4
- Явился наконец! – улыбнулась Валя. - Раздевайся, показывай орден.
- Орден, сказали, бандеролью вышлют, так что возвращаю мундир в целости и сохранности. А Вовка где?
- Тебя ищет.
- Ну да?
- Там он, - кивнула Валя в зал, где слышался телевизор. – Повышает уровень.
Пообедав в будке, они все вместе пошли посмотреть, как дела на плотине. Всё было нормально, но Николай решил взять отметки дна канала и оголовка трубы. Он давно уже не получал такого удовлетворения от работы, и ему не хотелось уходить. Директора и Вовку скоро вызвали на ферму, он остался с Анной.
Валя возилась у плиты в том же фартуке, словно и не было позади длинного дня.
- Третий раз грею,- сообщила она. – Мойся и буди телезрителя.
Вовка дремал в кресле, склонив голову на грудь. Николай с удовольствием последовал бы его примеру, но надо было выполнять Валин приказ, и он выключил телевизор. Брат открыл глаза.
- Ты пришел, - сказал он, потягиваясь. – А я вздремнул. Что там?
- Где?
- А ты где был?
- На плотине.
- Ну вот.
- Всё нормально.
Владимир удовлетворенно кивнул и поднялся с кресла.
- Дождь перестал?
- Идет небольшой.
- Потому и спать хочется. – Он прошел нетвердой после сна походкой к умывальнику и долго плескался, прогоняя дрему. – Уф, хорошо!
Сели ужинать. Николай ел и пил без аппетита.
- Почему не пьешь? – спросил Владимир.
- Вот и бери пример с младшего брата, глушишь её, - сказала Валя.
- Нашла пьяницу, - огрызнулся Вовка. – А ты почему подводишь меня? Брат, называется.
- Ты же сам говорил, что я сегодня герой дня, а героям много пить не положено.
Спать они решили в летней кухне. Так было почти всегда, когда Николай приезжал сюда, даже если и с Леной. Женщины оставались в доме, а они, прихватив легкую закуску, шли в небольшую, но уютную кухню, где можно было и курить, и «решать» за рюмкой не только личные, но и международные вопросы. Брат хоть и жил в совхозном доме, но эту кухню построил уже сам, по своему вкусу, несколько раз помогал и Николай, и хотя встречались братья не часто, проводили здесь свои лучшие часы. У них появился даже термин такой – «кухонный разговор», предполагавший чистоту, откровенность, иногда и жаркие споры, особенно когда обсуждались государственные и мировые проблемы. Николай не стал и пить в доме, чтоб сохранить силы для «кухонного разговора».
Валя никогда не мешала, даже если они просиживали до утра, да и происходило это обычно перед выходным. Иногда только выйдет по своим надобностям, заглянет в кухню, покачает головой: «А ещё говорят, бабы любят поболтать – ничего подобного!» И уйдет в дом, отмахнувшись от их приглашения посидеть с ними.
Братья дружили; и чем становились старше, тем больше. Владимир был более спокойный, основательный, Николай не помнил, чтобы он вышел из себя, накричал.
Была у братьев ещё сестра Рая, средняя между ними, жила вместе с родителями в этом же совхозе, только в другом отделении, в десяти километрах отсюда. Владимир к старикам заглядывал часто, Николай не был с самой зимы, так же, как и у брата. Но с братом они часто перезванивались, и о жизни родителей он знал из его слов. Писать старикам письма на такое близкое расстояние было вроде ни к чему, всегда можно приехать, но приехать не получалось, так всё и шло. Вот и теперь Николай в первую очередь спросил:
- Как там старики?
Владимир налил понемногу в маленькие граненые рюмки, выселенные из дома за свою древность и поселившиеся в кухне с дня её рождения.
- Как… Скрипят…- Брат посмотрел на Николая. – Тебе привет передают.
- Да… всё как-то…
- А никаких «как-то» не должно быть. Старики не вечные.
- Тебе хорошо говорить, ты рядом.
- А ты – за тридевять земель! Письма бы писал. Батю даже с Днем Победы не поздравил.
Николай мял в руках рюмку, из приоткрытых дверей слышался монотонный шум дождя. Батя и мать уже, наверное, спят. А может, тоже сидят на веранде и слушают дождь, говорят о сыновьях – о чем им ещё говорить?
- Ты прав, - сказал Николай.
- Конечно прав. Ты, мне кажется, этого ещё не понимаешь…
- Что не понимаю?
- Просто. Не понимаешь и всё. Я это говорю потому, что в твоем возрасте, десять лет назад, я, например, не понимал. «Родители? Ну и хорошо, родители. Вырастили меня, воспитали? Так а как же? На то они и родители». Сейчас я смотрю на эти вещи немного иначе. Может быть потому, что уже сейчас вижу себя на их месте. Пройдет ещё несколько лет, вырастет Сашка, уедет к черту на кулички – и всё. Может, в отпуск когда-нибудь приедет, а может – некогда ему будет… - Владимир помолчал несколько секунд. – У вас там, кроме Ирки, никого больше не намечается?
