Факел непопалимый 5

Виталий Голышев
Предыдущая:http://www.proza.ru/2015/03/15/1078



       Санкт-Петербург, Петроград, Ленинград, Санкт-Петербург!

       За 80 лет XX столетия – с 1913 по 1991 год – этот удивительный город четыре раза менял свое название и один раз  свой статус – из столицы Российской империи он превратился в «Северную столицу», но от того не стал он ни менее значительным, и не менее прекрасным. В сердцах русских людей он навеки остается Питером - Великим городом, воспетым лучшими представителями отечественной культуры, и, прежде всего, поэтами, начиная с «Золотого века» и заканчивая «Серебряным». Но никто так возвышенно и проникновенно не воспел этот город, как А.С.Пушкин:


  «Люблю тебя, Петра творенье,
  Люблю твой строгий, стройный вид,
  Невы державное теченье,
  Береговой ее гранит.
  Твоих оград узор чугунный,
  Твоих задумчивых ночей
  Прозрачный сумрак, блеск безлунный,
  Когда я в комнате моей
  Пишу, читаю без лампады,
  И ясны спящие громады
  Пустынных улиц, и светла
  Адмиралтейская игла.
  И не пуская тьму ночную
  На золотые небеса,
  Одна заря сменить другую
  Спешит, дав ночи полчаса…


          …Красуйся, град Петра, и стой
  Неколебимо, как Россия.
  Да умирится же с тобой
  И побежденная стихия;
  Вражду и плен старинный свой
  Пусть волны финские забудут
  И тщетной злобою не будут
  Тревожить вечный сон Петра!..».


       Удивительно, но судьбе было угодно распорядиться именно так, что трём поколениям мужчин из нашего рода было подарено счастье учиться именно в этом чудном городе, а для моего отца и меня он стал также и колыбелью наших семей.

       Отец с мамой, будучи студентами Московского гидрометеорологического института, эвакуированного во время войны в Среднюю Азию, со снятием блокады Ленинграда, в октябре 1944 года были переведены туда вместе с институтом и первоначально расположились на Васильевском острове, на Тучковой набережной, в помещениях Павловского института. Они были поражены и покорены величием и гордой, суровой молчаливостью и пустынностью непокоренного врагом Великого города. Города, перенесшего почти трехлетнюю блокаду, потерявшего сотни тысяч лучших сынов и дочерей своих, защищавших его стены, не сломленных тяжелыми испытаниями, выпавшими на их долю, оставшихся навеки в этом городе и в памяти людской. Здесь же они и поженились в мае 1946 года, отсюда начался их совместный жизненный путь длиною в 54 года.

       Наверно притяжение Питера было настолько велико в жизни трех наших поколений, но только ко времени окончания мной школы и выбора дальнейшего жизненного пути какая-то неведомая сила подтолкнула и меня к решению поступать именно в Ленинградский ВУЗ. И моя мечта осуществилась. Ленинград подарил мне  не только замечательную профессию, ставшую моей судьбой, но и самые лучшие четыре года моей молодости. За более чем шесть десятков лет жизни мне пришлось побывать в разных городах страны, но лучшего, чем Питер, я не нашел. И, конечно же, он дорог для меня еще и потому, что здесь я встретил близкого мне человека, с которым связал свою судьбу, и с которым иду по жизни вот уже пятый десяток лет.


       Но… «начало всех начал» даровано было моему деду Флегонту Петровичу Попову, который в 1913 году, шестнадцатилетним крестьянским юношей, «из глубины Сибирских руд», прибыл в столицу Государства Российского. Каково ему было? Как он воспринял «град Петров»? Как город принял его самого? Что представляла собой Столица в те последние предвоенные годы, каковыми были её дух и душа, которые она должна была распахнуть перед наивным и неиспорченным цивилизацией парнишкой из далекой сибирской провинции?

