Памяти отца, погибшего при попытке
прорыва частей 2-й ударной через
горловину Мясного Бора.
Да, бывший генерал Красной Армии
А.А.Власов исполнял обязанности командарма
с 20 апреля по 25 июня (2 месяца, когда
армия была уже брошена и находилась
в безнадежном положении, - авт.) 12 июля
он добровольно (?? - авт.) сдался в плен
и перешел на сторону врага. Но неудача
Любанской операции - третьей попытки прорыва
блокады Ленинграда - не относится к числу
его прегрешений.
В конце апреля (к моменту назначения
Власова, - авт.) судьба голодной, увязшей
в болотах, полуокруженной противником армии
была печально предрешена. Спасать измотанные
войска следовало раньше, в конце февраля -
начале марта, когда из-за людских потерь,
недостатка боеприпасов и провианта армия уже
потеряла способность к дальнейшему наступлению.
Тогда еще можно было сохранить войска и технику,
отведя их по зимней дороге к Мясному Бору.
В том, что этого не произошло, резонно
винить командование Волховского фронта,
представителей Ставки Верховного главнокомандования
К.Е.Ворошилова и Л.З.Мехлиса и, конечно, первого
военного стратега И.В.Сталина.
"Долина смерти"/Трагедия 2-й ударной армии.
М., "Яуза", "Эксмо". 2011. С. 6-7.
Рокоссовский в своих воспоминаниях
"Солдатский долг", в отличие от других советских
полководцев, полностью воздержался от высказываний
по власовскому вопросу, даже негативных.
Иоахим Гофман. Власов против
Сталина/Трагедия Русской
освободительной армии 1944-1945 гг.
М.,АСТ, 2006. С.38.
В семье Зои Федоровны день Советской Армии отмечали ежегодно, но не пышно, а как-то буднично с лёгким налётом грусти. Причиной для ежегодного застолья было, скорее всего, не только то, что муж и оба сына отслужили положенный срок в армии, а прежде всего в память о погибших на войне с фашистами отцах хозяйки и ее мужа Савелия Гордеича. Подняв рюмки, все в первую очередь чокались с Ольгой Ивановной, матерью Зои Федоровны, потерявшей супруга и совсем недавно узнавшей от внучки, копавшейся в Интернете, о месте его гибели и захоронении.
Вот и в этот раз семья сидела за столом и, выпив первую рюмку за погибших отцов и дедов, взрослые обменивались репликами о делах, о проблемах - в общем, шла обычная застольная беседа, какие бывают едва ли не во всех семьях.
За отдельным столом сидели внуки, у них были свои интересы, и им не было дела до забот старших.
Как-то случайно старший сын Анатолий спросил, обращаясь к Ольге Ивановне:
- Бабушка, а ты бы не хотела съездить на могилку деда?
Ольга Ивановна вдруг замерла, побледнела, по щекам покатились слёзы.
- Мама, что с тобой, - забеспокоилась ее дочь, а невестка Маша, по образованию фельдшер, стала тут же проверять пульс у старушки. Потом распорядилась:
- Положите ее на диван, я дам ей лекарство.
Через некоторое время старушка заснула, а взрослые вернулись к столу.
- Это же надо, как она любила своего мужа, - негромко заметил зять Ольги Ивановны Александр Матвеевич. - После войны прошло уже больше шестидесяти лет, а для нее любое упоминание о погибшем муже приводит к страшному стрессу.
- Поэтому она и не вышла вторично замуж, хотя ей много раз предлагали. Жила ради нас с Арсением, - поддержала его Зоя Федоровна. - Всю любовь к отцу перенесла на нас с братом.
- Говорят еще, что большой любви не бывает, - вмешался в разговор младший сын Володя и приобнял свою жену.
- А что, давайте летом махнем на могилку деда, - предложил Анатолий. - Пусть она отдаст последний поклон ему. У нас две машины, все уберемся.
- Заодно и отдохнем, - добавила Наташа, жена Владимира.
- Как ты, мать, не возражаешь? - спросил жену Александр Матвеевич.
Та в ответ только заплакала и закивала головой.
- Ну, что ты, что ты, - стал ее успокаивать муж, а Мария снова отправилась за корвалолом.
- Мама, успокойся, все будет хорошо, - принялись успокаивать мать сыновья. - Нельзя же так, не пугай нас и внуков.
В начале июля рано утром все семейство, погрузившись в два автомобиля, тронулись в не столь далёкий путь в Новгородскую область и уже к вечеру были в районе Погостья.
Здесь они достаточно быстро за умеренную плату договорились с хозяйкой довольно большого дома, живущей в одиночестве, и остановились у ней. Сыновья поставили себе палатки сзади дома, а Ольга Ивановна, Зоя Федоровна с мужем и внуками расположились в доме.
Усталые после дороги, они быстро уснули, а проснулись по стародавней привычке рано утром, когда только начало светать. Проснувшаяся раньше них хозяйка хлопотала в огороде, а увидев проснувшихся своих постояльцев, удивленно спросила:
- Не понравилось у меня?
- Ну, что вы, Марфа Викторовна, - ответила Ольга Ивановна. - Мы же родились в деревне, вот и привыкли вставать с первыми петухами.
- А я уж было подумала, что на машинах приехали новые русские, - ответила та.
- Да какие мы новые русские? - засмеялся Александр Матвеевич. - В детстве весь день в поле, а когда перебрались в город, я всю жизнь отбарабанил сварщиком на заводе, а жена за станком.
- Значит, наши люди, - улыбнулась хозяйка. - А к нам-то чего приехали?
- На могилку папы, - ответила Зоя Федоровна. - Он погиб в этих местах.
Марфа Викторовна внимательно посмотрела на них и после небольшой паузы негромко сказала:
- Если бы вы видели, сколько народа здесь полегло. В лесу-то несколько лет после войны все еще лежали неприбранные солдатики. Да что говорить, с поезда можно было порой видеть их...
- А что же их не похоронили по-человечески? - перекрестилась Ольга Ивановна.
- А кому хоронить-то? - спросила хозяйка. - После войны в деревнях остались одни немощные старухи, лежат же многие тысячи... А с весны надо было огородом заниматься, чтобы выжить. А запах-то какой стоял - ужас!
В это время в огород вошел мужчина лет пятидесяти. Поздоровавшись, он спросил у хозяйки:
- Ты чего, мама, никак нынешних олигархов на постой пустила?
- Да какие они олигархи, Роман? - усмехнулась мать. - Такие же работяги, как и мы.
- Чем наши места приглянулись? - спросил Роман, обращаясь к приезжим.
- Хотят поклониться могилке родного человека, - ответила за тех Марфа Викторовна.
- Этих могилок у нас, что деревьев в лесу, - ответил Роман. - А чего раньше-то не приезжали?
- Раньше, - усмехнулся Александр Матвеевич. - Тесть воевал в армии Власова, поэтому о тех, кто здесь воевал, умалчивали столько лет. Словно их и не было. И сейчас-то случайно узнали из Интернета...
- Это да, - согласно кивнул головой Роман. - О них забыли: нет их и позора как бы нет.
В это время в огород зашли и поздоровались молодые люди, ночевавшие в палатке.