- Какое там…
- Плохо. Я вот знаешь о чем думаю? Вот сидим мы с тобой, говорим, ждем этих встреч. Хотя тебя и нет долго, но я знаю, что ты есть. И Рая у нас ещё есть. А с кем вот так посидит в кухне мой Сашка?
Глаза у Владимира были синие, а сейчас Николаю показалось, что они стали ещё синее, столько в них было тоски. Будто он видел и себя одиноким стариком, и стоящего под нудным осенним дождем Сашку – одинокого, сгорбленного, потому что на всей земле у него не было ни одного родного человека, к кому бы можно пойти.
- А почему Сашка один? Вы еще молодые.
- Кто его знает, почему. То учились, то жить было негде. А теперь вроде поздно. – Владимир вздохнул. – Ладно. Как у тебя дела?
- Всё так же.
- А в чем у вас дело?
- Если бы я знал!
- Ну всё-таки?
- Всё-таки… Не знаю я. – Николай выпил глоток, скривился. Закурил. – Вот всё хорошо, живем душа в душу. Так день, два, а потом всё ей не так, вечно чем-то недовольна. Потом опять всё нормально.
- Так у всех. Одинаково быть не может. Ты что хочешь, чтоб каждый день был праздник?
- Нет… У вас с Валей как? Она всегда веселая, ровная. Ну, вспылит когда – это я понимаю. Но вы же не чувствуете себя чужими? А у нас живут в квартире два чужих человека. Вот за исключением тех редких дней или даже часов. Да и в эти дни… как тебе сказать… мы тоже чужие! Постель - это же не то. А в душу свою она не пускает. Что у неё там – я не знаю.
Николай встал, распахнул дверь на улицу, и шум дождя усилился. С крыши стекали на отмостку тонкие струйки. Вокруг было тихо, и только Барс, услышав движение, зазвенел цепью. Николай выглянул, но со света ничего не увидел, и лишь когда Барс, вскинув голову, взвизгнул, угадался его темный силуэт. Он вынес ему кусочек колбасы, и Барс аккуратно взял её с руки. А Николай подумал, что сделал это напрасно: пес будет ещё ждать и мокнуть. «Иди, Барс. В будку иди, в будку!» Барс зашуршал цепью, а Николай вернулся, стряхивая с пиджака капли дождя.
- Не перестает, елки… У тебя фонарик есть?
- Есть. Зачем тебе?
- Надо бы на плотину сходить посмотреть.
- Сиди. Там есть дежурный. Если бы что случилось – прибежали бы.
- Когда случится – будет поздно.
- Садись. Сходим еще.
Николай неохотно сел. Он был сейчас как хирург, сделавший разрез на своем теле и не нашедший ожидаемой опухоли. К чему этот разговор о его семейной жизни? Кто тебя поймет, если ты сам ни хрена не понимаешь? Зашивай свою рану и не блажи, нет у тебя никакой опухоли.
- Душа – это душа, - сказал Владимир. – Кто тебе её откроет? В душе есть такие закоулки, куда и самому заглядывать не хочется, а не то что приглашать другого.
Николай вздохнул. Ему не хотелось продолжать этот бессмысленный разговор.
- Закоулки – это понятно, - сказал он. – Кто же в них лезет? Я не заглядываю в твои шкафы, сундуки, под кровать. Это ваше. Душа – тоже квартира. К примеру. И я понимаю, что в ней есть тайники, шкатулки под замочком и прочее. На здоровье! Это твоё, и пусть оно будет твоё, пожалуйста. Но меня и в квартиру не пускают, понимаешь? Я не знаю, что она хочет от меня, что она вообще от жизни хочет. – Николай снова нервно закурил. – Твоя Валя вся наверху, что думает, то и говорит. И мы с тобой наверху. И большинство так. А Лену ты знаешь. Она больше молчит. Даже если ей что-то не нравится - молчит. Да ты скажи, черт возьми, что тебе не нравится! Молчит. Не зря говорят: в тихом болоте… - Николай расстегнул ворот рубашки. – Хотя что я о ней плохого могу сказать? Вроде бы ничего. И друзья мне завидуют, что у меня такая красивая, спокойная и умная жена. А жизни нет.
- Может, у неё есть кто-нибудь? Извини, конечно.
Николай пожал плечами.
- Не думаю. Она всегда была такая. Ручаться в таких делах, конечно, сложно, но не похоже. Она всегда была такая.
В кухне становилось прохладно, и Николай, сидевший у входа, прикрыл дверь.
- А у тебя как?
- Нормально, -сказал Владимир. – Сашка, правда, балованный растет, ленивый, но с Валей тех сложностей, о которых ты говоришь, нет. Я действительно не понимаю, в чем у вас дело. Со стороны – вы пара. Мужик ты как мужик, она тоже… - хотел сказать «баба как баба», но к Лене это не подходило. - …женщина как женщина. Не знаю.
