопрошающие!) взгляды и «загадочные» улыбки (которые вовсе не казались ей загадочными. Неуместными казались!). Не в меру любопытные библиотечные «тетки» втихомолку шептались о ней, обсуждали ее, осуждали, жалели… Лариса, конечно же, все видела, и ей было неприятно. Разве она это заслужила? Что она такого сделала, в чем провинилась?
И неожиданно для всех (и для себя самой!) Лариса написала заявление об уходе.
Через две недели Ларису вызвали в отдел кадров и выдали «на руки» трудовую книжку. «Уволена по собственному желанию» - прочитала Лариса. – «Всего доброго» - отчужденно-вежливо сказала ей кадровичка и уткнулась в какие-то бумажки, давая понять Ларисе, что ей здесь делать больше нечего.
До Ларисы не сразу дошло, что с ней попрощались. Всего доброго… А она-то ждала, что ее будут уговаривать остаться и заявление свое забрать… И немного боялась: а вдруг уговорят? – и она останется навсегда в невзаправдашнем, вязком книжном мире, в котором все – ложь, все – обман. (И даже милая, всегда приветливая кадровичка, с которой они нашли общий язык, поскольку обе любили цветы, и приносили друг другу цветочные отростки, семена и луковицы, - делает вид, что они с Ларисой незнакомы!) И только кажется, что в повестях и романах настоящая жизнь. На самом деле – сколько ни читай, никогда не найдешь на книжных страницах ни друзей, ни счастья, ни любви! Как все-таки здорово, что она уволилась.
«Как здорово!» - вырвалось у Ларисы.
Кадровичка воззрилась на нее с удивлением, даже очки зачем-то сняла. – «Что-то не так? Все у Вас в порядке, и подписи, и печать стоит!»
- Нет-нет, все так, все правильно! Спасибо! – выпалила Лариса и скатилась вниз по лестнице, прыгая через две ступеньки и испытывая безудержную радость. Тяжелые библиотечные двери закрылись за ней – в последний раз. Она никогда не вернется. У нее будет другая работа и другая, настоящая жизнь!
Автобус вез Ларису домой, а она все думала об этой «настоящей» жизни… Что ее ждет? И как она скажет дома, что уволилась? Радостное настроение исчезло. – Подумаешь, героиня, с работы ушла! Уволиться-то просто. А вот работу новую найти… Куда же она теперь?..
Права, наверное, мать: непутевая она, к жизни неприспособленная! Сидеть бы ей в библиотеке и не высовываться… - Куда теперь? Кто ей ответит? Не у матери же спрашивать…
Ответил Ларисе – как по-волшебству! - динамик автобуса! Хрипло и жизнерадостно, как и полагалось динамику: «Шестой автобусный парк приглашает на постоянную работу! Водителей! Учеников водителя! Контролеров! Диспетчеров! Рабочих по ремонту…»
А почему нет? Водитель из нее вряд ли получится (неисправимая читальщица Лариса представила себя за рулем автобуса с книжкой на коленях и хихикнула: водитель-камикадзе!) А диспетчером она бы смогла… Если ее возьмут.
- Зарплата на современном уровне! (тут динамик озвучил сумму, за которую в библиотеке Ларисе пришлось бы работать полгода. Библиотека историческая, а зарплата – доисторическая, такой вот каламбур!)
- Имеется база отдыха! – хрипло искушал динамик. – Детский сад… Поликлиника… Телефон отдела кадров…
Телефон был смешной, как в мультике про Карлсона: 332-22-33. – Три-три-два, дэ-ээ, два-два-три, дэ-ээ, - передразнила Лариса динамик и выскочила из автобуса. Вот и работа нашлась! А зарплата… За такую зарплату она согласна на все! Даже учеником водителя, если водитель молодой и симпатичный! Лариса хихикнула. Положительно, ей сегодня сказочно везло. С тех самых пор, как за ней закрылись массивные двери библиотеки, словно разрушились злые чары - и она, Лариса, обрела наконец свободу!
Лариса вприпрыжку бежала домой, напевая «па-де-де» из Дон-Кихота и стараясь попадать в такт. Ей казалось, что за спиной у нее выросли крылья…
В автобусный парк ее взяли. Диспетчером, как она и хотела.
- С высшим образованием! В парк! Диспетчером!! – гремел отец, гневно сверкая стеклами очков. – Докатилась наша доченька! Дожили…
- Да ладно тебе, папа! Зато зарплата какая… Вот поработаю годик-другой, и купим дом в деревне. И машину купим… Ты ж хотел! – Вот и купим. Где-нибудь подальше, в маленькой деревеньке. Лес, речка… Будешь рыбу ловить, уху варить на костре… И за грибами ходить будем.
Отец сраженно молчал. Рыбалка и костровая уха – было для него святое. А если… Если коптильню купить! Они сейчас продаются… Сарайчик поставить. Друзей пригласить на рыбалку… А мать неожиданно приняла сторону Ларисы. – Ну и что? Ну и что ж, что в парк? Там не люди, что ли? В библиотеке этой с бабьем работать – лучше? За копейки пылью дышать. Девке двадцать семь, замуж давно пора, а в автобусном парке женихов полно… В очередь выстроятся, а Ларочка выбирать будет!..
Мать угадала верно: Лариса мечтала выйти наконец замуж и жить как все. Муж – шофер, золотые руки, и машину в гараже бери любую… Вступят в кооператив, будет своя квартира. И машину они себе купят. На свадьбу она пригласит всех – и бывших одноклассников, и друзей по институту, и теток из библиотеки (вот они удивятся!). Ей подарят огромный букет. И непременно – розы! Розовые. И розовое платье! – мечтала Лариса, а время шло…
На новой работе ее определили ученицей диспетчера. В диспетчерской работали одни женщины, напротив каждого стола – маленькое окошко на улицу. К окошкам подходили шофера - отмечать в путевых листах прибытие-отправление. Здесь же размещалась кухня-столовая – маленькая, по-домашнему уютная, с домашними же обедами. Шофера приходили обедать, сидели за столиками – веселые, оживленно разговаривали, - намолчались за рулем! Ели с аппетитом, хвалили повариху, и она, польщенная, всем предлагала добавки (от которой никто не отказывался).