- О, да вы, знать, всем семейством, - воскликнул Роман. - Эва, сколько вас!
- Всем семейством приехали отцу поклониться, - ответила Зоя Федоровна, представляя детей и внуков.
- Давайте завтракайте, а потом я могу отвести вас в наши леса, где шли бои, - предложил Роман.
- А лес-то, как у нас, - как бы мимоходом заметила Зоя Федоровна.
- А откуда вы? - поинтересовался Роман.
- Нижегородская область, - ответил за жену Александр Матвеевич.
- Да нет, - возразил сын хозяйки. - Здесь же сплошные болота. Чувствуете, какая зыбкая почва под ногами? Весной здесь только в болотных сапогах можно пройти.
- Как же здесь воевали? - удивился Володя.
- А вот так и воевали по колено в воде, - пояснил Роман. - Да еще и в валенках. А раненых, упавших в воду, так и не поднимали. Они и оставались здесь.
- Как же так? - возбужденно спросила Зоя Федоровна. - Нельзя же так, не по-человечески это.
- Какая уж тут человечность, - горько усмехнулся Роман. - Бой идет, не до этого. А раненый сразу и захлёбывался. А потом где хоронить-то было - кругом вода, болото. Ладно, я дам вам почитать тетради отца. Он служил фотокорреспондентом в местной нашей газетке и ушел на фронт со своей лейкой. А потом написал сценарий для фильма. Говорил, что когда-нибудь правда о Второй ударной армии и ее солдатах понадобится. Нельзя же столько людей бесконечно держать в забвении. Не дожил он до этого дня. Завещал мне хранить эти записи...
- Он здесь воевал? - спросил Анатолий.
- Да, но он смог выйти к своим, когда уже Власов ушел на запад, в сторону Ленинграда. Отец-то здесь все тропки знал, вот и вывел, считай, спас несколько человек.
- Как же он сохранил тетрадки? - спросил Володя. - Он же рисковал...
- Рисковал и еще как! Но он нашел металлическую коробку из-под патронов в лесу, спрятал туда тетради и закопал на опушке. Об этом знали только я и мамаша. А я раскопал ее позапрошлым летом. Прочитал и ужаснулся... Кстати, у вас нет знакомых киношников?
- Откуда же? - удивился Александр Матвеевич.
- Ладно, пойдемте, я покажу вам болото, где полегли тысячи и тысячи наших, - ответил Роман.
Они вышли на край леса. Пройдя еще немного, они увидели огромное болотистое пространство, дальний край которого даже не просматривался.
Володя забрался на сосну и сделал панорамный снимок раскинувшейся перед ними топи.
- Господи, на них-то и смотреть-то страшно, не то что воевать, - покачала головой Зоя Федоровна.
- Ну, зимой-то все это замерзало, - сказал Анатолий.
- Не скажи, - возразил ему Роман. - Количество воды в болотах огромно. Летом она нагревается, а зимой это тепло отдает. Причем этого тепла настолько много, что даже в морозы речки не всегда замерзают.
- А летом тучи комарья и мошки, готовые съесть живьём, - вступила в разговор Наташа.
- Чего-чего, а этого здесь в избытке, - согласился Роман. - Только вот немцам выдавали накомарники, а наши так, по привычке, давили их. Ну, ладно, пошли в дом, а то и вправду нас сожрут, так и останемся здесь, как эти бедолаги войны.
Уже в доме он достал из-за божницы две тетради и попросил:
- Только вы поаккуратнее с ними - память об отце, грешно утерять ее...
- Мы, пожалуй, завтра с утра почитаем, - ответил за всех Александр Матвеевич. - А то и не заснем...
- Ну-ну, - согласился Роман, возвращая тетради за божницу. - Мамаша достанет их. Отдыхайте пока, а я приду завтра к вечеру...
Тем временем семейство направилось к памятнику павшим воинам на окраине деревни, где, судя по надписи на обелиске значится их отец и дед.
Ольга Ивановна держалась на удивление стойко: она встала на колени перед памятником и поклонилась ему в землю.
- Ну, вот я и пришла к тебе, выбралась, Феденька. Скоро уж, видно, встретимся...
Дети и внуки отошли в сторонку, чтобы не мешать ей общаться с родным мужем, а невестка Маша держала наготове лекарства. Но, к счастью, оно не понадобилось . Постояв на коленях некоторое время, старушка встала и помолилась, а потом повернулась к своим. Поняв ее, остальные присоединились к ней, Зоя положила на могилку цветы, а остальные налили себе понемногу водки, стакан с ней, укрытый ломтем черного хлеба, поставили на холмик и молча выпили, не чокаясь. Анатолий сфотографировал могилу на память...
На следующее утро, едва позавтракав, семейство расположилось под тентом, натянутым между двумя машинами. Александр Матвеевич подержал переданные ему хозяйкой тетрадки, а потом отдал их сыну Анатолию:
- Читай ты, - сказал он.
Марфа Федоровна попросила молодого человека:
- Сынок, ты только поаккуратней, там фотографии приклеены.
Анатолий открыл первую тетрадь. Ее первые листы были действительно заклеены старыми и уже пожелтевшими снимками, сделанными с недостаточной резкостью. Да это было объяснимо: и аппарат примитивный, и условия, в которых приходилось снимать без штатива, не давали возможности нормальной настройки.
Снимки располагались бессистемно и поэтому определить, к какому эпизоду войны относились они, было невозможно. Собственно, это было не так уж и важно; главное - они передавали атмосферу того тяжелейшего периода войны.
Текст был написан довольно хорошим убористым почерком, хотя в некоторых местах он едва проступал и порой приходилось угадывать по смыслу ту или иную букву, а то и слово.
Анатолий устроился поудобней на сиденье машины и начал читать...
"Авдей Герасимович, редактор районной многотиражки, не заходя в свой кабинет, сразу направился в комнату корреспондентов. И тотчас от двери объявил:
- Товарищи, я только что из райкома партии. Там мне было приказано: подготовка к эвакуации отменяется...
- Но немец-то вон он, в сорока километрах отсюда, - удивилась корректор Василиса Валерьевна. - А если...
- Что тебе не ясно? - вмешался Леонид Тихонович, фотокорреспондент. - Если фашистов остановили, значит, надо ждать наступления наших.
- Скорее всего, так, - согласился с ним главред. - Кстати, поступило распоряжение откомандировать тебя и Станислава в армейскую газету - там у них пропали корреспондент и фотограф.
- Как это пропали? - удивился Леонид.
- Ну, ты как маленький! - укорил его редактор. - Война, брат. Послали с редакционным заданием на передовую и не вернулись.
- Убили? - вскинула брови Василиса Валерьевна.
- Никто ничего не знает. Их нет уже неделю. Может в плен попали
- Когда же нам являться? - спросил Леонид Тихонович.
- Я упросил, чтобы вы пришли завтра с утра, - ответил Авдей Герасимович. - Так что можете идти домой, собраться, попрощаться с семьями...
- Слово-то какое трагическое - "прощаться", - заметила корректор.
- Ну, извините, - развел руки редактор. - Выскочило. Голова разрывается от мыслей...
- Так мы пошли? - обратился к нему фотограф.
