Добрая Добрая 4 тур

Конкурс Сказка За Сказкой 5
13.1
Перо совы I
http://www.proza.ru/2015/03/07/487

      
О, доброта! Как узнать, по каким дорогам ты блуждаешь, чтобы встретить тебя? Можно ли тебя заслужить и как? Ответь же: даруешь ли ты всем и каждому согласие с этим миром и прежде всего с самим собой?..

                ***

У входа в неприметный домик, среди ветвей древней пихты, притаилась осторожная сова. Неутомимые цикады недавно смолкли, и предрассветная тишина, словно глубоко вздохнув, вот-вот была готова выпустить на волю гомон просыпающихся птиц.

Лёгкое дуновение ветерка лишь обострило слух ночной птицы, она встрепенулась и открыла глаза. Вылетев из-за деревьев, перед ней запорхала летучая мышь.

Сова бесшумно сорвалась с ветки. Поравнявшись с мышью, она зависла перед ней в воздухе и обняла.

Первый луч солнца осветил птицу. В следующий миг она расправила мягкие крылья и влетела в распахнутую дверь жилища. В комнате, на столе, вспыхнула свеча, рядом с которой оказались не сова и летучая мышь, а юная девушка и женщина.

– Ты чуть не опоздала, Мира, – сказала женщина.
– Ах, нянечка! – улыбнулась девушка. – Прости, я не могла налюбоваться танцами светлячков около одного заброшенного сада.

– А если ты не заметишь хищника? – женщина погладила девушку по голове. Под её руками волосы аккуратно заплелись в две косы.
– Коты в этом саду не водятся, – успокоила её девушка, – там живёт женщина с дочерью. Им нужна твоя помощь.

Няня повернулась к очагу, шевельнула пальцем: огонь загорелся, жадно облизывая хворост. В котелке забулькала вода, нож начал нарезать сыр, а в две глиняные пиалы плавно опустились листья пряных трав для будущего чая.

– Как здесь хорошо! – прошептала девушка. – Не хочу домой!
– Мы не можем вечно прятаться от твоей мачехи и моей сестры, – вздохнув, возразил женщина. – Давай договоримся, дочка: если я смогу помочь хозяйкам сада, вопрос о твоём возвращении во дворец решён.

– Обещаю, о, моя «золотая» няня! – поспешила заверить её Мира и тут же испуганно воскликнула. – Что с тобой?
Няня судорожно ощупала своё горло, но вскоре облегчённо вздохнула.
– Показалось! – отмахнулась она. – Давай поедим. Вижу, как ты голодна. И я тоже.

– Разве на охоте вы не перекусили парочкой мышек, о, почтеннейшая из Сов? – засмеялась Мира.
– Так же, как и ты, замаривала червячка, гоняясь за комарами, о, моя быстрокрылая Мышь! – пропела няня.

Обе развеселились. В обличии совы и летучей мыши они лишь ловили вредных грызунов и насекомых.

Покончив с едой, они начали собираться в дорогу. Накинув непроницаемую паранджу*, девушка прихватила маленькую корзинку.
– Будем проходить через базар, купим сладостей, – попросила Мира.

– Да, ты скучаешь по дворцовой кухне, – вздохнула няня. – В тебе течёт кровь правителей, её не обмануть ложкой мёда диких пчёл и кусочком сыра из молока горной козы. Ты не избалована, потому что судьба повернулась к тебе спиной. Останешься ли ты такой, переступив порог дворца, покажет время. А, пока мы вынуждены скрываться под разными обличиями. Да убережёт нас Аллах! Идём!

Тропу к городу Мира хорошо знала. Подойдя к краю леса, они остановилась. Няня дотянулась рукой до своей спины и превратилась в старушку. Потом она тихонько погладила девушку по голове. Тотчас Мира предстала перед ней девочкой лет пяти.

Затем она извлекла из кармана юбки совиное перо, подбросила его вверх, и оно вернулось к ней деревянным посохом. Няня решила, что теперь их никто не узнает.

На дороге гремели кибитки, шли женщины с корзинами, паломники. Мира и няня смешались с толпой, купили на базаре фиников и пошли по лабиринту улиц. Вскоре они остановились около невысокого дувАла*.