Шумная, многоголосая, трезвонящая телефонами диспетчерская после библиотечной тишины казалась Ларисе другой вселенной, иным измерением Новая работа оказалась хлопотной и суматошной (а она-то думала, что целыми днями будет сидеть на стуле и выбирать женихов…).
Работали сменами. В Ларисиной смене, кроме нее, было еще два диспетчера – смешливая Надя, Ларисина ровесница, и добродушная Нина Сергеевна, которая собиралась через год уходить на пенсию. Она и обучала Ларису всем премудростям новой работы.
В обязанности диспетчера входило – составлять график движения по каждому маршруту (у Ларисы маршрутов было - два), а если вдруг выходил из строя автобус ( или водитель…) – срочно искать замену.
- Пассажиры полчаса на остановке стоять и ждать не будут! Куда надо позвонят-пожалуются, и без премии останешься! – втолковывала Ларисе Нина Сергеевна. – Дырки в графике латать надо быстро!
- Как у Стругацких! Пространственно-временная дыра! – смеялась Лариса./
- У кого это? Недоуменно переспрашивала Надя.
- У Аркадия с Борисом.
– Знакомые твои, что ли? В автопарке работают?
- Да… вроде того… - прыскала Лариса.
«Это не автобусный парк, это парк юрского периода! – рассказывала Лариса дома. – Каменный век! Стругацких не читали и вообще о них не слышали…»
- Сама работу выбрала, - смеялся отец. – Вот и сиди теперь… в каменном веке! Латай дыры во времени-пространстве.
О том, как она «латала» эти самые дыры в графике, Лариса домашним не рассказывала. Послушать, как она искала замену, собиралась вся Ларисина смена. Даже повариха забывала о своих кастрюлях.
Происходило это примерно так.
- Иван Семенович? Здравствуйте! Это Вас из диспетчерской беспокоят, Лариса… Да, я знаю, что у Вас выходной, но что же делать? Два автобуса сломались! Иван Семенович, миленький, золотой! Ну выручите! Ну кто же, кроме Вас… Ну пожалуйста!
- А ты мне не нукай, я не лошадь, - невозмутимо отвечал шофер.
-Ну извините меня, Иван Семенович! Я не хотела Вас обидеть…
- Меня обидеть не хотела? А зачем тогда звонишь? У меня выходной. КЗОТ читала? Право на отдых я имею или нет? – «входил во вкус» Иван Семенович.
- Имеете, конечно, имеете! Но я Вас очень прошу, выйдите сегодня! Вам же заплатят.
-Да что заплатят? Копейки… Нет, не хочу. И не уговаривай!
- Ну Иван Семенович! Ну, хотите – я Вам из своей зарплаты...
- Ой, умора! – смеялась Нина Сергеевна. – Да ты его покрой семиэтажным… Деньги она предлагает! Да твоей зарплаты не хватит – на всех-то шоферов, - покатывалась со смеху диспетчерша. – Обязан он выйти, обязан! А ты, дуреха, его упрашиваешь!
- Да-аа, обязан… А он говорит – не обязан! Ой, что же делать-то, Иван Семеныч, миленький… - всхлипывала Лариса. И Иван Семенович, доведя ее до слез, наконец соглашался: «Ну выйду я, выйду, только не реви! Я уж одеваюсь, выхожу… Эдак вся диспетчерская слезы лить начнет, на тебя глядя… И откуда ты такая взялась, роза-мимоза!».
Переведя дыхание, Лариса вешала трубку (под приглушенные смешки), вытирала слезы и, счастливо улыбаясь, оповещала диспетчерскую: «Согласился! Уже одевается. Выезжает!». Надя с Ниной Сергеевной хохотали: «Выезжают расписные… Ох, и дура ты, Лариска! Роза-мимоза!».
Дома Лариса делала вид, что справляется со своими обязанностями не хуже других. На самом деле ей приходилось трудно. После интеллигентных, начитанных библиотечных «теток» и робких вежливых читателей – автобусный парк с громогласными, не стесняющимися в выражениях диспетчершами, матерщинницей-поварихой, отпускающей соленые шуточки, и несговорчивыми шоферами – автобусный парк мог бы стать для Ларисы адом, но этого не случилось, и скоро Лариса стала в диспетчерской своей. Над ней беззлобно посмеивались, по-своему жалея робкую «библиотекарку». Меткое прозвище «Роза-мимоза» с легкой руки Ивана Семеновича накрепко приклеилось к Ларисе, но она не обижалась: Лариса любила цветы.
Шло время. Ларису перевели из учениц в диспетчеры, она освоилась с работой и с людьми. Привыкли и к ней, а с Надей они стали подругами. Вот только с женихом вышел у Ларисы «полный облом»…
Коллектив автобусного парка, словно Ноев Ковчег, состоял из самых разных представителей шоферской братии - всех возрастов и всех национальностей. - Они что, все приезжие? Иногородние? А москвичи-то есть?- допытывалась Лариса.
- Да уж, «иногороднее» не бывает! «Иностранцы» они у нас: половина украинцев, половина молдаван, - смеялась Надя. – По контракту работают. Контракт на три года. Денег заработают – и домой вертаются! А заместо их другие приезжают. Скучают они шибко по своим-то. Дома у них у всех семьи остались, дети. Их кормить-одевать надо, а там – какие заработки? Вот они и едут! – втолковывала Ларисе Надя.
