Я несколько минут наблюдал за тем, как ты обнимаешь моего брата, из которого алыми потоками сочилась жизнь. Жизнь ХэйЛу, самого сильного создания второй параллели, самого могущественного существа вашего мира, моего брата-близнеца Алиора. Ярость и злость, ревность поднялись в моей душе, тысячи змей зашипели, поднимая головы. Я смотрел, не в силах понять, почему так. Неужели ты, ты, Мио, который знал меня лучше, чем кто-либо другой, не смог отличить меня от этой жалкой подделки?
- Ромио, - я не узнал свой голос. Слишком холодный, слишком безэмоциональный, слишком… мертвый. Ты поднял голову, глядя на меня, и в твоих фиалковых глазах я заметил ужас, панику, непонимание и страх. Да… страх. Ты ведь никого не боишься, мой вампир?
- Адейн… - твое бледное лицо, кажется, побелело еще больше. Теперь ты понимаешь, что происходит? Ты убрал руки от моего брата, вскочил на ноги, позволяя ему упасть на снег с тихим стоном. Я брезгливо посмотрел на него, подошел к тебе, глядя в глаза. Не знаю, что было написано у меня на лице, но ты испугался. Испугался еще больше, чем до этого. За твоей спиной возник Константин. Подбежал Руфус и твой верный киборг.
- Адейн… я… - ты едва дышишь. Осторожнее.
- Ты? – моя бровь изогнулась, я оскалился тебе в лицо, чувствуя, что не могу совладать со своей яростью.
- Адейн, он ничего не знал, - голос Константина такой же холодный, как мой, но я чувствую ваш страх. Чувствую, что вы боитесь меня. Не понимаете, что происходит. А я смотрю только на тебя, пытаясь понять, как можно было нас перепутать.
Я выследил Алиора, когда он пытался проникнуть в спальню Константина, где спал этот щенок, Руфус. Не знаю, зачем моему брату он понадобился, но чувствовал, что Алиор хочет убить мальчишку. Я не мог позволить, чтобы на моей территории случилось убийство.
Победить Алиора ничего не стоило, но перед этим нужно было выяснить, зачем ему нужен Руфус и зачем он выпустил ложных вампиров из клеток. Теперь я это знаю. Поистине, версия кажется мне невероятной. Но Алиор привел веские доводы. А потом появился ты, устроил тут истерику, глядя на поверженного Алиора… Тебя нужно наказать, meo solum. Чтобы ты не забывал, кто именно должен быть рядом с тобой, кому ты принадлежишь. Тебе страшно? Я вижу, вижу, как расширились твои зрачки, вижу, как ты напряжен, но стараешься не показывать этого. Конечно, ты ведь не хочешь терять свой авторитет. Показывать, что ты игрушка в моих руках и как легко я могу сломить тебя.
- Ко мне, - одного моего взгляда хватило, чтобы на глазах изумленного киборга и Руфуса ты сделал шаг в мою сторону. На лице Константина отразилось понимание. Хороший мальчик. – Ты что-нибудь хочешь мне сказать?
Ты качаешь головой. Видимо, понял свою ошибку, безошибочно прочел свое будущее в моих глазах. Молодец.
- За мной.
Я не буду касаться тебя сейчас. Нет нужды. Ты все равно пойдешь за мной, даже если я уйду в Бездну. О, глупый мальчишка! Поверь, я не хочу делать то, что должно случиться сейчас. Но ты не оставляешь мне выбора.
Метель скрыла Константина и Руфуса, я вел тебя подальше от них. Подальше от чужих глаз. Ты знаешь, куда мы идем. Да…
Молчишь? Верно, молчи. Не испытывай мое терпение.
Вот они, холодные стены твоего замка. Я вел тебя вниз, вниз по крутым лестницам, все ниже, туда, где вечный холод и обледеневшие стены. Ты упирался, отказывался идти, приходилось заставлять тебя силой. Да, ты знаешь, что тебя ждет.