– Я вижу хилые деревья, – сказала няня, – выродившиеся розы, не слышу птиц. Сад превратился в обитель для летучих мышей. Что ж, попрошу хлеба.

Она постучалась в калитку. Вскоре им открыла скромно одетая женщина.
– Ассаляму Алейкум! – сказала няня, опираясь на посох. – Мир дому твоему, сестра! Да услышит Аллах твои просьбы, как ты услышишь наши.
– И тебе воздаст Аллах! – поклонилась хозяйка. – Входите!

Она повела их в беседку, предложила чай и лепёшки.
– Когда-то я щедро могла угостить всех, – проговорила женщина.

– Сестра, – заметила няня, – твоя скорбь сжимает мне сердце, а вид сада омрачает душу.

– Добрая женщина, – начала хозяйка, – не всегда мои глаза были полны слёз, а сад так жалок. Совсем молодой меня выдали замуж за хорошего человека, вместе мы сажали эти деревья.

Когда они дали первый урожай, у нас родилась долгожданная дочка, красавица Зарина. Она росла и приносила нам радость, вместе с ней рос и наш сад.

Однажды к нам пришёл купец, муж выгодно продал ему весь урожай. Этот купец приходил каждое лето. Он возил наши фрукты во дворец.
А жена нашего правителя, да продлит Аллах его и её годы, восхитилась товаром, и решила сама посетить наш сад. Она приехала издалека, ходила по этой земле, нюхала эти розы и пробовала этот виноград.

Когда она увидела нашу девочку, наш цветочек, ей тогда минуло десять лет, погладила её по голове, застегнула на её шее цепочку и сказала, что это подарок девочке за её красоту.

А когда её караван, нагруженный фруктами, скрылся за горизонтом, наша Зарина стала плакать. На другой день она не смогла встать с постели, на спине у неё начал расти горб!

Вскоре умер муж. О, Аллах, как мне было тяжело. Все сбережения я отдавала знахарям, чтобы вылечить мою Зарину.
С тех пор прошло пять лет, а дочка всё лежит. Нет горя большего, чем у матери, смотрящей на несчастье своего чада! Как видишь, чахнет и некогда прекрасный сад.

– Позволь взглянуть на твою дочь, – попросила няня.
Хозяйка вытерла слёзы и проводила гостей в дом. В одной из комнат с закрытыми окнами стояла постель.

– Молю тебя! – воскликнула хозяйка. – Подскажи, как можно вылечить мою дочь! Возьми всё, что у меня осталось!
– Мне ничего не нужно, – покачала головой няня. – Все мы живём для любви на этой земле, ради неё я попробую свои силы. Оставь меня, хочу поговорить с твоей Зариной.

Хозяйка взяла Миру за руку и вышла за дверь.
Няня шевельнула рукой: одеяло послушно сложилось в небольшой свёрток. На простыне лежала Зарина, одетая в короткую камизу* и шальвары;.

– Уходи, старуха! – капризно проговорила девушка. – Ты такая же обманщица, как и все, что были здесь до тебя! Все знахарки и табИбы; лишь разоряли мою мать, а не лечили меня.

– А что у тебя болит? – опять спросила няня.
– Я много лет лежу в постели, у меня болит всё тело с головы и до пяток, – скривилась Зарина.

– Может, попробуешь встать? – предложила няня.
– Нет! Я сразу упаду.

– Хочу посмотреть какого ты роста. Если ты ниже моего плеча, я уйду, лежи себе и дальше, а если выше, то разговор между нами продолжится.
– И говорить не о чем, я выше! – возмутилась Зарина.

– Хвастунья! – захихикала няня.
Зарина завозилась на кровати. Няня приметила, что все движения даются девушке непросто.

– Дай мне свою руку! – в нетерпении крикнула Зарина. – Смотри! Я выше тебя!
Няня, незаметно дотронувшись до девушки посохом, вдруг рассмеялась.

– Правда, дочка, Аллах не обидел тебя ростом. Теперь покажи ноги. Наверное, они кривые, или за годы лежания трясутся, как у старухи.
– У меня молодые ноги! – злилась Зарина. – Вот, любуйся моим неуклюжим шагом!