- А москвичи есть?
- Ну, и московские, конечно, есть, и из области которые… А тебе накой? – удивлялась Надя. А действительно, «накой?». Ну, найдет она себе здесь мужа, научится говорить "зараньше",«заместо» и «накой», и начнется у нее семейная жизнь. А «накой» она ей – такая…
- Да я… просто так спросила… – упавшим голосом сказала Лариса. Полный облом! Целый автопарк шоферов, и все семейные «контрактники»! Работали здесь и холостяки (кто их разберет, не спрашивать же!), вот только жениться на Ларисе они не спешили. Молча подавали ей в окошечко путевой лист, молча - забирали, дружески кивали Ларисе и уезжали в рейс.
Историю, случившуюся у нее с Иваном Семеновичем, он с удовольствием рассказывал всему автопарку. – «Ревела она белугой! Я, говорит, из своей зарплаты тебе… только ты приезжай! Голубчиком называла!» - вещал Семеныч всем и каждому.
Шофера хохотали и качали головой: «Врешь небось, Семеныч?» - «А вы у Нинки спросите! Разговор при ней был!» И словоохотливая Нина Сергеевна радостно подтверждала: «Ревела! Мы с Надькой водой ее отпаивали из графина. Картина маслом!- Ревет - и черта этого уговаривает! И золотым его называла, и дорогим! И – голубчиком!».
И снова все хохотали. И за глаза называли голубоглазую Розу-мимозу «недотрогой» и «фифой». Лариса даже не догадывалась, что беззлобный розыгрыш Ивана Семеновича и глупое прозвище, прилипшее к ней с того дня, сотворили для нее злое дело: Ларису никто не воспринимал всерьез. Так, - плаксивая изнеженная барышня, которую неведомо каким ветром занесло в автобусный парк… Словом, не от мира сего.
Так прошел год…
…Был уже вечер, приближался конец смены. Лариса работала «на автопилоте» - устала. Брала у водителя путевой лист, механически отмечала время, совала обратно… И вдруг – замерла, глядя остановившимися глазами на протянутую к ней в окошко руку – изящную, с длинными тонкими пальцами и красивыми, аккуратно подстриженными ногтями. На среднем пальце красовался массивный перстень ручной работы с тускло мерцающим камнем. В этих удивительных музыкальных пальцах был зажат обыкновенный путевой лист.
- Что-нибудь не так? – услышала Лариса и подняла наконец глаза. Из окошка на нее смотрел парень Ларисиных лет. – Артистически красивый, словно сошедший с обложки гламурного журнала! Парень улыбался. - Что-то не так?
- Все не так! – выпалила Лариса. Вы музыкант, ведь правда? Это сразу видно! У Вас руки… А почему в автопарке работаете? (Господи, что она такое говорит!).
- А Вы почему здесь работаете? – не остался в долгу шофер. Вы ведь актриса, это сразу видно. А почему не сняли грим? – Глаза у него смеялись, и Ларисе стало вдруг весело и легко, словно она встретилась со старым хорошим другом.
- Ну, признавайтесь! Это у Вас – грим? Потому что таких не бывает – медноволосых и с фиалковыми глазами!
Ларису еще никто не называл медноволосой! И глаза – никто с фиалками не сравнивал! – «Да, я только что из театра, грим после спектакля снять не успела. А здесь – подрабатываю» – рассмеялась Лариса. На нее неотрывно смотрели серые внимательные глаза. Глаза смеялись, и Ларисе немедленно захотелось взъерошить его светлый чуб… И откуда он такой взялся?
Объяснилось все просто (или – сложно?) – Роман (так звали необыкновенного шофера) был из семьи музыкантов, окончил музыкальное училище и учился в консерватории, на исполнительском отделении. Отец Романа играл в оркестре одного из московских театров, мать была преподавателем сольфеджио в музыкальной школе.
Вся жизнь Романа рухнула в одночасье, когда родители решили развестись. Точнее, развелись они уже после. А сначала – мать собрала чемодан и ушла «к другому» - в классических традициях мелодрамы! Нет, она не уехала в другой город или в другой район, - ушла в соседний подъезд (что несколько противоречило классике жанра). Отец подал на развод, переписал машину и квартиру на сына и уехал в Малаховку, где у него еще от деда остался дом. А через два месяца умер от инсульта. Дом в Малаховке он завещал Роману.
- Понимаешь, все очень просто! Просто отец очень сильно любил маму. И – не смог без нее жить. А она смогла! – голос Романа дрогнул, и рука Ларисы сама собой оказалась в его руке…
- У нее теперь новая жизнь, и муж тоже новый, - рассказывал Роман. Вот и я решил начать новую жизнь! Из консерватории ушел – с последнего курса! И - сюда, шофером. Мать может, а я что, не могу?.. Ну, у нее реакция была – как в ядерном реакторе! Сказала, я ней больше не сын и ноги ее не будет в этом доме. Ну и черт с ней! Отца только жалко… А поехали ко мне? Посмотришь, как я живу, - предложил вдруг Роман. – Я вчера кофеварку купил… Ты кофе любишь?
И Лариса поехала.
Роман жил в старом доме на Сретенке, принадлежащим до революции, наверное, какому-нибудь купцу. В просторной квартире, со стенами метровой толщины, высоченными лепными потолками и длинными коридорами , можно было заблудиться. И Лариса заблудилась! Бродила по коридорам, открывала многочисленные двери, переходила из комнаты в комнату…
Комнаты соединялись между собой каким-то хитрым способом, так что Лариса насчитала их с десяток, понимая, что этого не может быть и хитрые переходы-повороты сыграли с ней архитектурную шутку. Кажется , о такой рассказывал экскурсовод в доме-музее Чехова в Мелихово!