- Да, конечно, - вздохнул главред. - Как и с кем теперь газету делать, ума не приложу. Утром забегите в редакцию.
- Зайдем, - ответил за обоих Станислав.
Леонид Тихонович, придя раньше обычного с работы, встревожил жену Марфушу.
- Случилось чего? - обратилась она к мужу.
- Переводят в армейскую газету, - коротко ответил он и взял на руки маленького Ромку.
- А что так? - не отставала жена.
- У них фотокорреспондент заболел, отправили в тыл, - соврал Леонид. - Да не волнуйся ты, это же не на передовую.
Марфуша посмотрела на него испытующим взглядом, но муж отвел глаза, занимаясь с сыном. А утром, собравшись, он ушел из дома.
В редакции все уже были на месте. Авдей Герасимович, поприветствовав отбывающих, передал Леониду коробку.
- Что это? - спросил тот.
- Это все плёнки, что есть в редакции, - ответил главред. - Ты уходишь, а без фотокорреспондента они нам не нужны. Так что забирай и постарайся сохранить снимки. После войны они приобретут статут документов о войне.
- Спасибо, - растрогался Леонид Тихонович.
Нагруженные подарками - блокнотами, карандашами, просто чистой бумагой, проявителями, закрепителями, теперь уже бывшие сотрудники тепло простились с остающимися.
На новом месте их встретили по-армейски сурово и без лишних приветствий. Им выдали соответствующие документы, форму и тут же отправили на передовую, заодно передав по солидной пачке армейской газеты "Отвага" для раздачи окопникам.
Новоявленные сотрудники присоединились к отрядам солдат, направляющихся на передовую. Идти пришлось по лесной дороге, освещаемой лунным светом. Ближе к утру они вышли к месту назначения.
Политрук роты, к которому явились Леонид и Станислав, располагался в просторной палатке вместе с машинисткой. Он обрадовался привезенной прессе и тут же предложил им разнести газеты в окопы. Согласование на посещение окопников с командиром он брал на себя.
- Заодно познакомитесь с людьми, - сказал он, явно стараясь поскорее выпроводить нежданных посетителей. - Это особенно важно перед завтрашним днем...
"Судя по его высказыванию, - подумал Леонид, - на завтра назначено наступление. Недаром столько людей и техники двигалось в сторону передовой". Но говорить об этом напарнику не стал - все-таки военная тайна.
Солдаты в блиндажах и окопах встретили корреспондентов с воодушевлением - какое-никакое, а разнообразие. Газеты буквально вырывали из рук, но, судя по тому,как они, не читая, прятали их за голенища сапог, Леонид сообразил, что свежая пресса им нужна прежде всего на раскурку.
Многие упрашивали Леонида сделать фотографию на память с тем, чтобы отослать фото семье. Фотограф объяснил, что у него просто не хватит плёнки. И, чтобы не обидеть солдат всё-таки сфотографировал несколько человек и быстро ушел, посчитав, что основная работа начнется завтра и надо беречь силы и пленку.
На ночевку они напросились к командиру батальона старшему лейтенанту Евгению Силину - совсем еще молодому человеку, окончившего училище полгода назад и успевшего немного повоевать.
- Не стесним мы тебя? - спросил Леонид.
- Мне спать практически не придется, - отмахнулся тот. - Вы вот что: в атаку за всеми не ходить. Мне предстоит боем командовать, а не за вами приглядывать. И не дай бог, если с вами что-то случится - с меня голову снимут. После боя, если жив останусь, все расскажу в подробностях и отличившихся представлю. Вот вам бинокль, сидите в окопе и не высовывайтесь.
Получив от корреспондентов согласие не соваться в атаку, старлей ушел к солдатам.
Уставшие за день Леонид и Станислав заснули довольно быстро. Им показалось, что прошло совсем немного времени, как началась огневая подготовка. Она длилась совсем немного - всего несколько залпов, после чего бойцы начали выскакивать из окопов и пошли вперед.
Ошарашенные от грохота боя, Леонид и Станислав бросились в укрытие.
Леонид попытался рассмотреть в бинокль то, что творилось впереди. Но там висела сплошная завеса пыли и поднятой от разрывов снарядов и мин пыли. А вскоре в небе появились немецкие штурмовики, которые, выстроив своеобразную карусель, без конца пикировали и поливали наступающих градом бомб и пулеметным огнем. Это был настоящий ад...
Вдруг Станислав обратил внимание Леонида на появившуюся из серого тумана согнутую человеческую фигуру. Они немедленно выскочили из окопа и бросились к возвращающемуся из боя солдату. Он был ранен в левую руку и плечо.
Корреспонденты подхватили его и повели в ближайший блиндаж Перевязав его бинтами из собственных индивидуальных пакетов, они принялись расспрашивать его о том, что творилось впереди.
- Это какой-то ужас, - начал рассказывать тот, часто переводя дыхание. - Сначала мы напоролись на минное поле. Подрывались и сами, да и бомбы с самолетов и снаряды артиллерии сдетонировали мины. И пулеметы - их немцы расставили через каждые тридцать-сорок метров. Все поле усеяно телами наших...
- А что же сапёры не расчистили проходы в минном поле? - спросил Станислав.
- Пробовали, но их положили пулеметами, - скривился от боли боец. - Вот нас и погнали сделать эти проходы... Господи, сколько же людей положили, вспомнить страшно...
Солдат замолчал и некоторое время лежал, прикрыв глаза и слегка постанывая от боли. Когда он вновь открыл глаза, Станислав спросил его:
- Я видел, что в последних рядах атакующих солдаты шли в атаку практически без оружия...
- Все так и есть, - почти простонал боец. - Нам, шедшим в первых рядах, выдали по пять-семь патронов, а тем, кто шел сзади, велели брать оружие у убитых и раненых.
- Как же так? - недоумевал Станислав. - Нам же перед войной что говорили?
- Ты, молодой, слушать-то слушай, а мозгами шевели и... помалкивай, а то сам знаешь, что бывает за длинный язык.
- Нам все время твердили: беречь технику и оружие. За брошенное на поле боя - трибунал, - прохрипел раненый.
- Ну да: беречь технику и оружие, а солдат не обязательно, - еле слышно проворчал Леонид. - Бабы еще нарожают...
После этого фотокорреспондент вышел га свежий воздух покурить.
Шум боя постепенно начал затихать, а из оседающего пыльного облака стали выходить наши солдаты. Некоторые из них помогали идти раненым. Фотограф кликнул Станислава и вместе с ним бросился вперед помогать раненым бойцам. Здесь же санитары почти бегом выносили на носилках раненых, не способных идти самостоятельно.
- В бога, в душу... Я сказал вам не высовываться, - услышал Леонид голос комбата.
- Женька, жив! - закричал было Леонид, но тот не переставал ругаться:
- Какого х... вы лезете на минное поле? Я же вам, вашу мать, приказал не высовываться... Мало мне погибших ребят?
Через пару часов комбат сидел в своем блиндаже, обхватив голову руками. Он уже не ругался, а как-то злобно выл и скрипел зубами. Потом налил себе в кружку спирта и жадно выпил.
- Видели? - обратился он к корреспондентам. - Где наша артиллерия, где авиация? Столько людей положили... Каких ребят!..
