III часть
Июль
Глава одиннадцатая
На поиски Августа
Совсем одна, блуждания в темноте, о сердце маяка, нужно спешить, Септимус
Июль так и не смогла сдвинуться с места, пока белоснежные паруса «Виктории» не превратились в крошечное пятнышко на горизонте и совсем не исчезли из вида. Только тогда ей удалось разжать кулаки, которые она так долго прижимала к груди, что руки ее побелели, а на ладонях остались глубокие следы от ногтей.
Резкий морской ветер давно успел высушить слезы с ее глаз и унести за тысячу миль крик, сорвавшийся с губ, когда она увидела, как китобои бросили в шлюпку Августа и Омикрона. Июль чуть не сошла с ума, пока следила за тем, как боролся с волнами один из пленников, бросившийся в воду, стоило лишь шлюпке подойти вплотную к «Виктории». Впрочем, сбежать ему так и не удалось: китобои быстро догнали беглеца и втащили обратно в лодку.
Наконец, оба пленника оказались на борту корабля, и «Виктория», поймав попутный ветер всеми своими парусами, начала быстро удаляться прочь от берега.
Все было кончено. Июль осталась совершенно одна.
– Что же я натворила? – на место оцепенения пришло отчаяние. – Зачем я только побежала за этим дурацким дневником? – казнилась Июль. – Если бы я осталась вместе с Августом, с ним бы ничего не случилось. Я сумела бы его защитить.
Июль в изнеможении опустилась на землю.
– Что со мной не так? – Июль обхватила голову руками. – Почему из-за меня столько проблем?
Июль посмотрела на океан в надежде, что ей удастся еще раз хотя бы мельком увидеть корабль китобоев, который уносил Августа в полную неизвестности и опасностей даль, но горизонт был совершенно чист.
Больше ждать было нечего.
Июль глубоко вздохнула.
– Сколько можно причитать и жаловаться, – начала она злиться на себя, – даже если я буду до утра посыпать голову пеплом, ничего не изменится. Слезами Августу уже не поможешь. Надо что-то делать.
Июль вскочила на ноги. Ее охватили ярость и жажда действия. Она едва не бросилась обратно к поезду, чтобы тут же отправиться в путь на поиски брата.
– Спокойно, – осадила сама себя Июль, – прежде чем что-то сделать, надо все как следует обдумать. Если действовать опрометчиво, можно снова все испортить.
Июль закрыла глаза и несколько раз подряд глубоко вдохнула, чтобы успокоить рвущееся из груди сердце и привести в порядок разбегающиеся мысли.
– Куда я так тороплюсь? – принялась рассуждать Июль. – Август сейчас уже далеко. Мне все равно его не догнать. Надо все здесь как следует осмотреть, прежде чем возвращаться в порт. Мы так долго добирались до маяка. Неужели наше путешествие по Терре было напрасным? Возможно, я сумею найти что-нибудь, что подскажет мне, зачем китобои похитили Августа, а главное, куда они его увезли.
Июль совершенно успокоилась, и в ее голове начал созревать план действий.
– Во-первых, надо обыскать маяк, – Июль загнула мизинец на правой руке. – Во-вторых, хорошо бы выяснить, где мне искать брата, – вслед за мизинцем Июль загнула безымянный палец. – В-третьих, нужно вернуться в город, – решила Июль, загнув средний палец. – В-четвертых, я должна попросить о помощи у капитана Омеги: одной мне Августа не вернуть, – указательный палец, присоединился к остальным. – И в-пятых, – Июль задумалась, а затем уверенно загнула большой палец, – в-пятых, я найду тебя, Август.
Июль посмотрела на получившийся у нее кулак и, сокрушив невидимую преграду, с силой ударила им о раскрытую ладонь:
– Обещаю, я найду тебя, даже если мне придется отправиться ради этого на край света.
Июль бросила последний взгляд на океан. Солнце уже успело опуститься за горизонт. Небо заволокло низкими тяжелыми тучами. Начал накрапывать мелкий дождь. Мир погружался в сумерки. Равнодушные волны с шумом разбивались о скалы далеко внизу, словно сегодня ничего не произошло. Отсюда, с высоты утеса, океан казался особенно чужим и холодным. Ему не было никакого дела до Июль со всеми ее переживаниями и бедами. Теперь она ясно поняла: жаловаться океану на судьбу и молить его о пощаде было совершенно бесполезно.
Помедлив еще мгновение, Июль развернулась и решительно направилась к маяку.
Его двери оказались распахнуты. Войдя внутрь, Июль убедилась, что передвигаться ей придется в темноте, поскольку ни одна лампочка на маяке не горела. Июль выставила перед собой руки и тут же наткнулась на опрокинутый стул. Под ногами хрустели осколки разбитой посуды. Постепенно глаза привыкли к сгустившемуся сумраку.
Вокруг царил настоящий разгром. Путь в комнату преграждал перевернутый вверх ногами стол, а у винтовой металлической лестницы замер сломанный автоматон. Июль осторожно обошла его и направилась наверх. Она уже была готова к тому, что никакого механизма Теслы на маяке не окажется.
И все-таки вздох разочарования вырвался из ее губ, когда она поднялась под купол маяка и убедилась, что ее опасения оправдались. В центре комнаты возвышался огромный прожектор, к которому тянулись мощные кабели и несколько патрубков паропроводов.
Здесь тоже были видны следы борьбы. Похоже, китобои успели подняться и сюда. На полу что-то белело. Июль подошла поближе и присела над своей находкой.
– Это же маска китобоя, – удивленно воскликнула Июль. Похожие маски она уже видела вчера. Их носили китобои, которые устроили побоище в кантине. – Они затеяли драку нарочно, – начала догадываться Июль, – Август говорил, что кто-то пытался вытащить его на улицу. Получается, что китобои уже пытались похитить его, но потерпели неудачу, тогда они решили предпринять новую попытку. Каким-то образом им удалось выяснить, куда мы направляемся. Эх, если бы я серьезно отнеслась к рассказу Августа, возможно, он все еще был бы со мной.
Июль свернула маску и запихнула ее за пояс.
– Но зачем Август понадобился китобоям? – Июль никак не могла взять этого в толк. Кому мог помешать ее брат? Понять причину последних событий было попросту невозможно. Оставалось лишь смириться с тем, что вопросов и загадок с каждым шагом становилось все больше, а ответов ни на один вопрос обнаружить так и не удалось.
– Что же дальше? – Июль сжала виски руками, словно хотела притормозить скачущие невпопад мысли. – И ведь спросить не у кого, – топнула она ногой от досады, – никто на всем белом свете не знает о том, что произошло сегодня на маяке. Стоп, почему никто? – Июль замерла, чтобы не вспугнуть робко забрезжившую идею. – Ведь на маяке живет хранитель. Он должен был все видеть. Возможно, ему что-то известно. Но где же он?
Июль огляделась по сторонам и негромко крикнула:
– Эй, есть здесь кто?
Ответа не было. Июль набрала полную грудь воздуха и крикнула так громко, как только смогла:
– Есть тут кто живой? Отзовитесь!
Снова ничего не произошло. Но Июль и не думала сдаваться. Она была уверена: в шлюпке у китобоев было только двое пленников. И этими пленниками были Август и Омикрон. Видимо, хранитель маяка сумел спрятаться от китобоев и теперь боялся выходить из своего убежища.
Июль решила обыскать маяк. Она начала исследовать этаж за этажом, тщательно осматривая каждую комнату на своем пути. Июль заглянула в каждый угол. Она открыла каждый шкаф. Отодвинула каждый стул и даже, превозмогая ужас, пошарила рукой под кроватью, на которую наткнулась на втором этаже.
Заниматься поисками в темноте было совсем непросто. Порой Июль была вынуждена продвигаться вперед буквально на ощупь, постоянно натыкаясь на острые углы и твердые стены. Все было напрасно. Ни одной живой души найти так и не удалось.
Кроме автоматона здесь больше никого не было. Июль даже выходила на улицу и дважды обошла маяк по кругу, но и там на ее призывы никто не откликнулся.
Наконец, Июль, почувствовала, что силы покидают ее, и со стоном опустилась на ступеньку лестницы.
– Как странно, – подумала Июль, глядя на автоматона, застывшего рядом с ней, – куда же он направлялся, ведь впереди тупик?
Июль поднялась и обошла автоматона. Он стоял, повернувшись лицом к стене, до которой ему оставалось сделать буквально полшага. Одной рукой он держался за лестничные перила, а второй руки не было видно. Судя по обрывкам проводов и обломкам шарниров, торчащим из плеча, она была отбита чьим-то мощным ударом. Еще один удар пришелся по голове автоматона, расколов ее на несколько частей.
– Может быть, там дверь? – подумала Июль и постучала по стене. Каменная кладка поглотила звук удара. Июль провела рукой по ее шершавой поверхности. Никаких проемов или дверных косяков ей обнаружить не удалось. Внезапно ее пальцы коснулись холодного металла. Это был обломок рычага.
– Он здесь неспроста, – сразу догадалась Июль.
Она попыталась ухватиться за него, чтобы повернуть и посмотреть, что получится. Но рычаг был слишком коротким. Как следует взяться за него никак не удавалось. Пальцы всякий раз соскальзывали.
– Похоже, автоматон направлялся к нему, – предположила Июль.
И тут внезапная догадка озарила ее. Июль опустилась на колени и начала шарить по полу. В нескольких метрах от автоматона она наткнулась на недостающую механическую руку, которую отбросило в самый темный угол комнаты, и поэтому ее оказалось не так-то легко отыскать. Июль подняла свою находку. Так и есть. Пальцы автоматона по-прежнему сжимали ручку переключателя.
Разжать железную хватку автоматона Июль не смогла. В ее руках просто не было столько силы. Но выход из ситуации нашелся быстро. Июль направилась к торчащему из стены рычагу и попробовала приставить к нему ручку, не вынимая ее из кулака автоматона. Со второй попытки ей это удалось. Ручка с мягким кликом плотно села на рычаг.
Июль мокрыми от волнения ладонями начала поворачивать всю получившуюся конструкцию. Внезапно где-то за стеной послышался рокот опускающегося противовеса, следом за этим с мелодичным лязганьем начала вращаться винтовая лестница, ее ступеньки, словно штопор, поехали вниз по кругу, открывая скрытый до этого проход в подвал. Автоматон, потеряв равновесие, рухнул в образовавшийся проем.
Раздавшийся вслед за этим грохот заставил Июль присесть и зажать уши руками. Вскоре шум затих. Июль осторожно заглянула в подвал. Но кроме темноты она не увидела ничего. Внезапно из мрака послышался сдавленный стон. В подвале кто-то был.
Июль, не раздумывая, тронулась вниз по ступенькам винтовой лестницы, крепко держась за холодные металлические перила.
Разглядеть хранителя маяка Июль смогла далеко не сразу. Для начала ей пришлось спуститься в кромешную темноту, рискуя в любой момент сломать себе шею. Затем она была вынуждена передвигаться маленькими шажками, ориентируясь лишь по слабым, едва различимым стонам. И все-таки ей повезло. Июль наткнулась на стул, к спинке которого куском корабельного каната был примотан какой-то человек.
Узлы веревки оказались настолько крепкими, что Июль пришлось помогать себе зубами, чтобы хоть как-то ослабить их. Но первым делом она сорвала с лица незнакомца повязку и вытащила из его рта кляп.
– Благодарю вас. Вы спасли мне жизнь, – произнес он свои первые слова. Воздух со свистом вырывался из его рта, – у меня страшный насморк. Я думал, что мне придется погибнуть здесь от удушья. Я пытался предупредить об этом китобоев, но не успел. Они слишком быстро скрутили меня.
Затем Июль помогла освобожденному пленнику подняться со стула. Затекшие от долгого сидения ноги совершенно не слушались его. Отдышавшись, он попросил Июль довести его до парогенератора, который китобои успели вырубить, прежде чем покинули подвал. Теперь его было необходимо запустить вновь.
Через полчаса мучений сложные механизмы маяка удалось оживить. Под потолком тут же заморгала яркая лампочка. Все вокруг залило ровным электрическим светом. Июль, уже успевшая привыкнуть к темноте, зажмурилась, прикрыв глаза рукой.
– Бедняга, – раздался голос незнакомца.
Июль, моргая, посмотрела в его сторону. Она увидела невысокого старичка, узкоплечего с длинными спутанными волосами, которые когда-то давно были такими же рыжими, как и у нее, теперь же огня в них осталось совсем немного: его почти полностью потушила седина. Один из рукавов его песочного цвета сюртука был надорван, а многих пуговиц, украшавших когда-то жилет, не хватало. Они были вырваны с мясом и теперь оказались разбросанными по полу.
Незнакомец склонился над поверженным автоматоном. На его лице была написана глубокая печаль.
– Как жаль, – произнес он, горестно качая головой. – Бедолага пытался выпустить меня из подвала. Вот китобои и разделались с ним. Зачем им только потребовалось разрушать такого прекрасного автоматона? Почему они не воспользовались командным ключом на его спине? Один поворот, и автоматон остановился бы. Совсем необязательно было его так калечить. Даже не знаю, сумею ли я теперь привести его в порядок.
– Возможно, китобои не знают, как управлять автоматонами, – предположила Июль.
– Да, это возможно, – после некоторых раздумий согласился старичок.
Хранителя маяка звали Йота. Он без устали благодарил Июль за свое чудесное спасение и пообещал ответить на все ее вопросы, которыми она начала осыпать его, но прежде предложил подняться наверх и перекусить. В противном случае сил на разговоры у него просто не найдется. Июль, у которой с утра во рту не было ни единой крошки, охотно согласилась.
Когда тарелка с холодной телятиной опустела, а Йота в третий раз разлил по чашкам пахнущий ароматными травами чай, Июль снова попробовала приступить к расспросам. Но, как выяснилось, сделать это было не так-то просто. За время чаепития у Йоты накопилось немало собственных вопросов к Июль. Он принялся выяснять, что за странное имя у его новой знакомой. Почему она оказалась на маяке в такой поздний час совершенно одна? Почему она уверена, что китобои охотились именно за ее братом?
Особенно его заинтересовал рассказ Июль о механизме Теслы, ради которого она с братом и прибыла на маяк. Он удивленно хмыкал, недоуменно потирал подбородок, задавал уточняющие вопросы, на которые Июль была не в состоянии ответить. Наконец, он ударил себя ладонями по коленкам и отодвинул в сторону чашку с остывшим уже чаем:
– Июль, я благодарен тебе за спасение. Ты вела себя храбро и самоотверженно. Ты обязательно найдешь своего брата. Я уверен в этом. К сожалению, мне ничего не известно о механизме Теслы. Может быть, прежний хранитель что-то знал об этом, но он давно умер. Увы, я не могу тебе помочь.
Июль закрыла лицо руками. Все ее надежды рухнули. Выходит, она впустую потратила время, когда обыскивала маяк. За окном начало светать. С улицы послышалась первые трели проснувшихся птиц. Наступало утро очередного безрадостного дня.
– Нет, мне никогда не найти Августа, – тяжело вздохнула Июль, – я не имею ни малейшего понятия, зачем он понадобился китобоям и куда они его увезли. Где мне теперь искать его?
– А вот это мне известно, – встрепенулся Йота, – да, определенно известно.
– Что известно? – подскочила на стуле Июль. – Говорите быстрее, иначе я сойду с ума.
– Понимаешь, Июль, когда я остался совсем один в темном подвале, – затараторил Йота, словно заразившись волнением своей гостьи, – я все думал, почему китобои заткнули мне рот. Если они хотели что-то выведать у меня, то было очень глупо скармливать мне мои же собственные носки. Они ушли, так и не задав мне ни одного вопроса. Поэтому я не имею ни малейшего понятия, что им было от меня нужно. Так же я не знаю, зачем им мог понадобиться твой брат.
Июль закатила глаза и в голос застонала.
– Подожди, подожди, – еще сильнее заторопился Йота, – зато я знаю, куда отправился их корабль!
– Куда же? – воскликнула Июль, уже не в силах сдерживать свое нетерпение.
– Когда китобои привязывали меня к стулу, один из них сказал, что все они здорово рискуют и капитан, должно быть, сошел с ума, раз решил высадиться на берег в таком опасном месте, где их шлюпка обязательно разобьется о камни. А второй велел ему заткнуться, иначе заставит его драить отхожее место до самого Нового Уэльса.
– До Нового Уэльса, – удивилась Июль, – а где это?
– Это один из островов архипелага Игнис. У китобоев там немало поселений, но этот остров самый большой. Он находится далеко на севере, – Йота махнул рукой в сторону океана, – я могу показать тебе.
– Показать, – переспросила Июль.
– Да, – кивнул Йота, – пойдем со мной.
Он поднялся со стула и направился в сторону лестницы. Июль не оставалось ничего другого, кроме как последовать вслед за ним. Было видно, что Йоте нелегко дается путь наверх. Пару раз он был вынужден остановиться, чтобы отдышаться.
Наконец, Йота открыл дверь на третий этаж.
– Истинное сердце маяка покоится здесь, – сказал он, пропуская Июль вперед.
Июль уже была в этой комнате ночью. Но при ярком солнечном свете, который с наступлением утра бил из всех окон, она выглядела совершенно иначе, так что Июль не сразу узнала ее.
Все вокруг было завешено лоциями, картами звездного неба, какими-то схемами и рисунками. Вдоль стен стояли шкафы, забитые инструментами и всевозможными приборами, а в самом центре комнаты была водружена странного вида конструкция. Когда Июль блуждала здесь в темноте, она никак не могла понять, что же это такое.
Сейчас она смогла все хорошенько рассмотреть. Оказалось, что это был огромный глобус, закрепленный над встроенным в массивное основание компасом. Вся поверхность глобуса была испещрена какими-то пометками. Помимо сетки меридианов и параллелей на нем можно было увидеть еще как-то изогнутые линии, которые пунктиром проходили через его океаны и острова.
– Вот оно, – Йота подошел к глобусу и положил на него руку.
– Что оно? – не поняла Июль.
– Сердце маяка, – Йота толкнул глобус, заставив его неспешно вращаться. – Ты думаешь, что маяки годятся лишь для того, чтобы зажигать фонари по ночам? Нет, это не так.
Мы, хранители маяков, – Йота горделиво выпрямился, – главные лоцманы нашего мира. Без наших знаний и карт безопасная навигация просто немыслима. Китобои совершили огромную ошибку, не заглянув сюда.
– Почему? – удивленно спросила Июль.
– Они могли бы узнать о грозящей им опасности, если бы познакомились с результатами моих наблюдений.
– Какой опасности? – воскликнула Июль.
– Понимаешь, Июль, хранители маяков долгие годы пытаются понять, почему нрав великой реки, которая возникает при встрече теплого и холодного океанов, так коварен и непредсказуем. Мы ведем астрономические наблюдения, замеряем уровень воды в океане, следим за розой ветров, но все напрасно. Стоит нам нанести на карту ее маршрут, как он изменяется. Почему это происходит, никто не мог толком объяснить.
Но теперь, мне кажется, я знаю ответ, – Йота показал рукой на компас, установленный под глобусом. – Однажды много лет назад я заметил, что магнитные полюсы земли не покоятся на месте: они сдвигаются. Постепенно, иногда совсем незаметно, но сдвигаются. Всякий раз, как это происходит, океаны приходят в движение.
За время моих наблюдений магнитные полюсы сместились почти на триста миль. Вот посмотри, – Йота провел рукой по одной из пунктирных линий, – здесь я отмечал все изменения.
В последнее время процесс ускорился. Для китобоев это может стать настоящей катастрофой.
– Но почему? – не поняла Июль.
– Только Игнис находится достаточно близко от течения великой реки, чтобы однажды оказаться на ее пути. И этот день близок.
– И что тогда произойдет? – сердце Июль быстро забилось.
– Не знаю, – пожал плечами Йота, – все что угодно. На острова китобоев обрушатся жестокие ураганы, начнется великое наводнение, возможно, им предстоит пережить землетрясение. Кто знает?
– Но почему полюсы сдвигаются? – спросила Июль. – Неужели катастрофы не избежать?
– Это очень интересный вопрос, – Йота оживился, и в его глазах появился азарт, – я много думал об этом. Вот смотри, – Йота провел рукой вдоль нарисованной на глобусе изогнутой линии, – это великая река. Мощь двух океанов гонит ее через всю землю. А здесь, – палец Йоты замер на месте, – сила потока такова, что она рождает…
– Я знаю, – прервала его Июль, – там находится огромный водоворот, способный погубить любой корабль.
– Совершенно верно, – кивнул Йота, – именно по этой причине эта область так слабо изучена. Недаром ей дали имя Терра Инкогнита. Так вот, мои расчеты показывают, что здесь должен был находиться остров. Возможно, целый материк. Но его нет. Нарушенное равновесие земли и стало причиной сдвига магнитных полюсов. Конечно, это лишь моя теория. Но если она верна, то катастрофа неизбежна, и остановить ее нельзя.
– Все ясно, – повесила голову Июль, – но тогда мне надо спешить, – спохватилась она, – ведь похитители Августа отправились именно на Игнис, значит, мой брат в опасности.
– Что ты, – рассмеялся Йота, – уйдут годы, возможно, десятилетия прежде чем магнитные полюсы сместятся настолько сильно, чтобы погиб целый архипелаг. К тому же не забывай, что все это только теория.
– А вдруг она верна? – спросила Июль. – Что если все случится гораздо раньше? Я должна идти. Мне надо как можно скорее добраться до города.
– Подожди, ты ведь наверняка ужасно устала, – попытался образумить ее Йота, – отдохни хотя бы один день.
– Нет, – отрезала Июль, – я не могу потерять так много времени.
– Ну, хорошо, – сдался Йота, – но разреши мне сделать тебе напоследок маленький подарок.
Йота подошел к одному из шкафов. Он начал выдвигать его ящики и что-то в них искать. Наконец, он вернулся к Июль. В его руках были наручные часы в латунном корпусе с кожаным ремешком.
– Это компас, – сказал он, помогая Июль закрепить свой подарок на ее запястье, – он не позволит тебе сбиться с дороги. Его стрелка всегда указывает путь на север. Запомни, чтобы добраться до Нового Уэльса, ты должна держаться курса норд-норд-ост. Так ты найдешь своего брата.
Июль ошибалась. Наступившее утро сулило вовсе не безрадостный день. Напротив, день выдался прекрасным. Солнце ярко светило. На траве сверкала еще не успевшая испариться роса. Морской бриз разогнал облака, обнажив бесконечно высокое небо. Пели птицы, а вместе с ними пело от радости и сердце Июль. Как бы ни были ужасны события вчерашнего дня, сегодня все складывалось удачно.
Июль выполнила первые пункты своего плана. Во-первых, время, потраченное на осмотр маяка, не было потеряно напрасно. Она сумела освободить из заточения хранителя маяка. Во-вторых, ей удалось выяснить, куда китобои увезли Августа. А это уже немало.
Теперь пора преступить к выполнению третьего пункта: нужно как можно быстрее добраться до города, чтобы разыскать там капитана Омегу. Это казалось совсем несложной задачей, так что пока беспокоиться было не о чем.
Но когда Июль добежала до паровоза и поднялась в кабину машиниста, выяснилось, что с исполнением третьего пункта плана возникли непредвиденные сложности.
