Помолитесь обо мне

Зинаида Санникова
Тяжелая церковная дверь распахнулась и вошел пожилой мужчина лет шестидесяти с окладистой седой бородой, длинными волнистыми волосами, тоже совершенно седыми. Одет вошедший был, можно сказать, изыскано: дорогое пальто, тщательно проутюженные брюки, фирменные ботинки. Он как-то по-особому благородно перекрестился, поклонился свечницам, приветствуя: "Мир вам, матушки", - и направился прямо к алтарю.

Онемевшие было матушки наперебой заверещали: "Мужчина, стойте! Туда нельзя! Не входите в алтарь!"

Но тут из пономарки вышел молодой румяный отец Игорь.

- Отец Владимир! Рад вас видеть! - они облобызались. - Знакомьтесь, матушки, это наш священник, он теперь будет помощником настоятеля.

И вдруг новый батюшка запел басом: "Благослови, душе моя Господа...", прислушиваясь к звучанию своего голоса, от которого, казалось, может рухнуть паникадило.

- Акустику проверяю, - как-то по-детски смущенно произнес отец Владимир.

На его пение вышли и староста, который составлял план церковных мероприятий в кабинете настоятеля, и продавцы из церковной лавки. Староста, худенький остроносый мужчина восхищенно покачал головой:

- Ну и голос у вас, отче!

- Если бы не бас, давно бы коров пас, - улыбнулся священник.

С этой минуты, отец Владимир стал любимым батюшкой прихода. Свечницы наперебой торопились получить его благословение, опережая прихожан. Он и благословлял как-то по особому: столько искренней любви было в его благословении, что от него отходили, стараясь не расплескать то особое чувство, которое появлялось в душе.

Особенно любили, когда батюшка присоединял к хору свой голос. Тогда пение приобретало оттенок такой благодати, что душа трепетала. Настоятель тогда задумывался о том, что не помешало бы взять в штат пару мужских голосов. Регент Мария Павловна не обижалась, когда отец Марк говорил: "Пищите, как только что вылупившиеся птенцы!" - она тоже любила отца Владимира.

В трапезной прихожан прибавилось втрое - все любили послушать после обеда рассказы любимого батюшки. Он прожил интересную жизнь. Отец Владимир вдовел уже пятый год и еще тосковал по матушке. Иногда, забывшись, что он не один, вдруг говорил: "Валюша, ты там не горюй обо мне, у меня все хорошо", - и спохватившись, извинялся; "Простите, мои дорогие! Не думал, что будет так трудно без нее".

Всех удивляло, что батюшка подружился с церковным водителем, часто бывал у него дома и иногда даже оставался ночевать, благо, что в доме было четыре комнаты. Жена Андрея Наталья никого не впускала в комнату, где спал баюшка, когда задерживался допоздна: "Нечего там делать! Вон, в залу идите!" Батюшка смеялся своим грохочущим басом: "В гостиную, сударыня". Но Наталью трудно было смутить: "Это у вас дома гостинная, а у меня зала!"

В этой, батюшкиной, комнате стояло видавшее виды пианино, которое мучила несколько лет дочь Полина, так и не научившаяся толком играть из-за банального отсутствия таланта. Младший сын просил отдать его в музыкальную школу, но мать была непреклонна: "Не напрягай мне нервы, у меня после Полинкиной учебы их совсем мало осталось! И к пианину не подходи!" Вот и стоял инструмент без дела, хотя иногда приглашали настройщика - на всякий случай.

У младшенького - Димы был день рождения. Отец Владимир пришел с подарком, мобильным телефоном. Благословил именинника, глаза которого сияли от радости.

Наталья ворчала: "Баловство это - в 12 лет телефон! Истинное баловство!"

А Димка смущаясь шепнул батюшке: "А у меня для вас тоже есть подарок. Помните, как вы говорили, что вам нравится галстук-бабочка? Я купил". - и он достал прозрачную коробочку с темно-синей бабочкой".

- Да милое ты мое дитя! - отец Владимир обнимал зардевшегося Димку. - Доброе твое сердечко! Но кто же под моей бородищей увидит эту бабочку?

Все семейство смеялось до слез, а больше всех именинник.

- Я и не подумал, батюшка. Вот балбес!

- Да ты не огорчайся, я эту коробочку с бабочкой дома на видное место поставлю, чтобы о тебе помнить и за тебя молиться.

- Ладно, не вышло с подарком, тогда я вам спою. И Дима начал своим звонким, еще детским голосом: "Свете тихий святыя славы, Безсмертнаго...", но сфальшивил и замолчал огорченный, что и тут не порадовал любимого батюшку.

