1986 г.
Мне снился сон недавно: я слышу, как чей-то голос произносит: «У Бабаджи нет выхода и у человечества тоже». Я вижу некую схему – два квадрата, один белый, неправильной формы, это место расположения человечества, обведён он чёрным контуром, другой квадрат красного цвета, это место Бабаджи, замкнутое чёрной полосой.
У нас судят не тех, кто жесток, а властителей душ, тех, кто движет человечество вперёд.
Переживания души, смена состояний – всегда ли это отражение внешней жизни или на нас влияет Космос с его мирами, планами и под-планами?
Играю с листа Моцарта, ощущаю горькое блаженство. Я во время игры была на Небе. Но томление духа после одиноко проведённого дня довольно сильное.
Из храма Вечности, чьи ступени находятся в наших земных храмах, ты трагически вступаешь на сцену жизни в атмосферу делячества, престижа, высокомерия, и очень скоро твои благие намерения тают, как воск.
Слава сказал: «Человек идёт на землю только частью своего существа, чтобы не выделяться на земле и не быть мощным. Он слаб, но он трудится. Он оставляет на земле свои мощи и исцеляет людей».
«Ты не меняешься, хорошеешь. Ты - ребёнок», - сказал мне мой знакомый Алик Ч. Мы много говорили о разном. Алик меня рисовал. «Твои глаза смотрят мне прямо в душу», - говорит он. Мы посетили храм на улице Неждановой, поставили свечи. На душе был покой. Алик молился. Рядом с нами стоял известный пушкинист Валентин Семенович Непомнящий.
«У меня нет ни одного друга в Киеве. Ты разговаривай со мной, Галя, помоги мне, помолись обо мне... Я у тебя отдыхал», - сказал он.
Из книги Йогананды "Автобиография йога" я узнала, что в мире ином есть ненарушимая дружба и бессмертная любовь, человек встретит дорогих сердцу людей. Из всех земных своих общений я вышла сильно побитая родными и друзьями. Кто из них за редким исключением не ранил меня?
7 марта. Увы, я не обладаю Богом, но Он мною обладает. Мое несчастье оттого, что часто я Его не чувствую, Он ведёт меня теперь без утешений, я держусь только знанием того, как добр Он был в момент моего воцерковления. Святые отцы переживали состояния разных степеней богооставленности, особенно католики. Любить Бога надо бескорыстно, не ради Его даров.
13 марта. Летала во сне.
18 марта. Смотрела фильм США «Кардабалет», и душа моя захотела обрести совершенство хоть в чём-нибудь.
20 марта. На душе чисто после исповеди, но мне страшно входить в человеческую суету, которая непременно омрачит и исказит меня.
Одна из моих подруг Ира П. сказала: «Я вот за что тебя люблю, за то, что ты человек не от мира сего. Сердце у тебя огромное. А что касается твоей злости – это спазмы каких-то частей твоего сердца».
29 марта. Ася Мамонова была на вечере Александра Кушнера, который побывал в Америке, Иосиф Бродский всё время проводил с делегацией, забросив все свои нобелевские дела. Когда Александр Кушнер уезжал, Иосиф грустно стоял рядом и казалось, что он вот-вот сядет в их автобус и поедет в Россию.
Сердце щемит, когда я пишу это. Возможно, что Иосиф приедет сюда, но не на совсем и не на белом коне. Кушнер много хорошего говорил об Иосифе.
30 марта. Рахманинов говорил о себе, что он человек эстрады. Я тоже. Я вяну, когда у меня нет зрительного зала. Артистичным натурам (а я чтец) порой необходима бывает сцена. Рахманинов мучительно тосковал о России, он страстно, до болезни любил её. Он говорил: "Уехав из России, я потерял себя. Не могу я жить без людей русских."
31 марта. Сияло солнце в центре Москвы, сновали люди. Жизнь – это то, что сверх жизни, всем изначально дышит Дух. Но как редко мы дышим Духом, и как часто чувственность движет нами!
У Никиты Любимова вполне католическое лицо в костеле, когда он стоял рядом с Толей.
3 апреля. «Я с тобой, но Я редко показываюсь тебе», - эта мысль прозвучала во мне. Я тоскую по Нему всегда и не могу – ни обрести Его надолго, ни удержать. Когда Он во мне ощутимо и благодатно присутствует, я ни в ком из людей не нуждаюсь, напротив, они мне только мешают созерцать Его. Сергей Радонежский говорил ученикам: "Отойдите от меня, я опьянел от Христа".
Мысль о себе: сколько во мне Христа и сколько самой себя? Себя не хочу, ибо во мне мало чего хорошего.
6 апреля. Православные песнопения потрясают меня своей красотой, глубиной и трагизмом.
7 апреля. Какой смысл очищать душу, а потом через день, два опять падать?
Поэзия может, как и музыка исцелять, окрылять, давать силы или превращать в мрачного и грустного человека.
Есть в моём окружении люди, которые изучают меня, не сострадая и радуются падениям моим.
Лёня Могилевский два раза в неделю ходит в дом престарелых и помогает их мыть. Я преклоняюсь перед Лёней. Он у меня на глазах превращается в человека Божия.
Иосиф Бродский снова пробудил во мне желание писать стихи, всё, что я пыталась сочинить, было пропитано мыслью о нём, всё это посвящаю ему.
Книга католической писательницы и драматурга Габриэллы Босси «Он и я» гениальна, как всё Божие.