У двери подвала, в котором ты убил столько людей, ты окончательно успокоился. Принял как должное. Лицо стало мраморной маской, ты спрятал все свои эмоции. Но твой страх витает в воздухе, Мио. Я чувствую его. Чувствую точно так же, как ты чувствуешь кровь.
- Проходи, - я открыл дверь, заглянул внутрь, подталкивая тебя к стене. Давай, почувствуй себя узником своей же тюрьмы. Узником своих воспоминаний. Да, я чувствую, как изменилось твое состояние. Тебе страшно? Плохо?
- Адейн… - выдохнул ты, оборачиваясь на меня. Маска спала с твоего лица, на нем явно видна паника и ужас. Ты не хочешь этого. – Адейн, прошу тебя…
- На колени, - тебе ли не знать, что если я решу что-то, то этого уже не отменить? Ты послушно сел, глядя в пол. По щекам скатилась первая слезинка. За ней еще одна. Плачь, это единственное, что тебе остается, мой дорогой.
Я знаю, насколько ты не любишь быть здесь. Знаю, как неуютно ты себя чувствуешь в этом подвале, когда в твоей руке нет любимого хлыста. Знаю… Потому что хлыст теперь в моей руке.
- Смотри на меня, - я приподнял твой подбородок рукояткой хлыста, заглянул в глаза. Ты, тот ты, которого я знаю, которого знают все в этом мире, ты теряешься в задворках собственного безумия. Слабеют те оковы, которыми ты накрепко сковал свое прошлое, забил его плетью в самый угол подсознания, заморозил, поклялся себе никогда больше не возвращаться к этому. Но я вытащу это наружу, разбережу твою старую рану…
В твоих глазах плещется ужас, взгляд меняется. В тебе борется настоящий ты и ты из твоего прошлого. Идет борьба между кровавым вампиром и бедным забитым мальчишкой. Вампир проигрывает, стоит мне щелкнуть кнутом. Твой взгляд полон паники, тебя колотит, ты боишься. Кусаешь губы до крови, пытаешься отползти от меня, найти спасение. Нет. Не позволю.
- Что же ты, Ромео? Где твоя улыбка? – я щурюсь, наблюдая за твоей реакцией. Ты дрожишь, руки сжимаются в кулаки. Это больше не ты. Вампир сдался, уступил мальчишке, позволил воспоминаниям завладеть собой.
Я подхожу к тебе, нарочито медленно, растягивая приближение неизбежного, иногда щелкаю хлыстом, захлебываясь от наслаждения, лицезря твой ужас в глазах. Ты жмешься к стене, ища спасения в холодных стенах, пытаешься слиться с вековыми камнями. Твои руки находят цепи вмурованные в стену. Я вижу, тебе становиться дурно. Вспоминаешь? Вспоминаешь, что происходило в этом подвале почти три тысячи лет назад?
Помнишь их руки на своем теле? Помнишь ту боль, которую они тебе причинили? Помнишь, как они смеялись, издеваясь над тобой? Помнишь?
Помнишь, как ты сидел прикованный к этим цепям? Помнишь, как не мог ничего? Помнишь это ощущение беспомощности? Помнишь, как ты боролся? Помнишь, как задыхался от дыма факелов, как тебя били, насиловали, как вырезали имена на твоем теле?
Помнишь, как они сломали тебя, и ты стал их послушной шлюхой, надеясь, что тогда станешь им не интересен, и они оставят тебя? А что было потом, ты помнишь? Помнишь, как отдавался им, слыша смех своего отца? Помнишь эти уроки?
По твоим глазам я вижу, что ты прекрасно помнишь все это. Вижу, как твое безумие забирает тебя с собой, вижу, как тебе страшно. Ты видишь их снова, Ромео? Ты пятишься… но я не подхожу. Ты пытаешься защититься от кого-то, кричишь, плачешь, отбиваешься, просишь о помощи, сжимаешься в тугой комок, стараясь защититься от теней своего прошлого. Может, мне стоит добавить немного реальности в твое безумие?
