2008-й год был совершенно диким. У них с ребятами неожиданно пошли в гору дела, выступления сыпались одно за другим, они даже начали поговаривать о небольшом туре по Калифорнии. Томми под это дело наконец-то уволился с ненавистной работы, пообещал родителям, что будет теперь подкидывать им деньжат регулярно, может быть даже каждую неделю. А в конце лета, как-то в одночасье, группа распалась, у отца Томми обнаружили рак, а сам он оказался не просто на мели, а в полной жопе: без работы, денег, перспектив и какого-либо вообще понимания, что делать дальше. Еще и Адам, как назло, именно в это время болтался в Нью-Йорке на каком-то прослушивании или кастинге, который мог круто изменить его судьбу. Предоставленный сам себе и своим проблемам Томми ушел в грандиозный запой. Примерно месяц просто выпал из его жизни, всплывая в памяти редкими невнятными вспышками в виде стаканов, бутылок, знакомых и незнакомых баров, полных слез и упрека глаз матери, пощечины от Делми, каких-то копов, подбирающих его на улице. Весь этот трэш закончился внезапно и очень неожиданным образом: одним прекрасным, то есть тяжелым гребаным утром Томми проснулся в небольшой незнакомой квартире, голый, чисто вымытый, рядом с очень злым Адамом, который лежал поверх покрывала с ноутбуком на коленях и наушником в одном ухе.
- О... привет...
- Проснулся?! Мать твою! Твою мать! Как ты докатился до этого, а?! ****ь, меня не было всего МЕСЯЦ, и что?!
У Томми так сильно болела голова, что до него почти не доходил смысл выкрикиваемых Адамом слов, и он должен был сделать хоть что-то, чтобы прекратить этот шум, иначе содержимое всех бутылок за все последние недели грозило оказаться на светлом ковре около кровати. Так что, изобразив самый несчастный взгляд, на какой был способен, Томми схватил Адама за руку и хрипло выпалил:
- У моего отца рак.
Это был мерзкий шантаж и спекуляция на несчастье семьи, но это сработало. Адам заткнулся и как-то осунулся, вытаращившись на своего соседа по кровати огромными синими глазищами. Правда, блаженная передышка оказалась слишком короткой.
- И что?
- Ну и ничего.
- И значит, надо угробить себя, чтобы твоей матери прибавилось поводов для слез?!
- Слушай, отвали.
- Нифига я не отвалю! Мы, конечно, не друзья, даже не официальные любовники или как там еще нас можно назвать, но когда ты вчера позвонил мне в два ночи и попросил забрать тебя из полицейского участка, я почему-то не раздумывал, кто мы с тобой друг другу, а просто сорвался и приехал!
- Я тебе позвонил?! - у Томми даже голова прошла от удивления.
- Именно. Поэтому сейчас ты меня выслушаешь.
С огромным трудом Томми удалось выторговать душ и завтрак, и когда они вернулись к обещанному разговору, время уже перевалило за полдень. Рассказывать о своих проблемах человеку, которого ты видишь раз в несколько месяцев и в основном голым, было унизительно. Томми смотрел на дизайнерскую дыру на колене джинсов Адама и выталкивал из себя односложные признания типа: "Потерял работу... группу... и друзей, наверное", "*** знает, что я творил этот месяц... как теперь... на глаза покажусь...", "Ничего нет. Тупо не знаю, зачем живу..." Он не знал, чего ждал от этого разговора, какую реакцию хотел бы получить. Жалость? Только не это. Какое-то волшебство, которое вдруг разом решит его проблемы? Да, пожалуй, он был бы рад услышать в ответ на свою исповедь фразу в духе: "Не хотел тебе говорить, но вообще-то я Бэтмэн", но сегодня был не день чудес.
- Ты закончил?
- Что именно?
- Нести этот депрессивный бред и жалеть себя?
- Да пошел ты!
- Обязательно. Но сначала все-таки скажу кое-что, а ты послушаешь и сам решишь, что с этим делать.
Томми приготовился выслушать очередную порцию обвинений в том, какой он слабак и мудак и как ему насрать на близких людей, которым он не безразличен, после чего, у него наконец-то получится уйти совсем, разбить телефон с чертовым номером этого чертова Адама и забыть его как пьяный сон. Но вместо этого он получил массу полезных и честных советов.
- Первое, бросай бухать. Думай не о том, что твой отец умирает, а о том, что теперь именно на тебя, придурка, остаются мать и сестра. Ты теперь им опора, вот и давай, налаживай свою гребаную жизнь!