       Мне припомнилось начало знаменитой трилогии Алексея Толстого «Хождение по мукам», которую я люблю и которую перечитывал с молодости несколько раз. В самом начале первой ее части – «Сёстры» - дается великолепное описание Петербурга кануна Первой мировой войны, которое удивительно емко передает не только аромат эпохи, но и сам дух Питера, нечто странное и неуловимое, чем жил город, словно «в ожидании рокового и страшного дня».


                ПРИЛОЖЕНИЕ № 6:


       «Сторонний наблюдатель из какого-нибудь заросшего липами захолустного переулка, попадая в Петербург, испытывал в минуты внимания сложное чувство умственного возбуждения и душевной придавленности.
 
       Бродя по прямым и туманным улицам, мимо мрачных домов с темными окнами, с дремлющими дворниками у ворот, глядя подолгу на многоводный и хмурый простор Невы, на голубоватые линии мостов с зажженными еще до темноты фонарями, с колоннадами неуютных и нерадостных дворцов, с нерусской, пронзительной высотой Петропавловского собора, с бедными лодочками, ныряющими в темной воде, с бесчисленными барками сырых дров вдоль гранитных набережных, заглядывая в лица прохожих – озабоченные и бледные, с глазами, как городская муть, - видя и внимая всему этому, сторонний наблюдатель – благонамеренный – прятал голову поглубже в воротник, а неблагонамеренный начинал думать, что хорошо бы ударить со всей силой, разбить вдребезги это застывшее очарование…
 
       …Как сон прошли два столетия: Петербург, стоящий на краю земли, в болотах и пусторослях, грезил безграничной славой и властью; бредовыми видениями мелькали дворцовые перевороты, убийства императоров, триумфы и кровавые казни; слабые женщины принимали полубожественную власть; из горячих и смятых постелей решались судьбы народов, приходили ражие парни, с могучим сложением и черными от земли руками, и смело поднимались к трону, чтобы разделить власть, ложе и византийскую роскошь…

       …Петербург жил бурливо-холодной, пресыщенной, полуночной жизнью. Фосфорические летние ночи, сумасшедшие и сладострастные, и бессонные ночи зимой, зеленые столы и шорох золота, музыка, крутящиеся пары за окнами, бешенные тройки, цыгане, дуэли на рассвете, в свисте ледяного ветра и пронзительном завывании флейт – парад войскам перед наводящим ужас взглядом византийских глаз императора, - так жил город…

       …Центральная сила руководила этим движением, но она не была слита с тем, что можно было назвать духом города: центральная сила стремилась создать порядок, спокойствие и целесообразность, дух города стремился разрушить эту силу. Дух разрушения был во всем, пропитывал смертельным ядом и грандиозные биржевые махинации знаменитого Сашки Сакельмана, и мрачную злобу рабочего на сталелитейном заводе, и вывихнутые мечты модной поэтессы, сидящей в пятом часу утра в артистическом подвале «Красные бубенцы», - и даже те, кому нужно было бороться с этим разрушением, сами того не понимая, делали все, чтобы усилить его и обострить…

       …Таков был Петербург в 1914 году».

                (А.Н.Толстой, «Хождение по мукам»).



                *  *  *


       Итак, Флегонт Петрович прибыл в Петербург в 1913 году для продолжения учебы на более высоком уровне. Можно предположить, что основы знаний были получены им первоначально в сельской (либо земской) школе села Малая Минуса, а затем, по всей вероятности, – в самом Минусинске (в гимназии либо протогимназии). Думаю, что если он и прошел гимназический курс в Минусинске, то не в  полном объеме, поэтому ставить перед собой задачу о непосредственном поступлении в один из столичных высших учебных заведений он не решился, определив  для себя предварительно пройти курс одного из столичных реальных училищ.

       Что представляло собой развитие реального образования в России в конце XIX – начале XX века? Какие внешние и внутренние факторы повлияли на него? Многие современные историки считают, что отправной точкой всего последующего развития России, вплоть до Октябрьской революции – экономического, социального, политического и культурного – имело своей отправной точкой реформы, проведенные в стране в 50 – 80-е годы XIX века во времена царствования Александра II.

