(из книги «"<a
Два памятника петровского времени, посвящённые центральной личности той эпохи - именно самому Петру Великому.
Один из этих памятников представляет собой записки дневники неизвестного англичанина, прекрасно знакомого с состоянием русского флота и с деятельностью Петра Великого в этом отношении.
Записки эти попали в руки графа Е. Путятина, переведшего их и издавшего в 1898 году под названием: «История российского флота в царствование Петра Великого».
Другой памятник, - «лицевая» т.е. иллюстрированная рукопись первой четверти XVIII в.
Заключающая в себе толковый апокалипсис и подробно описанная г. Щепкиным в работе: «Два лицевых сборника Исторического Музея». М. 1897.
Рукопись эта представляет собой громадный интерес главным образом по своим характерным рисункам, в которых отразилось враждебное отношение раскольников к петровским новшествам.
Два этих памятника истории, вышедших из двух совершенно противоположных лагерей, не только друг другу не противоречат, но даже, наоборот, как бы дополняют.
Неизвестный англичанин, подробно и с сочувствием, рисующий энергичную и своеобразную личность Петра I, придававшего такое громадное значение флоту и сильно увлекавшегося этим делом, в то же время сообщает о препятствиях, вытекавших из взглядов современных русских людей, которые тормозили это дело.
Далее он сообщает подробности о работе Петра над морским уставом.
«Царь, - рассказывает он, - добыв (как-то) воинские уставы и морской регламент Англии, Франции, Голландии, Дании и Швеции и имея офицеров, опытных в методах этих наций, решил с особою тщательностью пересмотреть таковые, дабы из них выбрать наиболее пригодное для его целей».
Для выполнения этого, учреждён был совет, собиравшийся в его собственном доме для ассамблей, куда он сам являлся ежедневно к 4 часам утра, другими членами совета были контр-адмирал Гордон, капитан-командор Отто, генерал-интендант флота; капитаны Гослер, Зотов, Мишуков, а иногда генерал-адмирал Апраксин и контр-адмирал Сисерс.
Последние, для дальнейшего ведения дела, обращались к разным трактатам других наций, особенно по морскому праву.
В дальнейшем книга Путятина пишет: русские были во всех отношениях плохими моряками. Привыкшие к сухопутной службе и жизни, они «будучи принуждены исполнять службу другого рода, падают духом до такой степени, что когда, при бурной погоде, получают приказание подняться на вант, прямо падают и готовы скорее подчиниться строжайшему гневу, нежели тронуться на такое опасное, по их взгляду, предприятие».
Особенно же неблагоприятно отражались на морской службе
коренные московские обычаи.
«В этом отношении, - говорит англичанин, - губительное влияние имеет их строгое соблюдение в году трёх постов, в общем достигающих пятнадцати недель, не считая в том числе всех сред и пятниц в тeчeние года.
Столь настойчиво соблюдается тёмною суеверною массой народа эта менее существенная обрядность, что, когда, особенно в посты, с poccийского флота, отправлено было на берег большое число больных и слабых и царь предписал выдавать последним свежее мясо и выставить часового для наблюдения за тем, чтобы к больным не привозили другой провизии, многие при этом положительно предпочли умереть скорее, чем примирить свою извращённую совесть, согласившись вкушать запретной мясной пищи...».
Интересная картинка рисуется в этих немногих словах. Больные матросы, которых нужно силой заставлять есть мясо и охранять при помощи часовых от употребления постных продуктов!..
Как говорит далее автор записок, царь, лично «весьма порицал этот неполитичный обычай (поста), однако, зная глубокую приверженность народа к оному, он не решался уничтожить его открытым указом, но старался выводить этот обычай другими путями, осмеивая, как эту, так и многие другие странности в обрядах и обычаях страны: в этом ему содействуют многие из служащих в армии и флоте россиян, успевших проникнуться новым взглядам, во время путешествий в чужих краях. Tем не менее, по сему вопросу так мало достигнуто ycпеха, что из ста унтер - офицеров и матросов едва ли один, и то насильно, согласится отказаться от таких убеждений...»
Результатом такого стремления к перевоспитанию народа было то, что сам воспитатель в глазах этого народа приобрел себе известность антихриста.
Описанная г. Щепкиным рукопись является прекрасной иллюстрацией этого изуверства.
