Открываю глаза и с трудом перебарываю желани немедленно их зажмурить. Приходится заслонить лицо предплечьем, чтобы защититься от злого ветра, так и норовящего швырнуть горстью игольно-колких льдинок. Дышать становится тяжело и больно, горло жжет холод, каждый глоток воздуха разрывает грудь. Упрямо наклоняю голову и делаю несколько шагов вперед, но останавливаюсь, ощутив на своем плече горячее прикосновение. Оно греет даже через одежду, через густой мех черной волчьей шубы, которая укрывает меня от непогоды.
- Милый, почему ты ничего не сделаешь с этим? - она выходит из-за спины, становится чуть впереди, улыбается, делая рукой неопределенный жест, будто обводя все кругом. - Ты здесь, чтобы работать, а не сражаться со стихией.
- Не могу. Нельзя, - отвечаю коротко, чтобы лишний раз не глотать эту жуткую смесь льда и ветра, заменившую здесь воздух.
- Ты зануда и аккуратист, - она смеется, перепрыгивает через сугроб и замирает ледяной фигуркой на краю уступа над пропастью, такой хрупкой и прозрачной. Знаю, ей не холодно. Ей никогда не бывает холодно, зато ее приход неизменно ощущается морозным дуновением в сердце для всех, кроме меня. Для меня она иная, горячая, жаркая.
Подхожу к краю, смотрю внимательно вниз, пытаясь хоть что-то разглядеть в этой жуткой снежной круговерти. Там, на белой равнине, темнеет небольшое озеро. Я знаю, что от него поднимается пар, ведь жидкость в нем горяча, как кипяток. Ни одно живое существо в здравом уме не приблизится к этому месту, но я никогда не страдал излишне обостренным чувством самосохранения.
- Кажется, милая, нам придется полетать, - говорю с улыбкой, забывая даже о непогоде. Отхожу от обрыва на пару шагов и камнем бросаюсь вниз, раскинув руки и хохоча в голос. Бритвенно-острые снежинки тут же оставляют саднящие царамины на моем лице, гортань и легкие взрываются болью, будто я вдохнул битого стекла. Не страшно, это скоро закончится. Я слышу где-то вверху переливы серебряных колокольчиков - это она смеется и, я знаю, летит седом за мной.
До снежного покрова остается не больше нескольких метров, когда падение вруг прекращается, превращаясь в парение. Медленно и плавно я скольжу в воздушных потоках на огромных черных крыльях, в которые обратились мои руки. По ширкой спирали спускаюсь к берегу темного озера, наконец приземляюсь уже самим собой. Здесь нет метели, здесь так жарко, что хочется немедленно скинуть с себя шубу, что я и делаю, бросая черный мех на белый нехоженный снег. Опускаюсь на колени у самой кромки озерных вод, протягиваю к ним руки. Кажется, жар должен немедленно обварить мои ладони, но он обволакивает, впитывается в них, поднимается вверх по рукам, постепенно заполняя все тело свинцовой испепеляющей силой.
- Зачем это тебе, милый? - шелестит тихо ее голос. Ей будто бы неприятно находиться рядом с этим местом. - Неужели тебе недостаточно того, что даю тебе я?
- Ты ведь знаешь, они вернутся... И тогда мне может понадобиться каждая крупица сил, - резко сжимаю кулак... И все замирает. Время будто останавливается. Снежинки зависают в полете, так и не завершив свой безумный танец, умолкает вой ветра, рев морских волн, взметнувшихся в белых пенных брызгах. Этот ледяной мир беспрекословно повинуется моей воле. Он мог бы стать моей могилой, но стал одним из источников моих сил. Источником, убивающим любого, кто решится вторгнуться в это белое безмолвие.
12.01.2015