«Вежливость познается среди хамства»
(Пуштунская поговорка)
Второй пилот постукал пальцем по указателю уровня топлива и, досадливо вздыхая, обеими руками взъерошил волосы на голове. Еще немного поморщив лоб, пилот, повернувшись в сторону командира экипажа и заглядывая ему в глаза, вопросительно произнес:
- Семен Николаевич, думаете, не хватит горючки до точки?
Командир, все также смотря прямо перед собой, угрюмо произнес:
- Конечно. Не хватит. Где ей хватить после такого.
- Семен Николаевич, ну не здесь же садиться!
- А что, есть варианты? За исключением прямого попадания в ближайший горный утес, я не вижу другого варианта сохранения самолета, экипажа и пассажиров, кроме как посадки на ближайшем хоть сколько-нибудь пригодном аэродроме.
- Но здесь же территория, контролируемая Пуштунами! Это же совсем дикие аборигены! Они же нам головы отрежут и глазом не моргнут!
-Может и не отрежут. Сразу-то. Может, договоримся. В любом случае это лучше тупого падения в окружающие скалы.
Вокруг насколько можно было охватить взглядом из кабины пилотов, до линии горизонта простирались бесконечные горные хребты желтовато-бурого цвета без малейших следов растительности.
Командир экипажа, словно с трудом расцепив плотно сжатые губы, с напряжением в голосе произнес:
- Здесь совсем рядом должен быть заброшенный аэродром в почти безлюдном селении. Я как-то пролетал по этому же маршруту. Тогда дядя Яша только про это селение и рассказывал без умолку.
- Это тот усатый штурман из старого состава? Такой лысый, но с буденовскими усами?
- Да. Тот самый усатый. Так вот дядя Яша в это селение попал вместе с нашей воинской колонной и пробыл там два дня, пока они ждали армейский транспортник для погрузки дембелей. Не знаю, почему наши срочники оттуда домой отбывали, но дядю Яшу специально взяли для этого рейса. Штурман был нужен. Не знаю, куда армейский штурман подевался, но дядя Яша был очень впечатлен гостеприимством местных жителей. Во всяком случае, транспортник там сел и благополучно поднялся. А дядя Яша тогда упомянул, что поселок был совсем безлюдный, хотя домов было много. Может, была засуха и люди ушли в другие места, а может мор был. Там же антисанитария полная и врачей совсем нет. Живут как в средневековье. Управляются Джиргой, это такой совет глав семейств. Да еще, самое главное. Здесь все по закону Пуштунвалий живут, ну и Шариат также очень строго соблюдают.
- А это как, Семен Николаевич?
- А так. Как в Коране написано. Так и живут. Строго по указаниям Корана.
- Это вроде Библии нашей?
- Да. Только если наш верующий нормы, указанные в Библии, не соблюдает, то, как говориться, и Бог с ним. А вот здесь, Гриша, за нарушение норм Корана верующего очень сурово наказывают.
- А как наказывают, Семен Николаевич? В тюрьму что ли сажают?
- Вот это, Гриша, я точно не знаю. Знаю, что по законам Шариата к нарушителям применяют почти всегда одно наказание – смерть.
- Ого. Серьезно! Семен Николаевич, а в суде адвокаты присутствуют?
- Сомневаюсь, Гриша, что кто-нибудь здесь про них слышал. В суде обычно старейшины и священнослужители участвуют.
- А казнят-то как Семен Николаевич? Расстреливают или еще как-то?
- Точно не могу сказать. Но слышал, что есть такое вот наказание. Забивание камнями.
- Это что, камнем по голове?
- Ну, где-то так. Хотя эта процедура немного более сложная. Но зато эффективная и показательная. Нарушитель приводится к стене, а все жители поселка бросают в него камни, пока он не умрет.
- Мама дорогая! Ничего себе наказание! И вы хотите посадить наш самолет в этих диких местах?
- Гриша, другого выбора и нет вовсе. Либо мы разбиваемся в горах, не долетев до точки, либо садимся здесь и пытаемся как-то выжить в этих суровых местах.
Второй пилот как-то нахохлился и, сделав мученическое лицо, так же, как и командир экипажа устремил свой взгляд вперед, обдумывая сложившуюся ситуацию.
Из-под крыла самолета в разрывах облаков проявились, словно на фотопленке, пологие серо-ржавые горы с кое-как присыпанными снегом белесыми шапками вершин. Все горы были примерно одной высоты, и поэтому напоминали равномерно вздымающиеся волны с контрастным оттенком темно серых граней, скрытых от солнца, переходящими в светло коричневые грани ярко освещенных послеполуденным солнцем, чуть прикрытым рваными лоскутками полупрозрачных дымчатых облаков.
Прямо по носу самолета горы, словно расступаясь в стороны, открыли взору пилотов небольшую ровную долину, посреди которой белела широкая дорога, будто белая нитка, пересекающая вдоль вытянутую и широкую площадку, в центре которой плотно группировались прямоугольники одноэтажных серых жилых построек поселка, вокруг которого вплоть до подножия гор рассыпались разносторонние лоскутки возделанных полей. На краю поселка выделялась небольшая мечеть с круглым центральным куполом и очень низенькими минаретами. Сразу за мечетью начиналась идеально ровная площадка заброшенного аэродрома, огражденного с трех сторон невысокими горными хребтами.
- Вот он, аэродром -то, Семен Николаевич! А посадочная площадка то знатная. Не хуже, чем в нашем аэродроме. Вопрос только, какое покрытие? Как думаете, Семен Николаевич, выдержит площадка наш самолет?