Роман куда-то исчез, словно испарился: его нигде не было! Время в этом странном доме тоже словно остановилось полстолетия назад (лепные музейные потолки, свисающие на цепях бронзовые светильники, старинная мебель, часы с маятником…), а пространство, напротив, - раздвинулось! – поняла вдруг любительница фантастики Лариса. – Вот поброжу здесь, вернусь в гостиную, а там уже прошло сто лет! – Ау, Рома! Ты где? – крикнула Лариса в глубину коридора и услышала в ответ: «Я-то вот он, это ты – где?». Пошла на голос, как в лесу, и оказалась в уютной гостиной – словно из прошлого века («А здесь и вправду сто лет прошло! Только – назад…»).
С высоченного – с закругленными углами! – потолка, украшенного затейливым лепным узором, опускалась на сверкающих цепях (неужели – и впрямь золотых?) роскошная люстра (Лариса видела такие в театрах), освещая мягким светом картины в бронзовых тяжелых рамах и книжные шкафы( шкафы занимали всю стену, и Лариса восторженно ахнула). Был здесь и камин – настоящий, с чугунной решеткой и каминными щипцами! И настоящая медвежья шкура на полу! А посреди этой удивительной гостиной сиял в огнях хрустальной люстры изящный, словно бригантина, белый рояль! Впрочем, Лариса и не ожидала увидеть здесь пианино.
- Садись, - пригласил Роман, и Лариса, усевшись в массивное кресло, словно сошедшее со страниц Диккенса, восхищенно выдохнула: «Ампир...».
- Разбираешься! – похвалил Роман. – А все гадают – рококо или барокко. А ты сразу определила. Искусствоведческий закончила? Чего ж – диспетчером работаешь?
- А у тебя уютно, - уклонилась от ответа Лариса.
- Мать приходит, убирает, – нехотя объяснил Роман. – Она в соседнем подъезде живет. Приходит раз в неделю. Холодильник продуктами набьет, все приберет, отмоет-отстирает… Аккуратная, сил нет! – и к мужу новому убежит. Муж у нее, видишь, молодой. Молодожены, мать их! Отец из-за нее умер, а она… а ей… - Роман не договорил и, отвернувшись, замолчал.
Лариса подошла к нему и обняла за плечи. – Ну, не надо, Рома! Не надо… Не думай о ней. Хочешь, я тебе буду помогать?
-Что будешь? – не понял Роман.
-А все! Готовить буду. И убраться могу. Ковер почистить… Белье в прачечную… И тогда она не будет приходить! Ты ведь не хочешь, чтобы она приходила? Ты не хочешь…
- Да. Не хочу! – выдохнул Роман и, прижимая к себе Ларису, зарылся лицом в ее волосы. – Никого не хочу здесь видеть! Только тебя…
Свои отношения они скрывали от всех: от матери Романа, от родителей Ларисы… В диспетчерской тоже ничего не знали, хотя и догадывались. Лариса была у Ромы частой гостьей – готовила, прибирала в комнатах, что отнимало немало времени. Зато его огромная – пять комнат – квартира сверкала чистотой. По настоянию Ларисы, для спальни были куплены изящные бра. На подоконниках пышно цвели голубые и сиреневые фиалки. В квартире стало уютно. –«Ты моя добрая фея!» – польщенно говорил Роман, и сердце Ларисы таяло: она, Лариса, - его фея…
Роман даже не догадывался о том, что был ее первой любовью. А первая любовь не бывает долгой - она проходит, как уходят из нашей жизни детство и юность, - навсегда. Но Лариса об этом не знала (впрочем, она бы все равно не поверила).
Родители Ларисы видели, как изменилась их дочь – расцвела, словно сад! Но на все их вопросы она отвечала односложно, и ничего о Роме не рассказывала. Лариса берегла свою тайну от всех. Ни мать, ни подруги не знали о ее любимом. А если бы узнали, - посоветовали бы ей не показывать так открыто свои чувства: к хорошему привыкают быстро, и оно из лучшего переходит в разряд обыденного и повседневного.
Но Лариса с Ромой об этом не думали: им было хорошо вдвоем, и оба наслаждались обществом друг друга. К тому же, оба оказались завзятыми театралами и не пропускали ни одной премьеры… Еще они любили бродить по старой Москве. Держа Ларису за руку, Роман вел ее по кривым узким улочкам со странными и смешными названиями: Последний переулок, Кисельный тупик, Прасковьина улица - и рассказывал их историю, как дипломированный экскурсовод. Вот так же, в детстве, водил его по этим улочкам отец…
Лариса обожала эти прогулки, с которых они возвращались каждый раз – без ног, и страшно довольные друг другом…
Так прошел год. Весной Роман свозил Ларису в Малаховку, в дом своего пра-прадеда. Впрочем, слово «дом» для него мало подходило. – Это был стариный особняк, словно из прошлого (или даже – позапрошлого!) века: двухэтажный, с цветными витражными стеклами окон и островерхими башенками – Лариса насчитала их – пять, и ощутила холодок восторга.- Да у тебя, оказывается, не дом, а настоящий дворец! Помещичья усадьба! Сколько же здесь комнат?
- Тебе не все равно, сколько? – неожиданно резко ответил Роман. – Много! Я их летом сдаю. Жильцов пускаю. Все хотят в Малаховку. Курортное местечко, люкс! Чего ж ему зря пустовать, пусть доход приносит.
Откуда-то (тоже из старых времен) Ларисе вспомнилось выражение «доходный дом», и ей оно показалось неприятным… Она вдруг поняла, что у Романа – своя, отдельная жизнь, в которой ей, Ларисе, отведена далеко не главная роль. Кто она ему? Приходящая жена? Или – приходящая прислуга…
- А почему ты мне никогда не говорил?