Вцепившись в руку няни, она сделала неуверенный шаг.
– Хвала Аллаху! – похвалила её няня. – Твои ноги стройны. А что это у тебя на спине?
От этих слов девушка заплакала, упав на колени. Няня увидела на спине уродливый горб.

«Вот в чём причина твоего увечья, дитя! – подумала женщина, разглядывая золотую цепь на шее девушки. – Я могла бы догадаться. Вижу особую печать на замке, знаю, чья она. А вот и жало! В замке искусно скрыт тонкий штырь. Он впился в кожу, превратив тебя в горбунью!»

Она поднесла посох к замку. Крошечная щеколда издала едва уловимый скрип, который расслышала только няня, кольца цепи вздрогнули, и штырь начал выходить из тела девушки.

Бедняжка кусала губы до крови. Как только показался острый кончик штыря, щеколда замка разомкнулась, заколдованная цепь упала на пол. Зарина вскрикнула и рухнула рядом.

На шум в комнату вбежали хозяйка и Мира.
– Не подходите! – приказала няня.
Она поднесла посох к цепи. Сцепленные между собой кольца спутались в жгут и извивались, подобно змее. Кончик посоха задымился. Няня его отдёрнула.

– Сестра, – обратилась она к хозяйке, не спуская глаз с цепи, – принеси новый глиняный кувшин с тугой крышкой.
Хозяйка быстро выполнила просьбу.

– Положи кувшин на пол, – попросила няня, – и подтолкни его ко мне.
Кувшин покатился к ногам няни, она направила его горлышком к цепи. Украшение не переставало шевелиться, словно собиралось напасть. Няня решила загнать цепь в кувшин. Но как только она подносила посох ближе, его конец начинал дымиться.

Наконец, она вонзила посох в цепь, и его конец загорелся, подгоняя своим пламенем извивающееся зло. Едва заколдованное украшение исчезло в темноте кувшина, остаток посоха выпал из руки няни на пол, превратившись в кучку пепла.

Зарина открыла глаза и улыбнулась. Мать, не веря своему счастью, осторожно прикоснулась к её спине. Горб исчез! Мира радостно захлопала в ладоши.

Няня старательно закрыла кувшин крышкой.
– Как мне отблагодарить тебя, сестра? – вымолвила хозяйка.
 
Няня подняла левую руку к небу и сказала:
– Благодари Аллаха! Он любит своих детей. Только вера помогли исцелить твою девочку. Зарой этот кувшин в землю, но не в саду. Он своё тоже выстрадал. Никто ни о чём не должен знать! Нам пора!

– Прошу, не уходи! – взмолилась женщина. – Теперь ты для нас с дочкой родной человек! О, я догадалась: ты не странница, ты - добрая пЕри;.

Тут, наконец, подала голос и Зарина.
– Я и не знала, что сердце может так биться. Ах, как ему хорошо! Милая бабушка! – ласково обратилась она. – От всего сердца я благодарю тебя за моё спасение!

– Дочка, – улыбнулась няня, – не позволяй гневу бушевать в твоём сердце и не роняй с языка ненужных слов. Ибо гневное сердце открыто для зла, а безумный язык порождает обиду. Прощайте!

И няня, рука об руку с Мирой, пошла по садовой дорожке.
У калитки она дотронулась до своей спины, снова превратившись из старушки в молодую женщину. Потом достала из кармана ещё одно перо, положила его на ладонь, дунула и прошептала:
– Лети, перо моё скорей, к тому, кто добрых ждёт вестей!

Она погладила воспитанницу по голове. Сейчас же Мира, приняв прежнее обличие, бросилась обниматься.
– Благодарю, нянечка! Но ты потеряла перо!

– Боюсь, не последнее, – согласилась няня. – Ведь ты поняла, чья это была цепь. Козни твоей мачехи и, разумеется, моей сестры. Убить доброе и красивое - их любимое занятие. Но как бы они ни старались, я верну к жизни и сад. И сделаю это с большим удовольствием, только бы успеть перед заходом солнца, вот-вот блеснёт его прощальный луч. Теперь нам нельзя превращаться в сову и летучую мышь, у нас будет другое обличие. Дочка, ничего не бойся, я всегда буду рядом.