Что делать дальше? Июль не имела ни малейшего понятия. Разобраться в переплетении труб, возвышавшихся над паровозной топкой, догадаться о предназначении вентилей и рычагов, понять, о чем говорят стрелки манометров, было совершенно невозможно. Но главное, на месте не оказалось автоматона, который выполнял обязанности машиниста. Бесследным образом исчез и механический кочегар.
Июль от досады чертыхнулась и выскочила на улицу. Как она и предполагала, все автоматоны оказались в техническом вагоне. Они замерли рядом с заводным устройством, ожидая распоряжений механика. Но Омикрона здесь не было. Он находился за сотни миль от Терры. Корабль китобоев с каждой минутой уносил его все дальше и дальше от родного острова. У Июль не было ни малейшего желания потерять хотя бы еще одну в бесполезных раздумьях. Но прежде она никогда не обращала внимания на то, как Омикрон управлялся с автоматонами. Поэтому сейчас она не знала, что ей предпринять. Драгоценные минуты тем временем продолжали убегать.
«Почему они не воспользовались командным ключом на его спине? Один поворот, и автоматон остановился бы», – всплыли в ее голове слова Йоты.
– Точно, командный ключ! – обрадовалась Июль. Она обошла вокруг автоматона, который стоял ближе всех к выходу, но никаких рычагов или переключателей на его спине ей увидеть не удалось. Там было только небольшое отверстие, напоминающее замочную скважину.
– Похоже, здесь нужен настоящий ключ, – подумала Июль, припоминая, что видела, как Омикрон однажды доставал длинный латунный ключ из кармана своего пиджака.
– Надо поискать в купе у Омикрона, – решила Июль, – наверняка у него был запасной.
Через минуту она уже была в соседнем вагоне. Ее руки дрожали от нетерпения. Июль начала лихорадочно распахивать двери шкафов и выдвигать многочисленные ящики, в которых хранились одежда, личные вещи и рабочие инструменты Омикрона. Все это тут же летело на пол. Ключа нигде не было.
Июль ненадолго задумалась, после чего с удвоенной энергией принялась выворачивать карманы в штанах и куртках Омикрона, которые методично подбирала с пола. Выпотрошенная одежда без сожаления отправлялась обратно в общую кучу.
Очень скоро купе оказалось полностью разгромленным, но найти ключ так и не удалось. Напоследок Июль разворошила кровать Омикрона и даже перевернула матрас. Опять безрезультатно.
Июль устало вздохнула. Нужно смириться с поражением и думать, что делать дальше. Терять время больше нельзя. Июль развернулась, чтобы покинуть поле битвы и вернуться в технический вагон.
На дверях купе, прямо на уровне ее глаз, на небольшом гвоздике висел длинный латунный ключ…
И снова удача. Ключ легко без малейшего усилия вошел в скважину на спине автоматона и, судя по раздавшемуся щелчку, он занял свое место по предназначению. Что дальше? Июль еще в первый раз заметила, что вокруг отверстия для ключа были нанесены три символа: скрещенные молоточки, сжатая пружина и полумесяц.
– Ну, тут все просто, – хмыкнула Июль, – молоточки означают работу, сжатая пружина – это команда завести механизм, а полумесяц наверняка отключает автоматона. Пришло время поработать, – решила Июль и уверенно повернула ключ, зафиксировав его рукоятку напротив скрещенных молоточков.
Июль едва не запрыгала от радости, когда автоматон, дрогнув, расправил плечи и направился к выходу из вагона. Но радость ее была недолгой. Автоматон едва передвигал ноги. Он шел очень медленно, словно двигался под водой.
– Иди быстрее, ты что, заснул?! – Июль подтолкнула автоматона в спину, но, казалось, что в ответ машина лишь сильнее замедлила свой шаг.
– Он так будет целый час добираться, – с раздражением подумала Июль.
Попасть в кабину машиниста можно было только по улице. Автоматону предстояло еще спуститься вниз по ступенькам, а потом преодолеть расстояние, равное длине двух вагонов. Пока же ему удалось лишь открыть дверь вагона и приступить к спуску по чугунной лесенке.
– Это будет продолжаться бесконечно, – начала злиться Июль и снова попыталась ускорить автоматона, толкнув его в спину. Автоматон пошатнулся и, не сумев ухватиться за спасительный поручень, начал заваливаться вперед.
Июль в последний момент попыталась удержать его от падения. Но это было невозможно: автоматон был слишком тяжел. Зависнув на секунду в дверном проеме, он с грохотом полетел вниз. Июль выглянула на улицу и увидела, что автоматон лежит на железнодорожной насыпи, и у него недостает одной ноги, которая болтается в воздухе, застряв между двух ступенек.
– Я сломала кочегара, – подумала Июль и, присев на ступеньки рядом с оторванной ногой, закрыла глаза, собираясь с мыслями.
– Опять я все испортила, – ей захотелось изо всех сил ущипнуть себя от досады и злости, – нельзя торопиться и действовать опрометчиво, – напомнила она себе свое же недавнее решение.
– Автоматоны очень сложные машины, – принялась рассуждать Июль, – они не зря пришли в технический вагон. У них кончался завод. Вот почему они здесь. Нужно было повернуть ключ к сжатой пружине, чтобы завести автоматона, а уже потом заставлять его работать.
Июль поднялась и, нахмурив брови, решительно направилась ко второму автоматону, который, сохраняя полную покорность судьба, молча дожидался своей участи у заводного механизма…
Когда Эта увидел, как Июль спрыгнула с подножки кабины машиниста, даже не дождавшись, пока паровоз окончательно остановится у платформы, он вначале удивился, потом прыснул от смеха, а затем ужасно встревожился и бросился навстречу нежданной гостье.
Впрочем, ничего странного в такой стремительной смене настроений живущего на заброшенной станции механика не было. Удивился он потому, что никак не ожидал столь скорого возвращения Июль. Кроме того, на его взгляд, ей совершенно нечего было делать в кабине машиниста. Даже Омикрон не часто забирался в нее, поскольку автоматоны прекрасно справлялись со своими обязанностями и могли без посторонней помощи доставить поезд в нужное место, ни разу не отклонившись от расписания.
Рассмеялся же Эта, когда увидел чумазое, совершенно черное от угольной пыли лицо Июль. Только ее зубы сияли еще ярче и белее, чем прежде. Футболка и джинсы Июль также оказались безнадежно испорчены. Чтобы отстирать их, потребовался бы целый океан горячей воды.
А встревожился Эта, потому что заметил, как в глазах Июль блеснули слезы, которые она тут же смахнула рукой, еще сильнее размазав по лицу угольную пыль и сажу.
– Что случилось? – не стал тратить время на приветствия Эта, стремясь как можно скорее понять, чем он может помочь явно угодившей в какую-то переделку Июль.
Но она, не проронив ни единого слова в ответ, с разбега обвила его шею руками и с силой прижала к себе. Эта застыл, вытянувшись по струнке с плотно прижатыми к собственному телу руками, не смея пошевелиться и стараясь не дышать. Раньше девушки никогда не бросались к нему на грудь. Он совершенно не представлял, что ему делать дальше, а главное, как утешить Июль.
Наконец, он сумел разобрать, как Июль, глотая слезы и всхлипывая, прошептала прямо ему в ухо:
– Эта, как же я устала...
Только умывшись и хоть как-то приведя свою одежду в порядок, Июль смогла рассказать ему о безумных событиях двух последних дней. Эта слушал ее разинув рот и не верил собственным ушам. Китобои проникли на маяк! Бросили в подвал его хранителя. И самое невероятное: они похитили Омикрона и брата Июль. Все это походило на какой-то дурной сон.
Эта сочувственно кивал головой, когда Июль рассказывала ему о своих попытках самостоятельно управлять паровозом. Удивительнее всего было то, что ей это, в конце концов, удалось. Правда, Июль умудрилась вывести из строя механического кочегара, но зато остальные автоматоны не пострадали и теперь исправно трудились каждый на своем посту.
Июль исхитрилась с их помощью даже втащить сломанного кочегара обратно в вагон. К сожалению, вернуть ему ногу не удалось. Она до сих пор так и торчала из лестницы, крепко застряв между ее чугунными ступеньками. Ни сил, ни времени, ни терпения на то, чтобы вытащить ее оттуда, у Июль уже не оставалось.
Когда паровоз тронулся в путь, выяснилось, что он очень быстро остановится, если не подбрасывать в его топку уголь. Аппетит же у паровоза оказался отменный, а вот кормить его было некому. Так, Июль пришлось занять место кочегара, чтобы поезд смог продолжить свое путешествие. В результате она целый день до самого позднего вечера, как заведенная, бегала к тенедеру за углем, который ей пришлось таскать голыми руками, потому что разобраться в том, как включить систему подачи угля напрямую в кабину машиниста, ей так и не удалось.
Эта смотрел на Июль, слушал рассказ о ее невероятных приключениях и понимал: Июль – удивительная девушка. Умная, смелая. Совершенно исключительная. Другой такой нет на всем свете.
– А еще она очень красивая, – вздохнул украдкой Эта.
– Эта, так ты поможешь мне? Эта, что с тобой? – настойчивый голос Июль заставил его очнуться.
– А, что? Да, конечно! – спохватился он.
– Отлично, – обрадовалась Июль, – как здорово, что ты согласен отправиться со мной на поиски Августа. Собирайся скорее. Нам надо как можно быстрее добраться до города. Там мы сядем на корабль и поплывем прямиком к архипелагу Игнис. Курс норд-норд-ост. Спасибо тебе, Эта. Ты настоящий друг, – Июль, радостно улыбаясь, протянула ему руку, чтобы скрепить новый дружеский союз крепким рукопожатием. На ее обнажившемся запястье призывно сверкнул латунный корпус компаса.
Эта завороженно застыл, наблюдая за тем, как быстро кружится его стрелка, отыскивая направление на север. Внезапно Эта ощутил вкус соленых брызг на своих губах, в его лицо ударил свежий морской ветер. Сердце замерло от какого-то непонятного предчувствия. Эта понял: что-то большое и важное постучалось в его жизнь.
«Когда я последний раз видел океан? – пронеслось в его голове. – Наверное, лет пять назад? Или больше?»
Он медленно поднял руку, чтобы ответить на рукопожатие Июль. Но тут земля под его ногами качнулась. От одного воспоминания о своем единственном морском путешествии из Метрополиса на Терру, которое ему довелось пережить после окончания Академии, его затошнило, под ложечкой засосало, а ноги предательски подогнулись.
– Извини, Июль, ты не поняла, – Эта почувствовал, что пожимает руку Июль, совершенно мокрой от волнения ладонью. От острого чувства стыда ему захотелось закрыть глаза и в голос застонать, – я не могу покинуть шахту, ведь я здесь единственный механик. Неизвестно, когда пришлют мне замену, – Эта чувствовал, что стоит с совершенно красным от переживаемого позора лицом, но поделать с этим уже ничего не мог. Он увидел, как в последний раз дрогнула и замерла стрелка на компасе Июль. Эта выпустил ее руку из своей ладони. Все было кончено.
– Дурак, – засела одна единственная мысль в его голове, которая вытеснила все остальные и мешала понять, отчего же ему вдруг стало так грустно на душе.
– Ясно, – разочарованно протянула Июль.
– Подожди, – оживился внезапно Эта. В его глазах зажглась какая-то идея, а в голосе появилась решимость, – я все-таки могу помочь тебе. Стой здесь. Никуда не уезжай. Я быстро, – крикнул Эта напоследок, прежде чем исчезнуть в здании вокзала.
Уже через несколько минут он вновь показался на перроне. Только на этот раз Эта был не один. Вслед за ним споро вышагивал автоматон, который ростом и сложением очень напоминал самого механика.
– Познакомься Июль, это Септимус, – Эта похлопал по плечу своего механического спутника.
– Септимус, – брови Июль удивленно поползли вверх, – какое необычное имя.
– Понимаешь, – поспешил все растолковать ей Эта, – механикам приходится выполнять много однообразной работы. Вот я и решил создать для себя механического помощника. Моя первая модель могла лишь ставить заклепки и откручивать болты.
Конечно, это совсем немного. Но я так долго трудился над своим созданием, что однажды решил дать ему имя. Мне поначалу ничего не приходило в голову. И тогда я подумал, а почему бы не назвать моего помощника Примус, раз это первый автоматон, которого я сумел создать самостоятельно.
Вторую модель я назвал Секундус. Третью – Тертиус. А Септимус – это уже седьмая модель. Самая совершенная из всех. Септимус не такой, как остальные автоматоны. Я вложил в него всю свою душу. Поверь, теперь он многое умеет. Впрочем, ты сама это увидишь. Это мой подарок тебе. Он отправится вместе с тобой на поиски Августа и Омикрона. Надеюсь, Септимус станет тебе добрым другом, таким же, каким был мне.
– Но что мне с ним делать? – растерялась Июль. – Я ничего не понимаю в автоматонах. Я не знаю, как ими управлять.
– Тебе совершенно не о чем беспокоиться, – поспешил заверить ее Эта, – Септимус будет следовать за тобой и выполнять все твои поручения, если это в его силах. А если нет, он даст тебе это понять.
– Как это? – удивилась Июль.
– Ну, тут такое дело, – смутился Эта, – я ведь здесь совершенно один. Порой хочется перекинуться с кем-то хоть парой словечек. Ты ведь знаешь: автоматоны говорить не могут, – глубоко вздохнул Эта, – поэтому для Септимуса я разработал несложную мимическую систему.
Ты удивишься, Июль, когда увидишь, как просто изобразить любую человеческую эмоцию. Вот смотри, – Эта повернулся к автоматону и строгим голосом приказал, – Септимус, открути себе голову и отдай ее мне.
Июль, не ожидавшая подобной просьбы, с удивлением посмотрела на Эту, а потом перевела взгляд на Септимуса, который принялся энергично мотать головой из стороны в сторону, словно бы пытался сказать «нет».
Его брови, выполненные из коротких обрезков отполированной медной проволоки, повинуясь движению крошечных рычагов, сложились домиком, а круглые диафрагмы глаз, бывшие когда-то деталями фотографических аппаратов, заметно расширились. Затем брови автоматона тревожно взлетели вверх, словно два вороновых крыла, а глаза стали еще больше.
– Он удивился, а потом испугался, – легко разгадала выражение «лица» Септимуса Июль, – это действительно совсем несложно, – решила она, поняв, что непроизвольно таращит глаза вслед за удивительным автоматоном.
– Отбой, Септимус, – весело рассмеялся Эта, – не волнуйся Июль, Септимус не может причинить себе вред. Это заложено в его командный механизм.
Эта обошел Септимуса и, открыв панель на его спине, начал заменять один из валиков с нанесенным на него набором команд.
– Ну, все, Июль, – сказал он, закончив работу, – отныне Септимус будет слушать только тебя. Теперь ты его механик. Главное, не забывай его заводить.
Эта был прав. Септимус оказался очень ценным подарком. Июль поняла это, когда ее новому помощнику удалось всего за полчаса полностью восстановить механического кочегара.
Теперь поезд летел вперед без ее участия. Июль смогла забраться в постель и с наслаждением завернулась в одеяло. Она не спала уже больше суток. Но сон совершенно не шел к ней. На нее свалилось столько событий и впечатлений, что в голове до сих пор бушевал целый ураган мыслей.
Июль никак не могла отделаться от навязчивой идеи, что упустила что-то очень важное, о чем ни в коем случае нельзя было забывать. Внезапно она вспомнила, как покинула Августа, чтобы вернуться к поезду за дневником Теслы.
– Ну, конечно, – Июль откинула одеяло и села, свесив ноги с кровати, – ведь я так и не дочитала дневник Теслы. Из-за всей этой беготни я совсем про него забыла. А ведь в нем могут найтись ответы на все мои вопросы.
Июль достала из заднего кармана джинсов изрядно потрепанную книжечку в кожаном переплете.
– На чем же я остановилась, – начала вспоминать она, – кажется, Тесла лишился друга, который погиб на пожаре. А еще умерла его жена. Да, ему удалось спасти старинный механизм из огня.
Июль быстро отыскала место, на котором сон сморил ее в прошлый раз:
«Я посмотрел на него и с изумлением увидел, как в его глубине, с той самой стороны, где я снял боковую панель, мерно вращаются многочисленные шестеренки, создавая удивительный по своей сложности ритм.
Загадочный механизм ожил…»
Глава двенадцатая
Дневник Теслы. Продолжение
Город Провидение. 1905 год
Загадочный механизм ожил…
Что я почувствовал, когда заметил, как пришли в движение планеты и созвездия, изображенные на его корпусе, а неизвестные мне символы и греческие буквы, которые я считал всего лишь элементами декоративного орнамента, начали перемещаться, создавая каждый миг все более сложные последовательности и комбинации?
Даже сейчас мне трудно разобраться в чувствах, которые овладели мной тогда. Я не испытал никакой радости от своего столь несвоевременного и столь же поразительного открытия. Мной не овладел азарт исследователя и ученого, сумевшего приоткрыть завесу над притягательной и непостижимой тайной.
Одна лишь идея всецело поглотила меня: «Это я оживил механизм, принеся в жертву двух самых дорогих для меня людей. Я искал смерть, и она откликнулась на мой зов».
Словно далекое эхо, призрачное воспоминание начало преследовать меня, поднимаясь из самых темных глубин моего утомленного разума. Я снова услышал голос отца Марии, который напрасно пытался удержать меня у порога бездны: «Непостижимые силы скрыты в механизме. Смерть лишь преддверие к бесконечному лабиринту. Опасность угрожает всякому, кто будет неосторожен с этим мощным артефактом».
Я понял, что схожу с ума. «Лучше смерть, чем безумие», – твердо решил я. Но жизнь в этот день оказалась сильнее смерти. Детский плач заглушил голоса из прошлого. Безумие, которое уже успело сжать мою голову своими горячими пальцами, отступило.
Моим детям были нужны кормилица, одежда и надежный кров. Кроме меня, о них некому было позаботиться. Я посмотрел на механизм, который успел вновь замереть, и без сожаления поставил его на пол. В этот миг во мне проснулся человек практический. Я подошел к телу моей жены и снял с ее руки обручальное кольцо. Затем я забрал ее жемчужное ожерелье, единственную ценную вещь, которую она увезла с собой из отчего дома.
Уже через час я был в ломбарде. А через месяц поднимался на борт корабля, который должен был доставить меня в Америку. Я шел по трапу, закутавшись в шарф, надвинув шляпу себе на глаза и не смея поднять головы. Я опасался быть узнанным одним из своих многочисленных кредиторов. Я убегал, словно вор.
Я хотел лишь одного: сбросить со своих плеч тяжкий груз гнетущих воспоминаний и непосильных долгов. Мне предстояло начать новую жизнь в новом для меня мире. И в этом новом мире я не буду одинок. Со мной будут мои дети, ради благополучия которых я готов был трудиться день и ночь.
Америка не заметила моего прибытия. Я спускался с парохода в окружении сотен таких же, как и я, изгнанников, которым не нашлось места на родине. В основном это были ирландцы-католики, каждый из которых готов был взяться за любую работу, лишь бы не отправиться спать голодным. Мы хлынули на берег, словно стая крыс, жадно принюхиваясь, чем бы поживиться.
На последние деньги мне удалось снять угол в отвратительной ночлежке, в паре кварталов от порта. Я понял, что достиг дна и дальше мне падать некуда. Я окунулся в мир самой неприглядной нищеты. Меня страшили окружавшие меня люди. Я боялся болезней и начал всерьез опасаться за здоровье и жизнь своих крошечных детей.
На следующий же день я оставил вас, мои дорогие Адам и Ева, на попечение доброй женщины, согласившейся присматривать за вами в обмен на обещание будущей оплаты, и отправился в порт, который покинул только вчера. Я решился наняться грузчиком, для того чтобы физическим трудом скопить хоть немного денег, которые позволили бы мне заняться поисками более достойного занятия.
Но в порту я увидел едва ли не половину своих недавних попутчиков. Они, как и я, вернулись сюда в поисках заработка, потому что не имели достаточно средств, чтобы покинуть его и отправиться вглубь страны. Мы толпились у ворот дока, стараясь оттеснить друг друга, чтобы оказаться как можно ближе к стоящему на возвышении человеку.
Он цепким взглядом обводил волнующееся у его ног людское море и указывал пальцем на тех избранных, кому разрешалось пройти за ворота, чтобы получить право таскать на своих плечах тяжеленые тюки с грузом. В конце дня изнурительный труд должен был принести лишь несколько жалких грошей. Но это было лучше, чем возвращаться к семьям с пустыми руками.
В тот день удача улыбнулась мне. Я сумел протиснуться вперед и замер напротив вершителя наших судеб, крепко ухватившись за плечи своих соседей, чтобы напирающие сзади претенденты не оттерли меня в сторону.
Указующий перст проплыл над моей головой, не задержавшись. Казалось, все кончено для меня, но в последний миг мне удалось встретиться взглядом с вербовщиком. Не знаю, что он прочитал в моих глазах: крайнюю степень отчаяния, мольбу или окончательную решимость добиться своего, но неожиданно он кивнул мне и, ткнув пальцем в мою сторону, крикнул:
– Ты последний на сегодня. Шевелись живее. Остальные убирайтесь.
Пьяный от счастья, я ринулся вперед, расталкивая локтями оставшихся не у дел бедолаг. Ворота дока распахнулись передо мной.
Меня с десятком таких же, как и я, счастливчиков отправили к ближайшему причалу, у которого стоял под разгрузкой большой океанский корабль. Через несколько часов бесконечной беготни по сходням меня уже шатало от усталости. Я понял, что неверно оценил свои силы. Жизнь не подготовила меня к столь грубому и тяжелому труду. Мои плечи ломило. Ноги дрожали под тяжестью груза. Но я не сдавался. Я решился до конца использовать выпавший мне сегодня шанс.
Днем нам позволили отдохнуть и выдали по миске мясной похлебки. Не припомню, ел ли я хоть что-то вкуснее с тех пор. Пока я с наслаждением вытирал края своей тарелки хлебной коркой, ко мне подошел какой-то человек.
– От кого это ты так далеко убежал, мистер? – спросил он меня.
Я поднялся на ноги и словно остолбенел, не зная, что сказать в ответ. Странный незнакомец окинул меня взглядом, задержавшись на моем хоть и перепачканном сажей, но все еще очень приличном костюме, сохранившемся у меня от прежней благополучной жизни. Затем он с усмешкой посмотрел на мои ботинки, которые уместнее смотрелись бы в опере, чем в грузовом доке.
– Я не хочу неприятностей, – сумел выдавить я из себя, – я просто пришел заработать пару долларов.
– Ты не англичанин? – оборвал он меня, услышав мой вполне беглый, как мне казалось, английский.
– Я родился в Австрии, – произнес я в ответ.
Его взгляд потеплел.
– Из образованных? – задал он очередной вопрос.
Я не смел прекратить этот неожиданный допрос и с трепетом ждал, что меня прогонят прочь:
– Я инженер. Прослушал курс в университете Вены.
– Вот как, – присвистнул от удивления мой собеседник. – Католик? – последовал новый вопрос.
– Да. Мой отец был приходским священником, – ответил я, совершенно растерявшись.