- Что не говорил?
- Ну, что дом сдаешь…
- А тебе-то что? Тебя это разве касается? – вскинулся Роман. – Хочу - и сдаю!
Лариса молчала… Роман впервые так говорил с ней. А ведь они скоро поженятся…
Жениться на Ларисе Роман не спешил. Хотя (Лариса знала) другой девушки у него не было. Ему нужна была только Лариса. Если она не появлялась и не звонила, Роман звонил сам, и голос у него был расстроенный, как у ребенка, которого оставили одного (а ведь и правда, оставили!), и он держится из последних сил, стараясь не заплакать. И Лариса, забыв обо всем на свете, мчалась к нему – утешать…
- Ну наконец-то! – встречал ее Роман. – А я тут без тебя утопиться уже хотел. Или удавиться! Или – подавиться, - смеялся Роман, приглашая ее к роскошно сервированному столу, на котором было все, что только можно пожелать: красная икра, копченая белуга, заливной язык, шампанское и Ларисин любимый торт «Киевский» - всегда килограммовый!
- Куда нам столько – на двоих? – ужасалась Лариса. Но Роман беспечно махал рукой – За сегодня не осилим – завтра доедим! – Денег Роман не жалел. Покупал Ларисе дорогие подарки, каждый раз то, что ей хотелось: у Романа был хороший вкус. В один из визитов Ларисы он подвел ее к зеркалу и набросил на плечи кожаное пальто с роскошным меховым воротником. Воротник был восхитительно длинным, почти до пояса. Лариса мечтала о таком, но – как он догадался?! Пальто сидело идеально. Роман с удовольствием наблюдал, как вспыхнуло от восторга ее лицо, и щеки стали бело-розовыми, цвета клубники со сливками, которую Роман просто обожал. Как и – Ларису…
- Нравится? Ну и носи! Тебе идет! Только сапоги другие надо, твои к этому пальто не подходят…- заключил Роман. И через неделю Ларису ждали изящные австрийские сапожки из мягкой кожи, на сверкающих серебром «шпильках». У Ларисы захватило дух – к пальто сапожки подошли идеально. Но как он угадал, что подойдут?!
- Дорогие, наверное… - только и сказала Лариса. – Тебя. Это. Не касается. – отчеканил Роман.
Наверное, любая девушка, окажись она на месте Ларисы, задумалась бы – а любит ли ее Роман так же, как любил год назад. Или все-таки – уже не так… Но Лариса не допускала таких мыслей. В свои 27 она впервые любила - отчаянно, взахлеб! - как, наверное, любила своего Ромео Джульетта. И этой любви с лихвой хватало на двоих. Лариса была счастлива. И видела – счастливые глаза Романа, без которого не могла прожить и дня. – Места себе не находила, и когда слышала в телефонной трубке его голос (такой желанный, такой родной!), Лариса готова была идти за ним на край света…
- А знаешь, куда мы с тобой рванем в выходные? – спрашивал Роман.
- Знаю! На край света! – не задумываясь отвечала Лариса.
- Угадала! – смеялся довольный Роман. – Мы едем в Мещору. Там, говорят, грибов - хоть косой коси! Так что бери рюкзак и пару ведер, они в рюкзак хорошо встают. Ведра-то есть у тебя? А я пару корзин прихвачу… И вот еще что. Ты подружек позови, в компании веселей, а грибов на всех хватит, это я тебе обещаю!
- А зачем нам компания? Давай поедем вдвоем, – пыталась протестовать Лариса, но Рома был неумолим. И, вздохнув, она принималась обзванивать подруг. А так хотелось – вдвоем! Как бывало раньше, когда они бродили обнявшись по городу (по берегу реки, по лесной опушке, по васильковым полям…) – и никакая компания, даже самая дружная, не могла сравниться с этим «одиночеством вдвоем».
Как и сама Лариса, Роман был легок на подъем и любил путешествовать. Они побывали в старинных русских городах – в Рязани, в Коломне, в Суздале, в Александровской Слободе, в Ярославле и Костроме… Каждый раз собиралась большая компания – друзья Романа, подружки Ларисы.
Подруги завидовали Ларисе и хвалили Романа, который всегда брал с собой путеводитель, и каждая поездка превращалась в захватывающую дух экскурсию (экскурсоводом, конечно же, был Роман), с обязательным обедом в уютном кафе и осмотром всех без исключения достопримечательностей.
– Ну и повезло же тебе, Лариска! Такого парня отхватила! Красивый, как Ален Делон! А как рассказывает - заслушаешься… Откуда он столько всего знает? Просто ходячая энциклопедия! Где ж ты нашла такого? – И сердце у Ларисы таяло от счастья.
Счастье продолжалось два года. Пока ей не позвонила как-то вечером Надя.
- Лариса!!! Я хочу, что бы ты – знала: он тебя обманывает!
- Ты о ком? – не поняла Лариса. Кто меня обманывает?
- Кто! Да твой Ален Делон! Ромка твой! Он же, когда на экскурсии ездит, у всех телефоны берет!
- Да знаю я, - рассмеялась Лариса. Берет на всякий пожарный случай, мало ли что в дороге случиться может. Ну и что? – недоумевала Лариса. – Что тут такого…
- А ты так и не поняла до сих пор? Так и не знаешь?! Он же потом всем звонит и приглашает, как он говорит, «провести вечер». В особняк свой! У него в Малаховке такой домина, ты бы видела…
- Ну, видела, конечно. Но он же ни с кем туда… Только со мной…
- Ни с кем, как же! Там уже все перебывали! – захлебываясь, перебила Ларису Надя. – Весь автобусный парк! И вся твоя библиотека! Все, кого ты приглашала! Все у него были! – выкрикивала Надя в телефонную трубку. И наверное оттого, что она так громко кричала, у Ларисы зазвенело в ушах. Она отодвинула трубку от уха, но звон не проходил, он раздавался в голове все сильней, отдавая неожиданно острой болью. Или эта боль была в Ларисином сердце?..
