Меня уволили. Сказали, что теперь на работу ни в одну гостиницу города не возьмут. Написали заявление в народный суд. Надеются, что меня посадят. Зря. На уголовку дело мое не тянет. Самое большое, это заведут административное и штраф выпишут. Сказали, что перед партийной организацией будут ходатайствовать об исключении меня из партии.
Так я и не состоял в партии никогда. Где видано, чтобы официант партийным был. Стукачами официанты бывают, это да, а вот партийными редко.
В особый отдел вызывали, допытывались, не националист ли я. Хотел ли я своими действиями посеять вражду между народами Советского Союза?
Я и не думал никогда вражду сеять, просто пошутить хотел. Настроение всем поднять.
А мне говорят, что шутят в цирке клоуны, а я за такие шутки могу на сто первый километр поехать. А может еще хуже, на лесоповал, шутить с пилой «Дружба».
Я совсем расстроился. Думаю, что зря мне дали эту группу из Средней Азии обслуживать.
Их в Питер на какую-то сельскохозяйственную конференцию привезли. Они про хлопок что-то должны были рассказывать.
Их когда в гостиницу заселяли, так мы все обхохотались.
В лифт не заходят, страшно. Один зашел, что делать не знает. Двери закрылись, так он там бедный кричал, пока мы кнопку вызова не нажали. Ковровые дорожки стороной обходят, наступать бояться. Двери стеклянные не заметили, головами их чуть не разбили.
Ходят всегда толпой, человек по десять. Все в халатах, сапоги кожаные на мягкой подошве, тюбетейки. По-русски плохо говорят. Вечером в ресторан или бар не спускаются. Сидят в номерах и чай свой «гоняют».
Если честно, то они ведь к нашей советской действительности совсем не приученные. В гостинице, наверное, первый раз в жизни оказались.
В ресторан на обед бегом бегут. Толкают друг друга, стулья выхватывают. Тюбетейки не снимают . Ножами и вилками не пользуются. Все блюда только ложками едят. Постоянно говорят, громко и резко. Для нашего русского уха не привычно.
Я их столики обслуживал.
Рядом на стене портрет Достоевского висит. Они кричат, смеются, по-своему что-то говорят и пальцами в сторону портрета тычут. Я только одно слово понял: «Ленин».
А тут на обед они пришли. Хмурые все, грустные. Сидят тихо, едят молча.
Что-то у них на конференции видно не пошло. Ну, я пытаюсь их как-то приободрить. Улыбнусь, веселое что-нибудь скажу, подмигну кому. Нет, не реагируют.
Вот, говорю: «Свининку принес, которую вам нельзя». Не понимают, едят молча.
А тут и напитки пора подавать. Морс, соки и чай.
Мы раньше чай заваривали в чайниках и на стол ставили. А тут новшество появилось, чай в пакетиках, порционный. Совсем недавно в ресторан к нам завозить стали. Нам, конечно, официантам, профита никакого. Пакетик каждому человеку за столом полагается. Это не то, что рассыпного чаю, сколько кинул в чайник, столько и хорошо.
А теперь вот приносишь на тарелочке пакетики и чайник с кипятком.
Пожалуйста, самообслуживание.
Смотрю, мои южане крутят-вертят пакетики в руках, а что делать с ними не знают.
В мою сторону смотрят непонимающе, ждут помощи.
Не знаю, что меня дернуло, но решил я забавы ради, поднять настроение себе и коллегам своим. Подхожу и объясняю.
Воду в чашку наливают, пакетик в рот кладут, веревочку за ухо и кипяточком запивают.
Все мои южане послушно пакетики в рот положили, веревочки за уши закинули и прихлебывают сидят. У некоторых глазки слегка выпучиваются, у некоторых лица кривятся. А за стенкой стеклянной вся кухня и коллеги мои от смеха на полу валяются, за животы держатся. А я в роль вошел, воды им подливаю, салфетки подаю.
Тут на шум и смех администрация появилась. Заходят они в ресторан и видят делегацию хлопкоробов с набитыми ртами и веревочками на ушах.
Шум, крик поднялся. Появилась милиция. У нескольких южан пакетики во рту уже порвались, и заварка висела на подбородках черной подозрительной массой.
Всех проверили, вымыли и по номерам отправили.
А меня в отделение доставили.
Составили протокол и в гостиницу вернули, на увольнение.