В это время в блиндаж ввалился капитан, командир роты. Ни слова не говоря, он налил в ту же кружку немного спирта и тут же выпил. Потом односложно спросил комбата:
- Потери?
- Третья часть батальона. Из офицеров я остался один. Командовать взводами назначил старшин.
- Твою мать, - не сдержался капитан.
- Что делать будем? - спросил старлей.
- А нас не спрашивают, - зло сплюнул капитан. - Я только что из штаба полка. Приказано готовиться к новому наступлению.
- С кем? - возмутился Евгений. - Люди еще не отошли от этой вон мясорубки.
- А им насрать, - огрызнулся капитан. - В штаб армии прибыл сам Ворошилов и орал на командарма Клыкова: "Вперед! Это приказ самого товарища Сталина! Только вперед!"
- А тот что, - нехотя спросил старлей, имея в виду командарма.
- А что с него взять? Это же бывший политработник. Навесили на него погоны генерал-лейтенанта и - командуй, секретарь обкома! Он сразу под козырек и приказ: через три часа новая атака...
Новая атака началась с трех кавалерийских корпусов, брошенных на немецкие пулемёты...
На четвертый день боёв оборона немцев была прорвана и войска узким клином устремились вперёд. Рота капитана Емелина остановилась в деревне Померань, уставшие солдаты расположились на отдых в каком-то старом деревянном здании, напоминающем то ли барак, то ли амбар...
По настоянию командира роты, корреспонденты остались дожидаться приезда редакции армейской газеты с тем, чтобы сдать в печать материалы, описывающие героизм наших бойцов во время наступления, и получить новое задание.
В день, когда они простились с приютившим их старшим лейтенантом, с которым успели подружиться, мимо них на запад постоянно двигались войска и грузовики с военным имуществом. Но на следующий день их кабины последнего грузовика высунулся какой-то старшина и прокричал одиноко стоявшим корреспондентам:
- Эй, мотайте отсюда! Немцы перерезали дорогу позади нас. Мы едва вырвались.
- Так, начинается, - пробормотал Леонид.
- Что начинается? - недоуменно уставился на коллегу Станислав.
- Да все просто. Армия, как ножом, прорвалась вперед, а немцы у основания пытаются ее отрезать от тыла, стремясь взять в кольцо.
- А нам что делать?
- Ну, не к немцам же идти, - усмехнулся Леонид. - Пошли за машиной.
- У нас даже оружия нет, - продолжал волноваться молодой человек.
- А зачем тебе оно? - спросил Леонид. - Пистолетиком хотел бы поиграть? Это особенно эффективно против танка, самолета или автомата...
Корреспонденты неспешно побрели вслед на ушедшими на запад машинами. Через некоторое время над их головами пролетел со снижением немецкий самолет. А еще через некоторое время впереди послышались взрывы и раздались пулеметные очереди.
Пройдя еще пару километров, они увидели горящую машину и сидящих в сторонке двух бойцов, одним из которых был старшина, предупредивший их об опасности попадания в плен.
- Живы? - спросил старшину Леонид.
В ответ тот сплюнул в сторону и грязно выругался. Потом встал и обратился к напарнику:
- Что расселся, пошли...
Тот нехотя встал, молча пнул заднее колесо своей машины и коротко бросил:
- Пошли. Покатались и будя.
Четверо мужчин безмолвно брели по дороге - говорить было не о чем, да и не особо хотелось.
Наконец, впереди показалось свободное от леса пространство, и они увидели вдалеке стоявшую немецкие танки, а танкисты допрашивали двух мужчин в гражданской одежде.
Четверку, бредущую по дороге заметили, и один из фашистов, направив на них автомат, закричал:
- Komm zu mir!*
--------------------------------------------------
* Komm zu mir - идите сюда.
Те остановились, не зная, как поступить. Сзади было редколесье, а до немцев- рукой подать. Бежать бессмысленно - скосят в момент. И они покорно двинулись сдаваться в плен...
Леонид, Станислав и двое их попутчиков медленно пошли к ним, поднимая руки рак, чтобы было видно, что они не думают сопротивляться.
- Komm, komm, - поторопил их тот же немец.
- Фотокорреспондент, - ткнул себя в грудь Леонид, продемонстрировал фотоаппарат, а потом показал пальцем на Станислава. - Корреспондент.
- O, Bildberichterstatter und Korrespondent, - вскричал фашист.
Видя, что немцы отвлеклись на газетчиков, солдаты рванулись в сторону леса, но короткая очередь из автомата по ногам остановила их. Они упали и, скривившись, ругались последними словами.
Офицер, спокойно наблюдавший за этим, что-то прокричал солдатам. Один из них достал две веревки, а четверо других поволокли раненых к стоящим двум деревьям.
Леонид со Станиславом с ужасом смотрели, как на их глазах вешали людей. Потом офицер жестами объяснил, что Леонид должен сфотографировать их на фоне повешенных.
Через некоторое время колонна немцев двинулась и через пару часов остановилась в какой-то деревеньке.
Тут же на улицу с опаской повылезали деревенские ребятишки, с любопытством рассматривающие необычных солдат и технику. Немцы не трогали их, наоборот, с интересом разглядывали ребятню и что-то лопотали по-своему, тыча в детей пальцами.
Леонида и Станислава затолкали в какую-то неказистую избенку, где у входа на завалинке сел охранник, покуривающий сигарету.
Леонид тут же улёгся на пристенную лавку и, закрыв глаза, размышлял о том, что им теперь делать, как себя вести. Станислав уселся за стол возле окна и принялся что-то писать.
Леонид незаметно для себя задремал и очнулся от того, что Станислав тряс его за плечо.
- Чего тебе? - недовольно проворчал фотограф.
- Послушай, что я написал, - ответил тот.
- Ну, давай, - скучающим голосом ответил Леонид, но Станислав, кажется, не заметил его равнодушного тона. Взяв исписанные листочки, он начал читать:
Мы идем по разбитой дороге,
А куда - черт его разберет!
Чуть плетутся усталые ноги -
Нам отрезали путь на восток.
Нам не выдали даже винтовку,
Оказалось, судьба наша - тлен.
И влетели в лесу в мышеловку,
Не сражаясь, - во вражеский плен.
Нам бы крылья - взлетели бы птицей,
Но чудес не бывает, увы!
Наши постные, грустные лица
Отражают невзгоды судьбы.
Станислав замолчал, а потом спросил:
- Ну, как?
- Слушай, да ты, оказывается, поэт! Получилось очень своевременно и точно.
В это время снаружи раздался протяжный женский крик и хохот мужчин.
Леонид встал и выглянул наружу. Часового не было. Тогда он вышел и обогнул избу. То, что он увидел, повергло его в шоковое состояние: пятеро немцев завалили навзничь молодую женщину, оголили нижнюю часть, один насиловал ее, другие держали.
Хохочущий часовой жестами показал Леониду, чтобы тот сфотографировал эту безобразную сцену.
Как только солдаты потеряли к нему интерес, Леонид решил пройтись вдоль деревни. Возле реки веселые немцы переправляли на надувной лодке мотоцикл. В середине деревни висел довольно большой плакат, на котором было что-то написано (позднее он узнал у переводчика содержание надписи: "Здесь начинается задница мира!"