- Он и меня пригласил, - торопясь излиться, скороговоркой частила Надя. Я и поехала, я ж думала – вы там вдвоем! Спрашиваю, где Лариса, а он мне: «А зачем нам Лариса? Она на Сретенке моет-прибирает, и вполне счастлива. У меня там такие апартаменты – без прислуги не обойтись. А жить с прислугой – это не для меня, говорит. Мне, говорит, такая как ты – нужна… Представляешь, какая скотина?!! Я, конечно сразу же уехала. Кофе только выпила. С ликером. Ой, у него такие ликерчики… Я таких в жизни не пробовала…- Ой, да ты чего? Плачешь, что-ли? Ты про меня ничего такого не думай, я тебе все-таки подруга. Потому и звоню!
Телефон выскользнул из дрожащих Ларисиных пальцев и разбился. Но ей уже было все равно. Прислуга! Так и есть. Она давно стала для него – прислугой. Как же она раньше этого не понимала? Лариса вспомнила повелительный тон Романа, и как она всегда с ним соглашалась: последнее слово всегда его, он все решал сам, и Ларису это вполне устраивало.
Прислуга. А она-то мечтала о свадьбе!
Больше она Роману не звонила. А он – звонил каждый день: «Когда же ты приедешь? Я знаешь как соскучился! Я без тебя пропадаю…». Лариса отвечала односложно: «Не могу. Дела».
- Ты, может, обиделась? Так скажи, за что? Я исправлюсь! Я больше не буду!
- Нет, я не обиделась. Просто сегодня не могу. И завтра тоже.
- Ну, не хочешь – и не надо! – Роман бросал трубку… И назавтра снова звонил.
«Что же мне делать? – глотая слезы, думала Лариса. – Может, с работы уйти? Вернуться в библиотеку?..»
И Лариса ушла. – Из автобусного парка в трамвайный. Диспетчером.
Ну почему? Почему в ее жизни все не так? Словно она – на обочине, с которой ей никогда не перебраться на дорогу. Всегда – на обочине. Никому не нужна. Ей скоро тридцать, а она так и не стала ни для кого – своей. Так страшно, оказывается, когда ты никому не нужна.
На новом месте Лариса ни на кого уже не смотрела. Сидела, уткнувшись в разложенные на столе графики, в разговоры ни с кем не вступала, на вопросы отвечала односложно В трамвайном парке тоже работали сменами: сутки работаешь, три дня выходных. В первый день, конечно, отсыпаешься. Остается два свободных дня. Только зачем они ей теперь?- И снова Лариса сидела дома...
Спасали книги. Лариса читала и ждала своего Принца. А что ей оставалось? - Однажды они встретятся, и Принц преподнесет ей букет роскошных розовых роз на длинных темно-зеленых стеблях… Розовое чудо! Лариса столько раз представляла себе этот букет, что даже не удивилась, когда увидела его на самом деле.
Она возвращалась с работы, сошла на своей остановке – и обомлела. Под навесом стоял парень. То есть не парень, - мужчина, старше Ларисы, но глаза у него блестели и искрились - глаза были молодые. И по-детски беспечная улыбка.
Мужчина (или все-таки парень?) держал в руках огромный букет розовых роз, в которых просверкивали огненно-красные, оттеняя их и словно делая еще краше.
Роз было много – не сосчитать. Лариса не могла отвести глаз от букета и все смотрела, смотрела… А владелец букета смотрел на Ларису. «Показалось» - подумала она, оторвав наконец взгляд от цветов, которые предназначались не ей, и торопливо прошла мимо. Но ее окликнули.
- Девушка! Ну куда же Вы… Возьмите букет!
- Я?.. – растерялась Лариса. - Это Вы мне?
- Вам, кому же еще! – улыбнулся владелец букета. Симпатичный, - отметила Лариса. - Даже очень. Но откуда он взялся? Откуда знал, что я сойду на этой остановке, и именно в этот вечер? Почему смотрел такими глазами?
- А откуда Вы… - начала Лариса и смутилась.
- Откуда я знаю, что Вы любите розы? – Да я по Вашим глазам вижу! У Вас удивительные глаза, просто говорящие! (Господи! Ты есть! – подумала неверующая Лариса, и ей впервые в жизни захотелось перекреститься – может, тогда наваждение исчезнет? Растает, как мираж в пустыне!)
- Я знаю, Вы любите розы, особенно такие… волшебные! Ну и возьмите их. Возьмите! Посмотрите, какие они живые, – уговаривал мужчина мягким бархатным баритоном, и Ларисе нравились и розы, и этот голос, и этот парень…
- И правда, живые, - согласилась Лариса. – Но Вы ведь не мне их покупали… не для меня?
Парень вздохнул и опустил глаза. Лариса подумала, что он стоит здесь уже давно и, наверное, замерз на этой стылой, продуваемой всеми ветрами остановке. Он долго ждал кого-то… девушку! – догадалась Лариса. – А она не пришла…
- А Вы, наверное, девушку свою ждали? – простодушно спросила Лариса.
- Ждал, - согласился парень.
- А она не пришла, договорила Лариса упавшим голосом.
- Не пришла, - согласился парень. – И уже не придет.
- Почему? – запротестовала Лариса, любившая истории со счастливым концом, как у Татяны Устиновой. – Может… автобус сломался? Может, она уже скоро, вот сейчас – приедет!
- Да Вы не переживайте за меня, не надо! – отмахнулся парень. – Она не придет. Я, собственно, ее ждал два часа назад… Пригласил, понимаешь, чтобы расставить все точки над «и». Сегодня все должно было решиться: да или нет.