– Отлично, – хлопнул он меня по плечу с такой силой, что выбил из моего пиджака целое облако пыли и, заставив мои ноги мои подогнуться, – сегодня твой счастливый день, Фриц, – сказал он, глядя на меня со смехом, – я дам тебе постоянную работу. Приходи завтра с утра. Займешься учетом груза, а то у моих парней плохо со счетом.
Так я познакомился с Епископом, нашим бригадиром. Он был ирландцем, всем сердцем ненавидящим англичан. Кроме того, он оказался истовым католиком. Наш причал был его собственным приходом, где ничто не могло произойти без его ведома. Не знаю, на чем зиждилась его власть. Но даже владельцы порта были вынуждены считаться с ним, понимая его истинную силу и влияние на людей.
Он ревностно оберегал и хранил свою паству. Он давал ей хлеб и спасал ее душу. Ни одно крещение или отпевание не могло состояться без его участия. Он облачался в рясу и разделял радость и горе со своими людьми. Не уверен, что он действительно был посвящен в сан, но его вера была глубока и не знала сомнений. Порой я искренне завидовал тому огню, который горел в его груди. В моей душе в ту пору не было ни веры, ни покоя.
Я проработал в порту уже год и не хотел ничего менять. Мой путь привел меня в братство, живущее по простым и суровым законам. Здесь никого не волновало мое прошлое. Никто не приставал ко мне с расспросами. Я знал, что Епископ честен со мной. Он обещал мне так мало, что каждый заработанный мною доллар делал меня богачом в моих собственных глазах. Он не обманывал меня и не обкрадывал своих людей. Он разделял общую бедность со всеми. Он был пастырем, который не задумывается над тем, куда и зачем он ведет свой народ. Он просто вел его, повинуясь голосу сердца. Я шел вслед за ним, отказавшись от собственной воли и предав на время забвению свои честолюбивые мечты.
Но каждый вечер, вернувшись домой, я упорно садился за стол, снимал покрывало со старинного механизма и погружался в его тайны. Моя работа не приносила мне никакой радости или утешения. Меня терзало смутное чувство вины. Какие еще беды принесут мои опыты и эксперименты? Когда беда снова постучится в мою дверь?
Я гнал прочь тревожные мысли. Я смеялся над собственным суеверием, но ничего не мог поделать со своими страхами и тревогой. Образ Марии возникал перед моим внутренним взором, и я в ужасе накрывал механизм, страшась последствий своего преступного любопытства. Но на следующий же вечер все повторялось вновь.
Я научился проворачивать отдельные узлы механизма, заставляя перемещаться созвездия, планеты, символы и греческие буквы. Я создавал все новые и новые сочетания, тщательно записывая все комбинации в свой блокнот. Но добиться того, чтобы механизм вновь начал полноценно работать, мне никак не удавалось.
Все мои попытки разгадать, что означают записи, не приносили успеха. Шифр был слишком сложен для понимания. Как я ни ломал голову, но обнаружить хоть какую-то закономерность и последовательность я не мог. Шли дни, недели и месяцы. Записей становилось все больше, а я все также блуждал в потемках, как и в самом начале. Но я не спешил. Я смирился со своими неудачами и глубоко в душе страшился успеха.
Но однажды размеренное течение моей жизни оказалось грубо нарушено. Глубокой ночью я проснулся от грохота тяжелых ботинок по коридору нашего убогого пансиона. Затем дверь в мою комнату распахнулась. На пороге стоял чернявый паренек, который прибился к нашей бригаде совсем недавно и служил на посылках у Епископа за половинный оклад.
– Одевайся, Фриц, Епископ собирает всех в доке, – выкрикнул он впопыхах и тут же умчался прочь, ничего мне не объяснив.
Я быстро оделся и направился в порт. На душе было неспокойно. Черные мысли лезли в голову. Что могло понадобиться от меня Епископу в такой поздний час?
Очень скоро я получил ответ на свой вопрос.
Когда я подошел к причалу, он уже был полон людей. У многих в руках были факелы, в свете которых я увидел Епископа, возвышающегося над толпой. Он забрался на перевернутую кверху дном винную бочку и с ее высоты обращался к своей пастве.
– Братья, – крикнул он и обвел долгим взглядом толпу. Все стихло. Каждый ждал, что будет дальше, – братья, – повторил наш бригадир и простер руку над головами докеров и грузчиков.
Я вспомнил, как впервые пришел в порт в поисках работы и постарался пробраться поближе к Епископу, распихивая локтями плотно сомкнувшийся строй людей. Сделать это оказалось непросто, никто не хотел уступать мне свое место, но я упрямо продвигался вперед.
– Мы с вами честно зарабатываем свой хлеб, – разносился над толпой могучий голос, – мы никогда не требуем лишнего. Мы знаем свою цену. Нам не нужно чужого. Но этот док наш. Этот причал наш. Ирландцы работают здесь уже сорок лет. Никто не сможет отобрать у нас то, что наше по праву.
По рядам людей прокатилось волнение. Послышались крики. Толпа подалась вперед.
Епископ замолк, позволив своей пастве выпустить пар. Дождавшись тишины, он снова заговорил:
– Проклятые макаронники сбивают цены. Они готовы работать даром, лишь бы нас выкинули на улицу. Тогда они приберут к своим рукам наш док, а затем, когда весь порт окажется под их контролем, чертовы итальяшки вновь задерут цены. Но нас здесь уже не будет, – Епископ перевел дыхание и, вытерев разгоряченный лоб рукой, продолжил, – вчера из Сицилии прибыл корабль. Мне сообщили, что на его борту было полно молодых и здоровых мужчин. Их разместили в бараках, что за рыбным рынком. Уже завтра они смогут занять наше место.
Вы хотите этого?
Дружное «нет» прокатилось над толпой.
Мне же, наконец, удалось протиснуться в первый ряд, и я увидел, как грозно блеснули глаза нашего пастыря. Он вознес правую руку высоко над головой, словно призывая небо в свидетели своего гнева.
– Ибо сказал Господь наш, – голос Епископа был подобен набату, – иди и предай заклятию нечестивых амаликитян и воюй против них, доколе не уничтожишь их, – его рука опустилась вниз.
Только тут я понял, что он показывает на груду шипастых дубинок, которые были свалены рядом с бочкой.
– Прогоним проклятых макаронников туда, откуда они явились. Им нечего делать в нашем доке. Покажем им, кто здесь хозяин. Вы со мной? – снова обратился с вопросом к толпе Епископ.
Неистовый рев сотряс причал. Разгоряченные докеры и грузчики бросились разбирать оружие.
Епископ спустился со своего импровизированного постамента и столкнулся со мной лицом к лицу.
– Что ты тут делаешь? – удивленно спросил он меня.
– Я иду с вами, – ответил я ему.
– Ступай домой, Фриц, – сурово сказал он мне, – незачем немцу проливать кровь за ирландскую голытьбу. Сегодня мы нарушим человеческие законы и божьи заповеди. Тебе здесь не место.
– Этой ночью я ирландец, – ответил я ему и поднял с земли одну из последних дубинок.
Епископ лишь покачал головой.
Толпа двинулась к портовым воротам.
Через час все было кончено. Нас заманили в ловушку. Епископ оказался одурачен и предан. Стоило нам выйти за ворота, как они тут же захлопнулись за нашей спиной. Со всех сторон на нас набросились вооруженные палками, ножами и кастетами люди, которые действовали гораздо организованнее и сплоченнее нас. На узких улочках, прилегающих к доку, началось не побоище, а избиение.
Когда первая паника улеглась, Епископу удалось собрать вокруг себя самых стойких бойцов, которые не бежали в панике при первом же натиске нападавших. Постепенно ситуация начала выправляться. Ирландцы дрались с отчаянностью обреченных. Они стояли, сомкнув ряды, и терпеливо принимали на себя удары, медленно, но верно начиная вытеснять противников с поля боя. Их стойкость и бесстрашие должны были принести им победу.
Я метался между своими товарищами, не зная, что делать. Я старался уклониться от схватки как мог, потому что понял, что не посмею обрушить на голову человека удар своей бесполезной дубины. Но убегать бесконечно я не мог.
В одном из темных переулков затаились враги. Выждав удобный момент, они с криками накинулись на нас. В конце концов, произошло то, чего я так боялся. Я оказался в самой гуще потасовки. Меня тут же сбил с ног какой-то здоровяк. Я упал навзничь и увидел, как над моей головой заносится тяжелая палица, которая наверняка раздробила бы мой череп. Но внезапно она замерла в воздухе.
Епископ перехватил руку нападавшего и, резко вывернув ее, оглушил согнувшегося от боли громилу ударом кастета по затылку. И в тот же миг его лицо исказила гримаса отвращения. Я начал подниматься с земли, не в силах оторвать свой взгляд от его глаз, в которых выражение детского изумления уступало место усталости и смертельной тоске.
Епископ начал поворачиваться, чтобы заглянуть себе за спину. Я увидел, что из-под его лопатки торчит нож, за рукоятку которого держится тот самый чернявый паренек, что совсем недавно заходил ко мне. Он медленно вытащил нож из раны и тут же ударил Епископа в живот, а затем еще и еще раз. Я с криком бросился на убийцу, размахнувшись своей дубиной, но он быстро метнулся за угол, исчезнув в темноте.
Я подхватил Епископа. Он нехотя опустился на землю. Жизнь быстро покидала его. Он взглянул на меня.
– Тебе здесь не место, – такими были его последние слова на этом свете.
Ирландцам удалось отстоять свой док. Нападавшие были рассеяны. Но потери в наших рядах были велики. Все прилегающие к портовым воротам улицы и переулки были усеяны ранеными. Стоны слышались со всех сторон. Были и погибшие.
Я закрыл глаза нашему бригадиру. Опустил его голову на залитую кровью брусчатку мостовой и поднялся на ноги. Вдалеке послышались трели полицейских свистков. Кто-то заметил тело Епископа, лежащее у моих ног, и в ужасе вскрикнул. Очень скоро вокруг меня начали собираться люди. Я понял, что мне больше нечего делать среди них, и направился домой.
Не знаю, почему, но в тот момент мною овладел почти мистический ужас. Глядя на свои перепачканные чужой кровью руки, я был уверен, что смерть Епископа, чей дух покинул бренное тело всего минуту назад, вновь приведет в движение неведомые мне силы. Если это так, то гибель человека, который оказался столь добр ко мне в то время, когда я отчаянно нуждался в помощи и утешении, окажется на моей совести.
Я вернулся домой. Подошел к столу. Потянул за край покрывала, скрывавшего механизм от любопытных глаз.
Ничего. Механизм был так же неподвижен, как и в тот момент, когда я покидал свою комнату, откликнувшись на призыв Епископа.
К своему изумлению, я почувствовал, как горечь разочарования разлилась по моему сердцу, но чувство облегчения оказалось все же сильнее. Я повалился на кровать и тут же заснул. Крепко и без сновидений.
Через день пришло время хоронить павших. Когда я добрался до собора Святого Патрика, поминальная месса уже началась. Площадь перед храмом была забита людьми. Казалось, что все ирландцы Нью-Йорка собрались здесь сегодня. Я решил во что бы то ни стало попасть внутрь и направился к входу. Толпа расступалась передо мной. Я ловил на себе изумленные взгляды и только тут понял, что до сих пор не снял с себя одежду, залитую кровью нашего бригадира.
Закрытый гроб с телом Епископа был обращен ногами к алтарю. Я хорошо разбирался в тонкостях погребального ритуала и понял, что церковь не признала в нем своего служителя. Нашего бригадира хоронили как простого мирянина. Но его пастве, собравшейся сегодня под сводами величественного храма, не было до этого никакого дела.
Кто-то из прихожан накрыл гроб ирландским флагом. Шестеро докеров, одетых в грубые куртки, брезентовые брюки и тяжелые башмаки, подняли его на свои плечи и двинулись к выходу. Вслед за этим весь зал поднялся на ноги. Люди потянулись на улицу, где уже стоял катафалк, запряженный четверкой черных лошадей. Скорбная процессия должна была растянуться на много миль.
События последних дней совершенно измотали меня. Увидев, как освободилась одна из скамеек, я в изнеможении опустился на нее. Я спрашивал себя, зачем я вообще пришел сюда. После смерти бригадира я перестал чувствовать связь с окружавшими меня людьми. Я разделял их горе, но они стали для меня чужими. Я решил не ходить на кладбище вместе со всеми, а отдохнуть и затем отправиться домой.
Вскоре собор опустел.
Я сидел и наслаждался тишиной и покоем. Я вспомнил своего отца. Жив ли он еще? Этого я не знал. Я вспомнил свое детство. Вспомнил наш скромный храм, в котором в такой же серый день, как сегодня, отпевали мою мать.
Внезапно в мои воспоминания ворвался звук шагов. Я оглянулся. По проходу вдоль опустевших скамей шли два человека: сухой старик с редкими седыми волосами и юноша, почти мальчик. Они подошли к кафедральному органу.
Юноша занял место за пультом и поднял руки над главным мануалом. Старик придирчиво посмотрел на него. Заставил приподнять локти и выправить спину, после чего присел рядом на низкую скамеечку.
Я понял, что это были органист и его ученик. Они о чем-то негромко переговаривались между собой. Наконец, старик кивнул, и юноша опустил руки на клавиши.
Все пространство вокруг наполнилось чистым и мощным звуком. Вначале одинокий, но требовательный голос проник прямо в мою душу, словно пытаясь спросить ее о чем-то таком, что разум давно успел позабыть. Затем голос стал ниже, а вопрос прозвучал еще настойчивее и проникновеннее. Так повторилось и в третий раз.
И вот место одинокого голоса занял невообразимый хор. Можно было подумать, что сразу сотни самых прекрасных и могучих голосов слились в едином дыхании и начали подниматься куда-то вверх, увлекая за собой все выше и выше, прямо к безмерно далеким небесам мою трепещущую душу.
Это был Бах. Токката и фуга ре минор. Я сразу узнал это произведение. Я уже слышал его раньше, когда еще жил в Клагенфурте и посещал церковь, в которой служил мой отец. Но кафедральный орган собора Святого Патрика совершенно преобразил его, впервые открыв для меня его истинный смысл и значение.
Я весь дрожал. Гармония небесных сфер словно бы погрузила меня в транс. Я сидел и грезил наяву.
– Как это верно, – думал я, – возможна ли подлинная красота без гармонии? Разве не через гармонию являет нам Создатель смысл своего замысла?
Математическая выветренность каждой ноты. Строгая последовательность и предопределенная смена тональностей раскрыли передо мной поразительные законы вселенской механики.
Внезапно я почувствовал, как впереди забрезжил робкий свет истины. Оказывается, она всегда была прямо перед моими глазами, но страх и чувство вины сковывали мой разум, мешая мне разглядеть ее. Мои наблюдения за работой старинного механизма не приносили плодов, потому что я пытался разгадать смысл каждого его отдельного элемента. Я расчленял целое, вместо того чтобы собрать его воедино во всей гармоничной полноте. В этом и крылась роковая ошибка.
Перед моим внутренним взором проступали загадочные символы и буквы. Планеты и созвездия приходили в движение. Но вместо привычного уже хаоса я вдруг увидел удивительную гармонию и распознал скрытый в ней смысл.
Я понял, что этот смысл кроется в самом передвижении всех элементов механизма. Мне стало совершенно очевидно, что каждый раз, когда механизм начинал работать, он создавал какой-то удивительный по сложности маршрут. Каждый раз новый. Это как с музыкой. Можно бесконечно перебирать ноты. Слушать звучание каждой из них в отдельности. Но услышать мелодию можно, только если исполнять их в правильной последовательности и в верной тональности.
Самое поразительное заключалось в том, что механизм демонстрировал перемещение не только в пространстве, но и во времени. Вот почему оказалось так непросто понять принципы его работы. Слишком большой объем информации был зашифрован в его посланиях. Ни одно устройство на земле не могло сравниться с ним по сложности и совершенству воплощенного замысла.
В этот миг я был совершенно счастлив. Я слушал музыку столь же прекрасную и непостижимую, как сама вселенная. По моим щекам текли слезы. Не знаю, присутствовал ли Господь хоть когда-нибудь в моей жизни. Жил ли он в суровом учении моего отца. Нашлось ли для него место под сводами собора. Но он точно был в этой музыке.
На улицу я вышел совершенно другим человеком. Я был преисполнен веры в величие человеческого разума, способного постичь самые сложные законы вселенной.
Я шел по Пятой авеню, смотрел на счастливые лица праздных горожан и не мог понять, почему я обрек себя на добровольное изгнание. От каких неведомых сил я пытался укрыться в нашем доке. Только потрясением от смерти Марии я мог объяснить себе тот суеверный ужас, который охватывал меня всякий раз, когда я пытался приблизиться к тайнам, скрытым в старинном механизме.
Но все это осталось в прошлом. Я чувствовал, что совершенно исцелился. Чувство вины покинуло меня. Никогда прежде моя голова не была так ясна, как в те минуты. Я понял, что понапрасну потерял целый год. Мне не терпелось наверстать упущенное время.
Я вернулся домой, полный грандиозных планов. Открыв дверь, я замер на пороге.
Механизм, который я оставил на столе два дня назад, не накрыв по привычке покрывалом, снова пришел в движение. Его шестеренки мерно вращались. Планеты, созвездия, символы и буквы медленно перемещались, создавая прямо на моих глазах совершенно новые невидимые мной прежде сочетания.
Я сел на кровать и глубоко задумался…
На следующий же день я покинул свое убогое жилище. Обрасти вещами за последний год мне не удалось, так что оставлял я его налегке. Со мной, как прежде, были только мои дети и старинный механизм.
Я не стал заходить в порт, чтобы проститься с моими недавними товарищами, решив, что никто из них не заметит моего ухода. Впереди меня ждала новая жизнь. Я хотел добиться успеха и был полон сил.
Диплом инженера, полученный мною в стенах прославленного университета, позволил мне без труда найти работу в преуспевающей компании, производящей электрические двигатели и приборы. Во главе предприятия стоял известный ученый, чьи работы я изучал еще студентом. Он лично принял меня в своем огромном, со вкусом обставленном кабинете. Мы долго беседовали о блестящих перспективах, которые открывает перед миром век электричества. Он одобрил мои идеи и предоставил мне полную свободу действий. Так я вновь оказался в знакомой и близкой мне среде. Грандиозные планы теснились в моей голове.
Я решил вернуться к проекту создания электрического двигателя, работающего от силы переменного тока. Я спрашивал себя, как сложилась бы моя жизнь, если бы я не погнался за химерами и закончил его разработку еще в Эдинбурге? Возможно, мой компаньон остался бы жив. Мы вместе сумели бы многого добиться. Кто знает, как далеко мы продвинулись бы в своих изысканиях к сегодняшнему дню.
Я засел за чертежи. Работа быстро продвигалась вперед. Мне удалось не только восстановить все свои наработки, но и значительно улучшить их. Через пару месяцев я представил полностью завершенный проект.
Он был с восторгом принят. Я услышал в свой адрес множество восторженных слов. Мой наниматель был щедр на похвалы и всячески поддержал меня: он сказал, что моя работа полностью исчерпала все возможности открытого мною направления и улучшить проект моего двигателя попросту невозможно. Он пожал мне руку как равный равному и выразил надежду, что теперь я смогу использовать освободившееся время для создания новых изобретений.
Я летел домой как на крыльях. На улице шел снег. Вокруг горели газовые фонари. Нью-Йорк готовился отмечать Рождество. Я остановился у одной из празднично украшенных витрин. В ней я увидел миниатюрный вертеп. Младенец Иисус покоился на руках Девы Марии. Волхвы подносили ему свои дары. Святой Иосиф взирал на ангелов. Пастухи стояли в окружении ягнят и волков.
От всей этой сцены веяло таким покоем и миром, что я решился купить его. Мои дети должны получить чудесный вертеп. Таким было мое твердое решение. Но когда я зашел в магазин, выяснилось, что цена игрушки была отнюдь не христианской. Я не мог купить вертеп, не потратив на него половину своего месячного содержания.
Я снова вышел на улицу. От пережитого унижения мои щеки горели.
Странное дело, когда я работал в доке и занимал комнатушку в самом убогом пансионе, я не замечал своей нищеты. Теперь же мое жалованье инженера позволило мне снять скромную квартирку в многоэтажном доходном доме. Я снова был вполне прилично одет. Мои дети были сыты и здоровы. За ними присматривала опрятная чистая женщина. Но никогда прежде я не чувствовал себя настолько бедным.
Виной тому был город, в котором я теперь жил. Только здесь самая позорная нищета и самое вызывающее богатство могли жить на одной улице по соседству. Пока я целый год безвылазно просидел в порту, покидая его только для того, чтобы пройти пару кварталов до своего бедного дома, я не видел иной жизни. Теперь же на каждом шагу я сталкивался с роскошью, которая кричала мне в лицо о моем ничтожестве.
Я решился просить о выплате премии за свое изобретение. Я все рассчитал. Пятьдесят тысяч долларов должны были стать достойным вознаграждением за мой труд. Я полагал эту сумму справедливой, ведь мое изобретение в самом скором времени должно было изменить мир.
Запрошенных мною денег должно было хватить на то, чтобы полностью обеспечить будущность моих детей. Я твердо решил добиться того, чтобы они ни в чем и никогда не нуждались.
Моя просьба была выслушана с холодной вежливостью. Мой наниматель обещал рассмотреть мой вопрос и выразил уверенность, что он будет решен положительно для меня.
Шло время. Ничего не происходило. Я решился напомнить о себе, но не смог добиться встречи с владельцем компании. Вскоре мне сообщили о том, что он уехал на западное побережье, где планировалось открытие еще одного завода.
Я не находил себе места. Денежный вопрос полностью поглотил меня. Я хотел справедливости и совершенно забросил все дела. Однажды придя на работу раньше обычного, я увидел, как по коридору идет мой наниматель в окружении своих секретарей. Я бросился к нему с приветствиями в надежде тут же разрешить все недоразумения, но он прошел мимо меня, словно не заметив.
Я вспылил. В горячке раздражения я прокричал ему в спину, что сегодня же уволюсь и найду компанию, в которой сумеют по достоинству оценить мое изобретение. Он на секунду замер на пороге своего кабинета, но затем двинулся вперед и исчез за тяжелыми дверями.
Через полчаса ко мне подошел один из его секретарей. Он показал мне контракт, который я имел глупость подписать, не читая. Как оказалось, все, что я делал, работая на компанию, принадлежало ей. Патент на мое изобретение уже был оформлен и я не имел на него никаких прав. Мне было предложено отправиться домой, как следует отдохнуть, все хорошенько обдумать, а завтра снова выходить на работу.
Удар оказался слишком силен. Я сидел, словно оглушенный, и не мог поверить в происходящее. Столько лет труда, озарений, надежд и лишений оказались потеряны. Одна неосторожная подпись лишила меня прав на то, что было выстрадано мною ценой невероятных усилий. Это было настолько несправедливо, что вызывало физическую боль.
Один из моих коллег сжалился надо мной. Он отозвал меня в сторону и поведал мне о том, что всем кроме меня было уже хорошо известно. Как оказалось, наша компания получила солидный заказ на изготовление электрических двигателей от правительства Российской империи. В заводы по их производству были вложены огромные средства. Но рассчитаны они были исключительно на создание двигателей, использующих силу постоянного тока.