Я подхожу, становлюсь над тобой, смотрю на тебя. Какой же ты жалкий сейчас, Ромио. Беспомощный мальчишка, потерявшийся в темноте, пытающийся управлять другими, наслаждающийся чужой болью, чтобы скрыть свои старые шрамы, чтобы задушить собственное безумие, не поддаться ему, не вспоминать своего прошлого. Бедный, бедный мальчик… Но мне тебя не жаль. Сейчас ты сам виноват в том, что я делаю с тобой.
Ты поднимаешь на меня глаза, с надеждой протягиваешь ко мне руку, думая, что я помогу тебе, что спасу тебя. Нет, Мио, я только добавка к твоей агонии.
Черный хлыст обжигает твою кожу, оставляет на ней красный рубец. Ты вскрикиваешь, отползаешь от меня. Твои губы безмолвно шепчут: «За что, господин?»
Я усмехаюсь. Ты должен запомнить, что принадлежишь только мне. Ты должен понять, что намертво связан со мной и освободишься только тогда, когда один из нас умрет. И, вероятнее всего, это будешь ты.
Я замахиваюсь еще раз, хлыст со свистом опускается на твою кожу, разрывает ее, кровь стекает из глубокой раны. Я с наслаждением вслушиваюсь в твой крик, как губка впитываю твои просьбы и мольбы. Знаешь, Мио, а я раньше не понимал, почему тебе так нравится истязать других. Теперь понимаю. Это действительно прекрасно. Слышать чей-то крик, ощущать власть над кем-то… Осознавать, что в твоих руках чья-то жизнь и этот кто-то не может от тебя сбежать. Медленная агония приносит больше удовольствия, чем охота. И мне тоже это нравится. Нравится наблюдать за тем, как ты пытаешься убежать, как ты пытаешь увернуться от ударов. Но я быстрее…
Я не могу остановиться. Даже твой вид, вид исполосованной в кровь спины и груди, не дает мне остановиться. Наоборот, он сводит с ума, запах твоей крови только дразнит и заставляет экспериментировать, бить тебя, уже позабыв о наказании, а просто наслаждаться процессом, выясняя, насколько тебя хватит. Как долго ты сможешь выдерживать эту боль? Сколько твое сознание позволит выдержать телу?
Как оказалось – недолго. Ты отключился, упав на холодный камень, и меня как будто облили ледяной водой. Что я делаю?
Я сел на колени рядом с тобой, осторожно убрал волосы с лица. Кажется, я немного перестарался, на тебе и живого места нет… Ничего, ты справишься, как только придешь в себя и станешь собой. Потом я тебе все расскажу.
* * *
- Адейн… - ты сел на кровати, придирчиво осматривая израненные руки и грудь. Да, мне тоже не очень нравится твой вид, но в качестве наказания я оставил все раны на теле. Подлечил только лицо.
Рассказал тебе, что случилось, и ты бескрайне удивился.
– Ладно.
Видимо, ты принял это как должное, согласился с наказанием. Что же, так проще. Теперь я могу об этом забыть. Нет смысла возвращаться к тому, за что уже понесено наказание.
- Теперь, когда ты пришел в себя и не собираешься устраивать истерики, мы можем поговорить, - улыбнулся я, расчесывая волосы. – Пока ты там рыдал над телом моего брата, я кое-что узнал.
Я улыбнулся, довольный произведенным эффектом. Ты одновременно вспыхнул от злости и загорелся любопытством.
- И что же ты узнал?
- Я знаю, кто убивал благородных все это время. И ты очень удивишься, когда я тебе это скажу.
Ты поднял на меня глаза, потянулся и поморщился.
- Я тебя слушаю.
- Руфус.
- Что Руфус?
- Руфус убивал благородных.
Наблюдать за тем, как вытягивается твое лицо, было для меня высшей наградой.