Слава вещь такая.
Люди ждут ее, ждут. А когда она приходит, часто бывают недовольны.
На улице начинают узнавать. В личную жизнь вмешиваются.
Я ощутил свое прославление на следующее же утро.
Мы зашли в столовую на завтрак. Ко мне подошел здоровый, толстый советский солдат нерусской внешности, сказал непонятные мне слова и влепил пощечину.
Я решил не использовать принцип «подставления своей другой щеки», а ударил по его.
Толстяк недоуменно приложил руку к ушибленному месту. Лицо его перекосилось. Он схватил меня, приподнял и ударил головой об стенку.
Я вырубился. Когда открыл глаза, увидел лицо Рахметова.
Он меня тормошил. Все же он был мой командир отделения. Ответственный за сохранность своих подчиненных.
Вокруг стояли солдаты и с природным любопытством смотрели на меня.
Мы с Рахметовым пошли к столам.
- Этот повар — таджик, - сказал Рахметов. - Дембель уже. Его за всю службу никто ни разу не ударил.
Но я думал о другом.
Меня уже начали узнавать...
Днем меня в дверях толкнул «дух» Каримов. Он только недавно начал службу. Он был узбек. И он был огромный. Больше повара в столовой.
Я толкнул его в ответ. «Дух», даже большой, не должен лезть на «молодого». Если дать слабинку, то все насядут на слабака.
Каримов схватил меня за грудки:
- Выйдем?
- Выйдем!
- Вечером после отбоя, - сказал Каримов. - За казармой.
Он уже вел себя, как хозяин.
Когда все разошлись по койкам, я вышел в темноту.
Там меня уже ждали.
Трое.
- Земляки только смотреть будут, - сказал Каримов.
Курбанов хлопнул меня по плечу:
- Даже если ты будешь побеждать, мы не будем врубаться.
Хотелось в это верить. Что я буду побеждать.
- В лицо не бьем, - сказал Каримов. - Замполит повесит.
Он был в курсе нашей политической жизни.
Земляки моего противника сели на небольшой холмик, а мы вышли «на арену» и сразу схватились.
Каримов гнул меня к земле, но я не поддавался. Потом мы стали дубасить друг по другу кулаками. Вернее, дубасил Каримов, а я скорее просто ударял.
В ход пошли ноги. Мы пинали ноги противника своими ногами, потом опять боролись вертикально. У меня оторвались несколько пуговиц.
Сколько времени прошло я не понимал.
Каримов не смог меня повалить!
- Всё! - сказал Курбанов. - Ничья!
Трое земляков, переговариваясь, ушли.
Я, пошатываясь, пошел за ними. Ноги дрожали.
Еще один день был прожит.