– Поймите, – убеждал меня мой собеседник, – речь идет о миллионах. Скоро наш хозяин станет одним из богатейших людей страны. Не вставайте у него на пути. Вы совершили настоящую революцию в науке. Ваше изобретение прекрасно, но оно никогда не покинет этих стен. Мир ничего не узнает о нем. Смиритесь и живите дальше.
Я кивал головой, соглашаясь с каждым его словом. Но в тот же вечер я покинул компанию.
А на следующий день меня объявили сумасшедшим. Крупнейшая городская газета опубликовала сенсационный материал о смертельной опасности, которую представляет для человека переменный электрический ток. Неизвестный мне репортер в красках расписал историю незадачливого изобретателя, который был слишком неосторожен, когда изучал это опасное явлением. В результате он утратил разум, а его тело покрыли ужасные незаживающие язвы.
Я стоял посреди улицы и хохотал, как безумный, когда читал этот нелепый пасквиль. В нем не было ни слова правды. Даже мое имя было напечатано с ошибками. Но удар по моей репутации был нанесен сокрушительный. Идея создания двигателей переменного тока оказалась надолго дискредитированной.
Не знаю почему, но, дочитав статью до конца, я почувствовал странное облегчение. Я понял, что крупный ученый, признанный изобретатель, уважаемый бизнесмен, хозяин успешной компании попросту обокрал меня. Приготовившись заработать миллионы долларов, он не пожелал потерять даже ничтожную малость, чтобы по чести рассчитаться со мной. Он предпочел украсть мое изобретение и опорочить мое имя.
Это было так странно. Совершенно непостижимо для меня. Я вспомнил Епископа. Вспомнил, как он умирал на грязной мостовой, потерпев поражение в драке, в которую ввязался, чтобы отстоять интересы своих людей. В таком маленьком человеке жил такой великий дух. Каких высот он мог бы достичь, если бы судьба дала ему шанс?
Воистину, мы живем в безумное время. Все в нем безнадежно перепуталось. Величие прозябает в безвестной нищете, а ничтожество и самая подлая мелочность правят миром.
Целый год после этого я перебивался случайными заработками. Я брался за любую работу, которую только мог найти, но денег все время не хватало. Мне пришлось совершенно забросить все свои исследования. Я мог думать лишь о том, как бы накормить детей и расплатиться за жилье.
В конце концов, судьба привела меня на одну из верфей Нью-Йорка. Мне повезло получить должность инженера. В мои обязанности входил надзор за монтажом парового двигателя корабля, который строился по заказу какой-то китобойной компании.
Я с радостью принялся за любимое дело. Опыт, приобретенный мною во время работы на верфях Эдинбурга, оказался поистине бесценен. У меня появился надежный источник дохода, к тому же мои знания и навыки оказались вновь востребованы. Но мой беспокойный нрав едва опять не довел меня до беды.
Я увидел серьезные просчеты в конструкции силовой установки, за монтаж которой отвечал. На мой взгляд, паровые турбины корабля никуда не годились. Их мощность можно было увеличить как минимум на тридцать процентов, стоило лишь внести ряд поправок в первоначальный проект. Кроме того, у меня появилась идея, как можно было использовать излишки пара, которые раньше приходилось просто стравливать в воздух.
Буквально за один вечер я набросал чертеж гарпунной установки, приводимой в движение энергией отработанного пара. Это было что-то вроде паровой катапульты. Мои расчеты показали, что она должна была обладать чудовищной мощью. Мое изобретение обещало стать идеальным оружием для охоты на китов: смертоносным и безотказным.
Но, к моему удивлению, все мои предложения были встречены без малейшего энтузиазма. Владельцы верфи торопилась сдать корабль в срок. В противном случае им грозили судебные иски от заказчика, что могло обернуться серьезными убытками. Я был огорчен, но решил не искушать судьбу и забыть о своих несвоевременных идеях. Так я промучился две недели, после чего, сославшись на необходимость подготовить срочный отчет, заперся у себя в кабинете и написал письмо хозяину китобойной компании, в котором подробно представил свои соображения и изложил суть моих изобретений.
Риск полностью оправдался. Заказчик принял на себя все дополнительные расходы, связанные с внесением изменений в конструкцию корабля. А я получил должность главного инженера и теперь отвечал за весь проект целиком. Я был счастлив. Работа быстро продвигалась вперед. Уже через три месяца над стапелями возвышалось готовое судно, которое в ближайшие дни предстояло спустить на воду, но прежде должна была состояться церемония его наименования.
Тогда-то я и познакомился с мистером Ахавом.
«Эдуард VII» должен был стать флагманом его китобойной флотилии. Корабль действительно удался на славу: мощный и быстроходный, он мог поспорить совершенством своих стремительных обводов с любым военным фрегатом. Понятно, что владелец компании не мог пропустить такое значимое событие.
После того как торжественная часть церемонии была закончена, состоялся праздничный прием, на который я тоже оказался приглашен. Там я выпил бокал вина, чего не делал уже очень давно, и быстро захмелел. Будущее казалось мне прекрасным и безоблачным. Я был востребован. Моя работа приносила мне удовольствие и солидный доход. О чем еще можно было мечтать?
Я уже собрался уходить домой, когда ко мне подошел молодой человек – высокий и стройный, словно греческий бог, с отпущенными до плеч светлыми вьющимися волосами.
– Мистер Ахав желает поговорить с вами, – обратился он ко мне, учтиво поклонившись.
Я с радостью согласился, не подозревая, как круто изменит мою жизнь этот разговор.
Мистер Ахав оказался кряжистым крепко стоящим на земле человеком. В его покатых плечах и могучей груди чувствовалась недюжинная сила, которая все еще была при нем, несмотря на то, что голова его уже успела изрядно поседеть, а нахмуренный лоб перечеркнули борозды глубоких морщин. Он чем-то неуловимо напомнил мне старого сыча, когда внимательно посмотрел на меня из-под своих густых, нависших над умными и холодными глазами бровей, прежде чем протянул мне для пожатия руку.
Мы проговорили целый час или больше. Никто не смел прервать нас. Сотрудники мистера Ахава и владельцы верфи терпеливо дожидались в стороне, пока мы закончим наш разговор.
О чем мы говорили? О том, что составляло интерес всей моей жизни: о паровых машинах, о неизведанных свойствах электромагнитной индукции, о возможности передавать энергию на расстояние. Мистера Ахава интересовало все. Его вопросы были точны и демонстрировали живой и глубокий ум. В конце нашей беседы он сделал мне неожиданное предложение.
– Почему бы вам не оставить вашу работу на верфи? – спросил он меня, пожимая мне на прощание руку. – Что вам делать в Нью-Йорке? Перебирайтесь ко мне. Провидение – это тот город, в котором сейчас следует жить. Он быстро развивается и совсем скоро станет центром промышленности для всего западного побережья. Я предлагаю вам работать на меня. У меня три десятка больших кораблей. Собственные заводы и мастерские. Вы возьмете их под свое начало. У вас появятся такие возможности, о которых вы прежде не могли и мечтать.
Я был обескуражен и обещал подумать. Я направился к выходу, пытаясь привести мысли в порядок. Предложение звучало заманчиво, но оставлять налаженную жизнь и отправляться навстречу неизвестности, когда на моих руках двое маленьких детей? Будет ли это разумно?
Я уже успел выйти на улицу, когда услышал, как кто-то окликнул меня: это был помощник мистера Ахава. Он протянул мне сложенный вдвое лист.
– Что это? – удивился я.
– Мистер Ахав попросил меня сообщить вам сумму вашего оклада, – ответил он.
Я развернул записку и присвистнул от удивления:
– Это за месяц? – на всякий случай уточнил я.
– За неделю, – услышал я в ответ.
Мне осталось только поблагодарить за столь лестную оценку моего труда и отправиться домой, но неожиданно для себя я спросил:
– А почему мистер Ахав решил дать своему кораблю такое необычное имя? Почему именно «Эдуард VII»?
Мой собеседник смущенно улыбнулся:
– Понимаете, это маленькая слабость нашего хозяина. Он большой поклонник британской королевской семьи. Наш флагман всегда носит имя действующего монарха. А тут такая удача. Эдуард был коронован всего месяц назад. Так вышло, что 1902 год станет годом начала его правления и спуска на воду нашего новейшего корабля. Мистер Ахав считает это хорошим предзнаменованием. Он не мог упустить такой случай.
– Удивительно, – ответил я, – так он, оказывается, монархист?
– Не судите его строго, – заступился помощник мистера Ахава за своего хозяина, – это совершенно невинное увлечение. Мистер Ахав уверен, что строит свою собственную империю, в которой он полноправный сюзерен. Полагаю, что Британская империя осеняет его замысел своим благородным величием. К тому же наши конкуренты выглядят настоящими пигмеями на фоне нашего размаха. Поверьте мне, мистер Ахав – истинный гений рекламы.
– Понятно, – ответил я.
– Кстати, мистер Ахав отзывался о вас с большим уважением. По его просьбе я дважды перечитывал ему ваше письмо. Раньше такого не случалось.
– Вот как? – спросил я. – Вы читаете его корреспонденцию? Но почему?
– Дело в том, что мистер Ахав не умеет читать, – сообщил мне мой собеседник и принялся что-то с воодушевлением рассказывать о своем хозяине.
Но я уже не слышал его. Внезапная идея увлекла меня. Я осознал, как можно сдвинуть с места мои зашедшие в окончательный тупик исследования. Получив в свое распоряжение современные мастерские, я смогу воссоздать старинный механизм, тайна которого по-прежнему волновала мой разум. Конечно, мне придется упростить его конструкцию. Но только так я смогу понять принципы работы механизма, не нанеся ему невосполнимого урона в ходе своих экспериментов. Наконец-то, мне удалось выйти на верную дорогу. Я видел это совершенно ясно. Еще немного, и тайна загадочного механизма будет раскрыта.
Я понял, что завтра же уволюсь с верфи. Провидение снова позвало меня в дорогу. Я не смог найти в себе достаточно сил, чтобы противиться его властному зову. Вот уже в который раз я оставлял привычную для меня жизнь, чтобы столкнуться с полной неизвестностью. Но на сомнения и рассуждения времени уже не было. Мой путь лежал в город Провидение…
Глава тринадцатая
Метрополис
О поражении всухую, лейтенант Тау, о муках ревности, город на семи холмах, иллюстрированный модный журнал, будем веселиться, пока мы молоды, о механическом разуме и свободной воле
– Еn garde! – стюард Ро поднял руку, дожидаясь, пока соперники займут свои места на фехтовальной дорожке и подготовятся к поединку.
На этот раз призыв к бою прозвучал, словно предложение о капитуляции. В нем уже не было ни капли азарта или веселья, как в самом начале состязания. В голосе Ро чувствовалось только напряжение и тревога, а в его взгляде Июль, к своей огромной досаде, прочитала сочувствие и даже жалость, а также немую мольбу отказаться от продолжения схватки.
Из разбитой губы Июль сочилась кровь. Пот заливал ее лоб. Изо рта вырывалось тяжелое дыхание, восстановить которое после недавнего падения все никак не удавалось. Ребра под кирасой саднили. А на руке, несмотря на защищающую ее толстую кожаную перчатку, набухала и жарко пульсировала свежая ссадина, оставшаяся после хлесткого удара клинком. Но о капитуляции не могло быть и речи.
Июль приняла боевую стойку. Ноги чуть согнуты в коленях. Правая рука выставлена вперед, левая отведена за спину. Острие рапиры замерло на высоте лица, приготовившись больно ужалить соперника.
– Etes vous pret (e)? – звонко выкрикнул Ро, привстав от напряжения на цыпочки. Еще миг, и фехтовальщики сойдутся. В воздухе мелькнут клинки. Звон металла сольется со звуком яростных выкриков. Несколько коротких выпадов, и все будет кончено. Рапира ударится о стальную кирасу, высекая сноп искр и оставив на ее полированной поверхности новую отметину. Ро придется снова поднимать руку, признавая очередное поражение Июль, которая так самонадеянно вызвала на поединок самого настоящего офицера.
Июль замерла, приготовившись защищаться и атаковать. Готова ли она? Сейчас этот вопрос звучал издевательски. Нет, Июль оказалась совершенно не готова к двум унизительным поражениям подряд. Когда она узнала, что на борту «Левиафана» есть гимнастический зал, в котором помимо шведских стенок, турников и гантелей имеется фехтовальная дорожка с набором учебных рапир и защитными масками, она ужасно обрадовалась.
Уже три недели подряд Июль не держала в руках любимой рапиры. Для спортсмена ее уровня такой перерыв в тренировках был совершенно недопустим. И вот неожиданно ей представился шанс наверстать упущенное время. Отказаться от подобной возможности было нельзя. Кроме того, Июль получила шанс хоть немного сбить спесь с одного слишком много понимающего о себе лейтенанта.
Июль ни капельки не сомневалась в своем успехе. Все-таки с недавних пор она действующий член олимпийской сборной по фехтованию. За ее плечами годы тренировок и множество побед. Вряд ли офицер с забытого богом острова, на котором кроме шахт ничего больше нет, сможет оказать ей серьезное сопротивление. Июль, чуть ли не приплясывая, спускалась в гимнастический зал в сопровождении стюарда Ро, который должен был судить поединок, а сейчас вызвался помочь ей подготовиться к схватке.
Первым сюрпризом для Июль стало то, что фехтовальная дорожка не была оборудована электронной сигнальной системой. Определять авторство победного укола предстояло по старинке, на глаз. Впрочем, Ро заверил Июль, что у него уже есть опыт судейства, и никто до сих пор не оспаривал правильности его решений. Июль, конечно, начала сомневаться, сможет ли простой стюард верно оценить результаты ее молниеносных атак, но выбирать было не из чего.
Вторым сюрпризом оказалась необходимость облачиться в тяжелую стальную кирасу, закрывающую все тело от шеи до пояса. Движения в ней сразу же стали скованными и неловкими. Июль несколько раз подпрыгнула на месте, пытаясь привыкнуть к ее весу и с сожалением вспоминая свою защитную куртку, которая за годы тренировок превратилась для нее во вторую кожу.
Когда же Ро протянул Июль защитную маску, она впервые начала тревожиться об исходе поединка. Маска оказалась еще неудобнее, чем кираса. Она серьезно ограничивала угол обзора. Июль покрутила головой и попыталась посмотреть вниз. Разглядеть собственные ноги ей так и не удалось.
– Это ничего, – успокаивала сама себя Июль, – вниз мне смотреть не придется. Главное – не упустить из вида противника.
Но самым неприятным сюрпризом для Июль стало оружие, которым ей предстояло драться.
– Это точно рапира? – удивленно вскинула брови Июль, когда увидела, как Ро протягивает в ее сторону длинный тяжелый клинок, походивший скорее на меч, чем на привычный для нее спортивный снаряд.
– Конечно, – словно ни в чем не бывало кивнул стюард.
Июль взяла рапиру в руку. Внимательно посмотрела на массивную гарду, которая закрыла всю ее кисть. Несколько раз рубанула воздух, прислушиваясь к своим ощущениям. Затем сделала пару коротких выпадов вперед, стараясь поразить невидимого оппонента.
Надо признать: рапира оказалась прекрасно отбалансирована и удобно сидела в руке. Но она совершенно не походила на привычное для Июль оружие. Ее собственная рапира была почти невесома. Она подчинялась легким движениям пальцев и была так быстра, что ее стремительные уколы были едва заметны глазу.
Рапира, которую Июль держала в руках сейчас, оказалась дюймов на пять длиннее и раза в два тяжелее. Чтобы направить ее в цель, нужно было задействовать всю кисть. Плоский клинок рапиры угрожал противнику двумя затупленными, но все же опасными гранями. При желании таким оружием можно было не только колоть, но и успешно рубить, нанося серьезные увечья и раны, что было уж совсем необычно.
Когда же Июль попробовала пальцем увенчанный металлическим набалдашником кончик клинка, она впервые порадовалась тому, что на ней тяжелая боевая кираса, а не легкая курточка, которую при желании можно было бы проткнуть даже вязальной спицей.
Состязание было решено проводить до трех засчитанных уколов. И первый укол Июль пропустила уже через пару секунд, после того как услышала команду начинать. Она решила применить свой главный козырь – скорость и действовать на опережение.
План был простым: вначале стремительный выпад вперед, затем обманный финт с переводом атаки в сторону правого плеча, и в тот момент, когда клинок противника должен был отклониться, чтобы отразить угрозу, следовало вернуть оружие на первоначальную траекторию. Главное было успеть воспользоваться набранной скоростью, чтобы поразить соперника в незащищенную грудь.
Эта нехитрая схема часто приносила результат. Поспеть за Июль удавалось далеко не всем ее оппонентам. Когда же они начинали привыкать к рисунку ее боя, она с легкостью меняла тактику. В запасе у Июль было немало наработок. Доказательством тому служили ее многочисленные награды.
Но на это раз все пошло не так, как задумывалось. Увидев выпад Июль, ее соперник лишь чуть отклонился назад, не меняя положения своего клинка в воздухе, а затем, заметив, что острие вражеского оружия устремилось выше и правее, просто развернулся на каблуках в сторону удара, прикрыв плечо своей рапирой, плотно прижав ее к руке острием вверх.
Июль показалось, что она нанесла удар по каменной стене. Столкнувшиеся рапиры грозно лязгнули. Руку Июль отбросило в сторону с такой силой, что онемели ушибленные о гарду пальцы. Атака провалилась, но думать о защите было некогда: противник воспользовался ее замешательством и, изогнувшись всем телом, выбросил руку вперед. Рапира звонко ударилась о сталь кирасы прямо в оставшийся без прикрытия бок, выбив несколько горячих искр, одна из которых с шипением вонзилась в пол.
– Пожалуй, тут электроника действительно не нужна, – подумала Июль, зажав рапиру под мышкой и потирая отбитые в неудачной атаке пальцы, – результат слишком очевиден.
Вторая попытка обернулась еще более унизительным поражением. Июль решила действовать от обороны.
– Я должна уклониться от первого выпада и перейти в контратаку, – быстро составляла она новый план действий, – главное, избегать столкновения с защитой. Если я промахнусь, нужно быстро идти на сближение, чтобы не нарваться на ответный удар. Лучше действовать проще, но зато наверняка. Скорость должна мне помочь. Она победит тупую силу.
Прозвучал сигнал начинать. Июль хладнокровно ожидала атаки оппонента, провоцируя его на действия быстрыми короткими уколами. Наконец, противник решился и, сделав быстрый шаг вперед, вытянулся в глубоком атакующем выпаде. Июль легко ушла от удара и устремилась в контратаку. Но в последний момент вражеская рапира отклонила ее оружие. Клинок скользнул по клинку и, ударившись об эфес, прошел всего в паре дюймов от незащищенного плеча неуловимого врага.
– Черт, – успела выругаться про себя Июль и продолжила движение вперед, чтобы оказаться как можно ближе к сопернику. Лишив его дистанции для замаха, она не позволила бы ему нанести ответный удар. Но в этот момент произошло что-то совершенно невероятное. После завершения своей неудачной атаки противник и не думал останавливаться. Он двинулся навстречу Июль, не сбавляя скорости. Июль невольно зажмурилась, когда увидела летящую на нее сталь. Раздался грохот столкнувшихся кирас. Июль ощутила мощный толчок в грудь. Внезапно ее ноги оторвались от земли.
– Да это же подножка! – успела удивиться Июль, прежде чем заметила, как сверкнул над ее носом кончик вражеской рапиры, а затем со звоном чиркнул по кирасе. В следующий миг Июль с жутким грохотом рухнула на пол. Съехавшая на бок маска больно ударила по зубам. Во рту сразу же стало солоно.
Июль с трудом поднялась на ноги, борясь с горячим желанием устроить грандиозный скандал. Но увидев, что Ро, исполняющий обязанности судьи, уже успел отдать очко противнику и приглашает ее вернуться на фехтовальную дорожку, взяла себя в руки и решила продолжить поединок, несмотря ни на что.
И вот Июль в третий раз приняла боевую позицию, ожидая команды судьи начинать поединок. Но Ро почему-то медлил.
Июль посмотрела в его сторону. Ро нерешительно глянул на нее в ответ. В его глазах явно читалось предложение остановить схватку. После секундной паузы он еще раз повторил свой последний вопрос:
– Etes vous pret (e)?
Июль, не решившись плюнуть на пол, проглотила кровавый сгусток и уверенно кивнула:
– Pret (e)! – крикнула она в ответ, и чтобы у судьи не осталось никаких сомнений, тут же повторила. – Готова. Начинай!
– Allez! – отозвался Ро и, махнув рукой, сделал шаг назад, освобождая поле боя.
Третий раунд оказался чуть длиннее предыдущих. Но после серии выпадов, контратак и обманных финтов он закончился с тем же результатом: Июль получила сильный удар в грудь, едва устояв на ногах.
– Три – ноль, – первое, что пришло в голову Июль, когда она услышала команду об окончании поединка, – всухую продула, – чувство унижения от неожиданного и полного разгрома оказалось слишком болезненным. Июль хотелось расплакаться от обиды.
– Это нечестно, – думала она. – Разве можно нормально фехтовать такими дубинами. Почему нельзя использовать обычные рапиры?
Но сейчас это было уже неважно. Единственное, что можно было сделать в такой ситуации, – это набраться мужества и достойно принять поражение. Июль сняла с головы защитную маску, стянула зубами перчатку с правой руки и, улыбаясь разбитыми губами, направилась в сторону победителя:
– Поздравляю тебя, Тау, – Июль протянула сопернику руку, чтобы поздравить его рукопожатием.
Тау тоже сняла маску со своей головы. По ее плечам рассыпались пышные локоны черных, как воронов крыло, волос, губы расплылись в счастливой улыбке, а огромные, ничуть не меньше, чем у Июль глаза смотрели доброжелательно и с удивлением.
– Июль, ты отлично сражалась, – искренне проговорила она, – я не ожидала, что ты так мастерски владеешь клинком. Ты пару раз едва не загнала меня в угол. Это поразительно. Для любителя ты очень хороша. Тебе следовало бы стать офицером.
– Спасибо, – тяжело вздохнула в ответ Июль.
Когда почтовый поезд прибыл на конечную станцию своего путешествия, третий пункт плана Июль оказался выполнен: она сумела вернуться в город, и на это ей потребовалось всего два дня. Июль в последний раз завела механизмы автоматонов, обслуживавших паровоз, и выскочила на перрон. Вслед за ней из багажного вагона на платформу спустился Септимус, который теперь неотступно следовал за своей беспокойной хозяйкой. Июль так до конца и не сумела разобраться со всеми его навыками, впрочем, это было пока не к спеху.
Сейчас следовало как можно быстрее приступить к выполнению четвертого пункта плана. А для этого нужно было отправиться в порт, чтобы разыскать там капитана Омегу и попросить его о помощи в дальнейших поисках Августа. Июль не сомневалась: Омега ни за что не бросит ее в беде. Он обязательно поможет ей добраться до Нового Уэльса. Июль время от времени поглядывала на свой компас и как заклинание повторяла проложенный для нее смотрителем маяка курс: «Держи направление на норд-норд-ост, так ты никогда не собьешься с пути».