- Ничего-ничего, сейчас все поправим. - Отец Владимир подошел к праздному инструменту, открыл крышку, устроился удобно на вертящемся стуле, пробежался пальцами по клавиатуре и запел под свой акомпанемент: "Свете тихий святыя славы, Безсмертнаго, Отца Небеснаго, Святаго Блаженнаго, Иисусе Христе! Пришедше на запад солнца, видевше свет вечерний, поем Отца, Сына и Святаго Духа Бога. Достоин еси во вся времена пет быти гласы преподобными, Сыне Божий, живот даяй, темже ми-и-ир Тя сла-а-вит!"

Это было такое пение! Одновременно непривычное с акомпанементом, но исполненное таким голосом и с таким вдохновением, что все замерли и молчали еще некоторое время. Батюшка подозвал Димку и они начали распеваться, пока не спели дуэтом так чисто, так благодатно, что Наталья уронила неожиданные слезы, вытирая их фартуком.

- Дима, сынок, пожалуй в этом году отдадим тебя в музыкальную школу. Батюшка, вы и на фортипиано... Просто чудесно!

- Да... Я ведь в оркестре играл несколько лет. Потом повредил сухожилия... впрочем, не будем об этом, история старая. Если бы не эта травма, не быть бы мне священником. А мы с Димой чай с тортом заслужили или нет? Молимся, и за стол. Благослови вас всех Господь!

* * *

В трапезной было пасхальное разговение после праздничной ночной литургии. Нарядные, радостные прихожане усаживались за столы. Отец Владимир и отец Игорь сидели в центре.

- А отец Марк будет за трапезой? - волновалась повариха Елена.

- Нет, матушка, ему немного поспать нужно. Еще утреннюю литургию служить. Встаем все, чада мои, помолимся. - И отец Владимир запел пасхальный тропарь, который подхватили все с таким воодушевлением, с такой радостью, что многие прослезились.

"Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав"!

Это была необыкновенная трапеза. Такая необыкновенная по духовному настрою, словно Христос невидимо пребывал рядом. Впрочем, так оно и было - разве мог Он не быть с ними, особенно в такой день?

Отец Игорь попросил батюшку Владимира рассказать о каком-нибудь чудесном случае, которое произошло с ним.

- Что ты, отец! Ты думаешь, я святой, и Господь одарил меня лицезрением чудес?.. А впрочем, был один случай в моей жизни поистине чудесный. То, что произошло, иначе, как чудом, не назовешь.

Все замерли в ожидании рассказа.

Отец Владимир задумался, прикрыв глаза рукой.

- Я был назначен несколько лет назад настоятелем храма, который еще нужно было восстанавливать - советская власть постаралась, чтобы и памяти не осталось о том, что это был храм Божий. Быстро собралась бригада строителей из верующих. Как-то все сдружились, работа спорилась. Перед началом работы всегда молились. Был среди тружеников молодой парень Николай, на все руки мастер, все ему удавалось. Да так ловко все делал, так быстро и всегда напевал во время работы, чаще всего пел молитву святителю Николаю или тропарь.

Был самый обычный день... Помолившись со всеми, Николай поднялся по лесам к купольной части, там уже работу планировали в этот день закончить. Так все случилась неожиданно, что мы и ахнуть не успели: перила на лесах обломились и Николай с этой высоты рухнул на каменный пол. Я только успел вскрикнуть: "Господи!" - и тело Николая уже лежало на полу как восковая кукла, в неестественном положении: лежал он на правом боку, левая рука закинута за голову, ноги раскинуты так, словно он бежал и остановился. Сердце у меня колотилось. У меня не было страха, что меня накажут за смерть юноши, только ужас, что В ХРАМЕ произошло такое! Я наклонился над Николаем, чтобы поправить его руку, но тут произошло то, что я до смерти не забуду: Николай сел, словно ничего не случилось, с недоумением посмотрел на бригаду, которая собралась подле него и спросил смущенно: "Я упал, что ли?"

Наша уборщица потеряла сознание. А Николай встал и хотел снова подниматься под купол, но мы его удержали, вызвали "Скорую", которая увезла его в больницу, где он пролежал неделю на обследовании, которое подтвердило, что нет никаких повреждений.

После того, как "Скорая" уехала, мы отложили работу и на своем "Уазике" поехали в храм Архангела Гавриила, где настоятель по нашей просьбе отслужил благодарственный молебен.

Отец Владимир замолчал, и все молчали, понимая, что услышали рассказ о настоящем чуде, и вдруг, не сговариваясь, встали и запели: "Христос воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав"!

* * *

Отец Владимир прослужил еще четыре года, а потом по здоровью вынужден был уйти на покой (у него прогрессировал диабет) и уехал к себе на родину, где у него был небольшой домик. Там за ним ухаживали православные женщины из сестричества, и отошел он ко Господу окруженный любящими и заботливыми людьми.

Вечная и светлая память протоиерею Владимиру и Царствие Небесное.