- Не можешь работать в офисе - да без проблем, ты в Голливуде, чувак! Знаешь, скольким исполнителям постоянно, каждый день, требуются сессионные гитаристы?! Сколько кастингов в группы и туры проводится?! Ты пробовал себя продавать? Что ты сидишь в своем гараже со своими обдолбанными друзьями? Ждешь, что к вам случайно Джеймс Хэтфилд заглянет?! Ты сам говорил, что ты хороший гитарист, вот и давай, заставь свою гитару приносить тебе деньги.
- Хватит сидеть на заднице и жалеть себя. Ты не единственный тут такой несчастный. Хочешь, познакомлю тебя с парочкой моих друзей, которым жрать нечего и негде спать, несмотря на то, что они первоклассные танцоры? ЛА заполнен такими, как они, но никто не распускает сопли.
Наверное, именно этого Томми и не хватало последний месяц. Чтобы кто-то взял его за шиворот и окунул головой в толчок, показав, в какое дерьмо он сам себя загнал. Адаму хотелось врезать за то, как он бесцеремонно тыкал Томми носом в его тупость, сковыривал коросты с его совести и достоинства. Томми с трудом удерживался, чтобы не заткнуть уши и не убежать из комнаты, так стыдно ему было, но он слушал и мотал на ус. Он заслужил.
- Короче, ты достал меня. Фффух, я даже вспотел... Больше не скажу ни слова, тебе решать, что делать с твоей жизнью. Только знаешь, если решишь ее угробить, забудь мой номер, не хочу больше видеть тебя таким.
Ни один друг не сказал бы Томми такого. Каждый нашел бы слова поддержки, сочувствия, предложил помочь, решить его проблемы. И Томми с радостью разрешил бы себя жалеть, переложив часть своего дерьма на чужие плечи. Слова Адама задели, обидели, расшевелили, заставили действовать.
В тот день Томми просто молча ушел, пока Адам принимал душ после грандиозной отповеди в его исполнении. Понадобилось полтора месяца, чтобы разгрести последствия своего падения, немного встать на ноги, увидеть слабый свет в будущем. Томми снял маленькую квартирку вместе с двумя своими друзьями, так выходило дешевле, и он больше не оставался один на один со своими страхами по вечерам. Он помирился с Делми, устроился барменом в клуб еще одного своего друга и половину первой зарплаты отдал матери - на медицинскую страховку за отца. И только после того, как его пригласили на прослушивание в одну перспективную группу, уже имеющую контракт на запись альбома, Томми позвонил Адаму. Сам.
- Кажется, я еще ни разу не приглашал тебя на свидание. Как насчет завтрашнего вечера?
Они оба нервничали и наверняка оба хотели наговорить друг другу много лишнего - извинения, благодарности, еще какую-нибудь чушь. Поэтому, стоило Адаму переступить порог их сегодняшнего пристанища, он сразу оказался прижат к стене, после чего ему оставалось только чуть съехать вниз и подчиниться нетерпеливым губам и рукам. Оказалось, что они оба дико соскучились друг по другу, до судороги, сводящей пальцы, до цветных кругов перед глазами, до дрожи во всем теле. Томми раздел Адама еще в прихожей, а самого его хватило только на то, чтобы расстегнуть ширинку и приспустить джинсы. Слюна вместо смазки, презерватив, о котором вспомнили в последнюю секунду, всегда запредельный момент первого проникновения. Адам загребал пальцами покрывало и вскидывал голову на самых резких движениях, выталкивая из себя короткие стоны, оглушая Томми звонкими вскриками. А сам Томми, не отрываясь, смотрел, как испарина собирается на обсыпанных веснушками плечах, как двигаются широкие лопатки в такт его толчкам - и дурел, буквально терял рассудок от желания обладать этим человеком, еще больше, полнее, сделать его только своим, заклеймить!
Адам так долго приходил в себя после оргазма, что здорово напугал Томми, уже решившего, что он не просто перестарался, а нанес непоправимый вред. Пока он выходил в ближайший супермаркет за холодной водой, Адам задремал, и у Томми выдалось достаточно времени, чтобы попытаться проанализировать свои странные эмоции и желания. По всему выходило, что все его обещания самому себе пошли прахом - как бы он не старался, он все больше привязывался к этому странному парню, так внезапно ворвавшемуся в его жизнь. К парню, с которым у него никогда не будет ничего, кроме редких перепихов и одноразовых разговоров по душам. Единственным верным решением было - уйти. По взрослому, без истерик, просто уйти и сменить номер телефона. Пока еще не будет слишком больно.
- Привееет... Я так рад, что ты вернулся...
Хрипловатый со сна голос и обезоруживающая счастливая улыбка. Взъерошенные темно-русые волосы с рыжеватой челкой и синий взгляд, обещающий обманчивое блаженство.
Поздно.