Добраться от станции до порта не составило никакого труда. Весь путь занял не больше часа. Наверное, Июль могла бы преодолеть это расстояние и быстрее, но Септимус, похоже, не умел бегать. Он пытался ускорить шаг, чтобы поспеть за Июль, но постоянно отставал. Июль боялась потерять своего ценного помощника, который уже успел доказать ей свою исключительную полезность, поэтому каждый раз, как только Септимус пропадал из вида, она останавливалась и терпеливо дожидалась, пока автоматон нагонит ее.
Наконец, над крышами домов показалось море. Еще немного, и перед Июль предстала громада «Левиафана», возвышающаяся над гранитным причалом. Ей повезло в очередной раз: капитан Омега готовил корабль к новому путешествию и поэтому оказался на месте.
Он очень обрадовался, когда увидел Июль, но по ее виду сразу же догадался о том, что с ней приключилась какая-то беда. Капитан не стал тратить время на расспросы, а просто позволил Июль выговориться. Она подробно рассказала ему обо всех своих злоключениях, которые успела пережить с тех самых пор, как рассталась с ним в последний раз.
Капитан Омега внимательно выслушал Июль, ни разу не прервав ее и не задав ни одного дополнительного вопроса. Но когда Июль обратилась к нему с просьбой как можно быстрее вывести «Левиафан» в открытый океан, чтобы доставить ее к архипелагу Игнис, где ей предстояло вызволить из рук китобоев Августа и Омикрона, он лишь грустно покачал головой.
– Июль, я хочу помочь тебе, – как можно мягче попытался сообщить неприятные новости Капитан, – хочу, но не могу. Я не вправе менять расписание работы «Левиафана». Оно составляется на годы вперед. Пойми, мой корабль один из самых больших и быстроходных в нашем мире. Быть его капитаном – это большая ответственность. Я не могу потерять две недели на путешествие к Игнису и возвращение обратно. К тому же разреши мне быть откровенным с тобой: вряд ли мы сумеем помочь Августу и Омикрону. Предположим, нам повезет, и мы разыщем их. Но что дальше? Не думаю, что китобои так просто отпустят своих пленников, раз уж решились на такое невиданное дело, как похищение.
– Что же мне делать? – с трудом сдерживая слезы, спросила Июль.
– Думаю, ты должна обратиться за помощью к гильдии офицеров, – ответил Капитан, – они наверняка знают, что нужно делать. Только им под силу вызволить Августа и беднягу Омикрона из беды. Вот что, – Капитан, хлопнул ладонью по столу и решительно поднялся на ноги, – я схожу с тобой, только давай дождемся, пока закончится погрузка угля, хорошо?
– Нет, – замотала головой Июль, – я не могу ждать. Вы не понимаете, дорога каждая минута. Океаны пришли в движение. Магнитные полюсы, они смещаются. Игнис ожидает страшная катастрофа, – начала сбиваться Июль. Из-за спешки и волнения она не могла ничего толком объяснить.
– Хорошо, хорошо, – попытался успокоить ее Капитан, – конечно, отправляйся за помощью. Ты найдешь офицеров в городской ратуше. Это в центре города. Ты не сможешь пройти мимо. Если тебе что-то понадобится, возвращайся. «Левиафан» пробудет на Терре до завтрашнего вечера.
– Куда вы направляетесь, Капитан? – спросила Июль, задержавшись на секунду в дверях кают-компании.
– Мы идем в Метрополис, – услышала она в ответ.
Заручиться поддержкой капитана Омеги, чтобы отправиться на его корабле к Игнису, оказалось не так-то просто. Выполнение четвертого пункта плана, который раньше представлялся одним из самых простых, неожиданно забуксовало. Но Июль не отчаивалась. По крайней мере, сейчас она точно знала, куда нужно идти. Бродить в потемках ей больше не придется.
Ратуша встретила Июль прохладой тенистого парка, через который ей нужно было пройти, чтобы попасть внутрь здания. Что делать дальше? К кому обратиться за помощью? Июль решила спросить совета у двух механиков, которые шли по выложенной серым булыжником дорожке.
– Офицер? – удивленно переспросил ее один из них, учтиво приподняв край своего котелка. – Вы ищете офицера? Так вон же он, прямо перед вами, – и кивнул головой в сторону гранитной чаши фонтана, в тени которого на ажурной скамейке сидела читающая книгу девушка.
Июль засомневалась, не подвел ли ее слух. Пока она в нерешительности разглядывала незнакомку, механики уже успели уйти, так что не оставалось ничего другого, как только подойти к ней и спросить напрямую.
– Септимус, за мной, – решилась, наконец, Июль и уверенно направилась вперед.
– Простите, вы не могли бы мне помочь, – остановилась Июль рядом со скамейкой, – я пришла сюда в поисках офицера. У меня срочное дело. Очень
– Ну, тогда ты нашла его, – незнакомка отложила в сторону книгу, – меня зовут лейтенант Тау. Чем я могу тебе помочь, девочка?
Июль захлопала глазами:
– Лейтенант? – переспросила она, не поверив собственным ушам.
– Да, – кивнула Тау и улыбнулась Июль, пытаясь ее подбодрить, – не бойся, говори, что случилось.
Июль поняла, что таращится на незнакомку, выпучив глаза. Это было глупо и унизительно. Но поделать с собой она ничего не могла.
Во-первых, Июль была вынуждена смотреть на лейтенанта Тау снизу вверх: когда незнакомка поднялась со скамейки, оказалась, что она выше Июль почти на полголовы. Ничего подобного с Июль, учитывая ее совсем немаленький рост, давненько не случалось. Во-вторых, Июль уже успела позабыть, когда ее в последний раз называли девочкой. Это было тем более досадно, что лейтенант Тау и сама выглядела ненамного старше. Но унизительнее всего было то, что на фоне лейтенанта Тау Июль казалась самой настоящей замарашкой.
Июль почувствовала, как кровь бросилась ей в лицо, когда подумала о том, во что превратилась ее давно не мытая, покрытая колтунами голова. А о том, в каком состоянии пребывала ее перепачканная угольной пылью и сажей одежда, лучше вообще было не вспоминать.
Зато лейтенант Тау выглядела так, словно сошла с картинки какого-то антикварного модного журнала. Конечно, в мире Июль вырядиться подобным образом можно было разве что на Хэллоуин. Но, глядя на лейтенанта Тау, Июль понимала, если бы она могла, она бы одевалась так каждый день.
Высокий жесткий корсет, туго затянутый несколькими рядами латунных застежек, придавал осанке Тау невероятную грацию и стать, особо подчеркивая осиную стройность ее талии. Темный жакет с небольшими латунными пуговицами на бортах был безукоризненно скроен и сидел на лейтенанте изысканно и безупречно. Атласный шейный платок оказался подобран в тон карих глаз. Пышная юбка закрывала ноги до колен. Изящные сапожки заканчивались высокой шнуровкой. На голове у лейтенанта Тау красовалась небольшая шляпка в форме цилиндра с крошечной вуалью, удерживаемая на месте с помощью крупной булавки. На тулье цилиндра Июль рассмотрела медную брошь в виде четырехлистного клевера, с какой-то надписью на нем. Ну, а завершала ее образ перекинутая через плечо галунная перевязь с подвешенной к ней рапирой, на эфес которой Тау сейчас опиралась, положив на нее правую руку.
Что и говорить, выглядела незнакомка просто здорово. Июль скрепя сердце была вынуждена это признать. Но придаваться самоуничижению было некогда: надо было спасать Августа.
Впрочем, разговор с лейтенантом явно не клеился. Июль быстро поняла, что ее история показалась Тау не очень-то правдоподобной. Она с раздражением ловила на себе недоверчивые и даже насмешливые взгляды офицера. Под конец своего рассказа Июль так устала, что была вынуждена сесть на скамейку. Она опустила голову на руки, оперевшись локтями на колени.
– Мне никогда не попасть на Игнис, – обреченно прошептала она.
– Ну что ты, Июль, – Тау присела рядом с ней и взяла ее за руку, – ты устала и расстроена. Пойдем ко мне. Ты отдохнешь и умоешься, а завтра мы вместе отправимся на маяк и посмотрим, что могло так тебя напугать.
Июль в ответ смогла лишь протяжно застонать.
– Вот, – внезапно вскочила она и вытащила из-за пояса подобранную на маяке маску китобоя, – смотрите. Это потерял один из похитителей моего брата.
Тау взяла протянутую ей маску. Выражение недоверия на ее лице сменилось искренним удивлением, на место которого пришла серьезная озабоченность.
– Невероятно, – воскликнула Тау, – это же дубленая китовая кожа. Большая редкость здесь на Терре. Но знаешь, ты права: эта вещь принадлежала китобою, – Тау глубоко задумалась. Затем она тоже поднялась на ноги, – не отчаивайся, Июль. Прости, что я сомневалась в твоих словах. Я помогу тебе. Это мой долг, – сказала она, возвращая маску.
Июль на радостях едва не бросилась к Тау с объятиями, но, протянув руку за маской, увидела под своими ногтями такой толстый слой въевшейся грязи, что от смущения снова залилась краской до самых кончиков волос, и, быстро спрятав руки за спину, сумела только выдавить из себя едва различимое «спасибо».
Однако, отправиться на поиски Августа удалось не сразу. Как очень быстро сумела убедиться Июль, офицеры на Терре не мыслили свою жизнь без целого свода правил и строго регламентированного распорядка. Пожалуй, в этом отношении они могли поспорить даже с капитанами кораблей, чья работа, как уже было известно Июль, оказалась расписана на годы вперед.
В конце концов, после нескольких часов потраченных Тау на изучение объемного тома с перечнем служебных инструкций, выяснилось, что ни один офицер не вправе самостоятельно принять решение о посещении островов, принадлежащих китобоям. Сделать это мог только совет Академии. Как ни старалась Тау, никаких исключений из этого правила ей отыскать не удалось.
– Мне очень жаль, Июль, – сдалась она, – но прежде чем отправиться на Игнис, нам придется посетить Метрополис. Другого пути у нас нет.
– Хорошо, – нехотя согласилась Июль, понимая, что переубедить Тау ей все равно не удастся.
– Вот только попасть туда мы сможем не раньше чем через пару недель, – развела руками Тау, – пассажирские корабли из Метрополиса заходят на Терру не очень часто.
– Это не страшно, – радостно воскликнула Июль, – я знаю капитана, который доставит нас туда.
Еще через несколько часов, потраченных на сборы, Тау и Июль покинули здание ратуши. В руках у Тау было два больших саквояжа. За ее спиной висело какое-то диковинное оружие, упрятанное сейчас в кожаный чехол. Еще один баул на длинной ручке она повесила на шею Септимусу, который пошатнулся под его тяжестью, но все же устоял на ногах.
Июль шла налегке. Она была так сердита на Тау, что просто не смогла предложить ей свою помощь. Июль прекрасно понимала, что ведет себя как маленькая и что Тау ни в чем перед ней не виновата, но это заставляло ее злиться еще сильнее.
Вся вина Тау была в том, что она предложила Июль переодеться, выбрав что-нибудь из ее вещей. Июль с радостью согласилась, поскольку ее собственная одежда пришла в полную негодность. Но, перерыв весь гардероб Тау, она не смогла найти ничего, что было бы ей в пору.
– Я выгляжу как пугало, – хмурилась Июль, рассматривая себя в зеркало.
Она поправила съехавшую набок шляпку, а потом и вовсе сняла ее, предпочтя остаться с непокрытой головой. Затем Июль развернулась и попыталась через плечо взглянуть на отражение своей спины. Но какой бы стороной она не поворачивалась к зеркалу, увиденный результат ее совершенно не впечатлял. Рукава белоснежной рубашки оказались слишком длинными, так что их пришлось подвернуть, жакет висел мешком. Юбка сползала с бедер. Только туфли Тау оказались Июль впору, что, впрочем, лишь добавило еще один повод для огорчения.
И вот теперь Июль приходилось тащиться позади Тау и любоваться тем, как элегантно сидит на ней ее дорожный тренч. В общем, это было невыносимо.
Как и рассчитывала Июль, капитан Омега с радостью согласился принять на борт «Левиафана» новых пассажиров и пообещал в кратчайшие сроки доставить их в Метрополис. Он весь расцвел, когда Июль представила ему лейтенанта Тау. Казалось, что капитан совершенно позабыл про погрузку угля и необходимость готовить корабль к отплытию. Он вызвался лично проводить своих гостей в их каюты, отобрав при этом у Тау ее саквояжи, и теперь, обливаясь потом, тащил их на пассажирскую палубу.
Июль смотрела на то, как рассыпается в комплиментах Тау капитан, и только качала головой от удивления. Но когда она заметила, что стюард Ро, который раньше ходил за ней с глазами новорожденного теленка, теперь не обращает на нее никакого внимания, то от обиды прикусила нижнюю губу.
– Ну, это уж слишком, – решила, наконец, Июль и с силой захлопнула за собой дверь своей каюты.
Вскоре ее возмущение улеглось, однако Тау словно специально находила все новые поводы для того, чтобы позлить Июль. Она вела себя так, будто Июль была несмышленым и напуганным ребенком, всячески опекая и подбадривая ее. Июль старалась не реагировать на снисходительные нотки в голосе Тау и сколько могла мирилась с ее покровительственным к себе отношением.
Но вечером чаша терпения оказалась переполнена. Когда Июль уже собиралась укладываться спать, в дверь ее каюты постучали. На пороге показалась Тау со стаканом горячего молока и тарелкой печенья в руках. Тау пожелала Июль спокойной ночи и, оставив угощение на столе, ушла к себе. Июль была совсем не против выпить молока, да и печенье она тоже любила. Но после недолгих колебаний выплеснула молоко в раковину, а печенье отправила прямиком в мусорную корзину.
И вот на следующий же день у Июль появилась замечательная возможность для того, чтобы доказать Тау, что она совсем не ребенок и не нуждается ни в чьей опеке. Поединок на учебных рапирах должен был завершиться ее триумфом.
Но, увы, все сложилось совсем не так, как задумывалось. Июль ожидало жестокое разочарование. Ей так и не удалось нанести сопернику ни одного укола. Три – ноль. Счет говорил сам за себя. Пережить столь болезненное и неожиданное поражение оказалось совсем непросто.
Июль целый день провалялась на кровати, вспоминая о своем унижении. Она хотела одного: запереться в каюте и никогда больше не покидать ее. Но на следующее утро Июль проснулась совсем в другом настроении. Быстро позавтракав, она отправилась прямиком в гимнастический зал. Те несколько дней, что «Левифан» шел к Метрополису, Июль практически не покидала его. Она часами отрабатывала резкие выпады, непредсказуемые атаки, вынужденные отступления и обманные движения, привыкая к тяжелой рапире и громоздкой кирасе.
Даже трубный голос органа «Левиафана», возвестивший о благополучном завершении морского путешествия и приближении к Метрополису, застал ее за упражнениями. Почувствовав легкий укол разочарования, Июль вытерла пот со лба и в последний раз рассекла воздух каленым клинком, после чего вставила рапиру в металлические козлы и побежала в свою каюту.
Июль уже успела полюбить новое оружие. В каждом выпаде, в каждой атаке она чувствовала мощь, которой раньше в себе не замечала. Тяжелая рапира снизила ее скорость, но зато добавила силы. Кто знает, как закончился бы ее поединок с Тау, если бы он состоялся сейчас?
Впрочем, этот вопрос совершенно вылетел у нее из головы, стоило лишь ей подняться на палубу корабля. Все обиды и огорчения последних дней оказались забыты, когда впереди по курсу показался Метрополис. Июль замерла от восторга. Таких городов ей еще видеть не приходилось. С первого взгляда становилось понятно, что это самая настоящая столица, пусть она и не похожа на другие города, в которых Июль доводилось прежде бывать.
Метрополис теснился на склонах семи холмов, которые нависали над закованными в гранит берегами полноводной реки. Океан остался в нескольких милях позади, но в ясный день его можно было легко рассмотреть с верхних этажей, устремившихся в небо зданий.
«Левиафан», словно железная гора, проплывал над оживленной набережной, по которой сновали взад-вперед самоходные экипажи с огромными колесами и открытым верхом. Июль перегнулась через поручни, опасно нависнув над речной гладью, чтобы убедиться, что все они управляются автоматонами. С высоты палубы «Левиафана» Июль могла хорошо рассмотреть все, что происходит на верхних этажах домов, которые подступали вплотную к воде. К удивлению Июль, это оказались фабрики. В их окнах она видела все тех же автоматонов, которые сидели за столами или стояли у станков и над чем-то сосредоточенно работали. Могло показаться, что Метрополис населен только механизмами и машинами, но это было не так. По набережной гуляло немало людей, но их все же было заметно меньше, чем автоматонов, которые спешили куда-то по своим делам.
В это время «Левиафан» вновь издал сигнал о прибытии и направился к причальной стенке, рядом с которой уже стояло несколько больших океанских пароходов и с десяток судов поменьше. Но Июль смотрела не на причал, а на открывшийся перед ней вид, от которого у нее перехватило дыхание. Река впереди расступалась, освобождая место для холмистого острова, две самые высокие вершины которого были увенчаны величественными зданиями, напоминавшими издали какие-то причудливые готические соборы с острыми шпилями на вытянутых к небу зубчатых башенках и узкими стрельчатыми окнами.
Здания были соединены между собой стальным акведуком, на котором виднелись фигурки прогуливающихся людей, а высоко над их головами от одного берега реки к другому протянулся еще один мост. Его ажурная арка проходила через самую высокую башню одного из зданий, внутри которой была устроена железнодорожная станция. По мосту сосредоточенно дымил паровоз, тащивший за собой десяток вагонов, а под мостом в это же время в другую сторону проносились вагончики фуникулера, подвешенные к не видимой с борта «Левиафана» канатной дороге.
А еще выше прямо над гуляющими людьми, мчащимся фуникулером и пыхтящим паровозом парили два дирижабля. Их курсы пересеклись над островом, и теперь они удалялись от него все дальше и дальше, каждый своим маршрутом.
– Вот мы и прибыли, – услышала Июль голос Капитана, который тоже вышел на палубу, чтобы проследить за швартовкой судна.
– Это что, какая-то церковь? – спросила его Июль, показав рукой в направлении острова.
– Нет, что ты, – удивился Капитан, – здание справа, то что пониже, – это городской архив. А слева – Академия. Тебе нужно попасть именно туда.
Уже через час Июль в сопровождении Тау и Септимуса поднималась на борт речного трамвайчика, который должен был доставить всю компанию на остров. Тау заверила ее, что это самый быстрый способ добраться до Академии с территории морского причала. Июль не стала спорить, хотя ей ужасно хотелось прокатиться на фуникулере и посмотреть на Метрополис с высоты птичьего полета, но она решила, что еще успеет это сделать как-нибудь в другой раз, а сейчас нужно было наверстывать потерянное в пути время.
Вблизи Академия оказалась еще более величественным и удивительным сооружением, чем представлялось издали. Пока Июль поднималась по бесконечным каменным ступеням, которые вели от пристани прямо к ее запертым дверям, она никак не могла отделаться от ощущения, что перед ней высится грандиозный католический собор, который она однажды уже, кажется, видела, только забыла, где и когда.
Огромный мраморный холл Академии встретил Июль и ее спутников сумеречной прохладой и тишиной, которую нарушал только звук их собственных шагов, гулким эхом, терявшимся под сводами невероятно высокого потолка.
– Чем я могу помочь вам? – раздался негромкий голос из глубины зала.
Только теперь Июль увидела, что у основания широкой мраморной лестницы, которая разделяясь на два закрученных винтом крыла, открывала проход на верхние этажи, установлен массивный дубовый стол, из-за которого навстречу посетителям поднимался невысокий, облаченный в костюм инженера, совершенно облысевший старичок.
– Нам нужно попасть на заседание научного совета Академии, – шагнула вперед Тау, не позволив Июль даже раскрыть рта.
– Какой вопрос вам необходимо рассмотреть? – поинтересовался старичок, раскрывая лежащую перед ним толстую книгу.
– Механик с Терры и еще один человек были похищены китобоями, – быстро ответила ему Тау, – мне нужно получить разрешение на посещение Игниса, чтобы разыскать и освободить их.
– Все ясно, – кивнул он и погрузился в изучение своей книги, водя по ее страницам перепачканным чернилами пальцем. – Ну вот, – разогнулся он, наконец, приветливо улыбнувшись, – возвращайтесь ровно через три недели: я внесу ваш вопрос в повестку заседания совета.
– Через три недели? – не поверила своим ушам Июль. – Но это очень долго. Я не могу столько ждать. Наш вопрос очень срочный. Неужели вы не понимаете?
– Понимаю, – все так же улыбаясь, ответил старичок, – поэтому я просмотрел график обсуждения срочных и первоочередных дел. Если рассматривать ваш вопрос в обычном порядке, то раньше осени вы на заседание ученого совета не попадете.
– Спасибо, конечно, – постаралась сдержать прорывающееся наружу раздражение Июль, – но разве можно откладывать срочный вопрос на целых три недели? Какой же он тогда срочный?
– О, поверьте, – рассмеялся в ответ на ее замечание старичок, – я работаю секретарем Академии уже тридцать пять лет и хорошо помню то время, когда очередь по обсуждению первоочередных вопросов перевалила за полгода. Тогда-то регламент заседания научного совета решили упростить. Правда, на это ушло почти десять лет. Но с тех пор все вопросы рассматриваются значительно быстрее. Хотя, положа руку на сердце, я не сторонник таких крутых перемен, – вздохнул старичок.
– Пойдем, Июль, – Тау взяла ее за руку и потянула к выходу, – мы сделали все что могли, теперь нам остается только ждать.
Июль пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы не закричать от отчаяния и злости. Она глубоко вдохнула, медленно выпустила воздух через нос и побрела вслед за Тау.
На следующий день Июль осталась в своей каюте. Спускаться в гимнастический зал, чтобы сражаться там с воображаемыми врагами, у нее не было ни сил, ни желания. Но ее одиночество оказалось нарушено. После завтрака к ней заглянула Тау и пригласила вместе прогуляться по городу. Как ни отнекивалась Июль, как ни отговаривалась, противостоять напору настырного лейтенанта она не смогла, так что волей-неволей ей снова пришлось закатывать слишком длинные рукава своей рубашки, надевать висевший мешком жакет и отправляться на улицу.
Очутившись на набережной, Тау быстро остановила один из самоходных экипажей и, усадив Июль напротив себя, велела автоматону отвезти их в центр города. Через десять минут она махнула рукой, показав автоматону, где именно ему следует высадить своих пассажиров.
Июль выпрыгнула на оживленную мостовую. Никогда прежде она не видела такого количества инженеров и механиков в одном месте. Все они торопились куда-то, и, кажется, никто из них не обращал на Июль никакого внимания, отчего ей стало даже немного легче, учитывая то, как нелепо она сейчас выглядела.
– Пойдем, Июль, нам сюда, – сказала выбравшаяся следом за ней из экипажа Тау и махнула рукой в сторону большой стеклянной витрины, на которой аккуратным курсивом была выведена неброская надпись «Модный магазин».