Она нагнулась к траве и коснулась её рукой. Лёгкий ветер всколыхнул зелёный покров. Из травы выпорхнули мириады светлячков. Перемигиваясь, крошечные огоньки закружились, поднимаясь всё выше.

Мира наблюдала танец мерцающих искр, рассеивающихся по вечернему саду. Волшебные огоньки опускались на деревья, кусты и виноград. И деревья зеленели вновь, на кустах распускались розы, а виноградные лозы клонились под тяжестью наливающихся янтарных гроздьев.

– Жаль уходить от такой красоты! – прошептала Мира.
– У тебя обязательно будет свой сад! – заверила её няня. – А теперь - в путь. Надо найти место для ночлега. Нам предстоит нелёгкое возвращение.

Они поспешили по пустынной улочке. Няня то и дело поглядывала на небо. Оказавшись за стенами города, в зарослях можжевельника, она прижала Миру к себе. В этот миг их осветил последний луч уходящего солнца.

Ночь медленно поглотила каменистую дорогу. Народившаяся молодая луна равнодушно взирала на истомлённую зноем землю. Лишь на несколько мгновений в её призрачном свете под одним из кустов можжевельника можно было рассмотреть отдыхавшую газель, которая чутко охраняла сон своего детёныша.

13.2
Лесная Хозяйка
http://www.proza.ru/2015/03/18/1816

Люди говорят, вымысел с правдой часто уживаются, потому сказки, нет-нет, да рождаются. Что быль, что небылица – вам решать. Моё дело сказку рассказать.

Жили в одной деревеньке муж с женой. Были у них два сына и дочь. Бедно жили: избушка ветхая, земли мало, скотины никакой. Перебивались картошкой да репой, да в реке рыбки наловят - всё праздник.

Старшие сыновья с ленцой уродились, шибко работать не любили, а на девиц уже посматривали. Доченьке, Серафиме-голубоглазке, всего десять годков по весне было, во всём помощницей росла отцу с матерью.

Злились старшие братья на бедность свою, шушукались потихоньку. Но слова, может, утаишь, а глаза выдадут. Вот и решили отец с матерью: пора сыновей сватать, пусть сами попробуют, как хлебушек достаётся. Потому надо им справить по рубахе, и дочку не обидеть, на новый платочек наскрести.

Наловили парни в реке рыбы, мать с дочкой на пригорок по ягоды сходили. И пошли родители в богатое село на базар. Пошли, да и сгинули. Дорога их через лес была, а там волков, что листьев на дереве.

Серафима по отцу с матерью сильно убивалась. А братья покряхтели и надумали избу продать, жениться и к жёнам уйти. Продали, деньги поделили. Уж, как делили! За каждую тряпицу, каждую плошку-ложку друг дружку за чубы таскали, не уступали.

Всего и досталось Серафиме материн платок латаный, да ложка, что отец выстругал. Ни одна из жён Серафиму в свою избу не пустила. Мол, своих ртов хватает.

Поклонилась Серафима чужой теперь избе, пошла, куда глаза глядят. А куда они у сироты, глядят? Куда слёзы укажут.

Шла она, шла, к вечеру привела её тропинка к лесу. Страх через лес одной идти! Да кто про сироту вспомнит, коли пропадёт она? Задерут волки, знать судьба.

А пока до судьбы дело не дошло, насобирала девонька в подол орехов лесных. Чем не еда. Повернулась, а перед ней Медведь!

Серафима так и упала без чувств. А открыла глаза, видит, лежит она на охапке из листьев в тёмной избе без окон. Ни печи, ни лавки, ни стола. Одним словом - берлога.

Встала, помолилась, нащупала дверь, только за порог ступила, в ночь тёмную, слышит, голос грубый:
– Не ходи за порог, коль не знаешь дорог.

Задрожала Серафима, а голос опять:
– Сиди тихо до утра, устал я, мне спать пора.