- В том-то и дело.
Николай был благодарен брату, что тот не стал его поучать, говорить, что «всё перемелется» или утешать другими общими словами.
- А как на работе? – Николай задал этот вопрос и вспомнил, что директор пригласил его в совхоз.
- На работе всегда сложности. Особенно если ты начальство. Иной раз думаю: хорошо, что закончил техникум, а не институт.
- Почему?
- Вспоминаю свою работу тракториста и сравниваю с нынешней – прежняя больше нравилась.
- Почему?
Владимир засмеялся.
- Ты, как мой Сашка, когда ему было три года: почему да почему. Работа должна приносить удовлетворение, а я его не чувствую, потому что от меня мало что зависит. Я не механик, а снабженец: мотаюсь везде в поисках запчастей. А спрашивают с меня как с механика. Это что касается техники. А с людьми ещё сложнее: тракторист напился, а я виноват. Наш прежний механик крутит сейчас баранку, и я его понимаю. А у него, между прочим, высшее образование.
- Директор предложил идти к вам работать.
- Знаю, он говорил
- И что скажешь?
- Что я скажу? Я – за. Получишь квартиру, будет больше зарплата, мы все будем ближе друг к другу. Но работать тебе, ты и решай.
- Ты вроде чего-то не договариваешь.
- Да нет, Коля, просто я говорил о том, что мне не по душе быть руководителем и, наверное, свои сложности механически перенес на тебя. Но с какой стати? Каждый меряет на свой аршин, а аршин у всех разный, так что… Ты-то сам что думаешь?
Николай пожал плечами.
- Вообще заманчиво. Живое дело, ты здесь, старики. Я, в принципе, не против. Но что здесь будет делать Лена?
- Ну, об этом голову не ломай. Сейчас знаешь сколько в конторах тунеядцев развелось? Всё штаты сокращаем, а уже конторы не хватает, новую строим. Найдется и для неё должность. Другой вопрос – поедет ли?
- Вот именно. Я даже примерно не могу тебе сказать, как она к этому отнесется Может с радостью согласиться, а может наотрез отказаться. Вот тебе ещё одно доказательство, как хорошо её знаю.
- Ну, предложишь.
- Предложу. Конечно.
Братья помолчали.
- А если откажется?
- Не знаю… Ирку мне жалко. А так бы… - Николай махнул рукой.
Дождь продолжался, и через некоторое время они решили сходить на плотину.
- Аммуниция-то наша в хате, - сказал Николай.
- Мы тихонько.
Как ни осторожно они вошли, но скрипнула кровать, и явилась Валя в длинной белой сорочке, как привидение. Посмотрев прищуренными от света глазами, как они надевают робы, сказала:
- У вас ум есть?
- Ум есть, водка кончилась.
Николай приглушенно рассмеялся, словно боясь кого-то разбудить.
- Не слушай его. Мы почти и не пили. На плотину надо сходить: дождь.
- Дождь! – Валя посмотрела на одного, другого, оценивая их состояние, и на этот счет успокоилась. – Дождь… Теперь не спи из-за вас. Ещё утонете там к чертовой матери. Борцы за общее дело…
- Иди спи, - сказал Владимир, ущипнув её за плечо. Валя отбросила его руку:
- Как дам сейчас! Морда…
Владимир засмеялся, а Николай представил вот так свою Лену, которая в этой ситуации не сказала бы ни «к чертовой матери», ни получившееся ласкательным «морда», а, скорее всего, окинула бы их академическим взглядом и молча ушла.
Барс встретил их восторженно. И Николай подумал, что это, пожалуй, единственное существо, которое относится к нему ровно и с любовью, не требуя ничего взамен; ну, разве что ударить разок по воротам… И он прижал его мокрую голову к своей.
Чтоб не задевать ветки, они пошли не по тротуару, а по дороге. Было ещё темно, но тучи восточной стороны неба уже кто-то разбавил молоком. Проходя мимо Аниного дома, Николай спросил:
- Что представляет из себя Аня?
- Что ты имеешь в виду?
- Так, вообще.
- Был у неё муж. То ли она его выгнала, то ли сам уехал – не знаю. Пил здорово. Живет с матерью, дочка у неё вроде твоей Ирки. А что?
- Ничего, просто спросил.
- Смотри, это не город.
На пруду их никто не встретил, и в вагончик они заходить не стали. Уровень упал сантиметров на сорок. Вода по канаве шла спокойно, но в самом конце образовались буруны.
- Те буруны могут через сутки оказаться здесь, и тогда вода промоет овраг, хотя плотина останется целой. Утром канаву надо перекрыть. Чтоб вода шла только в трубу.
- Так и сделаешь.
- Я хочу завтра к старикам пойти.
- Съездим вместе.
- На чем мы съездим по такой погоде?
- Найдем на чем.
Продолжение следует.