Когда Июль вошла внутрь, у нее зарябило в глазах от обилия деревянных голов, расставленных в самых неожиданных местах, на которых красовались котелки, цилиндры и шляпки всевозможных форм и размеров. На высоких стеллажах рядами стояли лакированные туфли, ботики и сапожки с тупыми и острыми носками, на высоких и низких каблуках. На лишенных рук и ног манекенах были надеты жилетки, сюртуки, плащи, жакеты, блузки, рубашки, корсеты, костюмы, платья и даже фраки. На длинном прилавке были разложены шелковые и атласные ленты, галстуки, шарфы, запонки, заколки, шейные платки и перчатки.
– Июль, я хочу, чтобы ты выбрала себе одежду по душе, – сказала Тау, дружески обняв ее за плечи, – это мой подарок тебе. Здесь тебе помогут все подогнать по росту и фигуре. Не волнуйся, это не займет много времени.
Июль задумчиво брела между рядами манекенов, совершенно не представляя, как правильно подобрать себе одежду среди таких непривычных для нее вещей. К счастью, на помощь ей пришла девушка-механик, следившая за работой механических портных. Она вручила Июль тяжелый каталог, в котором были представлены все имеющиеся в продаже модели одежды.
Июль медленно переворачивала страницы каталога с выполненными от руки изображениями пилотов, инженеров, механиков, капитанов и офицеров. Она разглядывала затейливые фасоны, изучала цветовые сочетания и пыталась разобраться с выбором ткани. Июль быстро убедилась в том, что униформа вовсе не обезличивает представителей одной профессии. Изобилие аксессуаров и деталей могло придать индивидуальность обладателю самого строго костюма.
Июль задумалась. Ей очень приглянулась форма пилотов. Но после недолгих колебаний она ткнула в рисунок с изображением девушки, одетой так же, как и Тау.
– Я хочу костюм лейтенанта, – сказала она и, повернувшись к Тау, спросила с сомнением в голосе, – это возможно?
– Конечно, – улыбнулась в ответ Тау.
Июль захлопнула каталог и направилась к прилавку, чтобы вернуть его на место. Там на самой нижней полке среди груды выкроек и карандашных эскизов она заметила торчащий краешек еще одного каталога. Июль осторожно вытащила его наружу. На его потрепанной обложке она с изумлением прочитала полустертую надпись «Иллюстрированный модный журнал. Риджент Стрит. Лондон 1872 год».
Июль не могла поверить собственным глазам. Она листала пожелтевшие от времени страницы и только качала головой. Было невозможно представить, чтобы обладательницы этих длинных в пол платьев, облаченные в кружева и шелк, смогли бы управлять дирижаблями, выходить в открытый океан на огромных пароходах, ремонтировать вышедших из строя автоматонов или тем более фехтовать на тяжелых рапирах. Да, одежда из старинного журнала была очень похожа на ту, что окружала сейчас Июль, но все же она была другой. Все эти турнюры, фижмы и оборки принадлежали иной, дано минувшей эпохе. Люди, которые носили их когда-то, исчезли без следа, так же, как исчез их мир. А мир, в котором оказалась Июль, был живым и настоящим. Он каждый день проверял ее на прочность и требовал от нее непростых решений. Но самое поразительное заключалось в том, что Июль начинала любить этот удивительный мир, в котором ей пришлось поначалу так непросто, но который с каждым днем раскрывал перед ней все больше и больше своих невероятных секретов.
Июль, задумавшись, тихонько положила журнал на место.
Тау оказалась права: модный магазин работал гораздо быстрее, чем научный совет Академии Метрополиса. После того как автоматон-закройщик снял все необходимые мерки с Июль, ей велели вернуться за ее заказом уже на следующий день. А ведь Тау не поскупилась. Она выбрала для Июль десяток рубашек, несколько пар обуви и брюк, жакеты, юбки и блузки разной расцветки и покроя, а также пару корсетов, дорожных плащей, зонтик на длинной ручке, перчатки, сумочку и большой кожаный саквояж, предназначенный для дальних путешествий.
Утром Июль пришлось отправиться за покупками, прихватив с собой не только Тау и Септимуса, но и Капитана Омегу для того, чтобы управиться со всеми коробками и свертками, которые ей предстояло забрать из магазина. На обратном пути она никак не могла найти себе места. Ее мучили смутное беспокойство и чувство вины. Августу угрожает смертельная опасность, а она теряет время, выбирая глупые корсеты. Может быть, в этот самый миг, пока она любуется на свое отражение в витрине, китобои мучают ее брата.
Июль захотелось расплакаться и бросить все свои свертки прямо на мостовую. Но вместо этого она махнула рукой и остановила самодвижущийся экипаж.
– Едем на железнодорожную станцию. Живее, – крикнула она автоматону срывающимся голосом, свалив покупки прямо на пол салона и карабкаясь по ним на переднее сиденье.
Ее спутники едва успели присоединиться к ней, как коляска тронулась с места.
– Июль, ты что? Куда это ты собралась? – тяжело отдуваясь, спросил ее капитан Омега, которому никак не удавалось устроиться между коробками со шляпками.
– Мы едем в Академию, – ответила Июль таким тоном, что ни капитан Омега, ни лейтенант Тау не решились больше ее ни о чем спрашивать.
Июль не запомнила ничего из своей поездки. Как она выбиралась из самодвижущегося экипажа, как садилась в вагон поезда, как мчалась высоко над рекой по бесконечно длинному мосту, как спускалась в толпе инженеров и механиков с железнодорожной платформы – все это было словно в тумане. Июль, как заведенная, раз за разом прокручивала в голове предстоящий ей разговор с секретарем Академии. Она была твердо уверена: стоит лишь подобрать правильные слова, как все проблемы и недоразумения разрешатся сами собой. Секретарь заглянет в свою толстую книгу и позволит ей сегодня же предстать перед ученым советом.
Но, когда Июль вошла, наконец, в просторный мраморный холл Академии, старичка за массивным дубовым столом не оказалось. Вместо него за ним восседал совершенно незнакомый ей инженер, которого она никогда прежде не видела. Все аргументы и доводы, которые она так долго обдумывала, тут же вылетели из ее головы. Июль беспомощно обернулась. Вокруг нее все так же потоком шли инженеры, которые прибыли вместе с ней на железнодорожную станцию несколько минут назад. Многих из них сопровождали автоматоны. Все они дружно проходили мимо секретаря и поднимались по широкой лестнице, ведущей куда-то на верхние этажи Академии.
Июль подошла к столу и в нерешительности остановилась, не зная с чего начать свою речь.
– Вы на заседание кафедры? – внезапно спросил ее секретарь, с удивлением глядя на увешанного свертками Септимуса.
– Да, – неуверенно протянула Июль.
– Так чего вы ждете? – секретарь перевел взгляд на Капитана, который свалил все свои коробки на пол и теперь, шумно дыша, вытирал вспотевшую шею носовым платком, – поднимайтесь скорее наверх. Заседание научного совета вот-вот начнется.
Июль, не обронив ни звука в ответ, чтобы не спугнуть нечаянную удачу, двинулась вперед. Септимус, Капитан и Тау последовали за ней.
Быстро поднявшись на второй этаж, Июль успела заметить, как закрылись тяжелые двери за последним из торопливо идущих по длинному коридору инженеров. Июль прибавила шагу и, не выдержав, перешла на бег. Наконец, она схватилась за медные ручки и потянула створки дверей на себя.
Перед ней возникла огромная шумная аудитория, забитая до отказа инженерами и механиками. Все они расположились на длинных скамьях, амфитеатром спускающихся к установленной внизу кафедре, рядом с которой за широким столом сидели и о чем-то оживленно беседовали несколько человек в длинных черных мантиях и странного вида квадратных шапочках на головах. Десятки автоматонов стояли во всех проходах и вдоль полукруглых стен аудитории. Июль быстро пробежала глазами по залу и поняла, что свободных мест уже не осталось, так что ей и ее спутникам пришлось остаться стоять прямо у дверей.
В это время один из облаченных в мантию людей поднялся со своего места. Он привлек внимание собрания, несколько раз энергично тряхнув над головой небольшим медным колокольчиком, огласившим все вокруг пронзительным звоном. Добившись всеобщей тишины, он расправил плечи, приподнял голову, набрал полную грудь воздуха и, к огромному изумлению Июль, запел сильным и хорошо поставленным голосом:
Итак, будем веселиться,
пока мы молоды!
Июль раскрыла от удивления рот. Она никак не ожидала, что заседание научного совета, на которое ей оказалось так трудно попасть, начнется с концерта. Но было похоже, что, в отличие от нее, все только этого и ждали. Зал дружно поднялся на ноги и запел так слаженно и чисто, словно делал это каждый день:
После быстротечной юности,
после тягостной старости
нас возьмёт земля.
Ничего не понимая, Июль повернула голову направо, чтобы спросить у капитана Омеги, что же, собственно, происходит и не сошла ли она от всех пережитых испытаний с ума. Но Капитан не видел и не слышал ее, он самозабвенно пел, широко раздувая ноздри и старательно выводя слова:
Где те, которые раньше нас
жили в мире?
Пойдите на небо,
перейдите в ад,
если хотите их увидеть.
Июль с трудом оторвала взгляд от Капитана, настолько заворожило ее невиданное зрелище. Этот большой и сильный человек пел с таким удовольствием, словно позабыл в этот миг обо всем на свете. Наконец, она повернула голову налево, чтобы обратиться за разъяснениями к Тау.
Но и это оказалось невозможно: лейтенант пела вместе со всеми, положив правую руку себе на грудь:
Жизнь наша коротка,
скоро она кончится.
Смерть приходит быстро,
уносит нас безжалостно,
никому пощады не будет.
Июль невольно заслушалась. Надо признать, что пели инженеры и механики на удивление хорошо. Песня же, несмотря на свой устрашающий смысл, звучала очень жизнерадостно. Казалось, что под ее напором рухнут любые преграды. А свет истины обязательно воссияет, как бы ни была сильна тьма. И вот зал огласили особенно торжественные слова, которые наполнили душу Июль каким-то непонятным ей самой ликованием. Ей даже захотелось петь вместе со всеми:
Да здравствует Академия,
да здравствуют профессора!
Да здравствует каждый член сообщества,
да здравствуют все его члены,
Пусть вечно они процветают!
Пусть вечно они процветают!
Наконец, песня стихла. Все начали рассаживаться по своим местам, вновь оживленно переговариваясь и споря о чем-то.
– Что это было? – Июль потянула за рукав Тау, которая стояла с таким видом, как будто ничего не случилось.
– Что это? – не поняла Тау.
– Ку-ку, Тау! – выразительно посмотрела на нее Июль. – Ты же только что пела, что, уже забыла?
– Это «Гаудеамус», – пожала плечами Тау, – гимн Академии. Понимаешь, ведь мы все здесь учились когда-то. Даже офицеры. Академия – это наш общий дом. Он принадлежит не только инженерам.
Внезапно их разговор прервал звон медного колокольчика. Странный человек в мантии снова требовал тишины и внимания. Шум в зале постепенно затих. Все взоры обратились к центру аудитории.
– Сегодня у нас очень важный день, – человек в мантии заметно волновался. Он без конца потирал руки и напряженно подбирал слова, – много лет мы собираемся в этой аудитории, чтобы найти ответ на волнующий каждого из нас вопрос, возможно ли существование механического разума.
Зал восторженно загудел и затопал ногами. Послышались недружные рукоплескания и выкрики.
Оратор был вынужден прерваться и снова позвонить в свой колокольчик, призывая всех к порядку и тишине. Наконец, волнение улеглось, и он смог продолжить свое выступление:
– Из года в год лучшие конструкторы представляли нам свои изобретения. Сотни инженеров и механиков посвятили всю свою жизнь изучению этой сложнейшей проблемы. Но свет истины ускользал от нас раз за разом.
Может ли механический разум превзойти человеческий? Подвластен ли ему дар творчества? Способен ли он к самообучению? Ни по одному из этих вопросов мы так и не пришли к единому мнению.
Оратор прервался, чтобы сделать несколько глотков воды из прозрачного стакана, после чего его голос зазвучал увереннее. Он даже наполнился какой-то страстью и убежденностью:
– Механический разум разумен настолько, насколько разумна система управляющих им команд или это что-то большее? Может ли он обладать собственной волей? Способен ли механический разум обрести истинную свободу в принятии решений? Мы не знаем этого до сих пор.
Так что же такое механический разум? А что если это лишь пышное название для безмолвного слуги, который никогда не будет равен своему создателю? Все попытки зажечь в машине искру разума заканчивались неудачей. Десятилетия усилий не принесли никакого результата. Возможно, пришел тот день, когда мы должны признать свое поражение и навсегда закрыть эту страницу в славной истории нашей Академии.
На этих словах половина зала недовольно загудела. В воздух взметнулись десятки цилиндров и котелков. Несколько инженеров вскочили на ноги и начали что-то сердито кричать, размахивая руками. Но их никто не слушал. Каждый пытался доказать что-то своим соседям по аудитории. В зале воцарился настоящий хаос. На мгновение Июль показалось, что дело закончится дракой.
Человеку в мантии пришлось довольно долго трясти своим колокольчиком, чтобы его снова начали слушать:
– Наш уважаемый коллега, инженер Дзета, завершил работу над диссертацией. Мы следили за его успехами много лет. Сейчас он выступит перед нами. Он утверждает, что механический разум – это миф, существование которого в реальном мире невозможно, поскольку это противоречит главным законам логики и механики. Если защита диссертации пройдет успешно, мы будем рады принять инженера Дзету в ряды академиков.
Половина зала поддержала слова оратора аплодисментами и одобрительными криками.
Человек в мантии улыбнулся и примирительно поднял руку:
– Также ученый совет рассмотрит вопрос о том, чтобы навечно запретить патентному бюро принимать заявки на регистрацию любых изобретений, описывающих механический разум.
Зал снова недовольно загудел.
– Коллеги, согласитесь, – выкрикнул с места один из сидящих за столом академиков, – эта мера давно назрела!
Звон колокольчика снова потребовал тишины. Наконец, человек в мантии махнул им в последний раз и громко объявил:
– Прошу вас, уважаемый Дзета, займите место за кафедрой. После вашего выступления будет объявлен перерыв на полчаса, а затем последуют прения и вопросы к соискателю.
Июль увидела, как в середине зала поднялся человек, у которого из рук тут же посыпались какие-то записи и чертежи. Его соседи бросились ему на помощь и принялись подбирать с пола разлетевшиеся во все стороны бумаги.
– Сейчас или никогда, – мелькнула в голове Июль неожиданная мысль.
Не отдавая себе отчет в собственных действиях, она быстро направилась в сторону кафедры.
– Прошу прощения, – Июль громко прокашлялась, прикрыв рот кулаком, но никто не обратил на нее внимания.
– Прошу прощения, – повторила Июль еще раз, на этот раз гораздо громче.
Зал затих. Когда Июль увидела, как на нее с изумлением смотрят сотни глаз, она была вынуждена вцепиться в кафедру обеими руками, чтобы не грохнуться в обморок от волнения.
Июль повернулась в сторону стола с академиками, которые таращились на нее, выпучив глаза.
– Прошу прощения, – повторила Июль в третий раз, – я ничего не знаю про механический разум. Я пришла рассказать вам историю про моего брата.
Июль замолчала, ожидая разрешения продолжать, но вокруг царила гробовая тишина. Ни один из академиков даже не шелохнулся в ответ. Все ждали, что же будет дальше. Тогда Июль набрала полную грудь воздуха и начала говорить…
Глава четырнадцатая
Аква
Поиски продолжаются, лейтенант Альфа, морской бой, о превратностях войны, снова вместе, город на сваях
Ледяные кристаллы снежинок, подгоняемые беспокойным морским ветром, то и дело обжигали лицо Июль своими колючими гранями, но она не сдавалась. Запрокинув голову и широко раскрыв рот, Июль тянулась на цыпочках все выше и выше к холодному серому небу, чтобы поймать хотя бы одну снежинку кончиком высунутого языка. В конце концов, ледяная игла залетела ей прямо в нос, заставив ойкнуть от неожиданности, а затем громко чихнуть. Июль рассмеялась и плотнее запахнула меховой воротник своего полушубка, который надежно защищал ее от сурового нрава этих ненастных широт.
Июль вскинула правую руку вверх и, обнажив запястье, посмотрела на циферблат компаса. Когда его пляшущая стрелка замерла на месте, она едва не захлопала от радости в ладоши: «Левиафан» вновь держал курс на норд-норд-ост. А это значит, что совсем скоро на горизонте покажутся острова архипелага Игнис и долгий морской переход подойдет к концу.
Последние два дня «Левиафан» мчался вперед, подгоняемый холодными водами океанского течения, которое относило его чуть в сторону от намеченной цели. Поначалу Июль ужасно расстроилась, когда заметила, что корабль изменил курс. Но капитан Омега быстро успокоил ее, объяснив, что великая река поможет «Левиафану» быстрее пересечь океан и, как только большая часть пути окажется позади, он сразу же вернет судно на прежний курс, направив его прямиком к Новому Уэльсу.
Июль закрыла глаза и вдохнула полной грудью свежий пропитанный солью ветер. Неужели еще немного, и поиски Августа закончатся? И тогда о пережитом кошмаре можно будет забыть. Июль боялась поверить в свою удачу, ведь всего неделю назад она была уверена, что по собственной глупости провалила выполнение четвертого пункта своего плана и навсегда потеряла возможность отправиться к островам китобоев, когда столь неосмотрительно вмешалась в размеренное течение научного совета Академии.
Кто знает, чем бы вообще закончилось ее выступление, если бы не капитан Омега и лейтенант Тау, так вовремя подавшие ей руку помощи. Июль совершенно растерялась, когда на нее со всех сторон посыпались удивленные вопросы, ответов на которые у нее просто не было. Ее спутники встали рядом с ней за кафедрой плечом к плечу и попытались успокоить разразившуюся под сводами Академии бурю, приняв удар на себя. Правда, объяснить им ничего толком не удалось, поскольку слушать их уже никто не хотел. Инженеры и механики топали ногами, недовольно свистели и требовали немедленно вернуться к утвержденной повестке собрания.
В конце концов, один из академиков поднялся со своего места и, яростно тряся медным колокольчиком над головой, сумел добиться относительной тишины. Но прежде чем он успел потребовать от самозванцев незамедлительно освободить кафедру и покинуть зал заседаний Академии, лейтенант Тау сумела воспользоваться благоприятным моментом. Она повернулась к столу, за которым продолжали возмущаться академики, и скороговоркой, пока никто не догадался ее остановить, попросила научный совет разрешить ей отправиться к Новому Уэльсу.
Это было последнее, что ей удалось сказать. Под сводами Академии снова поднялся невероятный гам. Огромный зал, вскочив на ноги, требовали призвать нарушителей спокойствия к ответу. Казалось, еще немного и непрошеных гостей силой потащат к выходу.
Делать было нечего. Июль пришлось смириться с неудачей и, понурив голову, покинуть равнодушную к ее беде аудиторию, так и не получив ответа на свою просьбу о помощи. Весь обратный путь до «Левиафана» компания проделала в полной тишине. Сил на то, чтобы обсуждать катастрофические последствия собственной глупости, у Июль уже не было.
На следующий день завтрак в кают-компании «Левиафана» проходил в такой же гнетущей атмосфере. Капитан Омега как мог пытался развлечь своих гостей, но особого успеха ему достичь не удалось: никто не хотел смеяться над его шутками и поддерживать дружескую беседу. Июль сидела за столом, хмуро уткнувшись в тарелку с давно остывшей яичницей, а лейтенант Тау нервно вышагивала из одного угла кают-компании в другой.
– Июль, еще ничего не пропало, – решительно остановилась она рядом с огромным глобусом, – посмотри, – Тау ткнула в гряду изображенных на его поверхности островов, – от Метрополиса до Игниса всего девять дней пути. На таком пароходе, как «Левиафан», до архипелага можно добраться даже быстрее. Через две недели мы снова попадем на заседание научного совета. И тогда им придется выслушать нас. А потом нам обязательно помогут. Поверь мне. Главное, не отчаивайся. Каких-то три недели – и мы с тобой окажемся в городе китобоев. А сейчас нам придется подождать.
Тау махнула рукой и снова принялась мерить шагами кают-компанию.
– Пойми, Июль, некоторые вещи не происходят за один день, – голос Тау звучал предельно мягко и искренне, – нужно учиться ждать. Есть правила, которые были придуманы не нами, но мы обязаны их соблюдать, потому что все мы части одного большого механизма, который работает до тех пор, пока существуют правила. Если правила отменить, то механизм тут же сломается, и не один механик на свете не сумеет его починить. Понимаешь?
– Понимаю, – вздохнула Июль, которая уже не в первый раз за это утро была вынуждена выслушивать от Тау нравоучительные наставления о добродетельной силе терпения и послушания.
– Вот и прекрасно, – откликнулась Тау. – Пойми, – еще раз убежденно повторила она, внимательно посмотрев на Июль и кивнув головой, будто соглашаясь сама с собой, – так устроен наш мир. И по-другому у нас не бывает.
Июль промолчала, но глубоко в душе у нее затаилась обида. Она не могла понять, почему все эти инженеры и механики кричали на нее, требуя, чтобы она немедленно сошла с кафедры. Неужели они не могли потратить на нее хотя бы пять минут своего драгоценного времени? Но главное, в ее сердце поселился страх. Она боялась, что после вчерашнего скандала ее больше никогда не пустят в Академию. А значит, о дальнейших поисках Августа можно будет забыть.
Когда чувство отчаяния стало настолько невыносимым, что Июль с трудом подавила в себе приступ острого желания постучать своей глупой головой прямо по накрытому крахмальной скатертью столу, как двери кают-компании распахнулись. На пороге показался стюард Ро, который пропустил вперед себя высокого широкоплечего человека и, войдя следом за ним, громко представил незнакомца:
– Это лейтенант Альфа, у него срочное дело к капитану.
Лейтенант снял со своей головы небесно-голубую форменную кепи с коротким черным козырьком, зажал ее под мышкой и, энергично кивнув головой, улыбнулся такой белозубой и жизнерадостной улыбкой, что Июль тут же поняла: теперь все будет хорошо, обязательно будет.
Она сразу догадалась, что перед ней офицер, даже прежде чем услышала его имя. Впрочем, особой прозорливости от Июль и не потребовалось. При первом же взгляде на статную фигуру незнакомца, облаченного в перехваченный широким кожаным ремнем серый длиннополый сюртук, становилось понятно, что одет он не в обычный костюм, а в военный мундир, который к тому же сидел на лейтенанте на удивление ладно. Июль вспомнила, что уже видела точно такой же наряд в каталоге, когда вместе с Тау выбирала себе одежду.
Тогда он не произвел на нее особого впечатления. Но сейчас, рассматривая окрашенный в тон к кепи небесно-голубой воротник и такого же цвета отвороты рукавов сюртука, оценив яркий блеск медных пуговиц на его бортах, Июль признала, что в жизни форма лейтенанта выглядит намного интереснее, чем на акварельном рисунке.
