ПРО ЖАР-ПТИЦУ
Жили были старик со старухой. Раз зимой пошел старик в лес поохотиться. Шел-шел, глядит – лежит на дороге дятел, не дятел, кукушка, не кукушка, а птица-краса. Лежит, значит, на снегу, не шелохнется. Поднял дед диковинку, оглядел со всех сторон. И думает: «Мертвая птичка, совсем околела, замерзла. Возьму-ка, я ее с собой. Коли без поживы вернусь, хоть бабку порадую!»
Побродил старик по лесу, побродил, ничего не подстрелил, домой воротился. Бабка его у ворот встречает. Увидала птицу и давай ругаться-браниться:
- Эка, невидаль! Приволок падаль! У волков лакомство отнял.
Стерпел дед обидные слова, а птицу тайком от старухи за печь упрятал, стареньким зипуном укрыл.
Прошло три дня. Старик уж и вовсе забыл о лесной находке. А как стали старики спать укладываться, да как полез было дед на печь, так и вспомнил. Зипун-то старенький откинул – так и ахнул! Птица живая за печью сидит, как пламя горит, оперенье свое огненное чистит. Светло стало в хате, как днем, только еще светлее.
А старуха говорит:
– На кой нам эта птица? Мне при свете не спится. