Смерть

Елена Ковина
   В палате сумрачно. Тишина и боль. Боль. Бесконечная боль. Белые стены, потолок, лампа, как набухший фурункул. Боль. Тяжесть во всем теле. Полудрема. Бесцветные, бесконечные сны.
   Раньше сны были яркие, цветные, как фильмы, как сказки о прекрасном. Утром просыпаться было легко, хотелось прыгать, бегать, летать, делать что то интересное. А теперь сны просто бесцветные и сквозь них прорывается боль. Скованы руки и ноги. Хочется пить.
   Женщина догадывается, что это конец и думает о смерти. Какая она? Скелет в белом саване и с косой? Костлявая старуха? Девушка с нежным детским лицом и мягкими руками? Или ничто? Тишина и пустота? Нет. Все что угодно, только не эта боль. Бесконечная, нудная, навязчивая боль.
   Она навалилась, придавила своей тяжестью, не дает возможности пошевелить рукой. От боли нет сил.Очень хочется пить. Стакан с водой стоит на тумбочке и до него не дотянуться. Хоть бы кто пришел. Язык распух и прилип к небу. Если сейчас не напиться, голова взорвется от боли.
   Доносится звук шаркающих ног. То ли полусон, по ли явь. Старушка-нянечка вся в белом. Не видно даже волос. Только на белом накрахмаленном силуэте лицо. Живые, лучистые глаза, бездонные, грустные и всепонимающие.
   -Что, голубка моя, пить хочешь? Сейчас, сейчас дам тебе воды не простой, а родниковой. Потому и задержалась, что на родник ходила. Пей, милая.
   Старушка говорит неторопливо, убаюкивающе. Смочила потрескавшиеся губы и стала вливать живительную воду.
   -Ну, вот и ладно. Ну, вот и хорошо. Я знаю, что больно. Ты поспи и боль уснет, вот тебе легче и будет.
   Белые стены смыкаются, потолок уплывает куда-то вверх. сон затуманивает глаза..
   Тишина. Полумрак. Опять нарастающая боль выводит из дремотного сна.
   Шаги, но не тихие шаркающие, легкое постукивание каблучков. Они монотонно приближаются. Из полумрака появляется силуэт. Постепенно обрисовывается контур, белая шапочка и глаза, нарисованные на безразличном лице.
   -Вы спите, больная? Надо измерить температуру. Опять не кушали. Больная, вам необходимо питаться. Мне придется рассказать врачу. Сейчас поставлю капельницу. Беда с вами - вен совсем нет, да и синяки везде. Что же поставлю на запястье.
   Она деловито и буднично придвигает к кровати инфузионную стойку, прикрепляет раствор, регулирует дозатором частоту падающих капель, клеит лейкопластырь к неподвижно лежащей руке.
   Опять забытье, тишина, пустота и боль. Из темноты закоулков сна на нее безотрывно и внимательно смотрят желтые кошачьи глаза. Хочется отмахнуться от них, прогнать прочь. Но глаза назойливы. Но вот цвет их меркнет, сменяется на хаотично двигающиеся саваны, маски, кружась и танцуя они исчезают в дали и возвращаются дорожкой ей под ноги. И опять из темноты вспыхивают желтые глаза, пугая ее. Женщина просыпается.
   Входит старушка.
   -Вот и я,- говорит она. - Давай я тебя причешу и умою. Волосы у тебя длинные, вьющиеся, а я их потихоньку расчешу и в косу заплету. Будешь ты у меня красавица. В молодости я всегда косы себе плела и во круг головы короной укладывала.
   Говорит старушка неспешно, а сама делает свое дело: умыла, причесала, обтерла, дала воды, вынесла судно, протерла тумбочку Женщина наблюдает за ней. Все повседневно и буднично. И боль как бы отступает назад.
   Врачи приходят, что-то спрашивают. Нет сил ответить. Щупают, переглядываются, шепотом переговариваются, качают головами, уходят.
   И вдруг женщина очень четко осознает, что все это бесполезно. Умирать страшно, но мучения и боли гораздо сильнее этого страха. Ей кажется она больше не вынесен этого. Да! Теперь она знает что делать.
   Входит медсестра, запихивает таблетки ей в рот, подносит стакан. Женщина языком загоняет их за щеку и как только медсестра выходит, приложив огромные усилия, подносит руку ко рту. "Две уже есть" - думает она, пряча лекарство в складках простыни.