Ну, а дальше начались чудеса. Они посыпались на голову Июль в таком изобилии, что ей оставалось только хлопать глазами, слушая, как лейтенант Альфа объявляет о самых невероятных новостях, одна удивительнее другой. Как оказалось, научный совет еще вчера рассмотрел ее вопрос. Все академики проголосовали за то, чтобы организовать поисковую экспедицию на Игнис. Решено, что руководить поисками Августа и Омикрона продолжит лейтенант Тау. Капитану «Левиафана» предписано оказывать ей всяческое содействие и в кротчайшие сроки отправиться к Новому Уэльсу. Ну, а сам лейтенант Альфа будет отвечать за переговоры с китобоями и потребует от них немедленного освобождения пленников.
Когда лейтенант закончил свой рассказ, он вновь надел на голову кепи, на тулье которой всего лишь на один короткий миг ярко вспыхнула под косым солнечным лучом и тут же погасла медная кокарда в форме четырехлистного цветка клевера. Точно такой же медный цветок Июль уже видела на шляпке у Тау.
– Клевер и вправду приносит удачу, – тут же решила Июль, и ее сердце наполнилось ощущением бесконечного счастья.
Июль не могла поверить в происходящее. Только что она была готова рвать волосы от досады на себя, и вдруг в одну минуту все переменилось. Она рискнула и вопреки всему победила. Поиски Августа будут продолжены. Ей не придется потерять еще две недели в бесплодных ожиданиях решения своей судьбы. Чувство восторга, охватившее Июль, оказалось настолько сильным, что она не сумела управиться с переполнявшими ее эмоциями и с радостным криком бросилась на шею лейтенанта Альфы, расцеловав его в обе щеки.
Этим же вечером «Левиафан» покинул порт Метрополиса и через несколько часов спуска по широкой спокойной реке вышел в открытый океан. Четвертый пункт плана неожиданно даже для самой Июль, уже успевшей утратить веру в благоприятный исход своих поисков, оказался выполнен. Путешествие к островам китобоев началось.
И на этот раз оно проходило намного интереснее, чем долгий океанский переход от Терры к Метрополису, когда Июль целыми днями пропадала в гимнастическом зале. Теперь ей не приходилось сражаться с воображаемым соперником, яростно рассекая воздух тяжелой рапирой, или скучать в одиночестве в своей тесной каюте. И все потому, что лейтенант Альфа был готов в любой момент составить ей компанию и поучаствовать во всех ее предприятиях. Он был безотказен, учтив и предусмотрителен настолько, что порой напоминал Июль самого настоящего автоматона, разве что был чуточку симпатичнее.
Но гораздо важнее было то, что, в отличие от Тау, он ни разу не продемонстрировал Июль своего превосходства. В его манерах не было ничего снисходительного или покровительственного. В общем, он относился к Июль как ко вполне взрослому человеку, с чьим мнением можно и нужно считаться. Порой Июль даже начинало казаться, что лейтенант Альфа побаивается ее. По крайней мере, в серьезных спорах он быстро признавал свое поражение, предпочитая просто отшутиться.
Но зато лейтенант Альфа оказался крайне ценным источником сведений об окружающем Июль мире. Ему не приходилось стоять на вахте или следить за работой механизмов корабля, как всем остальным членам экипажа, поэтому он был готов часами терпеливо отвечать на вопросы Июль, которых у нее за последние дни накопилось великое множество.
Первым делом Июль решила выяснить, почему научный совет Академии все-таки помог ей, несмотря на то, что она обманом проникла на его заседание, грубо нарушив при этом все правила и предписания. Этот вопрос ей удалось задать в первый же вечер путешествия, когда лейтенант Альфа вызвался составить ей компанию во время прогулки по открытой палубе «Левиафана».
– Не требуйте от меня слишком многого, – сказал он ей в ответ, – я не академик, а простой офицер. Я не знаю, как проходило обсуждение. Но думаю, все дело в том механике, которого похитили с Терры.
– Почему? – удивилась Июль.
– Потому что механик в руках китобоев может представлять угрозу для всех нас. Наверняка это же мысль пришла в голову и кому-то из академиков.
– Омикрон может представлять угрозу? – не поверила Июль.
– Не сам Омикрон, конечно, – пожал плечами Альфа, – а те знания и навыки, которыми он обладает. Попав в дурные руки, эти знания могут стать источником многих бед.
– Каких бед? – все еще недоверчиво спросила Июль.
– Этого я не знаю, – задумавшись на секунду, ответил ей Альфа, – трудно сказать, что придет в голову китобоям. Может быть, они захотят создавать собственных автоматонов. Конечно, гораздо больше пользы им было бы от инженера, а не от обычного механика. Но китобои, похоже, не разбираются в таких тонкостях.
Июль с сомнением покачала головой. Она была абсолютно уверена в том, что китобоям понадобился ее брат, а Омикрона они схватили по чистой случайности. Но говорить об этом Альфе она не стала, помня, как много сложностей у нее возникало всякий раз, когда она пыталась рассказать кому-нибудь свою историю. Вместо этого она задала еще один вопрос.
– А что плохого, если у китобоев появятся свои автоматоны?
– Этого нельзя допустить, – строго заявил Альфа. В его голосе Июль даже уловила стальные нотки, которых раньше не замечала. – Китобои – это люди войны. Однажды они сумели припереть нас к стенке. Конечно, сейчас они слабы и не представляют угрозы. Но автоматоны могут все изменить.
– Почему? – удивленно вскинула брови Июль. – Автоматоны безобидны, они не годятся для войны.
– Конечно, – согласился Альфа, – но автоматоны могут помочь подготовиться к ней. Китобоев слишком мало, чтобы построить по-настоящему большой флот. Им просто не хватит для этого рабочих рук. А автоматоны могут трудиться круглые сутки, не прерываясь на отдых и сон. Им по плечу любая задача. Без автоматонов не было бы Метрополиса. Все его фабрики были построены ими. Страшно представить, что будет, если у китобоев появится собственный Метрополис, в котором можно будет создавать сотни и даже тысячи автоматонов.
Июль задумалась. Пожалуй, в словах Альфы был смысл. А что если китобои действительно охотились за Омикроном, а случайной жертвой оказался ее брат? Все это нужно было как следует обдумать.
– Так вот почему вам запрещено появляться на островах китобоев, – догадалась Июль. – Вы не хотите, чтобы к ним в руки попали ваши секреты?
– Не знаю, – ответил Альфа, – этот запрет был принят, когда меня и на свете-то не было. Тогда китобои неожиданно для всех начали строить собственные пароходы. Мы не сумели им помешать, так что сейчас в этом запрете нет особого смысла. Возможно, его просто забыли отменить, ведь китобоям разрешено посещать наши города. Все кроме Метрополиса. Мы торгуем с ними и ремонтирует их корабли. Без наших верфей их флот давно пошел бы ко дну.
Июль еще долго расспрашивала Альфу о войне, которую развязали когда-то китобои и в которой, к счастью, потерпели поражение. Чем больше она узнавала подробностей о былых сражениях, тем сильнее крепла ее уверенность в том, что похищение Августа было роковой ошибкой и китобоям, так же как и инженерам с механиками, ничего не известно о том мире, из которого он явился.
– Ну что ж, тем лучше, – разрешила, наконец, свои сомнения Июль, – если Август попал к китобоям случайно, тем проще будет Альфе вырвать его из их рук.
Впрочем, очень скоро ее уверенность в успешном завершении экспедиции подверглась серьезному испытанию. Это произошло через день после начала путешествия. К этому времени Июль успела выяснить, что Альфа не только интересный собеседник, но и опытный фехтовальщик, который к тому же был готов дать ей пару уроков в гимнастическом зале «Левиафана».
Но, к своему собственному удивлению, Июль быстро убедилась в том, что может оказать Альфе достойное сопротивление. Она без особого труда сумела отразить все его мощные, но чересчур прямолинейные атаки. Июль после первой же схватки поняла, что Альфа всецело полагается на свою силу и действует слишком предсказуемо. К тому же он явно уступал Июль в скорости и поэтому раз за разом опаздывал с началом своих контратак, позволяя сопернику быстро и без малейшего ущерба отходить на безопасное расстояние после ошибок в нападении.
Альфа сражался так, словно никуда не торопился и просто дожидался, когда Июль сама подставится под его клинок. Было видно, что он осторожничает и не станет рисковать понапрасну. Но зато в обороне он оказался по-настоящему хорош. Июль лишь однажды сумела пробиться через частокол его блокирующих ударов, завершив атаку успешным выпадом.
Но когда кончик ее рапиры звякнул о сталь чужой кирасы, она не почувствовала никакой радости. Напротив, в груди Июль зародилось какое-то гнетущее чувство, природу которого она никак не могла понять. Ей было обидно осознавать, что Альфа как фехтовальщик по всем статьям уступает Тау, которая оказалась более грозным и техничным бойцом. Июль с горечью поняла, что ее новый друг не был неуязвим.
И тут Июль вспомнила, как отважно дрались китобои, когда впервые попытались похитить Августа. Они словно катком прошлись по механикам и пилотам, которые, несмотря на весь свой пыл и численное превосходство, ничего не смогли противопоставить их дружному натиску.
– А если китобои не захотят отдать нам Августа? – задумчиво спросила она Альфу, который в этот момент помогал ей ослабить кожаные ремни, чтобы снять кирасу.
– Им придется, – уверенно заявил в ответ Альфа, – у них просто не будет другого выхода.
– Но что мы сможем им сделать? – с сомнением проговорила Июль. – На борту «Левиафана» всего два офицера. Весь наш экипаж – лишь десяток человек. Китобоев намного больше нас. Нам ни за что не одолеть их, если дело дойдет до драки.
– До драки, – рассмеялся Альфа. – Нет, Июль, этого не будет. Мы отправились в путь не для того, чтобы начинать новую войну. Когда китобои узнают, что мы запретим их судам заходить в наши доки для ремонта, что они не получат от нас ни одной крошки угля, что мы оставим их без металла и стали, они сразу одумаются. Моя задача – сообщить им о той цене, которую они будут вынуждены заплатить за свою ошибку, если немедленно не вернут нам пленников. Поверь, китобои смирятся с поражением. Они не решатся противиться мощи Метрополиса. Мы заставим их принять все наши условия.
Июль хотелось разделять уверенность Альфы, но она никак не могла выбросить из головы выражение хладнокровной решимости, которое так поразило ее во взгляде вожака китобоев. Она до сих пор видела холодный блеск его глаз, который красноречивее любых слов говорил о том, как нелегко придется всякому, кто попробует диктовать китобоям свою волю.
«Смирятся с поражением, – повторила про себя вслед за Альфой Июль, – нет, китобои не похожи на людей, которых так легко запугать, – решала она. – Вопрос в том, сумеет ли Альфа убедить китобоев освободить Августа? По плечу ли ему такая задача?» – с этой невеселой мыслью Июль отправилась к себе в каюту.
Впрочем, уже через несколько дней все сомнения и переживания Июль остались в прошлом. Путешествие к Игнису подходило к концу. За кормой «Левиафана» простирались сотни миль пройденного пути. Июль куталась в подаренный ей капитаном Омегой полушубок и, щурясь под порывами ледяного ветра, вглядывалась в горизонт, надеясь, что с минуты на минуту впереди по курсу покажется долгожданная земля.
Ожидание, однако, растянулось до глубокого вечера. Только после того, как «Левиафан» покинул холодные воды великого течения, а в воздухе заметно потеплело, сквозь туманную дымку, поднявшуюся над водой, проступили пока еще неясные очертания гряды островов.
Июль так долго ждала этого момента, что сил на радость у нее уже не оставалось. Она в очередной раз достала компас, чтобы по выработанной за последние дни привычке проверить курс корабля. Нос «Левиафана» был направлен точно на норд-норд-ост. Июль оторвала взгляд от дрожащей стрелки и посмотрела вперед. Ее сердце тут же ухнуло куда-то вниз, а затем забилось с такой силой, что стало трудно дышать. Над островом, к которому на всех парах мчался «Левиафан», поднимался черный столб дыма, а через несколько секунд до корабля докатилось раскатистое эхо далекого взрыва.
– Опоздала, – мелькнула в ее голове холодящая душу мысль. – Неужели Йота был прав, когда предсказал ужасную катастрофу, подстерегающую острова китобоев? Вот только она произошла гораздо раньше, чем он ожидал.
Когда Июль поднялась на капитанский мостик, там уже успела собраться почти вся команда «Левиафана», которая с жаром обсуждала происходящее на их глазах бедствие. Но стоило лишь Июль переступить порог, как все замолкли, сочувственно поглядывая на нее.
Июль пришлось собрать всю свою волю в кулак, чтобы не разреветься от обиды: неужели они уже похоронили ее брата, ведь пока ничего толком не ясно.
– Что происходит, Капитан, – спросила она, нарушив гнетущую тишину.
– Это извержение, – виновато разведя руками, ответил он, – похоже, вулкан взорвался прямо на наших глазах.
Истинный масштаб катастрофы оказался понятен только через несколько часов, когда остров стал ближе, а поражающий воображение столб черного пепла перестал расти, потому что уперся в низкое серое небо. Еще через несколько минут сквозь сгустившиеся сумерки проступили огни, которые охватили значительную часть побережья. Это был город китобоев, и он горел.
– Вижу паруса, – раздался внезапно звонкий голос стюарда Ро, – справа по курсу, прямо у выхода из бухты.
Капитан Омега тут же забрал у него подзорную трубу и начал пристально вглядываться вдаль:
– Так и есть, – воскликнул он через несколько томительных секунд, – белые паруса. Черт меня раздери, похоже, это «Виктория» и она уходит на запад.
– Что мы будем делать, Капитан? – срывающимся голосом спросила его Июль.
– Это решение должна принять лейтенант Тау, – ответил Омега, – за поиски твоего брата отвечает она.
Все тут же посмотрели на Тау. Июль замерла, ожидая ее решения.
– Капитан, какое судно быстроходнее, наше или китобоев? – зачем-то спросила Тау.
– Не знаю, – пожал плечами капитан, – но если ветер будет попутным, нам их ни за что не догнать, – тяжело вздохнув, признался он.
Тау задумалась. Наконец, она тряхнула головой и объявила:
– Идем к острову. Сейчас там нужна наша помощь. Возможно, мы еще успеем кого-нибудь спасти.
Июль промолчала, соглашаясь с решением Тау, но сердце подсказывало ей, что Августа на острове уже нет. Он наверняка спасся и сейчас находится на борту «Виктории», которая с каждой секундой становилась все дальше от нее.
Когда «Левиафан», осторожно лавируя по незнакомому фарватеру, вошел в бухту Нового Уэльса и бросил якорь неподалеку от берега, стало понятно, что спасать здесь уже некого.
В призрачном свете серого утреннего солнца, чьи лучи с трудом пробивались через плотную завесу из падающего на землю вулканического пепла, можно было рассмотреть только тлеющие руины. Нигде не было видно ни одной живой души. Не было слышно криков и призывов о помощи. Город погиб. Китобои либо погибли вместе с ним, либо успели покинуть пылающий остров. Все было кончено. Нужно было решать, что делать дальше.
Тау в последний раз окинула взглядом уничтоженную пожаром набережную.
– Мы не успели, – признала она очевидный всем на капитанском мостике факт, – наша помощь тут уже никому не нужна.
Тау сердито смахнула рукавом предательски навернувшиеся на глаза слезы.
– Капитан, поднимайте якорь, – приняла она новое решение, – будем надеяться, что пленники все еще на борту «Виктории». Кто знает, возможно, они вовсе не спускались на берег. Теперь все зависит от быстроходности «Левиафана». Держим курс на запад.
– Мы наверстаем упущенное время, – заверил ее Омега, – скоро вы увидите, на что способен «Левиафан».
Погоня за «Викторией» началась.
Июль практически не покидала капитанский мостик. Она до ряби в глазах вглядывалась в океан, надеясь разглядеть впереди белоснежные паруса. Но, несмотря на рев турбин, на тонны сожженного угля и сорванный голос капитана Омеги, горизонт оставался по-прежнему чист.
Впрочем, Июль научилась ждать и не теряла надежды. Она верила, что на этот раз Тау приняла верное решение. Рано или поздно «Левиафан» нагонит «Викторию», и тогда Август окажется на свободе.
Но прошло целых полторы недели, прежде чем вдали показался знакомый силуэт. Это была «Виктория»!
Капитан Омега не мог скрыть своей радости. Он довольно потирал руки и выглядел по-настоящему счастливым.
– Я же говорил, что китобои не смогут тягаться с нами в скорости, – то и дело повторял он, одобряюще подмигивая Июль, – не волнуйся, еще немного, и мы догоним их.
И действительно, «Левиафан» с каждым часом все ближе подбирался к китобоям, хотя попутный ветер до отказа наполнял паруса их быстроходного корабля.
Стало ясно, что «Виктории» не уйти от погони. Видимо, это поняли и беглецы. Внезапно корабль китобоев заметно сбросил скорость и начал менять курс.
– Что они делают? – спросила капитана Тау, которая внимательно наблюдала за всеми действиями китобоев в подзорную трубу.
– Они загнали себя в ловушку, – довольно улыбаясь, ответил ей Омега, – впереди по курсу Аква. До нее осталось всего несколько миль. Похоже, капитан «Виктории» рассчитывал оторваться от нас, используя попутный ветер, и сам не заметил, как отрезал себе путь к бегству. Теперь «Виктории» некуда деваться.
В это время корабль китобоев развернулся правым бортом к «Левиафану», практически замерев на месте.
– Ну все, они решили узнать, чего мы от них хотим, и поэтому остановились, – уверенно заявил капитан Омега. – Теперь лейтенант Альфа сможет вступить с ними в переговоры.
На этих словах приземистый силуэт «Виктории» скрылся в клубах густого дыма так, что остались видны лишь высокие мачты корабля. Через пару секунд до кают-компании «Левиафана» донеслись трескучие перекаты грома, и тут же справа и слева от парохода взметнулись в воздух водяные столбы, а его корпус содрогнулся от чудовищной силы удара, сбившего с ног Июль и стюарда Ро. Раздался мощный взрыв. Над палубой «Левиафана» взметнулось яркое пламя. Из иллюминаторов пассажирского яруса потянулись клубы черного едкого дыма. Начался сильнейший пожар.
Омега первым пришел в себя и бросился к корабельному телеграфу, потянув на себя его рычаги, он перевел их в положение «стоп». Затем капитан склонился над раструбом переговорного устройства и прокричал срывающимся от волнения голосом:
– Стоп машина! Авральную команду на палубу. Живо!
Послышался пронзительный вой пожарной сирены. На палубе показалась вереница автоматонов. «Левиафан» начал сбавлять ход.
– Что вы делаете? – кинулся к капитану Альфа. – Нам нельзя терять скорость. Мы должны уйти с линии огня. Нужно маневрировать.
Альфа оттолкнул Омегу от переговорного устройства и отдал новую команду:
– Машинное, полный вперед. Примите 20 градусов влево.
– Что это было, черт меня побери? – капитан схватил лейтенанта Альфу за рукав сюртука.
– Не знаю, – ответил он, – похоже, китобои обзавелись каким-то новым оружием.
– Это пушки, – крикнула Июль, с ужасом наблюдавшая за автоматонами, которые тянули по палубе рукава пожарных шлангов, чтобы приступить к тушению огня. Ей казалось, что они действуют непростительно медленно, и пожар очень скоро доберется до капитанского мостика, – они стреляют по нам из пушек.
Лейтенант Альфа коротко взглянул на нее и повернулся к капитану:
– Отдайте приказ механикам, пусть готовят паровую катапульту. Мы потопим этих наглецов.
Июль отказывалась верить своим ушам. Она изумленно посмотрела на Альфу, словно впервые увидела его. Сейчас в его глазах она ясно прочитала ту же решимость и упрямство, что так поразили ее когда-то во взгляде вожака китобоев.
«Драки не избежать», – поняла она. Чувство отчаяния железным обручем перехватило ее сердце.
– Не делайте этого, – попыталась остановить она Альфу, – ведь там Август. Он погибнет. Не топите «Викторию»!
Альфа даже не взглянул на нее в ответ. Он внимательно наблюдал за тем, как над палубой «Левиафана» в облаках горячего пара из недр корабельного трюма поднимался ствол гигантского орудия. При виде стального чудовища в груди у Июль похолодело. Страшно было представить, что способен натворить даже один выстрел такого монстра.
– Стойте, подождите, – раздался внезапно голос капитана Омеги, – смотрите, они не хотят с нами драться, – капитан показывал рукой в направлении «Виктории».
Дым от выстрелов ее орудий уже успел рассеяться под порывами ветра, так что стала видна корма уходящего вдаль судна.
– Они просто хотели нас задержать, а теперь снова бегут, – удивленно воскликнул Омега, – но куда? Впереди по курсу Аква!
– Скоро мы это выясним, – решительно заявил Альфа. – Капитан, следуйте за ними.
Сделать это оказалось не так просто. «Виктория» сумела воспользоваться замешательством на борту «Левиафана» и заметно оторвалась от преследователей. Прошло не меньше получаса, прежде чем Омеге удалось наверстать потерянное время.
Напряжение на капитанском мостике «Левиафана» росло. Всем было понятно, что скоро погоня закончится. Но что делать дальше, когда расстояние до опасных беглецов сократиться до минимума? Как остановить «Викторию» и принудить ее капитана к капитуляции?
– Катапульта готова? – спросил Омегу лейтенант Альфа.
– Давление в системе на максимуме, – ответил он, – турбины работают на пределе.
– Значит, ждать больше нечего, – сказал Альфа, а затем повернулся к Июль, – не волнуйтесь, – постарался проговорить он как можно убедительнее, – мы будем целиться по рулям «Виктории». На ее борту никто не пострадает. Лишившись управления, китобои сами сдадутся нам.
– Но рули находятся ниже ватерлинии, – возразила ему Тау, – катапульта «Левиафана» с легкостью пробьет «Викторию» насквозь. Тогда она неизбежно затонет.
– Не страшно, – заверил ее Альфа в ответ, – мы успеем спасти экипаж.
Июль поняла, что спорить и возражать бесполезно. Решение принято, и ей остается лишь дождаться развязки предстоящей дуэли. Сжав зубы, она наблюдала за тем, как с каждой секундой все ближе становится корма «Виктории».
Лейтенант Альфа вновь подошел к корабельному телеграфу и склонился над переговорным устройством, приготовившись отдать команду о залпе паровой катапульты, как только «Левиафан» окажется на идеальной для удара дистанции. Но внезапно с неба донесся далекий сигнал органа. Все тут же бросились к иллюминаторам. Июль первая рассмотрела, как из-за гряды облаков вынырнул дирижабль и двинулся наперерез «Виктории», которая в ответ на это сменила курс, резко забирая вправо.
– Что они делают? – изумилась Тау. – Неужели китобои все еще надеются скрыться от нас? Теперь это невозможно.
– А вот и ответ, – спокойно ответил ей Альфа, который тоже подошел к иллюминатору и рассматривал горизонт в подзорную трубу, – справа по курсу корабли китобоев. Скоро «Виктория» окажется под их защитой, и тогда нам с ними не справиться.
В это время до «Левиафана» донесся отзвук далекой канонады.
– Что за черт! – удивленно воскликнул Альфа. – Китобои открыли огонь. Они ведут бой. Но с кем?
