Insula liberos. Часть десятая

Истелла
Кадр тридцать пятый.
Сегодня усталости не чувствовалась ни в ком, когда всё получается в работе, то и день мелькает с бешеной скоростью. Когда вошла ночная смена, мы даже с сожалением закончили работу. Октавиус мягко попросил нас убрать за собой. Впервые я осмотрел после себя место: там царил хаос. Небрежно брошенные использованные провода были запутанны, электроды, лежавшие как попало на столе, коротили друг об друга. У девчонок тоже было не лучше. Бутылки, цистерны, навески были разбросаны, а  некоторые  и рассыпаны. Я со стыдом стал прибираться. Друзья тоже поспешно стали убирать за собой. Вечерняя смена принялась работать,  помогая понемногу нам без укоров и попреков.
Почувствовав себя принятым в коллектив, и даже  составной частью этого синего центра, на меня вдруг хлынула волна уютного домашнего состояния. Посмотрев на друзей, я понял, что им тоже здесь нравится. В смысле, не именно на этом этаже, а, вообще, на этом острове. Первой очнулась Кризанэ:
- Нам пора.
- Да, идем, - поддакнул Хэйдес, и первым пошел на выход. Мы потянулись за
ним. Переодевшись и выходя из этого зала, я по-привычке обернулся, ища взглядом Луция. Но его здесь не было.
Последним выходил Адрастос, когда нас окликнул Октавиус:
- Вы не найдете дорогу до своих спален, давайте я вас провожу и покажу еще один путь на разные этажи. Можно ходить по-старинке, лестничным маршем и легко запутаться, но и по-инновационному, без потерь времени и физических сил. Лестница у нас на аварийный случай, а этот способ для быстрой работы.
Он нас  подвел к блестящему табло в конце коридора на этаже, открыл защитную крышку. Внутри стояла маленькая пирамида , из которого раздался  голос:
- Задайте команду!
- Спальний этаж для младших детей! – выговаривая четко слова, сказал Октавиус.
- Какой именно отсек?
- «А - один».
- Хорошо, принято.  Так, детей шесть, вам тоже туда?
- Нет, я остаюсь тут.
- Команда выполняется, -  ответило табло и раздался щелчок.
Я стоял само близко перед пирамидой. Передо мной контуры предметов стали искажаться и всё поплыло. Не успех ахнуть,  как очутился в столовой. Инерция была слишком большой от передвижения, что я упал. Через полсекунды на меня стали наваливаться друзья поочередно.
Хэйдес встал, и с умным видом спросил:
- Они нас на молекулы раскладывают, а потом складывают?
- Тебе это надо? – огрызнулся Пробус, не зная, что сказать в ответ. – Живы, и прекрасно! Лично у меня только одна мысль: поесть бы быстрее!
Его будто услышали, в тот же момент заехали тележки с едой.
- Интересно, а еду они где берут? Сами выращивают или с материка продукты завозят? А кто здесь варит? – не унимался Хэйдес, говоря с набитым ртом.
Адрастос захохотал:
- Ты, что ли хочешь стать поваром?
- Нет, но смог бы. Я дома много помогал отцу. Ему было некогда, а мама умерла давно, когда мне было года четыре. Как он сейчас о себе заботиться? Не голодает ли?
Лишь он вспомнил про своего отца, как аура блаженства исчезла, и воцарилась реальность. На всех навалилась тоска по родным и дому. Пинна заплакала. В полной тишине мы доели свой ужин и разбрелись спать.

Кадр тридцать шестой.
Я лежал в темноте и думал про своих домашних. Веки тяжелели. Моё тело поднялось в невесомости над кроватью и понеслось через слои воды. Я вырвался из воды и на бешеной скорости влетел в прихожую дома.  Тело из горизонтального положения переместилось в вертикальное и опустилось ногами на пол. Я попробовал пошевелить ногами и руками. С трудом и с усилием я сделал шаг.   Немного потренировавшись, я даже оторвался от пола, и передвигая ногами в воздухе наконец смог войти в столовую.  В кресле у окна дремала прабабушка. Я ее окликнул:
- Прабуля!
Она  вздрогнула и открыла глаза. Увидев меня, с криком вскочила и подбежала ко мне.
- Лакед! Мой дорогуля! Как я соскучилась по тебе! – Не преставая меня целовать и обнимать, она говорила и говорила. Чем больше она целовала, тем ниже я приземлялся, пока, наконец, не встал твердо на пол.
- Прабуля! Время может кончиться! Мне нужно тебе сказать! –  с сожалением прервал я её.
- Говори, Лакед! Я слушаю.