У Бори и Оли Старостиных я пела свои песни, аккомпанируя себе на пианино. Был наш знакомый из Финляндии Ганс. Он сказал: «Полчаса назад, когда была музыка, я был в какой-то иллюзии, я тщетно боролся с ней и, наконец, спросил себя: что это такое? Я почувствовал себя дома, я мог бы здесь остаться. У вас глубокая молитва. Мы заматеризовались у себя в стране». Вечер прошёл в бесконечных разговорах. Была Маша Арманд.
Мне снился Иосиф Бродский, он сказал мне: «Я люблю тебя». А в реальной жизни абсолютная разлука без надежды на встречу.
Бродят во мне стихи, боль вдохновенья прикасается к сердцу, а между тем я должна покидать своё священное жилище, ибо мой Спаситель здесь меня посещает. Я должна идти на растерзание в мир, полный суеты.
Вчера на вечере Иосифа Бродского во дворце «Серп и Молот» выступала ученица Иосифа. С ней можно было бы передать Иосифу несколько слов из России. Но что я смогла бы великому мастеру сказать?
Алла Александровна Андреева (жена поэта и писателя Даниила Андреева) не прочь пообщаться со мной, сказал мне Игорь Сабуров.
В клубе «Меридиан» была наша постановка по Андерсену. Я играла роль рыцаря. После пьесы Маша Арманд на весь день поручила мне Ганса. Мы были с ним в кафе, пили кофе, ели мороженное, приехали к Анатолию Гармаеву. 2-3 минуты был разговор с ним.
Я убеждена, что барьеров между христианскими конфессиями на Небе нет, ибо Христос один. Я приветствую все религии, где есть любовь.
На такси после хороводов у Гармаева мы приехали к Мите Виноградову, сыну музыковеда Светланы Виноградовой, пили чай, занимались эвритмией, делали руками согласные буквы, потом «Аллилуйю».
Гансу пора было уезжать. Мы с Серёжей Милютиным проводили его на вокзал, Ганс положил мне руку на плечо, сказав: «Vielen Dank».* Мы простились и ушли, Ганс велел нам идти. Он фермер, живёт на природе, учит детей ручному труду.
* большое спасибо (немецкий)
Когда мы ехали в метро, душу защемило от грусти, до этого была во мне скорбь, что мы что-то недодали Гансу, что не так надо принимать гостей. Ганс знает кроме своего языка английский и немецкий, 7 лет он прожил в ФРГ. Ганс был терпелив, молчалив, сдержан, очень воспитан.
Присутствие Ганса в душе, особенно к вечеру. Я стала зубрить Deutsch по разговорнику.
Людвиг Новиков в доме у Миши Лаврентьева сказал мне: «Какая ты красивая Настасья Филипповна».
Я приезжаю домой, осквернённая пребыванием в мире, отлучённая от Бога, закрытая и жёсткая. Это влияние среды, от которого я не могу устоять и падаю весьма банально. Тонко высокое волнует меня только в храме, в одиночестве или среди немногих знакомых лиц, каждое из которых через несколько лет или мгновений будет незнакомо, как мне, так и самому себе.
Гёте знал и чувствовал, что мы меняемся с годами. Но перемены наши не отрадны. В лучшем случае мы станем, как Лёня Могилевский, в худшем – достаточно зорко увидеть себя, чтобы понять эту печальную метаморфозу: гордость и властность не убывают.
Израненность. Бурлящие мысли. Попытки оформить их в стихи.
У Бога нет времени, всё перед Ним одномоментно, как партитура перед Моцартом в момент вдохновения.
Вечер Аллы Александровны Андреевой в доме Бори Талесника. Много гостей, Людвиг, Вера и Валентин Хализевы, поэт Ольга Седакова, актёры из нашего бывшего театра «Волшебный фонарь».
За несколько дней до смерти Даниилу Андрееву было открыто то, что цесаревич Алексей сделал для России в своём посмертном существовании.
Домой мы ехали с Олей Седаковой, всю дорогу разговаривали, я была спокойна. Оля захотела иметь мои стихи, ей посвященные. «Они непритязательные», - сказала я. Оля рассказывала об Иосифе Бродском. Он филантропствует, пишет рецензии, предисловия, является связующим звеном между Востоком и Западом. Через Вячеслава Иванова Бродский передавал Оле привет.
Женя З. говорит мне, что у женщины не может быть контакта с Богом: «Почитай Кастанэдо». Какая дичь.
В Боге есть и мужское и женское начало. Он Великий Андрогин. Игорь Сабуров говорит мне: «Женя очень добрый человек. Ты ему интересна».
4 мая. Серёжа М. своеобразнейший человек, его духовность притягивает. Он напомнил мне, что я хотела с ним поговорить. Я уже не помню, о чём я хотела с ним говорить, но я подтвердила это желание своё, сказала, что тему придумаю.
Серёжа сказал: «Не надо смотреть на меня такими грустными глазами», он кокетничал, долго глядел на меня, ожидая моей реакции. Он перестал от меня убегать, теперь я ухожу от него бессознательно, хотя, может быть, хочу показать ему, что обойдусь без него.
В лифте Серёжа приказал: «Давай мне твою сумку». На улице я сказала, что плохо вижу, взяла его под руку и мы поплыли, а не пошли, ибо двигались мы очень плавно.
Я рассказала ему о разговоре с Женей Захаровым. «У него свой путь, он очень болел», - сказал Серёжа. Он отвечал мне скорей не словами, а интонациями, движениями... Глобальный мой вопрос: «Где критерий истинной веры?» и Женя, и Серёжа оставили без ответа.
мой рисунок.