– Я вижу, я вижу, – нетерпеливо перебил его капитан Омега, оторвавшись от своей подзорной трубы, – слева по курсу дым. Это корабли с Аквы. Их там не меньше трех.
Несколько минут все молча наблюдали за далекими вспышками беспорядочных разрывов, которые все чаще и чаще озаряли горизонт. Прекрасный солнечный день позволял в деталях разглядеть картину разворачивающегося сражения.
В кают-компании повисла напряженная тишина.
– Дьявол, этого не может быть, – капитан Омега протер окуляр своей подзорной трубы и снова поднес ее к своему лицу, – проклятье, – опять выругался он, – смотрите, дирижабль! Он падает, – воскликнул капитан, указывая рукой куда-то в направлении кораблей китобоев.
Но Июль уже и без подзорной трубы сумела рассмотреть пылающую точку в небе, которая медленно рушилась в океан.
– Мы не можем допустить, чтобы «Виктория» добралась до флота китобоев, – решительно заявил Альфа, – мы должны остановить ее любой ценой.
Июль поняла, что сейчас случится неизбежное. И точно: Альфа, сжав кулаки, направился к переговорному устройству. На полпути он внезапно замер и, повернувшись к Июль, обронил:
– Вы все видели сами. Это война. Прости меня, – после чего быстро подошел к переговорному устройству и отдал несколько коротких команд.
Все прильнули к иллюминаторам.
– Как долго будет заряжаться катапульта для второго залпа? – дрожащим от волнения голосом спросила Тау.
– Минуты четыре, не меньше, – ответил ей капитан.
Июль прижала руки груди, чтобы сдержать рвущийся наружу крик, но когда паровая катапульта, протяжно ухнув, выплюнула тяжелую стальную болванку, которая с головокружительной скоростью устремилась по направлению к «Виктории», она застонала, словно ее поразила сильнейшая зубная боль.
– Второго залпа не потребуется, – чуть слышно сказал Альфа.
– Бедный Август, – ужаснулась Июль, дожидаясь удара многотонной болванки о корму «Виктории», – что же теперь будет?
Август крепко держался за ограждения ходовой рубки субмарины и щурился от слепящего солнца и соленых брызг, которые долетали даже на такую высоту. «Георг V» стремительно шел на сближение с «Викторией».
«Пожалуй, Филин, был прав, когда решил догнать свой корабль, чтобы перебраться на него вместе со своими людьми», – мысленно соглашался с действиями капитана Август, обдумывая события последних минут.
После того как «Левиафан», неожиданно показавшийся из-за кормы «Виктории», отрезал субмарине последний путь к отступлению, а в небе появились вражеские дирижабли, у Филина не осталось иного выхода, чтобы спасти жизнь своего небольшого экипажа.
«Георг V» еще не скоро сможет погрузиться под воду из-за предательства Лямбды, а значит, он превратился в легкую добычу для кораблей с Аквы. Хотя, скорее всего, еще раньше его потопит один из дирижаблей, возможно, тот самый, что сейчас неспешно приближался к флоту китобоев».
Филин, словно услышав его мысли, мотнул головой в сторону идущего в атаку дирижабля и звенящим от возбуждения голосом сказал:
– Сейчас все решится. Огнеметы дирижабля могут легко уничтожить все наши корабли. В прошлом они были неуязвимы для нас. Посмотрим, что будет теперь.
Август, прикрыв глаза от солнца ладонью, следил за полетом воздушного гиганта, который спускался вниз по широкой дуге, стремясь рассечь флот китобоев надвое.
– Для начала он хочет расправиться с нашим флагманом, – хмыкнул Филин, – видишь, он прижимает «Ричарда» к Акве, отрезая ему путь к отступлению. Но капитан дирижабля совершил страшную ошибку. Посмотри, он сам оказался в западне.
Пушки китобоев, которые до этого довольно вяло сдерживали натиск вражеских кораблей, просто мешая им подойти достаточно близко, чтобы не дать использовать всю мощь их разрушительных паровых катапульт, на минуту замолкли. Дирижабль тем временем спускался все ниже, готовясь нанести удар по флагману китобоев. Вскоре уже можно было рассмотреть два небольших биплана, закрепленных на выдвижных фермах под его огромным брюхом.
И тут корабли китобоев разом открыли беглый огонь из всех орудий. Воздух вокруг дирижабля разорвали десятки беспорядочных разрывов. Это было похоже на праздничный салют, с тем лишь отличием, что за право любоваться им из первого ряда экипажу дирижабля пришлось заплатить собственными жизнями.
– Это шрапнель, – радостно воскликнул Филин, – смотри, Август, дирижабль обречен.
Август завороженно следил за тем, как дрожал под ударами корпус воздушного судна, теряя по пути куски обшивки и такелажа. Еще мгновение, и дирижабль, объятый пламенем, завалился на нос. Величаво вращаясь вокруг собственной оси, он плавно устремился к воде, все еще удерживаемый в воздухе раскинувшимся шатром пылающей оболочки. Из его горящей кабины успело выскочить несколько крошечных фигурок, над которыми тут же раскрылись купола парашютов. В последний момент, когда огонь был готов сожрать остатки дирижабля, от его ферм, урча двигателями, отвалилась пара бипланов, стремясь быстрее набрать скорость, чтобы уйти на спасительную высоту.
Один из самолетов сразу же вспыхнул, пораженный прямым попаданием снаряда, а второй, качнув крыльями, проскочил между рядами вражеских судов и направился в сторону Аквы, покинув место гибели своих товарищей.
– Кончено! – ликовал Филин. Он тряс Августа за плечи, призывая его разделить с ним восторг общей победы. Но Август не чувствовал радости. Ему было безумно жаль храбрых пилотов, которые только что погибли на его глазах. Может быть, это были те самые молодые и веселые парни, которых он встретил на Терре и которые так отважно дрались тогда с китобоями, еще не зная, что очень скоро падут от их руки. Думать об этом было невыносимо.
– Он уходит, – внезапно закричал Филин, показывая рукой в сторону второго дирижабля, – он уходит, смотри, Август!
Август с трудом оторвал взгляд от зрелища горящих на воде обломков и снова посмотрел в небо. Действительно, второй дирижабль, летевший на перехват «Виктории», начал разворачиваться, постепенно уходя в сторону открытого океана. Когда он завершил разворот, из-под его брюха вынырнула еще одна пара юрких бипланов, которая тут же устремилась к флоту китобоев.
– Мы победили, – облегченно выдохнул Филин, – теперь путь к «Виктории» свободен. Скоро мы вернем наш корабль.
До «Виктории» оставалось меньше полумили. Она была так близка, что сомневаться в успехе уже не приходилось. Субмарина доберется до корабля намного быстрее, чем «Левиафан».
Филин положил руку на плечо Августа и с наслаждением подставил лицо ветру. Наконец-то, удача была на его стороне. Но в этот же момент с «Викторией» произошло что-то странное. Она содрогнулась от носа до кормы, а в воздухе раздался такой громкий хлопок, что могло показаться, будто-то лопнул трос, удерживающий на месте земной шар. «Виктория» резко потеряла ход и, накренившись на правый борт, начала тонуть. Даже с рубки субмарины было видно, как по палубе корабля забегали китобои.
Август успел заметить, как быстро переменилось лицо Филина. От выражения былого счастья не осталось и следа. Он лихорадочно соображал, что же делать дальше и как справиться с новой напастью. И вот он на что-то решился и распахнул люк шлюзовой камеры.
– Морж, – громко позвал Филин своего боцмана, – прибавь хода, похоже, «Виктория» скоро отправится на дно. Поторопись, времени у нас в обрез. Делай что хочешь, но через полчаса субмарина должна быть готова к погружению.
Пока «Георг V» шел к «Виктории», картина сражения начала стремительно меняться. Падение дирижабля послужило сигналом атаки для кораблей Аквы. Возможно, они надеялись обнаружить на месте крушения выживших пилотов, потому что разом двинулись вперед, невзирая на плотный огонь противника.
Их отчаянный натиск поддержали бипланы со второго дирижабля. Пролетев над строем кораблей китобоев, они забросали врага зажигательными шашками, потушить горячее пламя которых обычной водой было попросту невозможно. Один из кораблей китобоев тут же задымил и начал отваливать в сторону, чтобы выйти из боя. Вскоре китобои лишились еще одного судна, которое, получив огромную пробоину ниже ватерлинии, начало быстро тонуть.
Но и флот Аквы нес потери. Китобои сосредоточили огонь своих орудий на самом большом пароходе противника, выведя его из строя прямыми попаданиями в машинное отделение.
Август напряженно следил за битвой. Ни одна из сторон не хотела уступать. Было похоже, что сражение может закончиться только после взаимного уничтожения.
Когда субмарина подошла к «Виктории», ее корпус уже успел наполовину скрыться под водой, опустившись до уровня рубки подводного корабля. Филину, Августу и Иноходцу даже не пришлось карабкаться по веревочным лестницам, чтобы подняться на борт корабля, они просто перешагнули на его палубу.
На «Виктории» царил настоящий хаос. Китобои перестали бороться за живучесть судна, которое все равно было уже не спасти. Повреждения, причиненные выстрелом паровой катапульты, оказались слишком серьезными. Часть команды лихорадочно спускала на воду шлюпки, остальные китобои, понимая, что места для всех в них не найдется, бесцельно слонялись по палубе. Они громкими криками приветствовали появление Филина. Но он не стал отвечать на их вопросы, а, пробившись через шумящую толпу, ловко забрался на ютовый ящик и, подняв вверх руку, потребовал тишины.
Постепенно крики стихли. Филин обвел глазами свою мятежную команду и громко крикнул, ткнув рукой в океан:
– Посмотрите, это «Левиафан».
Китобои как один повернули головы в сторону быстро приближающегося к «Виктории» корабля.
– Еще двадцать минут, и он окажется здесь, – продолжил Филин, дождавшись, когда волнение среди китобоев вновь уляжется, – вы знаете, какая участь ожидает вас тогда?
Китобои молчали. Никто не проронил ни звука.
– Позорный плен или бесславная смерть, – продолжил Филин, так и не дождавшись ответа на свой вопрос.
Толпа заволновалась. Раздались крики и проклятья.
– Новый Уэльс погиб, – заглушая голоса китобоев, прокричал Филин. Моряки вновь замолкли, ожидая, что он скажет дальше, – блокада Аквы сорвана. Но это не конец. Мы еще можем выиграть войну.
Китобои радостно зашумели. Стало понятно, что они готовы идти за своим капитаном и в огонь и в воду.
– Этот подводный корабль, – Филин показал на пришвартованную у борта «Виктории» субмарину, – позволит нам скрытно подойти к Метрополису. Мы незаметно поднимемся по реке и ударим по городу, когда нас никто не будет ждать. В рукопашной схватке китобоям нет равных. Мы легко сокрушим врага и захватим его столицу. А потом, потом мы заключим мир на наших условиях. Инженерам придется уступить нам. Мы сожжем Метрополис, если не сумеем его удержать.
Китобои ответили на речь Филина дружными криками.
Филин снова поднял руку и быстро заговорил:
– Не будем терять времени. На борту «Виктории» полно оружия. Берите все, что можете унести: гранаты, сабли, динамит, гарпуны и грузитесь на субмарину. Места на подводном корабле хватит всем.
– Кто дал тебе право командовать здесь? – раздался внезапно резкий голос, заставив Филина прерваться. Из толпы китобоев показался Окунь. – Ты больше не капитан, и сам знаешь об этом, – нагло ухмыльнувшись, заявил кок и обернулся к своим товарищам, ища у них поддержки. Но китобои молчали.
– А кто ваш капитан? – спокойно спросил Филин.
– Капитан «Виктории» теперь Ворон, – выкрикнул Окунь.
– Вот как, – невесело усмехнулся Филин, – значит, он забрал себе и «Викторию». И где же ваш капитан?
Китобои заозирались, после чего начали расступаться. В конце открывшегося прохода стоял Ворон с небольшим сундуком в руках. Рядом с ним суетились его подручные, которые помогали своему хозяину погрузиться в приготовленную к спуску на воду шлюпку.
Филин посмотрел на китобоев и задорно крикнул им:
– Чего вы ждете? Отправляйтесь за оружием. Дорога каждая минута.
Затем, проследив за тем, как большая часть китобоев повалила к трюму корабля, он легко спрыгнул с ютового ящика на палубу и направился к Ворону. По пути Филин наткнулся на Августа, который никак не мог разыскать Омикрона. Он придержал Августа за плечо и, наклонившись к его уху, быстро зашептал:
– Ты помнишь, где я храню дневник Теслы?
– Конечно, – кивнул Август, – он заперт в кают-компании.
– Верно, – согласился Филин, – достань его для меня. Встретимся на борту субмарины.
На этих словах Филин протянул Августу небольшой ключик, который тот сразу же крепко зажал в кулаке.
Филин выпрямился и, похлопав Августа по плечу, двинулся в сторону Ворона, который с выражением тревоги на лице по-прежнему поджидал его у шлюпки, не смея тронуться с места.
Август замер, ожидая, что будет дальше. Филин подошел к Ворону, и они начали о чем-то напряженно говорить. Из-за царившего вокруг шума Август не мог разобрать ни одного слова. Внезапно один из помощников Ворона ударом кулака сбил Филина с ног. Ворон, тут же забросив свой сундук в шлюпку, навалился на поверженного врага, стараясь схватить его за шею. Август уже хотел кинуться к капитану, но увидел, что несколько китобоев во главе с Иноходцем пришли ему на помощь. Рядом со шлюпкой завязалась жаркая драка.
В это же время кто-то окликнул Августа по имени. Это был Омикрон, который только что поднялся из машинного отделения на палубу. Друзья обнялись. Но на долгие приветствия и разговоры у них не было времени. Август обернулся и, увидев, что Филин снова стоит на ногах, ловко орудуя при этом кулаками, бросился в кают-компанию корабля, потянув за собой Омикрона.
Через пару минут Август уже стоял рядом со шкафом, в одном из ящиков которого был заперт дневник. От волнения его руки заметно дрожали, и он никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Наконец, он сумел справиться с замком. Дневник оказался на месте. Август запихнул его за пазуху и направился к выходу.
– Ты куда? – удивленно спросил его Омикрон.
– Капитан будет ждать нас на борту субмарины, – ответил ему Август, – идем быстрее.
– Ты хочешь вернуться к китобоям? – не поверил Омикрон. – Зачем? Давай спрячемся. Пусть они катятся ко всем чертям. Скоро здесь будет «Левиафан». Нас спасут. Понимаешь?
«А ведь верно, – подумал Август, – зачем мне возвращаться к Филину?»
– Вот что, – сказал он, повернувшись к Омикрону, – нам незачем прятаться. Нас никто не станет искать. Китобоям теперь не до того. Давай поднимемся на капитанский мостик. Оттуда нам будет удобнее следить за приближением «Левиафана».
Август оказался прав. По пути на капитанский мостик им не встретилось ни одной живой души. Все китобои были на палубе и спешно грузились на субмарину.
– Филин опоздал, – сказал Омикрон, первым оказавшись у иллюминатора, – ему не сбежать: «Левиафан» уже здесь.
Август присоединился к другу. С высоты капитанского мостика было хорошо видно, как вдалеке горели корабли Аквы, сильно поврежденные орудиями китобоев. Впрочем, и у китобоев на плаву оставалось только два корабля, один из которых тоже горел. Не пострадал лишь флагман. Но его капитан не решался преследовать потрепанные суда инженеров, которые спешно отступали под защиту города.
Август увидел, как от борта «Виктории» отвалила шлюпка. Ее веслами ворочали Ворон и пара его людей. Больше никто из команды не последовал за ним. Но главное, справа всего в паре кабельтовых возвышалась громада «Левиафана». Теперь спасти субмарину могло только чудо. Последние китобои, побросав ящики с оружием, спешно грузились на подводный корабль.
«Виктория» за последние минуты успела осесть еще глубже, так что ее корпус больше не мог скрыть присутствие субмарины. Похоже, на «Левиафане» обнаружили нового противника, потому что огромный пароход неожиданно начал менять курс, стремясь обойти тонущую «Викторию».
– Они попробуют прижать корабль китобоев к борту «Виктории», – предположил Омикрон, – капитан «Левиафана» ни за что не выпустит их после всего, что они сегодня натворили.
В это же время с рубки «Георга V» на палубу «Виктории» соскочил Иноходец и сломя голову бросился на нос корабля.
– Что он задумал? – удивился Август.
– Ах ты, черт, – воскликнул Омикрон, – смотри, он бежит к гарпуну. Генератор корабля все еще работает, значит, в паропроводе есть давление. Хоть бы эта проклятая «Виктория» быстрее тонула.
Но Иноходец оказался быстрее прибывающей в трюм воды. Он развернул грозное орудие в сторону повернувшегося к нему бортом «Левиафана», открыл клапаны паропровода и дернул за спусковой рычаг. Тяжелый гарпун, прикрепленный к прочному фалу, с коротким, но грозным рыком устремился к цели.
Послышался грохот удара. «Левиафан» оказался прочно прикован к тонущему судну. Иноходец, убедившись, что ему удалось сорвать атаку вражеского корабля и теперь его товарищам ничего не угрожает, побежал обратно к субмарине.
Август увидел, как Филин, крепко сжимающий в правой руке свой любимый винчестер, помог Иноходцу забраться на рубку подводного корабля. Затем Филин в последний раз посмотрел на гибнущее судно, которое он как настоящий капитан покидал последним. Неожиданно его взгляд скользнул по капитанскому мостику. Август, перепугавшись, отпрянул от иллюминатора. Но, похоже, Филин не заметил его, потому что он тут же отвернулся и скрылся в рубке субмарины, опустив за собой тяжелый люк.
Через пару часов все было позади. Август стоял на палубе «Левиафана» и с грустью наблюдал за тем, как скрываются под водой гордые мачты «Виктории». Он не хотел такого конца для этого прекрасного корабля. В его сердце жила надежда, что «Викторию» еще можно спасти. Но, увы, удержать ее на плаву было уже невозможно.
Как только механикам «Левиафана» удалось после долгих мучений перерубить прикрепленный к гарпуну канат, который спасительной пуповиной поддерживал жизнь «Виктории», судно, успевшее набрать полный трюм соленой морской воды, начало быстро тонуть.
Август повернулся к Июль, не отходившую от него ни на шаг с того самого момента, как она протянула ему руку, чтобы помочь преодолеть последние ступеньки коварной веревочной лестницы, по которой он карабкался на борт «Левиафана». Она что-то увлеченно рассказывала ему о невероятных событиях последних недель. Но он почти не понимал ее. Его радость от встречи с сестрой была такой полной, что места в голове для новых эмоций и впечатлений уже просто не оставалось.
Август смотрел на Июль и не мог поверить своим глазам: за то время, что они не виделись, его сестра явно повзрослела и стала еще красивее, чем была прежде. Она как-то неуловимо изменилась и вела себя так, будто родилась и всю жизнь прожила в этом странном мире. Казалось невероятным, как она раньше умудрялась обходиться без своего автоматона, который теперь все время был рядом с ней и даже сейчас внимательно рассматривал Августа, удивленно поднимая свои механические брови.
– Август, ты заснул? – принялась со смехом тормошить его Июль. – Расскажи мне, что ты делал все это время. Я хочу знать все-все.
Прежде Август не заставил бы просить себя дважды. Он тут же принялся бы расписывать пережитые им приключения, преувеличивая свои подвиги, как только возможно. Но сейчас ему что-то мешало. В голове словно засела какая-то заноза.
«Метрополис в опасности, – наконец, сообразил он. – Как же я мог забыть?» – хлопнул себя по лбу Август.
– Отведи меня к капитану, срочно, – схватил он за руки Июль, которая с волнением вглядывалась во внезапно побледневшее лицо брата.
Никогда раньше у Августа не было таких внимательных и благодарных слушателей, как те, что собрались сейчас в кают-компании «Левиафана». Его никто не прерывал и не велел поторапливаться. Напротив, его просили рассказывать все как можно подробнее. Лейтенантов Тау и Альфу волновали малейшие детали задуманного Филином штурма Метрополиса.
Наконец, все вопросы были заданы и все ответы получены. На «Левиафане» начался военный совет. После недолгих споров было решено, что корабль должен немедленно отправляться в погоню за субмариной. Филина нужно было остановить. В крайнем случае, требовалось добраться до Метрополиса раньше, чем там окажется «Георг V», чтобы не позволить застать его жителей врасплох.
Общий итог подвел Альфа.
– Дорогой Капитан, – сказал он, обращаясь к Омеге, – все мы понимаем, как серьезно пострадал в бою «Левиафан». Ему требуется ремонт. Мы всего в одной миле от Аквы с ее прекрасными верфями. Но вообразите, к каким последствиям приведет падение Метрополиса. Война будет проиграна.
– Не волнуйтесь, – ответил ему Омега, – «Левиафан» так же быстр, как и прежде. Мы догнали китобоев однажды, сделаем это и во второй раз.
– Отлично, – улыбнулся Альфа, – значит, решено: идем в Метрополис.
Август и Июль снова спустились на палубу, чтобы продолжить прерванный разговор. Но все слова вылетели у них из головы, когда они увидели проплывающий за бортом город.
Никто из них прежде не видел ничего прекраснее. Мраморные здания Аквы, возведенные на высоких сваях, были обращены величавыми фасадами к широким каналам. Изящные изогнутые мосты с ажурными литыми перилами возвышались над оживленными улицами. Покрытые мозаичным орнаментом площади были окружены со всех сторон водой. Тенистые сады, цветущие на подвесных террасах, раскинулись ярусами над спешащими куда-то лодками, яхтами и катерами.
Но главным чудом была сама вода, на которой и стоял город. Коралловый риф, окружавший Акву с трех сторон, придавал ей настолько чистый изумрудный оттенок, что весь город казался одним большим драгоценным минералом, сверкающим в лучах теплого солнца. Только глаза Июль могли поспорить с его благородной и незамутненной красотой.
Аква напоминала сказку или волшебный сон, увидев который однажды, уже не забудешь никогда и будешь мучиться всю жизнь, понимая, что больше он никогда не повторится.
– Как жаль, что мы просто пройдем мимо Аквы, – сказал Август, – вот бы остаться здесь хотя бы на недельку.
– Да, – согласно кивнула Июль, – но ты же знаешь, это невозможно.
– Знаю, – вздохнул Август, – но однажды я вернусь сюда, поверь мне.
– Верю, – взъерошила ему волосы Июль, – но сейчас я бы хотела знать, как вернуть тебя домой. Пока для меня это загадка. Тут вообще загадки на каждом шагу, – оживилась Июль. – Почему здесь никому ничего не известно о нашем мире? Это странно, согласись. Ведь мы даже говорим на одном языке. Ты знаешь, когда я была в Метрополисе, то видела там журнал, который был напечатан в Лондоне еще в позапрошлом веке. Уж эта вещь точно из нашего мира. Как она попала сюда? А ты обратил внимание на то, какие тут у всех имена? Тебе известно, что они означают? Это же просто названия греческих букв! В общем, сплошные загадки, а разгадок у меня нет, – грустно улыбнулась Июль.
– Не переживай, – ответил ей Август, – кажется, я знаю, где можно их найти.
На этих словах он вытащил из-за пазухи дневник Теслы...
Продолжение следует...