- Да думаю сядем-то без проблем Гриша. Военный транспортник, который здесь садился, по массе гораздо тяжелее нашей ласточки будет. Не робей, Гриша, сесть то мы сядем. Вопрос только один, как местное население будет нас встречать? Давай, Гриша, сделаем так. У нас тут среди пассажиров половина местные, а другая половина наши, которые здесь давно работают и должны местные наречия понимать. Сходи в салон, объясни ситуацию и попроси наших пассажиров придумать вариант для бескровной высадки пассажиров. Это в интересах и пассажиров из местной братии. Давай, Гриша, поспешай, а я пока на заход самолет буду выводить.
Хайруллахан, старейший в роде, степенно сидел на подушках, выслушивая жалобу пастуха овец худого и смуглого парня по имени, по имени… Это имя старейшина все время забывал.
О Аллах! Да силы высидеть до конца этого жаркого и тяжелого дня. Хайруллахан привстал с подушки, потянулся к подносу, взял пиалу, пару раз хлебнул чал и, отломив кусок курута , откинулся на подушку. Медленно пережевывая курут и с трудом припоминая, о чем он думал минуту назад, Хайруллахан тяжелым взглядом окинул смиренно стоявшего перед ним сельчанина. По словам пастуха, водовоз по имени Навиза…… Слава Аллаху! Это имя легкое и его он хорошо запомнил! Так вот Навиза специально отвлек пастуха от работы и никак не без помощи Шайтана украл лучшую овцу из стада. Собирать «Сабха-джиргу», совет для решения такой мелкой проблемы совсем не желательно. С другой стороны создать повод для несоблюдения свода законов «Пуштунвалай» и одного из его важнейших принципов, в данном случае компенсации, называемой «Бадал» никак нельзя, это нарушит другой не менее важный принцип «Гайярат», честь и репутацию жителей поселка. В итоге возникает вопрос, а стоит ли устраивать в данном случае сложный ритуал примирения «Нынавати» с принесением в жертву барана из-за пропавшей овцы? Такая необходимость была сомнительна. Размышления Хайруллыхана о перипетиях пуштунского свода традиций и обычаев нарушил вбежавший в жилище, весь взмокший и встревоженный Изатулла, внучатый племянник старейшины. Беспрестанно вытирая пот с лица, уставший от быстрого бега, племянник сообщил важную весть о приземляющемся на заброшенном аэродроме большого транспортного самолета.
Такое экстренное событие нельзя было пропустить одному из глав клана величайшего племени Бангаш. Хайруллахан, несмотря на возраст и соответствующее требование степенности, почти вприпрыжку выскочил из своего жилища. За «дувалом», глинобитным забором жизнь кипела в необычном темпе стремительности исконно тихого поселка.
Взбудораженные столь редким событием почти все без исключения жители поселка бежали в сторону заброшенного аэродрома. Почти все сжимали в руках оружие. Какой же Пуштун без оружия может называться Пуштуном! Придерживая полы развевающегося от быстрого бега чекмена , Хайруллахан вошел в людской поток, как в бурную реку, устремившийся вместе со всеми к возмутителю спокойствия – большому молочного цвета самолету, уже сделавшего посадку и разворачивающегося на ровной площадке аэродрома.
А на площадке уже командовал Тарайалайхан. Воины из его клана уже оцепили полукругом остановившийся самолет и возбужденно потрясали оружием.
Передний люк самолета открылся и из него осторожно выглянул человек в белой одежде. На шее у человека висела веревка, а в руках он держал пучок соломы. Человек нервно взмахнул пучком соломы и прокричал, правильно выговаривая на пуштунском языке: «Нынавати ! Мелмастия !»
Расслышав эти слова, Хайруллахан даже раскрыл рот от удивления. Настолько он был поражен услышанной речью.
Лицо Тарайалайхана побледнело и вытянулось, челюсть его отвисла, а сам он издал протяжный стон волка, потерявшего свою добычу.
Хайруллахан увидев реакцию Тарайалайхана, прищурился с ехидцей на лукавом лице и с любопытством застыл, ожидая продолжения захватывающих событий.
В открытом проеме самолета мелькнула фигура в кителе, и почти в тоже мгновение с громким шипением к земле упал надувной трап, быстро наполняющийся воздухом.
Сначала спустился этот человек в белой одежде, испуганно озирающийся вокруг, все также нервно размахивающий пучком неизвестной растительности неустанно повторявший: «Нынавати! Мелмастия!».
Хайруллахан прищурился, вглядываясь в его лицо. Этот человек смутно напоминал ему кого-то из дальних родственников. Затем на землю спустился один из членов экипажа. Этот храбрец, не оглядываясь по сторонам, невозмутимо, словно находясь у себя дома, стал принимать быстро спускающихся по надувному трапу пассажиров самолета. Больше половины пассажиров были одеты в традиционные пуштунские одежды. Широкие штаны и рубахи свободного покроя сразу определили, кто есть кто на этом самолете. Несколько пассажиров пуштунов уже обнимались с жителями поселка, обнаружив в галдящей толпе своих родственников. Часть пассажиров были европейцами, но теперь это уже было не важно. Два важнейших правила Пуштунвалай, предписывающих соблюдать пуштунам гостеприимство и оказывать помощь покорно просящим о ней превратили пришельцев из потенциальных врагов в обычных странников, нуждающихся в помощи.