- Так Вы ей… предложение хотели сделать? На остановке? – изумилась Лариса.
- А почему нельзя на остановке делать предложение? Где об этом написано? В правилах дорожного движения? – весело возразил парень.
У него еще хватает сил шутить! – с горечью подумала Лариса. Ей до слез стало жалко обладателя волшебного букета. Если бы ее пригласил такой парень, - уж она бы не опоздала…
- Ну не надо делать выводы так поспешно! Может, она еще придет. Может, она заболела, или кто-то у нее заболел…
- Милая девушка! Вы меня что, утешаете?! Я два часа ее жду. То есть это она должна была прийти два часа назад. Я-то раньше приехал! И ни на какой автобус она не опоздала! Живет она здесь – пять минут пешком. Просто не пришла – и все. Все ясно, и отношений выяснять не надо: нет больше «отношений»! Такой вот ее ответ. А Вы меня утешаете… Вот уж не думал, что сегодня, на этой остановке, черт бы ее побрал, такая красавица будет меня утешать и уговаривать подождать другую! Да Вы просто ангел! Берите букет. Он Ваш! – и впихнул ей в руки охапку роз, оказавшуюся неожиданно тяжелой.
… Она красавица! Она – ангел! Оторопевшая Лариса опустила в букет лицо, коснулась роз горящими щеками и вдохнула густой аромат. Она не возьмет эти «чужие» цветы. Ни за что! Она откажется. – И неожиданно для себя самой тихо сказала: «Спасибо…»
- Ну вот и хорошо! – почему-то обрадовался парень.(И чего радуется? - удивилась Лариса).
– А спасибо потом скажешь, когда они у тебя две недели простоят, и ни один лепесток не упадет, - перешел на «ты» парень, и у него это получилось так ловко, что Лариса нисколечко не обиделась. – Пахнут! – восторженно сообщила она парню. Он не торопился уходить, улыбался Ларисе и чего-то ждал, постукивая друг о дружку замерзшими ногами.
Сейчас попросит телефон! – поняла Лариса. А может, пригласить его к нам? Он же замерз совсем! Напьется горячего чаю с мамиными пирожками, познакомится с Ларисиными родителями… Как в романе! – подумала Лариса и рассмеялась счастливым, как в детстве,смехом.
- Во! Нравится! – констатировал парень. – Я ж говорю – твой букет. Он у тебя месяц стоять будет! - Не веришь? Я его в оранжерее брал, не в магазине. При мне срезали. Таких в Москве не купишь!
В оранжерее… Ей никогда не дарили оранжерейных цветов! Лариса всегда покупала их сама, но «магазинные» букеты увядали уже через два дня, и Ларисе всегда их было жалко: ведь цветы умирали… Этот роскошный букет не умрет, он будет жить долго-долго, и Лариса будет поить его родниковой водой из бутылки, которую купит специально для роз – не поливать же их водопроводной водой!
-Нравится, - ответила Лариса, - даже очень!
- Ну, если нравится – бери! Восемьсот.
- Чего восемьсот? – не поняла Лариса.
-А ты за сколько хотела? Я, между прочим, за него тысячу отдал! Тебе, так и быть, уступлю. Такой девушке – как не уступить? Дешевле не отдам, не проси. Я полдня с ним стоял, как собака замерз… А букет, он свежий! – спохватился парень. – Сегодня брал, при мне срезали. Неделю простоит, а то и две, обещаю.
У Ларисы словно остановилось сердце.
- Чего застыла? Дорого? Тогда какого дьявола мы тут с тобой полчаса комедию ломаем? Бери – и весь разговор, - горячился парень и смотрел злыми глазами…
Ларисе захотелось умереть. Вот сейчас, сразу. Взлететь над этой остановкой в холодное осеннее небо, покинуть навсегда это одеревеневшее, ставшее чужим тело. Уйти не оглядываясь и навсегда забыть этого парня и этот букет, который предназначался все-таки не ей.
Но она не умерла. Не исчезла. Непослушными руками достала из сумочки деньги (слава Богу, были с собой!) и отсчитала восемьсот рублей. Парень выхватил из ее рук деньги, попрощался: «Ну, бывай!» - и сел в подошедший автобус. С трудом переставляя непослушные ноги, Лариса поплелась домой…
Дверь открыла мать. Увидела в руках дочери букет, ахнула, засуетилась. – Вазу надо высокую, и стебли подрезать, это обязательно… Лариса! Говорю же, подрезать надо стебли, пойди возьми нож, подрежь! Это кто ж тебе такое чудо подарил? Твои любимые, розовые. Это ж сколько денег такой букетище стоит! - Мать не умолкала, не замечая состояния дочери (да и темновато было в коридоре), а Лариса держалась из последних сил…
- Отец! Иди посмотри – видел когда-нибудь такое? Мне в жизни таких не дарили… Лариса! Что ты как неживая? Принеси наконец нож – стебли подрезать…
Стиснув зубы, Лариса сняла пальто, прошла в свою комнату и, упав на кровать, разрыдалась безутешно и горько. – Что ты? Что с тобой? – перепугалась мать. – Обидел кто? Или на работе чего случилось… Да что стряслось-то, доченька?!
Долго-долго плакала Лариса. Она не слышала, как вошел отец, взял мать за локоть и увел из комнаты, плотно закрыв за собой дверь. А Лариса все плакала и никак не могла успокоиться: слезы не принесли облегчения. Напротив, ей стало еще тяжелей…
Она проснулась – разбитая и усталая, словно не ложилась вовсе. В комнате стоял незнакомый запах – густой, нежный, волшебный. Его источали розы, вольно раскинувшиеся в широкой хрустальной вазе: нежно-розовые, среди которых елочными огоньками сверкали ярко-красные.
