Я долго стоял в непонятной очереди, полностью состоящей из глухих людей. Непроницаемая паранджа невежества. Кто последний? Сколько врачей принимают? Все мои вопросы разбиваются о стройные линии на лицах, о неподвижные умерщвленные улыбки. Потухшие глаза смотрели на меня неподвижно, равнодушно, враждебно. Все их лица слились воедино, образуя нерукотворный памятник изнанки человека. На мою улыбку давила мрачная атмосфера полушепота. Ощущение, что я очутился в не очень приятном сновидении. Темно, тихо, чуть прохладно, но дышать душно. Пожав плечами, я сел на крайний стул, предварительно спросив у девушки, не помешаю ли я ей своим присутствием. Внимательно и молча выслушав меня до конца, она отвернулась, слегка пожав плечами. Сидя на черном стуле, я прямо-таки чувствовал, как стена притягивает мою спину, обвивая ее, стараясь срастись с ней, делая меня всеми.
Минута тянулась за минутой, и не было им конца в этом провонявшем лекарствами и зимними куртками лимбе. В моем плеере тем временем доигрывала последняя песня из альбома. За это время дверь кабинета открылась лишь четыре раза: два из них пришлось на самого принимающего врача, два из них на людей из очереди. Вынув наушники, я только сейчас заметил, что в очереди господствует тотальная тишина, периодически разрываемая кашлем одного из присутствующих. Музыка - единственный источник жизни в этом ожившем Некрополе - утонула у меня где-то в кармане. Только лишь дверь открылась в пятый раз, как туда юркнула непонятно откуда взявшаяся бабка. Пролепетав: “Мне только спросить”, - она закрыла своим телом проем в двери и не встретив какого-либо сопротивления, быстро оказалась внутри. После того как дверь захлопнулась, толпа, подобно утреннему рою пчел, начала тихо между собой разговаривать, постепенно переходя на более высокие тона, но не доходя до уровня обычного голоса. Они кричали шепотом. Но как бы они ни кричали, их голоса не проникают внутрь, они оседают бессмысленной пылью на коже, вызывая сыпь. Я нехотя почесался.
- Все они такие… только спросить…, - пробубнила себе под нос бабка, занявшая за мной очередь.
Она на секунду повернулась ко мне, чтобы услышать, что я отвечу.
- Мне тоже только спросить, - зло сказал я, - но я же сижу в очереди.
Старуха уважительно на меня посмотрела, а я почувствовал на губах мед, отчего мне стало нестерпимо противно. Яд сладок, если только ты не отравлен.
Я окончательно потерялся в застенках коридоров. На секунду я забыл, откуда я пришел, зачем, почему. На секунду я пробуждался и с нетерпением думал, когда же уже наконец подойдет моя очередь. В остальное время я пребывал в пожирающем вечность коматозе. Я не хотел ничего, я не замечал людей, занимающими за мной очередь. Бабка, сидевшая около меня, то и дело уходила, прося меня кому-то сказать, что она за мной в очереди. Мне было все равно. Мы все здесь инвалиды, покалеченные самой жизнью, самой тяжестью бренности своего существования. Больницы убивают тебя еще больше, чем лечат. Врачи - посланники смерти, и мы все хотим умереть, но смерть - плацебо. И мы в который раз обмануты. Люди молят врачей о смерти, но они дадут тебе жизнь хуже смерти. Но тот - кто нашел выход из этой жизни - оказался не прав. Нет выхода из бесконечного тупика, нет выхода из ниоткуда.
- Вышел покурить, наверное, - сказала солидного вида дама, прерывая мои размышления.
Я говорю солидная, потому что она так себя позиционирует. На деле яркий макияж, огромные серьги и безвкусно подобранная одежда больше напоминают мне образ идиотского актера из девяностых.
- Спасибо, да, хорошо, да, спасибо, - лепечет какой-то школьник, выходя из кабинета.
А я, не помню как, но предварительно вставший около двери, тут же скользнул внутрь кабинета. Не пробыв там и пяти минут, я покинул помещение. Вырвавшись из светлой комнаты, я вновь погрузился в приятный полумрак коридоров. После светлого места чернота больницы била по глазам зелеными разводами.
Радостный, что скоро отсюда выберусь, я направился в сторону гардероба. Только глаза привыкли к темноте, как снова стало светло. И тут очередь, но уже поменьше. На этот раз, следуя негласному этикету, я встал за молодой девушкой. От скуки я начал разглядывать окружающих меня людей, все они были до безобразия похожи и не выглядели как больные. Такое чувство, что заболевали они именно здесь. Мое внимание зацепила девочка. Она стояла чуть в сторонке, около магазина. Она терла меж пальцев свои белые волосы, а ее глаза выглядели несколько отстранено, а губы поджаты. Она периодически подрагивала. Я взял свою куртку и подошел к ней.
- Эй, с тобой все в порядке? - спросил я как можно ласковее.
Девочка посмотрела мне в глаза, но как будто насквозь - она меня не замечала.
- Где твои мама или папа?
- Я не знаааю, - протянула девочка, всхлипывая на половине фразы.
- Идем их поищем, - предложил я, - и протянул ей свою открытую ладонь, устало улыбаясь.
Девочка посмотрела на мою руку, затем мне в глаза, затем снова на руку.
- Мне нельзя общаться или ходить с незнакомыми дядями, - девочка сделала шажок назад и уперлась спиной в витрину магазина.
- Мы с тобой походим по больнице. Если что, можешь закричать, тут много людей.
Было видно, что девочка задумалась.
- Ну так что, идем?
Девочка медленно кивнула головой, но свою руку не протянула.
- Пойдем, - сказал я и направился к регистратуре.
Подойдя к окошку, я заметил, что девочки рядом со мной нет. Я вернулся назад. На том месте, где стояла девочка, никого не оказалось. Вдруг я услышал детский плач и повернул голову в его направлении. Девочка стояла в другой стороне с женщиной, сидящей на скамейке. Она плакала, а женщина ее одевала и о чем-то тихо отчитывала. Я подошел к ним.
- И куда ты намылилась!? Я же тебе говорила стоять здесь! - голос у матери был охрипший. Она пыталась кричать на свою дочь, но из-за своего голоса у нее не получалось. Она то и дело кашляла, но все еще пыталась кричать.
Девочка заметила меня и показала на меня пальцем. Тут я решил объяснить матери девочки, что случилось. Не дав мне закончить, она начала “кричать” и на меня.
- ...нашелся тоже мне помощник!
Я не собирался выслушивать весь этот бред. Присев на корточки рядом с девочкой, я улыбнулся.
- Эй, не теряйся больше и слушайся маму, хорошо?
Девочка немножко улыбнулась.
- Пока, - я протянул ей руку.
Девочка протянула мне руку и громко и отчетливо сказала:
- До свидания!
Я еще раз улыбнулся и ей, и ее матери и направился к выходу. Выйдя на солнечную улицу, проморгался, почесал зудящую руку. Иммунитет подорван, и для меня не останется вакцины. Если бы существовала вакцина счастья, то она бы отпускались строго по рецепту.