- Я сюда пришел из-за Луция. Он, по-видимому, останется здесь на острове. Не ходите его встречать!
- Лакед, мы уже не ходим,  - заплакала Мелисса, - его месяц прибытия окончился. Теперь твоя тетя с утра и до вечера слезы льет. Боится, не случилось ли, что с Луцием.
- Нет,  с ним всё в порядке. Он абсолютно здоров, это его желание остаться тут. Луций считает, что Аттиан его семья тоже.
- Ах, да Аттиан! Я и забыла про него. Он тебя тоже удерживает?
- Да, но я хочу вернуться домой.
- Я тоже хочу тебя увидеть в живую, не во сне!
- Почему ты не разговариваешь с ним? Он плохой?
- Он не плохой, и не хороший. Он может придумать и сконструировать всё, что угодно. Но  с трудом ориентируется в человеческих отношениях. Для него семья – это источник вклада в прогресс,  а не просто сосуществование в мире.
- Он не любит детей?
- Его любовь своеобразна: если ты разделяешь его помыслы, то он будет с тобой. Если же ты равнодушен к его идеям и не разделяешь их, то он отвернется от тебя.
- Да, а он мне сказал, что это ты такая!
Мелисса улыбнулась сквозь слезы.
- Наверное, мы все такие. Когда нам нужно, мы стелимся, а когда от нас хотят – то рычим!
- Ты знаешь, он приходил ко мне во сне на острове, но сказал, что кто-то из синих  отдал клетки мозга, а не он сам. Но потом сказал, что и он отдает, да и наша очередь наступит. Почему он в первый раз соврал?
- Нет, он не соврал ни в первый, ни во второй раз.
- В самый первый раз отдал мозг его учитель, а потом и сам Аттиан стал отдавать клетки мозга.  И главная беда в том, что несколько клеток от учителя были пересажены в мозг ученика.  Им овладела идея искусственного разума, так что он не захотел домой. Разумом самого Аттиана  чаще правит учитель, который погиб во время пересадки клеток мозга к  твоему прадедушки. От человека к человеку пересадка проходит более болезненно и нельзя предугадать, кто погибнет: донор или реципиент. Только иногда на  Аттиана нахлынет что-то и он приходит ко мне. Просто сидит, и смотрит на меня, на твою бабушку – его дочь и молчит Да, я обижена на него, что работа оказалась для него важнее, чем его дочь, внучки и правнуки. Но он не говорит, и я молчу. Может быть, если  он заговорил  бы первым, я может  бы и ответила.
- Но он все беды взвалил на биоэнергетиков, а оказалось, что он сам их делает!
-В бедном Аттиане борятся два разума: один хозяина, который изначально был против биоэнергетиков, и разум учителя, который и вывел в свет биоэнергетиков.
Поэтому его речи могут быть противоречивы, в зависимости от того, какие клетки мозга раздражены.
- А можно разделить или отсадить клетки мозга  от реципиента?
- Никто не пробовал. К тебе первому это пришло в голову.
- Да, я еще хотел спросить: для чего нужны биоэнергетики в реальной жизни?
- Они, как солдаты: просто выполняют команды без обсуждения. Они наделены кое-каким интеллектом, но полностью принимать решения не умеют. Они по каждой мелочи советуются с синими, сидящими в администрации. Поэтому их и придумали дублировать. Чтобы пока один бегает за советом, другой наблюдает.
- А кто придумал «детский остров»? Зачем нас сюда отсылают?
- Кто именно придумал, уже не помню. Но знаю, что вдали от родителей дети закаляются и становятся более уверенными. Они учатся самостоятельно брать ответственность на себя. Вдали от семьи сразу видно: кто есть кто. Я против этого острова, но  понимаю задумку. Во-первых, убрать лидеров с материка по принципу: держи врага рядом, и перенаправить их энергию на созидание других задач, выгодных для острова,  а во-вторых, подготовить себе смену, заранее промыв мозги…
Но прабабушка не успела закончить, как её резко остановил окрик Аттиана:
- Мелисса, не смей настраивать Лакеда против нас! Ты не права!
Мы обернулись, в проходе стоял Аттиан, разгневанно подходя к нам. Он схватил меня за руку:
- Идем отсюда! Не слушай её! Мелисса меня никогда не понимала!
На меня навалилось удушье, я хотел вырвать свою руку, но Аттиан крепко держал. Мы с ним  стали подниматься в воздух. В воздухе нас поймала волна и поволокла в море. Удушье давило с невиданной силой.
Я закашлился  и проснулся. Моя рука была в чей-то руке. Я поднял глаза. Возле меня сидел Аттиан и держал за руку. Увидев, что я проснулся, он обнял меня и молча вышел из комнаты.