Они пробыли в Шварцвальде чуть больше месяца, после чего Кира и Назар снова отправились в путь.
На этот раз они снова поехали в страну северного сияния. Удивительно, как барыня легко и просто осваивала их язык. А в свободное от работы время она любила, нарядившись мальчиком, проводить вечера с мужем в тавернах. Там она расспрашивала о жизни, мифах и истории этой страны.
А поздней осенью они снова вернулись в Баварский лес. Там они провели всю зиму, чтобы весной втроём отправиться в Ганновер.
По дороге сестра рассказывала брату о викингах, северных богах и предании о Рагнарёке, поэтому поездка прошла незаметно.
Теперь они поселились в небольшом домике на окраине города, возле реки. Там было всего 3 комнаты и кухня. В одной из них был камин. Место, которое сразу облюбовал Винсент для своего времяпровождения.
Ещё месяц путешественники провели в новом доме, после чего Назар и Кира снова уехали, на этот раз – на юго-восток.
С тех пор так повелось: барыня и цыган приезжали каждую осень, чтобы провести зиму в их доме у реки, а весной снова отправлялись в путь.
Так шли годы.
Винсент, по наставления сестры, со временем начал выходить в люди. Поэтому снова начал следить за собой: тщательно подбирать все детали гардероба и укладывать волосы (в которых, почему-то, появились алебастровые прядки).
Его бледность никуда не исчезла. И он всегда прикрывал платками и шарфами уродливые шрамы на шее, а на руки надевал перчатки. Это придавало его внешности ещё большего аристократизма.
Теперь он почти никогда не улыбался. Но и не подавал виду, что у него что-то болит. Лишь иногда становился грустным и задумчивым, размышляя скорее о душевных ранах, а не физических.
А однажды путешественники вернулись ранней осенью. Кира была в просторной рубахе и штанах. Брат сразу понял, что что-то не так, но не сразу – что именно. Он стал замечать, что её взгляд стал более умиротворённым и спокойным. Хотя теперь ему не хватало того блеска в глазах, что был у его сестры раньше.
Иногда она становилась задумчивой, и барин улавливал едва заметную грусть в её глазах.
Одной ночью ей не спалось. И рано утром, как только начало светать, она накинула плащ на ночную рубаху и вышла к реке. Постояв немного на берегу, Кира по щиколотку зашла в воду. Река была уже холодной.
- Что ты делаешь? Тебе нельзя болеть.
Голос Винсента заставил её обернуться:
- Винс? Ты откуда здесь взялся? – Она улыбнулась.
- В доме становится скучно, когда ты засыпаешь.
Он направился к ней.
- Я всё не могу привыкнуть, что ты не спишь теперь…
- Иди в дом. – Барин остановился в метре от неё и подал руку.
- Раньше ты бы не подал мне руку из-за такого пустяка.
- Раньше всё было по-другому. К тому же, теперь тебе нужно переживать не только за себя.
- А, значит, его уже видно, да?
- Я понял это по твоему потухшему взгляду.
- Вот как? Наверно, я не должна…
- Всё хорошо. Я знаю тебя лучше, чем ты сама. И нет, тебе не должно быть стыдно.
Брат взял её за локоть и вывел из воды.
- Ну вообще-то, я ещё не решила, как мне к этому относиться…
- Обычно ты понимаешь свои желания гораздо лучше меня.
- Не в этом дело. Лет 10 назад я всё же мечтала осесть где-нибудь с возрастом, но сейчас понимаю, что я к этому совсем не готова. Я хочу и дальше путешествовать, а с ребёнком на руках это будет уже не так просто.
- Да уж. Мне всегда казалось, что быть матерью – это не для тебя.
- Чего ж ты тогда молчал?
- Ну ты… и не советовалась со мной по этому поводу.
- Ладно, что уж теперь. Всё будет, как должно. Только что-то мне кажется, что прежней я уже не буду. Слушай, а нарисуй меня.
- Исключено.
- Да ладно, не начинай снова. Я знаю, что все, кого ты рисуешь, плохо заканчивают, но поверь, хуже уже точно не будет. Что-то мне подсказывает, что если я сейчас не сохраню себя такой, как была, то прежней уже точно не стану. А для меня это хуже, чем смерть.
Барин улыбнулся:
- Ты умеешь меня уговорить. А теперь пойдём в дом. Иначе совсем прозябнешь.
Он взял сестру на руки и отнёс к двери.
Винсент сделал аж два портрета сестры. На первом он изобразил её в полный рост, в кожаном корсете, рубахе и бандане, такой, какой он увидел её впервые после побега. А на втором – крупным планом, тщательно передав на холсте её уверенный, светящийся взгляд. И если на первом она была совсем юной девочкой, то на втором – такой, какой была не более 4 лет назад, уже совсем взрослой женщиной.
- Как красиво…
Барин улыбнулся.
Барыня подошла к зеркалу:
- У меня ведь даже взгляд стал другим, да?
- Это пройдёт.
- И волосы, кажется, потемнели.
- Да нет, просто стали длинными. Ты разве забыла, что они были такими же до того, как ты их обрезала?
- Верно… Ничего, я их обрежу, и они снова выгорят…
- Почему ты не поговоришь с Назаром, что тебя так беспокоит…
- Он не поймёт. Винс… Пообещай мне, что у моего ребёнка будет выбор. Какой дорогой ему идти.
- Не понял.
- Ну, если меня не станет…
- Не говори так!
- Не перебивай. Мне и так тяжело это говорить. Я знаю, что мой ребёнок будет жить в лучшем мире, я видела, как меняется Европа. И всё же. А если она не захочет быть свободной, что если захочет замуж за хорошего человека и много детей…
- Ты хочешь, чтобы я отвёз её к маменьке? Тогда у неё будет выбор, а ты сможешь путешествовать.
- Не в этом дело. Я знаю, что не смогу ей дать ничего, но и едва ли смогу жить спокойно, зная, что она не со мной. Возможно, мне вообще не стоило выходить замуж, но сделанного не воротишь… Наверно, я сейчас говорю совсем аморальные вещи.
- Какими бы они ни были, я всегда буду за тебя.
- Я знаю. Поэтому и делюсь этим с тобой, а не с Назаром. Видишь, я тоже сомневаюсь…
- Не стоит. Возможно, ты и дала бы ей всё, останься ты дома. Но тогда ты была бы всю жизнь несчастлива, и теперь я знаю это точно. Поэтому не сомневайся. Ты сделала тогда правильный выбор.
- Спасибо.
Винсент подошёл к сестре и обнял её, едва касаясь своим телом её.