В избе темно, сердце от страха колотится, не унимается. Шуршит кто-то! До сна ли? Забилась она в листву, так до рассветных птиц глаз и не сомкнула.

С солнышком распахнулась дверь, а на пороге туесок с мёдом стоит. Одолел голод, хлебнула Серафима мёда и замерла: над дверью висит на паутине большая Паучиха, на неё смотрит.

– Вижу, не боишься меня, голубоглазая, – говорит Паучиха.
– Чай, не кусаешься, вон, как славно на паутинке качаешься, – отвечает Серафима, а сама думает: не снится ли ей, что Паучиха разговаривает?

– Не боишься, разговору не дивишься, а ведь ты у Медведя сотый пойманный трофей. Отдаст он тебя Лесной Хозяйке, злодей. Будешь ты у неё в наказание зверушкой какой, может, Мышкой, а, может, Лисой.

– Добрая Паучиха, в чём моя вина? – спрашивает Серафима. – Шла я по лесу одна. Ветки не сломала, травы не примяла. Только орехи собирала, да все растеряла.

– Орехи хороши для утехи, – согласилась Паучиха, – только Хозяйка ничего в своём лесу брать не велит, Медведь все лесные дары зорко сторожит. Скажу без утайки, строгий сторож у Лесной Хозяйки. Только, он не Медведь, а заколдованный человек сроком на целый век. Дровосек он, пришёл в лес с топором, рубил дерева, крошил пеньки колуном, а потом костёр запалил, тем Хозяйку и разозлил. В дикого зверя она его превратила, и наказ дать не забыла: быть ему Медведем целый век, но, если поймает он сто человек за провинность в лесу какую, снимет она с него чару злую. Ты и есть тот сотый человек, а Медведю зверем уж не быть целый век. Что молчишь, голову опустила, испугалась теперь, все слова забыла? Не кричишь, слёзы не льёшь? Смирилась, что в лесу пропадёшь?

– Что говорить? Видно, так тому и быть, – вздохнула Серафима. – Некому за меня, сироту, заступиться, а слёзы, что водица. Знать, судьба моя такая, не мать родная, а мачеха злая.

– Ну, от того, что ты орехи собирала, грех небольшой, – говорит Паучиха. – Вот что мы сделаем с тобой. Научу я тебя паутину плести, может, простит тебя Лесная Хозяйка, подожди, не грусти. Паутина в лесу вредных мух собирает, Хозяйка от них сильно страдает. Садись, да прилежно учись.

И начала Паучиха плести свою паутину, учить Серафиму своему мастерству. А девонька смышлёная оказалась, ловкая, удержала тонкую паутинку-ниточку, стала узоры выплетать. Паучиха её похвалила:

– Вижу, ты не бездельница, а рукодельница. Как картинка твоя паутинка-кружевинка. Тут немного поправь, а с этого края петельку убавь. Ах, славная у меня ученица, будешь знаменитая мастерица.

А паутина, и правда, получилась не простая, вся кружевная. И цветы, и листья, и птицы по краям. Таких узоров Паучиха не видывала.

Зацепила Серафима паутинку-кружевинку между деревьев, любуется своей работой. А Паучиха по ней бегает, расправляет да разглаживает, так говорит:

– Теперь жди, что решит про тебя Хозяйка Лесная, она справедливая, не злая.

– Что ни решит, всё одно: домой мне вернуться не суждено. Нет у меня ни матушки, ни отца, нет ни дома, ни родимого крыльца. Родные мои в этом лесу пропали, люди говорили, волки их задрали.

– Задрали волки? Глупые толки, – отмахнулась Паучиха. – Да, муж с женой здесь были, ночевали, костёр запалили. Так знай, живы они, это не байка, только наказала их Лесная Хозяйка. Скачут теперь два зайца в лесу, дразнят кумушку рыжую лису.

Охнула Серафима и от радости, что живы родители, и от горя, что заколдованы они.

Тут и Медведь из-за кустов вышел. Молча в сторонке сел, видно, весь разговор слышал. Говорит:
– И я девоньку голубоглазую жалею, всей душой за неё болею. Похожа она на Василинку, доченьку, мою кровинку. Как она, что с ней, не обидел ли какой злодей? Без отца растёт уже год.