Через два дня немецкая колонна отправилась в сторону северо-запада, куда повели и пленных. Дорога раскисла от грязи, но по лесной просеке идти стало легче.
Воспользовавшись тем, что немцы были сосредоточены главным образом на обозе, Леонид шепнул Станиславу:
- Приготовься, пора бежать. Сделай вид, что у тебя прихватило живот и ты с бумажкой просишься отойти в сторонку.
- А ты? - спросил товарищ.
- Не волнуйся, и я следом.
Леонид постоянно улыбался и вертелся вокруг солдат, делая вид, что фотографирует их. Наконец, он надоел им и кто-то из них, судя по форме, фельдфебель, прикрикнул на него, показав жестом, чтобы он не мельтешил. Именно этого и добивался Леонид. Он остановился и начал копаться с фотоаппаратом, якобы перезаряжая пленку. Увидев, что на него не обращают внимания, он нырнул в ближайшую чащобу и побежал, стараясь не наступать на сухие сучья. Вскоре к нему присоединился Станислав.
- Надо уходить дальше, - возбужденно сказал он. - А то догонят и шлёпнут.
- Да кому мы на хрен нужны? - отмахнулся Леонид. Им сейчас не до нас и из-за двух безоружных оболтусов останавливаться они не станут. Надо определиться, куда идти...
- К своим, - горячо ответил Станислав.
- Понятное дело, не к немцам же. Да только где они, свои-то?
Отойдя подальше от просеки, они остановились на более или менее сухой полянке с тем, чтобы обдумать направление дальнейшего движения.
Вдалеке они услышали слабые звуки стрельбы и осторожно направились в ту сторону. К вечеру, выйдя из леса на открытое пространство, они попали в болотистую местность, посреди которой виднелся островок суши, на которой росли несколько низкорослых деревьев.
- Давай перейдем туда и переночуем, - предложил Леонид
- Зачем лезть в болото, если можно переночевать здесь? - удивился товарищ.
- На острове мы, как в крепости. Вряд ли кто полезет ночью в болото, - пояснил ему напарник.
Станислав согласился и они, выбрав по длинной палке, направились в сторону островка. Болото оказалось неглубоким - темная жижа не доходила до пояса. Увидев кочку, молодой корреспондент решил наступить на нее, но как только он поставил на нее ногу, она мгновенно ушла вниз, что-то булькнуло и, к ужасу Станислава, вместо бывшей кочки на поверхность всплыло тело человека.
Он вскрикнул от испуга, а обернувшийся Леонид сердито зашипел на него:
- Не ори, выдадим себя. Лес тишину любит.
- Покойник, - шепотом оправдывался напарник.
Отвлекшись от него, Леонид обо что-то споткнулся, ногой выдернул из болотной жижи препятствие. Это оказался ремень, прицепленный к винтовке без патронов. Осмотрев ее, Леонид отбросил ее в сторону.
Перебравшись на островок, он и расчистили небольшую площадку среди кустарника, наслали веток и, вконец обессиленные, улеглись спать, не замечая надоедливых пищащих над ними комаров.
Едва начало светать, они проснулись и удивленно посмотрели друг на друга - лица обоих распухли от многочисленных укусов комаров.
- Ну и рожи у нас, - усмехнулся Леонид.
Неожиданно он замер и, глядя на поверхность болота, освещенного ярким всходящим солнцем, тихо проговорил:
- Твою мать!
- Ты чего? - испуганно спросил Станислав.
- Гляди, - только и смог сказать напарник, показывая вперед.
Станислав посмотрел на гладь болота и обомлел: то тут, то там торчали торчали то спины всплывших утопленников, то головы, то неестественно поднятые вверх руки и ноги...
- Это сколько же людей здесь положили? - поразился Станислав.
- Видимо, наши шли в атаку и едва ли не любое ранение было смертельным. Раненые падали и...
- А это что?
- Где? - повернулся к товарищу Леонид.
- Вон, на краю леса, - Станислав показал в другую сторону, где сквозь остатки тающего тумана виднелось нечто, похожее на обломки самолета.
- А ну, пошли туда, - предложил Леонид. - Это похоже на наш У-2.
- Там кто-то, кажется, сидит у кромки крыла.
- Пошли, пошли, - поторопил его Леонид.
Взяв палки, они вошли в болото, направляясь в сторону самолета.
- Черт, а я вечером принимал все это за кочки, - бормотал Станислав, опасливо обходя бугорки тел. - Сколько же людей полегло, ужас! А ведь у всех родители, невесты, жены, дети... Ждут, надеются...
- Меньше разговаривай, устанешь, - оборвал его Леонид. Поглядывай, как бы не напороться на немцев...
Их заметили издалека. Оказалось, что возле обломков самолета находилась группа вооруженных красноармейцев с оружием.
- Наши, - обернулся Леонид Станиславу и помахал солдатам рукой.
Те опустили оружие, приняв их, видимо, за случайно уцелевших в этом болоте.
Уже выйдя на твердую почву, Леонид с удивлением увидел довольно ухоженную женщину в гражданской одежде, суетившуюся у костра возле армейской палатки. Он спросил у одного из лейтенантов, крутившихся здесь же:
- Эта что здесь делает?
- Это повариха генерала Власова, командующего Второй ударной армии.
- Как Власов? А где же бывший командующий?
- Отозвали. Якобы по состоянию здоровья.
- Так это же хорошо - недаром Власова считают одним из спасителей Москвы.
- Не знаю, спасет ли он нас. Ни боеприпасов, ни продуктов, ни пополнения - ни хрена нет. Тут сам Суворов руки бы опустил. Короче, бросили нас к такой матери - выживем или сдохнем, там, - он ткнул пальцем вверх, - все равно.
- Напрасно ты так, - остановил его стоявший рядом тоже лейтенант. - Может быть, у них просто возможностей нет.
К ним подошли двое, как оказалось, капитан-особист и политрук.
- Кто такие? - сурово спросил капитан.
- Корреспонденты армейской газеты "Отвага", - ответил Леонид и показал удостоверение.
- Я запрошу главреда, - обратился политрук к особисту. - А пока отдай их мне, я их использую по назначению.
Подумав немного, капитан махнул рукой:
- Да забирай, возиться еще с ними...
Леонид и Станислав влились в армию, которую Генеральный штаб непрерывно гнал вперед, не задумываясь об ее снабжении.
На этот раз солдатам предстояло наступление на железнодорожную станцию Погостье.
Здесь немцы окопались, используя железнодорожную насыпь, как бруствер, впереди которого натыкали противопехотных мин и три ряда колюче проволоки.
- Как можно наступать по голому пространству? - спросил Леонид у командира роты капитана Муленкова.
- А как обычно - вперед и все тут, - зло ответил тот.
- Да здесь же разом всех положат, - не успокаивался фотокорреспондент.
- А что, привыкать, что ли? - отмахнулся капитан.
- Можно я пойду с вами?
- Сиди и не рыпайся. У тебя же пленка. Так что, дорогой мой, спрячься в окоп и щелкай своей лейкой. И без тебя здесь устелем все телами...