       Внешние и внутренние условия развития  России во второй половине XIX века – проигранная Крымская война 1854-55 гг., отмена крепостного права, военная внешняя политика на Балканах и в Закавказье в 80-е годы, присоединение Кавказа и Средней Азии, освоение Дальнего Востока, бурное развитие промышленности, коммерции и предпринимательства, подъем сельского хозяйства – все это характеризовалось модернизацией многих направлений государственной, экономической и общественной жизни страны. А это, в свою очередь, потребовало подготовки в стране квалифицированных специалистов в разных областях практической деятельности, помимо гуманитарного образования, которое давали классические гимназии и университеты.

 
       Классические гимназии, вплоть до конца XIX века являвшиеся основным типом средней школы, имели своей задачей подготовку молодых людей почти исключительно к поступлению на гуманитарные факультеты университетов или же на государственную службу. Именно поэтому классическое образование не могло удовлетворить новые потребности общества, вследствие чего быстрыми темпами начал возрастать интерес к реальному образованию, которое ставило своей задачей общее развитие учащихся на основе изучения естественнонаучных и физико-математических предметов, новых языков, русского языка и литературы, новой и новейшей истории, а также готовило выпускников средней школы к поступлению в высшие технические учебные заведения.

       Все это привело к тому, что в начале XX века, все большую популярность стало приобретать реальное образование, реальные учебные заведения стали получать все большее распространение, а многие выпускники не только реальных, но и классических учебных заведений стремились к продолжению обучения в сферах, связанных с изучением естественных и физико-математических наук: технических наук, медицины, сельского хозяйства.

       Примером общеобразовательных заведений в России девятнадцатого-двадцатого веков могут служить реальные училища (шесть лет обучения, но при желании дальнейшего поступления в техническое учебное заведение – семь лет), прогимназии (имевшие четырехлетнюю программу) и классические гимназии (восемь лет обучения), двери которых были открыты для любых сословий. Если в конце девятнадцатого столетия в стране насчитывалось почти двести гимназий, в 1912 году их было уже 417, в 1913 г. – 441, реальных училищ – 284.

       Вот как трактуется в Настольной иллюстрированной энциклопедии (под редакцией В.В.Битнера, издательство «Вестник Знания», Санкт-Петербург, 1907 год), доставшейся мне по наследству от деда, понятие «Реальное училище»:


       «Реальные Училища – средне-учебные заведения, в основе которых лежит реальное образование; из программы р.у. исключены классические (греческий и латинский) языки, а взамен им расширены курсы математики, естественных наук, черчения, рисования, а также немецкого и французского языков. В России первые р.у. были частные; правительственные р.у., которые назывались реальными гимназиями и прогимназиями, стали открываться лишь в 60-х годах; в 1872 г. они были переименованы в р.у. и получили теперешнюю свою организацию».


       А столетие спустя, в «Новейшем энциклопедическом словаре» (издательство «Астрель», 2004 год), понятие «Реальное образование» трактуется так:

       «Реальное Образование – система общего среднего образования с практической направленностью. В отличие от классического, преобладающее место занимали естественнонаучные и математические предметы;  вместо древних языков (латинского и греческого) преподавались новые. Первые государственные реальные учебные заведения были открыты в России в начале XYIII века, в частности Школа математических и навигационных наук (1701). В 1864 г. учреждены реальные гимназии, преобразованные с 1872 года в реальные училища (в 1888 г. реорганизованы в полные средние школы). Р.о. давали также коммерческие училища и военные гимназии. Лица, получившие Р.о., допускались к экзаменам только в высшие технические учебные заведения, а в университеты – с начала XX века (на физико-математический и медицинский факультеты)».