– Плачешься, – укорила Паучиха. – Зачем в лесу костёр жёг?
– Ох, так замёрз, что больше не мог.
– А, если бы спалил весь лес? – спросила Паучиха. – Оглянись! Кругом травы ковром, дерева до небес! Нельзя в лесу быть огню, тебе вечный запрет и никому не велю.

Присмотрелся Медведь к Паучихе, и кинулся ей кланяться.
– Да, ведь ты и есть Хозяйка Лесная, так будь же справедливая и не злая. Отпусти сироту, прошу, за неё у тебя отслужу. Оставь меня Медведем на век, уж давно я не человек.

Задрожала земля, затряслись листья на деревьях, сникла трава. Оборотилась Паучиха Лесной Хозяйкой. Стоит красавица в платье из голубых колокольчиков, а на голове у неё венок из подснежников, ромашек, листьев багряных и веточек зимних. Все времена года в том венке переплелись.

– Ты не Медведь, – говорит Лесная Хозяйка, – а человек, вот и думай весь свой век, что делаешь, что творишь, что, ненароком, губишь. Не забывай о том, что мать-землица народила, тебе от всего сердца подарила. Кто же будет хранить и множить её дары, если, человек, не ты? Теперь про сироту скажу: её не обижу, нет у неё вины, сама вижу. Верну ей родных, и порадуюсь за них.

Взмахнула Лесная Хозяйка рукой, тут же появились отец и мать Серафимы. Слёзы радости у всех на глазах! Запели птицы, зашумел в листве озорной ветерок, поднялась трава-мурава, распустились цветы. Ожил лес, расцветился летними красками. Заиграло солнышко в каждой росинке, подарило тепло каждой травинке.

Взмахнула Лесная Хозяйка рукой другой раз, а вместо Медведя стоит человек. С поклоном он Хозяйке говорит:
– Спасибо за науку, Хозяйка Лесная! Знаю теперь, и твоя судьба не простая. Клянусь тебе, как себе самому: лишнего никогда в лесу не возьму.

Повернулась Хозяйка Лесная на четыре стороны, и заалели в травах ягоды спелые, выросли грибы разные, на деревьях зарумянились яблочки и груши лесные, на кустах орехи спелые.
– Это вам, люди, берите! Домой с миром идите. Да помните наказ мой: нет дороже земли-матери родной. Свои обещания не забывайте и других людей к добру, бережливости приучайте. Лесные дары в меру берите, костров не жгите, в лесу не сорите.

Поблагодарили люди Хозяйку Лесную за щедрость, пошли каждый в свою сторону. Мать с отцом и Серафимой в деревню воротились. А родимая изба покосилась, бросили её чужие люди.

Тут и рассказала Серафима про то, как братья от неё отступились. Осерчал отец, мать слезами залилась. Меж тем узнали соседи, что живыми отец с матерью воротились, чуду дивились, крестились, радовались. Поведали про их сыновей, мол, лодырями живут, даром хлеб своих жён жуют. Горько, ох, горько про такое услышать!

Тотчас всей деревней решили помочь избу подправить. Там брёвна подняли, тут половицу подлатали. Засветилось в избе оконце, заглянуло в него солнце. Лавку, стол, даже сундук починили, печку побелили. Вроде, ничего не забыли.
А потом кто хлеба принёс, кто сала, кто мёд, к вечеру у избы снова собрался честной народ. Песни пели, хороводы водили, дары лесные отведать не забыли. Послушали Хозяйки Лесной наказ. Все дружно согласились.
Вот и весь мой сказ.

Да, про сыновей пару слов скажу. Про них нисколько не тужу. Не от стыда, от страха они в своих избах схоронились, словно тараканы в щелях затаились. Жёны их ругают за лень, скалками колотят каждый день. Не помогает, что с ними делать, ни одна не знает. Думаю, таких мужей они заслужили, видно, про бессердечность свою к сироте забыли.

Уж если что присочинила, так это для красного словца. Чтобы не было скучно ни для девицы, ни для молодца.