- А мне можно в атаку? - спросил Станислав.
- Еще один смертник нашелся! Жить надоело? Погеройствовать? - зло ощерился на него капитан. - Сядь в окоп с Леонидом и посмотри со стороны, а потом решишь, ходить тебе в атаки или погодить. Только в штаны не наделай.
И, повернувшись к Леониду, добавил:
- Вот так и гибнут молодые да горячие.
- Ты корреспондент, а не солдат, - обратился Леонид к напарнику. - И должен делать свое дело.
Станислав помолчал и потом спросил, показывая на подходящие два танка, пару пушек на конной тяге и небольшой взвод рядовых:
- Чего вы психуете? Вон на подходе свежие силы...
- Си-ла! - в растяжку протянул капитан. - Эти сейчас разнесут немцев в пух и прах! У пушек по три-пять снарядов, то же у танков. Тем более горючего у них - только что доползти до немцев. А дальше толкай сзади... И у солдат по неполной обойме патронов. Берегись, фрицы, сейчас Иваны вперед пойдут!..
Минут через двадцать наша артиллерия открыла огонь, но через несколько минут стрельба закончилась.
- Вот и вся артподготовка, - с горьким чувством проговорил Леонид.
Увидев, что солдаты нехотя начали вылезать из окопов, он предложил:
- Пойдем в окопы, займем их место.
Цепь начала продвигаться молча и неторопливо. Немцы огня не открывали. И только когда до железнодорожной насыпи оставалось метров сто пятьдесят, они открыли шквальный пулеметный и минометный огонь. А еще через некоторое время над полем появились немецкие пикировщики.
- Господи, а у нас даже зениток нет, - пробормотал Станислав, глядя вверх.
- Ты на поле смотри, тебе репортаж писать, - одернул его Леонид.
Поле боя, казалось, вздыбилось, поднимая в воздух комья земли и пыли. Сквозь эту пелену едва просматривались фигуры бегущих и падающих солдат. А через некоторое время из этого безумия стали показываться бегущие назад люди.
- Вот и вся атака, - пробормотал Леонид. - Положили на поле людей и вернулись. Начальство в штабах должно быть довольно - распоряжение сверху выполнено!
Тяжело дышащие уцелевшие солдаты молча спрыгивали в окопы, с опаской оглядываясь на поле боя. Их было значительно меньше в сравнении с тем числом, что отправились вперед.
Станислав хотел было поговорить с ними, но, взглянув на их лица, отказался от этой затеи.
Постепенно пыль улеглась и впереди стали видны многочисленные тела бойцов. Некоторые из них что-то кричали, а немногие старались отползти к своим.
- Ну, все еще рвешься в бой? - спросил Леонид напарника.
Тот вместо ответа опустил голову и как-то странно всхлипывал. Его рвало...
- Корреспонденты, махорки не найдется? - обратился к ним один из солдат.
Святослав достал кисет и отсыпал бойцу щепотку табака. Он хотел было спросить того о чем-то, но, наткнувшись на колючий и даже злой взгляд, замолчал. Солдат, видимо, поняв его состояние, коротко спросил:
- Видел?
- Видел, - ответил Станислав.
- Вот так и воюем, - продолжил боец, чиркая кресалом. - С кулаками на мины и пулеметы. Небойсь, всей правды не напишешь?
- Если он всю правду напишет, его мигом засунут в штрафбат, - вмешался в разговор Леонид.
- Вот то-то и оно, - хмыкнул боец и отошел от них.
- Ну, пойдешь в атаку, герой? - раздался позади их злой голос капитана. - Не передумал?
Станислав молчал, низко опустив голову.
- Ну, полюбовались, покрасовались на передовой и мотайте отсюда - вот-вот командование нагрянет. А я не хочу получить еще и за вас взбучку. Тем более, что вы все уже видели, - резко проговорил капитан.
Уходя с передовой, корреспонденты прошли мимо необычного разбитого танка.
- Странная машина, - заметил Станислав.
- Это танк БТ-7 образца 1937 года с поручневой радиостанцией, - пояснил Леонид.
Станислав забрался на корпус и заглянул внутрь.
- Что там? - спросил его коллега.
Молодой корреспондент спрыгнул на землю и испуганно пробормотал:
- Т-там кровь и мертвый танкист...
- Отвоевался, бедолага. - Ладно, пошли, надо где-то пристроиться, да и пожрать не мешало бы...
В ближней рощице они увидели конников, разговорились. Те на костре жарили мясо и пригласили к импровизированному столу корреспондентов при условии, что их сфотографируют. Леонид сделал несколько снимков и, жуя жестковатое мясо, спросил ближнего казака:
- Откуда мясо?
- Лошадь ногу сломала, пришлось пристрелить.
- Хорошо вам, - проговорил Станислав. - Еда всегда с вами. По крайней мере, с голоду не помрёте, не то что пехотинцы.
- Ты вот что, молодой, - неприязненно взглянул на него один из сидевших у костра. - Лошадь для казака - боевая подруга, без которой мы ничто. Ты зелёный ишшо, не сообразишь. Вон, глянь - мы даже часовых выставили возле них, бережем, как самих себя. А ты - еда!
- Вон недавно какой-то придурок из пехтуры, видно, обезумел от голода и пристрелил одну из наших лошадей...
- Что вы с ним сделали? - спросил Леонид.
- Да ничего особенного. Положили возле убитой и закопали. Без лошади казак, что без рук...
Наутро две сотни казаков пошли в атаку на Погостье. Разговорчивый казак вместе с лошадью остался в поле...
Через несколько дней, после многочисленных атак и ценой огромного количества жизней, оборона немцев у проклятой станции была наконец-то прорвана. Но в то же самое время оказалось, что противник сосредоточил усилия на том, чтобы зажать Вторую ударную армию в кольцо, перехватив узкое бутылочное горло возле деревни Мясной Бор.
52-я и 59-я армии делали все возможное и, казалось бы, невозможное, чтобы сдержать напор фашистов. Но силы и, главное технические средства, были несопоставимы. Горловина сужалась с каждым днем.
Леонид и Станислав примкнули к остаткам кавалерийского корпуса. Оторванные от пехоты и основных сил армии, они бродили в лесной глухомани, порой ввязываясь в скоротечные бои либо с разведкой немцев, либо с их передовыми отрядами.
Изредка, едва заслышав где-то звуки боя, казаки отправляли на разведку дозорных и нередко атаковали противника с тыла, помогая отбиться своей пехоте.
Мелкие группы оторванных от своих частей солдат нередко примыкали к конникам, сдерживая их темпы маневрирования и создавая дополнительные трудности с едой. В такой компании приходилось быть начеку: голодные пехотинцы все чаще поглядывали на лошадей, как на источник спасения от голода.
Дело дошло до того, что люди начали резать на мелкие кусочки кожаные хомуты, гужи. ремни, керзу и долго варили все это над костром. Варево считалось готовым, когда появлялся запах то ли нефти, то ли мазута, то ли еще какой гадости. Для того, чтобы хоть немного отбить жуткий привкус "еды", солдаты добавляли в "варево" листья лесной малины или черники.
Заметив, кто сотник мучается зубами, Леонид посоветовал ему жевать хвою елей, можжевельника или сосен.