   Тишина. Провалы в сознании, обрывки сновидений. Старушка-нянечка, качающая головой и приговаривающая - голубка моя, безразличная медсестра.
   Одна мысль точит мозг - таблетки! Теперь приход сестры ассоциируется с одним этим словом.
   Проходит день за днем. Потолок светлеет по утрам и погружается в полумрак ночью. Глаза привыкают к темноте. Женщина опять и опять пересчитывает таблетки. С каждым днем их больше. Сколько их нужно, что бы наверняка. Двадцать, тридцать, большей? Счет дням потерян давно, только горстка маленьких белых кругляшек растет.
   Забывая обо всем, женщина думает - еще немного потерпеть, пересилить эту боль. Ее не волнует весна на улице или зима, который час, день недели. Для нее это уже в другой, прошлой жизни.
   Боль затмила воспоминания о хорошем, черным крылом отгородила от всего мира, не отпускает из своих цепких, липких лап.
   -Больная, больная, откройте глаза! Вы как себя чувствуете? Лежите, стоните. Может позвать врача? - возвращает ее в сознание медсестра.
Женщина отрицательно качает головой.
   -Врач назначил вам на завтра процедуры и массаж, что бы не было пролежней, - говорит она и уходит.
   Завтра! Слово как молния вонзается ей в мозг. Всего лишь слово. Но этого "завтра" для нее не будет, не будит никогда!. Она решилась. Слезы льются по щекам, скапливаются в ушных раковинах, стекая по шее, мочат подушку.
   Все, это все! Говорит она себе. Жаль, что она не дотянется до стакана. Из последних сил, плача, одну за другой, она запихивает в рот драгоценную ношу - белые кругляшки таблеток, маленькие кусочки своей смерти. Всхлипывая, собирая слюну, заглатывает, не успевая пережевать их. Еще и еще. Шарит рукой по простыне. Вот здесь еще одна, вторая. Быстрее в рот насколько это возможно.
   Слышны шаги. Она торопится. Кажется успела.
   -Пить,-еле слышно она молит белый силуэт.
   Видит руки, подносящие стакан. Большими глотками, торопясь и давясь, пьет. Стакан убирают.
   -Еще,- просит она.
   Напившись, долго не может отдышаться.
   -Спасибо, большое спасибо. Вы спасли меня,- шепчет она и блаженно улыбается чему то своему.
   Она победила свою боль, заперла ее, она смогла сделать это. Больше изнурительная боль не будет мучить ее, будить, вырывать из сладкого забытья. А так хочется спокойно уснуть, отдохнуть от этой боли, окунуться и плыть в своих мечтах, снах, воспоминаниях. И пусть, хоть сама королева смерти во всем своем величие или уродстве приходит за ней, бросает в ад или или возносит в рай - ей все равно.
   Спать -все чего она хочет. Яркий, красивый сон- вот ее мечта.
   Хочет увидеть красивый солнечный день (как когда-то пережила). Безумно красивые горы в дали, отливающие синевой. Лощину и тихо журчащий ручей с ледяной водой и цветными камушками на дне. Персиковый сад. Гудящие шмели томно кружатся вокруг спелых плодов в такт какой-то своей мелодии. Глухой стук падающего переспевшего плода. Она тянется к ветке, сплошь покрытый розово желтыми плодами,подставляющие свои бока жаркому южному солнцу. Еле уловимый ветерок перебирает листья, сбрызнутые росой, и та не может удержаться на их лоснящейся поверхности. Женщина срывает один персик и его кожура лопается под ее пальцами. Сок стекает по ладони вниз янтарной каплей. Она пытается языком поймать эту каплю, но та недосягаемо виснет на локте и, срываясь, падает на землю. О! Этот неповторимый аромат и вкус персика! А вокруг, в высокой траве как детские мячики разбросаны спелые плоды.
   Подняв глаза, женщина замечает, что сад исчезает у нее на глазах, а лощина превращается в темный коридор. В конце его свет.
   От куда-то с боку появляется старушка-нянечка с морщинистым лицом и лучистыми глазами, вся с головы до ног в ослепительно белом.
   -Ну, что, голубка моя, отмучилась? А я за тобой. Не бойся меня. Я избавлю тебя от мучений и боли. Это только дураки называют меня страшной костлявой старухой с косой. -говорит она улыбаясь.-Пойдем, милая.
   Она протягивает теплу, мягкую рук и ведет за собой.

                Портленд, Мейн, США, август 1995г.