                *   *   *


       Среди немногочисленных документов деда есть два очень ценных, непосредственно связанных с его учебой в Питере. Один из них – рекламный проспект размером 45 на 36 см, с общим названием:

                «Реальное училище А.С.Черняева»,
                Петроград, Петроградская сторона,
                Татарский пер., д. № 12 и 14,
                тел. 537-28».


       На всей площади проспекта размещены десять фотографий, отражающих внешний вид здания училища, его основных помещений: вестибюля, аудиторий, помещения столовой, научного театра, рисовального класса, физического кабинета, химической лаборатории, астрономической башни. В центре проспекта помещена групповая фотография преподавателей и учащихся, с надписью: «Отделение (7-а), вып.класса 1913-14 уч.года». На ней запечатлены семь преподавателей, включая одно духовное лицо, и группа выпускников в количестве тридцати трех человек.


          Мне почему-то сразу вспомнилась просьба деда, обращенная ко мне в те далекие 60-е годы, когда я был студентом Питерского ВУЗа. Та просьба, к выполнению которой я, к своему  стыду, отнесся весьма формально. А дело было так. Мои родители подарили мне на третьем курсе, на моё двадцатилетие (а это был 1968 год) кинокамеру, очень простенькую, заводившуюся простым механическим поворотом заводной ручки, наподобие распространенных в те годы механических бритв.

       Камера была очень неприхотливой в работе, а в комплекте с позже подаренным мне кинопроектором оказалась востребованной, незаменимым средством для памятного отражения на кинопленку всего того, что я считал важным. После съемки кинопленку я отдавал в мастерскую для проявки, а потом демонстрировал заснятое родственникам и друзьям.

       Достаточно сказать, что она послужила мне более двадцати лет, география её работы представлена киносюжетами по широте: от Питера до Хабаровска и Приморского края, а по долготе: от Ярославля и Ростова Великого до Кишинева и Одессы. С её помощью я заснял многое – от своей студенческой юности, собственной свадьбы и до выпускного вечера дочери  и первого класса сына.

       Последний фильм я снимал уже здесь, в Хабаровске, в 1990 году, на льду замерзшего Амура, и пленка выдержала сильнейший мороз и мои дрожащие не только от мороза, но и от «подогрева», руки. Со сменой приоритетов в киноиндустрии менялся и отснятый, но свято сохраняемый исторически-эпохальный материал истории нашей семьи, сначала перекочевавший с кинопленки на видеопленку, а затем и на DVD-диск.
 
       Кстати, на одном из первых любительских киносюжетов запечатлен и дед Флегонт с бабушкой Галиной Андреевной, в нашей кишиневской квартире, в феврале 1969 года. К сожалению, очень маленький кусочек, но и он сохранился для потомков.

       Дед Флегонт, видя моё увлечение киносъемкой и убедившись в наглядности её результатов в виде отснятого материала, как-то на моих каникулах обратился ко мне с просьбой – съездить на Петроградскую сторону Ленинграда и снять на камеру внешний вид дома на Татарском переулке, где он в своё время учился.
Я вроде бы и выполнил его просьбу – съездил, нашел этот переулок, находящийся севернее Петропавловской крепости, где-то между проспектом Максима Горького (ныне возвращено его старинное название – Кронверкский) и Большим проспектом.

       Внутрь дома зайти не решился – там в то время находилось какое-то медицинское учреждение, типа ветеринарной лечебницы, или даже тубвендиспансера. Время дня и точка съемки тоже были выбраны неудачно, дом был плохо освещен и находился в собственной тени, да и пасмурная питерская погода не позволила сделать нормальную съемку. Одним словом, киносюжет не получился, а пойти еще раз я не счел нужным. Когда проявил и позже показал деду этот снимок, он ничего не сказал. Молодость, как известно, эгоистична, а раскаяние, как всегда, запоздало на десятилетия, и ничего уже не изменить…

Продолжение:http://www.proza.ru/2015/03/20/269