- Противно, - скривился тот, выплевывая зеленую слюну.
- Без зубов хочешь остаться? - прикрикнул на него фотокорреспондент. - Это цинга начинается. Других витаминов здесь нет...
Нередко над ними пролетали немецкие самолеты и сбрасывали какие-то бумажки. Это оказались пропуска в плен, в которых наших солдат призывали прекратить бессмысленное сопротивление и сохранить себе жизнь.
Станислав подобрал одну из них и прочитал:
"Пропуск (Passierschein)
Пропуск действителен для неограниченного числа
командиров, бойцов и политработников РККА (независимо
от их принадлежности к партии), переходящих на сторону
Германских Вооруженных Сил, их союзников, Русской
Освободительной Армии и украинских, кавказских, казачьих,
туркменских и татарских освободительных отрядов.
Переходить можно и без пропусков, достаточно
поднять обе руки."
Солдаты охотно подбирали их - бумага хорошо подходила как на растопку костров, на походы "по нужде", а то и на раскурку самокруток. Но некоторые бойцы стыдливо прятали их в карманы, а на следующий день растворялись в лесу. Их не преследовали - каждый выбирал свою судьбу сам.
В один из дней, когда совершенно обессиленные от голода солдаты грелись у небольших костров, прискакали конные дозорные и сообщили, что в четырех километрах от лагеря расположена деревня, из которой выходит немецкая колонна. Тут же было принято решение: дать возможность немцам отойти на достаточное расстояние, окружить деревню и, смяв немногочисленный отряд врага, деревню захватить и пополнить запас продуктов.
Когда стало темнеть, казаки, а следом за ними и пехотинцы, ворвались в деревню, быстро перебив немногочисленных немцев и практически не понеся при этом потерь.
Поев вареной картошки с солеными огурцами и квашеной капустой, с настоящим деревенским хлебом, бойцы расположились на отдых, выставив удвоенные караулы вокруг деревни. Леонид со Станиславом оказались в одной хате с командиром казачьей сотни и несколькими его бойцами.
Они, казалось, только что уснули, как их разбудил шепот одного из караульных, будившего своего командира. Тот, сев на постеленной на пол соломе
не сразу мог понять, чего от него хотят и почему разбудили, когда за окном только начал пробиваться слабый рассвет.
Командир, а следом за ним казак и Леонид, вышли на улицу. Там их ждали двое незнакомых солдат.
- Кто такие? - спросил командир.
- Сборный отряд, плутаем по лесу. Пытаемся пробиться к своим, - ответил один из них.
- Кто командует?
- Подполковник Земцов Юрий Германович.
- Сколько вас?
- Больше двух сотен, включая раненых.
- Черт, где же вас разместить? - задумался командир. - Ладно, доложите, что здесь свои, немцев мы выбили. Надолго ли, не знаю...
Солдаты ушли в сторону леса и вскоре с той стороны стали видны идущие вразброд солдаты, среди которых двигались три телеги с ранеными.
К командиру казачьей сотни подошел офицер и представился:
- Подполковник Земцов, командир 1002-го стрелкового полка.
- Старший лейтенант Алёшин. Командир казачьей сотни, правда от сотни осталось не более трех десятков человек. Все остальные - сборные из разных частей.
- Есть еще офицеры? - спросил подполковник.
- Я один, - не по-уставному ответил старлей.
- Тогда на правах старшего по званию принимаю командование на себя. Численность?
- Восемьдесят шесть человек, включая двух корреспондентов.
- Этих-то как сюда занесло?
- Были на передовой под Погостьем, отбились от редакции. Вот и скитаются с нами.
- Какая газета? - обратился подполковник к Леониду.
- Армейская. "Отвага".
- Слышал, что машину редакции накрыло во время воздушного налёта. Так что вы, скорее всего, единственные из них, кто остался в живых.
- А что же нам делать? - удивился подошедший Станислав.
- Делать свое дело, - жестко отрубил новый командир. И уже обращаясь к Алёшину, приказал:
- Постарайтесь разместить моих солдат и раненых. Двое суток не спали и не ели. И продолжайте нести караульную службу.
Потом, несколько смутившись, попросил:
- Поесть не найдется?
Старший лейтенант попросил стоящего рядом Леонида:
- Проводи товарища подполковника в нашу хату и организуй там, что можешь достать.
- Слушаюсь! - по-уставному ответил тот и обратился к новому командиру:
- Пойдемте, товарищ подполковник.
День и следующая ночь прошли спокойно. Утром подполковник собрал к себе старшего лейтенанта и прибывшего с ним молоденького лейтенанта Володю для того, чтобы выработать план действий и найти выход из создавшегося положения.
Чтобы не мешать им, Леонид и Станислав вышли на улицу и закурили. Леонид обратил внимание на выучку новоприбывших бойцов: на окраинах деревни в сторону дорог были вырыты ячейки для стрелков и даже установлен пулемет "Максим".
Этот день прошел спокойно, а вот на следующий день с утра началось...
Уже рассвело, когда от леса, запыхавшись, прибежал дозорный и сообщил:
- Немцы - два грузовика и два танка.
- К бою! - прокричал подполковник, а сам обратился к лейтенанту Володе и корреспондентам:
- Уводите жителей в лес!
- Есть! - козырнул тот и побежал по хатам.
Вскоре в сторону ближнего леса цепочкой, пригибаясь, потянулась цепочка стариков, старух, женщин и детей. Одновременно возницы впрягали лошадей в телеги, а солдаты на руках выносили из хат раненых и укладывали их в эти телеги. И вот уже все три нагруженных гужевых транспорта потянулись вслед за селянами.
А на окраине деревни уже разгорался бой.
На выезде из леса показался первый танк и первым же выстрелом заставил замолчать единственный пулемет.
- Отходим, - понесся по бойцам приказ подполковника.
Солдаты потянулись к лесу, отстреливаясь на ходу. Стоя на самой окраине, Леонид увидел, что два дома в деревне горели.
Танковый снаряд попал в одну из телег, не успевшую укрыться в лесу, вверх взлетели обломки телеги и части тел. И вдруг старший лейтенант увидел, как подполковник наклонился над одним из раненых и выстрелил в него из пистолета.
Немцы не преследовали их. Отойдя примерно на километр, люди остановились.
И тут Алёшин не выдержал и, подойдя к подполковнику, буквально зло зашипел:
- Зачем вы застрелили раненого? Я видел это собственными глазами...
- Да, убил, - жестко ответил тот. - У него были оторваны обе ноги и он был обречен. А оставлять его на мучения в плену не имело смысла. Я не допустил этого.
Окружившие их солдаты стояли, опустив головы. Было видно, что они испытывают неприязнь, если не сказать большего, к новому командиру.
Тот понял их состояние и после некоторой паузы просто, как своим товарищам, сказал:
- Не считайте меня извергом. И мне было непросто принять такое решение. Вы не видели, а я видел распятого на стене дома нашего бойца, попавшего к ним в плен. Я достаточно насмотрелся на изувеченные ими трупы пленных и молоденьких девушек, изнасилованных до смерти этими садистами. Ну не мог я оставить умирающего товарища им на растерзание. И вы, возможно, знаете приказ Гудериана не брать пленных, поскольку они мешают ему маневрировать.