- Они стали еще прекрасней, - отстраненно подумала Лариса. А розовый букет, отогревшийся в тепле Ларисиной комнаты, вволю напившийся свежей воды, - букет, казалось, звучал, словно тихая музыка старинного вальса! От роз исходило теплое свечение, сияние, волшебство. – Букет жил своей жизнью!
Лариса на цыпочках подошла к окну, словно боясь, что чары рассеются и розовое видение исчезнет. Осторожно вытащила букет из вазы, отнесла его на кухню , сунула в мусорное ведро и с силой надавила на крышку, ломая неподатливые, упругие стебли. Букет не поддавался и явно не желал помещаться в ведре. Тогда Лариса взяла молоток и колотила по розам, пока они не превратились их в зеленое крошево. Запихав останки букета в ведро, Лариса снова легла в постель. Против ее ожиданий, к ней никто не входил и ни о чем не расспрашивал. Ближе к полудню в дверь постучали: «Дочка, обедать будешь?». Лариса притворилась спящей – и незаметно уснула…
А вечером оделась и вышла на улицу, сама не понимая зачем. Впереди было два выходных дня, и их надо было как-то прожить… Лариса бесцельно шла по улице, не зная куда себя деть. Ноги привели ее на остановку - ту самую остановку, где вчера ей хотелось умереть.
На остановке стоял вчерашний парень, притопывая от холода ногами. Растянул в улыбке замерзшие губы: «Пришла все-таки! А я здесь с самого утра торчу… Тебя жду! Может, пойдем куда-нибудь, погреемся? Я тут пока тебя ждал - околел… Букет-то стоит? Ты прости, я вчера расстроился очень, словом, не в себе был. На другую обиделся, а на тебе сорвал. Ты прости, а ? На вот, деньги свои, держи… Ну не молчи ты, ради Бога! Ну считай, я это… пошутил неудачно. Со всеми бывает» - и сунул ей в карман деньги.
- А ты как… меня нашел? – растерялась Лариса.
- Да вот… повезло! Пп-полдня всего простоял, и ты пп-пришла. А не п-пришла бы – к-каждый день бы ждал!
- Ты что, заика? (Господи, что она такое говорит! Ей бы развернуться и уйти…)
- Да н-нет! Просто з-замерз… - Ларисе стало смешно. – А я думала, заика!
Они шли по улице… Потом сидели в кафе, где было тепло и вкусно пахло пирожными (Лариса и не знала, что на их улице есть такое уютное кафе!)… Потом они отправились в кино, а потом Андрей (парня звали Андреем, и Ларисе нравилось это имя) – Андрей провожал ее домой – до самого подъезда, и там, в подъезде, крепко поцеловал в сжатые губы. Лариса отчего-то смутилась: «Только познакомились, и уже целуемся!»
- Да-ааа, с тобой будет нелегко… - усмехнулся Андрей. И вдруг спросил: «Слушай, а зачем ты меня вчера полчаса уговаривала?… Смотрела такими глазами – все с тобой понятно! А сама уговаривала другую ждать!»
И Лариса, осмелев, тоже спросила: «А почему ты… Ведь ты любил ее – ту, которая не пришла. Вчера еще любил, а сегодня... со мной в подъезде целуешься!»
- Да-аа, с тобой нелегко будет, - повторил Андрей. – Я ж тебе вчера не цветы, - сердце свое отдал, а ты не поняла? Я сам только сегодня понял. Веришь – ночь не спал, все думал – что же я, дурак, наделал! Ты ж меня вчера пожалела. Утешала, уговаривала… Словами одно говорила, а глазами – другое! А я, дурак, радовался, что букет удачно загнал… Он, кстати, как ? Ожил? Стоит?
- Он не стоит, он лежит! – брякнула прямодушная Лариса.
- Как – лежит? Где?!
- Где, где! В мусорном ведре! А ты как хотел? Сердце он свое отдал… в добрые руки, как собаку. За восемьсот рублей. Идиот.
Через мгновенье оба хохотали, изнемогая от смеха и вытирая слезы. И тут из подъезда вышла Ларисина мать с ведром, в котором зелено-розовым крошевом светился уничтоженный букет. И уставилась на дочь: вчера плакала, сегодня хохочет… С кем это она?
- А это ты с кем тут?.. – задала мать вопрос, на который ей никто не ответил.
Парень под цепким взглядом Ларисиной матери не смутился и даже не разомкнул рук, кольцом охвативших Ларису. И ей, похоже, было уютно в его руках! Мать остановилась, словно забыв, куда шла. Андрей заглянул в ведро – и уставился в Ларисины смеющиеся глаза.
- Эт-то ты его чем… так? Зубами, что ли?
- Что я, крокодил? – Зубами… - обиделась Лариса и передразнила Андрея: - Эт-то я его молотком!
- Эт-то ты его… такого откуда взяла? – ненарочно запнувшись на слове «это», выдохнула мать.
- Откуда? Да на остановке нашла! Его там бросили. А я подобрала, - объяснила Лариса.
- Правда, что ли? – не поверила мать.
- П-правда! – подтвердил Андрей.
- Он у тебя что, заика? Ой, горюшко ты мое, куда ж ты с таким… - посочувствовала мать. – Ничего, вылечим! – успокоила ее Лариса. – Это, говорят, лечится…
… Давно прошла мимо них с пустым ведром мать Ларисы. Они ее не заметили. Ларисин отец крикнул из окна: «Лариса! Первый час! Ты домой собираешься?!» Но они не услышали. Отец усмехнулся и закрыл окно.
А они все стояли, держа друг друга в объятиях, а над их головами сверкали звезды, словно огромный – во всю вселенную – букет голубых роз…