Её рисунки образно и вполне наглядно отражают в себе отрицательное отношение русского общества к преобразовательным стремлениям Петра Великого.
Здесь, например, появляются петровские солдаты в кафтанах с отворотами и с надписью: «страну нашу чуждии поядят». Под надписью «оружием oт диавола падут» изображены петровские солдаты, расстреливающие связанных старцев, облеченных во власяницы.
На другой картинке изображено, как «все грады чрез послания» привлекаются в подданство антихристу: у ворот города человек в красном кафтане держит в руке развернутый свиток, вправо, рядом с ним, барабанщик бьет в барабан.
Среди типов самого антихриста самым распространяемым в иллюстрациях этой рукописи является тип, в котором нельзя не узнать черты самого великого преобразователя.
Особенно мрачным характером отмечена картина, имеющая надпись: «тогда послет в горы и вертепы и в пропасти земные бесовские полки, во еже взыскати и изобрести скрывшияся от очию его и тех привести на поклонение его».
Антихрист изображен здесь сидящим на престоле. Перед ним вправо выступает военный отряд, руководимый самим диаволом.
Отряд этот направляется к скиту с пещерами, в которых молятся иноки и миряне. Два отряда петровских солдат, руководимые диаволами, подымаются вверх, по лесистым склонам.
Далее следуют картины, в которых укрывшихся ведут к антихристу, причем - отпавшие знаменуются его печатью, а верные предаются на муку...
Картинки эти, как уже было замечено выше, являются верным и наглядным отражением настроения современного Петру Великому общества.
А. Н. Пыпин в своей статье «Петр Великий в народном предании», напечатанной в последней номере «Вестника Европы»за 1897 г., собрал массу фактов, свидетельствующих о том, какое широкое и разнообразное распространение имела легенда об антихристве Петра Великого в свое время.
Факты эти заимствованы почтенным исследователем из архива Преображенского приказа, ведавшего в свое время «государевы дела», или, говоря по нашему, политические преступления.
Перед глазами читателя проходить целый ряд мужчин и женщин, мирян и монахов, позволивших ceбе неуважительно отозваться о деятельности царя, осуждавших его реформы и видевших в нем антихриста.
Старица Платонида, например, про царя говорила: «он швед обменной, а потому делает Богу противно, против солнца крестьян и свадьбы венчают, и образы пишут с шведских персон, и посту не может воздержать и платье возлюбил шведское... взял за себя шведку-царицу Екатерину Алексеевну и та-де царица детей не родит, и он, государь, сделал указ, чтобы с предбудущем государя крест целовать и то-де крест целует за шведа, одноконечно-де станет царствовать швед, родственник или царицы Екатерины брат и великий де князь Петр Алексеевич родился от шведки с зубами, он-де антихрист».
Клеймо, которым по распоряжению Петра Великого клеймили новобранцев для предупреждая побегов, послужило неопровержимым доказательством догадки о том, что Петр - антихрист.
«Ныне время последнее, говорили под пытками раскольники: Петр - не царь, антихрист: потому во прежних летах был волхв Симон Петров, а от него-де были ереси и отпал от веры, а этот-де царь Петр бороды и лбы велит брить и печатает солдат в руки, и та-де печать на лбах и руках - его, антихристова»...
Реформы Петра, проводившиеся в жизнь без достаточной подготовки, резкой рукой преобразователя, производила на раскольников удручающее впечатление.
«Ныне пришло последнее время, - жаловались они, - скоро придет страшный суд, должно скрыться под перст и главы свои прикрыть в горы или вертеп»..
По видимому, это было то самое соображение, какое проповедывала в Тирасполе сестра Виталия тем несчастным, которые в народной переписи усмотрели признаки пришествия антихриста и «скрылись под персть» - пожелали быть замурованными в погребе.
Все подсудимые, прошедшие через Преображенский приказ, в общем говорили одно и то же, страдали за одни и те же убеждения. Оригинальностью выделялась из них лишь некая Алена Ефимова. Своей задачей она поставила умолить Бога, чтобы Он вразумил царя Петра Алексеевича на путь истины, даровал бы ему намерение прекратить гонения на раскольников, а раскольники, с другой стороны, вразумились бы и соединились с православной церковью. Сама она была не то раскольница, не то православная, крестилась двумя перстами, Но ходила в православную церковь, имела православных духовников и молилась за царя, «гонителя староверов».