- Как распятого? - испуганно спросил Станислав.
- Как Христа - живого человека приколотили гвоздями к стене.
- Но это же цивилизованная нация, - не отставал корреспондент. - Как же можно?
- Цивилизованные они там, у себя, среди своих, - пояснил подполковник. - А у нас они показывают истинную свою звериную рожу. И вот что: если не будет доверия и понимания между нами, все пропадем, а нам еще нужно пробиться к своим, сохранив как можно больше людей.
- Деревенских возьмем с собой? - спросил старший лейтенант.
- Нет, они люди привычные к этим местам. Переждут и вернутся в деревню. А нам они - лишняя обуза, да и не выдержат они того, что предстоит испытать нам.
Выдержав паузу, он рубанул рукой:
- Все! Митинг окончен. Определились с чувствительностью? Не забывайте, что это война. Страшная, изнуряющая война за выживание. И в ней нет места эмоциям и всхлипываниям.
Солдаты помогли деревенским жителям выкопать землянки, укрыв их сверху толстым слоем еловых лап. Когда все было закончено, подполковник собрал селян и обратился к ним:
- Не держите на нас обиду за то, что не смогли защитить вас. Пока еще фашист сильнее. Но это пока. Все равно мы их вышибем к чертовой матери. Да так, что им мало не покажется. А сейчас извините. Оставляем вам наших раненых, позаботьтесь о них.
- А вы теперя куда, мил человек? - спросил какой-то старик.
- Мы - солдаты, и наше место в действующей армии. Идем на восток на соединение со своими.
- Помогай вам бог, - перекрестила солдат одна из старушек...
Погода шкодила, как только могла. Как назло, зарядили почти не прекращающиеся дожди, словно там, на небесах, старались затушить пожар войны. Струи дождя насквозь промочили людей, под ногами хлюпала жижа грязи.
По ходу своего долгого блуждания отряду подполковника Земцова не раз приходилось преодолевать разбухшие от дождя болота. Именно в ним они и потеряли треть бойцов, не раз нарываясь на заслоны немцев. Отбиваться было практически нечем, упавшие в топь раненые уже не поднимались.
И все же им удалось вырваться и даже переправиться через реку Волхов. Здесь они нашли удачное место, перебираясь от островка к островку на простейших плотиках. К счастью, их переправу немцы обнаружили, когда основная часть бойцов уже оказалась на противоположном берегу и смогла укрыться в лесу.
Самолеты налетели, когда переправлялась замыкающая часть отряда. Вот их-то немецкие асы почти полностью уничтожили.
По мере продвижения на восток, к отряду присоединялись разрозненные группы и одиночные красноармейцы. С едой было совсем плохо, приходилось обдирать лиственные деревья и есть кору. Патронов для винтовок практически не было. Немногие сохранившиеся автоматы были бесполезны без тех же, будь они неладны, патронов.
На подходке к Мясному Бору концентрация войск становилась все гуще. Здесь голодные, обессиленные и оборванные остановились, не зная, что делать.
Оказалось, что немцы специально не замкнули кольцо окружения, оставив для выхода коридор длиной около четырех километров и шириной метров четыреста-пятьсот. По краям этой горловины фашисты расставили пулеметы и минометы, а сверху почти безостановочно барражировали их самолеты. Нашей авиации не было...
Вскоре немецкая авиация начала делать налеты на скопления наших войск в лесах, поливая их огнем пулеметов и сбрасывая бомбы - так немцы загоняли войска в узкую горловину выхода.
Выхода почти не было. Некоторые части разбрелись, стараясь выйти из кольца мелкими группами. Но основная масса солдат и техники ринулась в проход и почти полностью была уничтожена Та же участь постигла и вторую группу прорывавшихся.
И тогда, без всякой команды, бойцы кинулись в прорыв. Это был сумасшедший бег отчаявшихся и обезумевших людей. В этом людском потоке смешалось всё: люди, пушки на конной тяге, грузовики, танки...
Леонид со Станиславом бежали в общей массе, прикрываясь корпусом идущего рядом танка. Ноги застревали в грязи, замешанной на людской и лошадиной крови. Приходилось перепрыгивать или даже наступать на тела павших.
Неожиданно впереди них упала одна из лошадей, тащивших полевую пушку.
Не останавливаясь, танк наехал на бьющуюся в конвульсиях лошаденку, вдавливая ее в грязь. В сторону полетели куски еще недавно живого тела. Оторванная лошадиная нога ударила Станислава под колено и он упал под гусеницы идущего следом танка.
Леонид, словно в замедленной съёмке, видел, как стальные траки медленно наезжают на грудь его молодого товарища, безжалостно вдавливая его в кровавое мессиво. Он хотел было остановиться, но его толкали бегущие сзади, грозя сбить с ног и затоптать ничего не соображающей толпой".
На этом рукопись обрывалась. Анатолий поднял голову и увидел, как плачущая мать обнимала и успокаивала бабушку. Под ногами отца грудилась куча окурков. Жены - его и брата, вытирали слёзы и крепко прижимали к себе детей. На ступеньках крыльца сидела Марфа Викторовна, уткнув лицо в ладони.
Анатолий вздрогнул, когда Роман осторожно взял у него тетрадь.
- Дядя Роман, - обратился к нему Володя. - Леонид - это ваш папа?
Тот немного помолчал, кусая губы, а потом отрывисто бросил:
- Да.
После долгого молчания, Анатолий спросил, ни к кому конкретно не обращаясь:
- Интересно, почему Власов, в отличие от своей армии, пошел не со всеми, на восток, а на запад?
- Да армии-то к тому времени и не было, - ответил Роман. - Так, отдельные группировки, не имеющие никакой связи между собой. Правильно он решил - пробиваться мелкими группами - так многим удалось уцелеть. А крупные части быстро бы разбили авиацией. Да и потом он надеялся просочиться через Волховский фронт к Ленинграду.
- Я слышал, что его сдали немцам свои, - сказал Володя. - Это правда?
- Поговаривают, что крестьяне, у которых он остановился, выдали его полицаям, а уж те - немцам, - пожал плечами Роман. - Разве у нас всей правды узнаешь?
- Как вы считаете, его правильно повесили? - поинтересовался Анатолий.
- Сложно сказать, - Роман присел на стоявший рядом чурбан. - С одной стороны он сделал для страны много хорошего - вывел части из окруженного Киева, стал одним из спасителей Москвы. Перед войной его дивизия стала лучшей в стране. А это более 300 дивизий! А вот то, что он организовал РОА и формально выступил на стороне немцев, это ему в минус, конечно. Хотя...
- Странное дело, - в раздумье проговорил Володя. - Сейчас мы славим белых генералов, боровшихся с советской властью, ставим им памятники, организуем торжественное захоронение на родине. Ругаем социализм, Сталина. А противника его хулим, как злобного предателя. Логика совершенно не понятная...
Будь моя воля, я бы рядом с Власовым повесил бы и Сталина, и величайшего полководца всех времен, просравших начало войны и не жалевших своих солдат на фронте, - сердито проговорил Роман и ушел в избу...