Реформы Петра I коснулись всех слоев общества, он призвал всех для служения государству, даже монахов, которых объявил тунеядцами.
Неоднозначное отношение церкви не только к новым реформам Петра I, но и другим реформаторам России, к ее просвещению очень точно определяет и объясняет профессор Ключевский Василий Осипович.
В очерке «Западное влияние в Poccии XVII в.» опубликованном в московском журнале «Вопросы философии и психологии» в мае 1897 г.
Отождествление религиозного расхождения медленно переходит на государственный и общественный уровень сознания.
Речь идет об отношении русского раскола к западному влиянию, - автор с народно - психологической точки зрения рассматривает, почему церковные новшества, шедшие собственно против западного влияния, связали с ним и позднее - отожествили.
События складывались так, что церковное руководительство переходило понемногу из Византии в Москву, - этот «третий Рим», - она становилась оплотом против католицизма и старинным opyжием, греческой ученостью, собиралась продолжать церковную борьбу Востока с Западом.
Под гнетом внешних национальных опасений, без внутреннего влечения, шел pyccкий человек в новую науку, не уверенный, угодно ли это Богу?
Отсюда, как основательно замечает проф. Ключевский, научный скептицизм: тяжкое раздумье овладевает московскими людьми, - безопасна ли эта наука, не повредить ли она чистоте веры и нравов.
В учености подозревали ересь, в иepapxaх, поддерживавших ученых - еретиков, еще один шаг - и очищаемое ими от искажений и вековых наслоений в обрядовой стороне церковное учение обратится в «богопротивное», а его противники - в раскольников - староверов.
Все чаще слышатся увещания по адресу молодежи: «Бога ради, отцы духовные, не отпускайте их учиться в Киев, - на вашей душе Бог это взыщет».
А русская учащаяся молодежь, учившаяся искренно, без раздумья, своим поведеньем еще больше поджигала страсти: считая свои знания отличием, исключением, она невольно впадала в caмомнение, в заносчивую критику доморощенных авторитетов.
В обществе водворяется разлад, и опасения перед ним все сильнее ожесточают обыкновенные умы против науки, - этой одной из тьмы «латинских козней».
С младых лет на Руси знали, что на Западе живут «людие величавы, и горды, и оманчивы, и на бранях храбры, пиют же зело много, к похотям телесным и ко всяким сластем слабы, и вся творят по своей воле, к учению искательны, а от благочестия заблудилися».
И вот из мира этих величавых и гордых шла в смиренную Русь наука.
Пусть «в земле Галии вечерней, во граде некоем Парисе есть академия, сиречь соборное училище, в нем же учение всех реместв, грамматики, философии и звездочетий различных».
Книжники наши ничего не хотели признавать, кроме Откровения, а западная наука отличалась своеволием и пытливостью.
Старинные поучения категорически заявляли: «Богомерзостен пред Богом всяк, любяй геометрию… Проклинаю прелесть тех, иже зрят на круг небесный. Люби простыню (простоту) паче мудрости».
Эта антитеза - вера и разум, наука и откровение - играла особенно видную роль в зарождении и жизни старообрядства, но отвлечённые понятия мало говорят простому человеку, оттого вера и отождествилась со старым русским благочестием, а наука - с еретическим Западом, «на подобие того, как в одном сказании бес является древнему иноку в виде ляха», - припоминает автор.
Так все решительнее связывали церковную науку и церковные новшества с западничеством и латинством, но этим словом пугали не потому, что сами в это верили, а потому, что не хотели новшества вообще и необходимо было подыскать наиболее отталкивающую характеристику их.
Именно эта антидеза и не допускала селекцию Мичурина, опыты с совершенствованием животноводства, а также допустила истощение земель, выступая против применения новых методов ухода и обогащения земель - применение удобрений.
«Земля и так мужика кормит, только леность его виновата» - такие рассуждения сплошь бытовали на Руси.
В 1848 г. московское сельско - хозяйственное общество выпускает сборник, в угоду церковной цензуре, озаглавленный: «О всенародном распространении грамотности в России на религиозно - нравственном основании».
Авторы статей, помещённых в «сборнике», доказывают пользу грамотности для крестьян, при этом приводят известные им опыты устройства имений и способы обработки земли.
«Учить мужика грамоте затем, что бы доставить ему возможность читать пустые книжки, который издают для народа европейские человеколюбцы, есть действительно вздор».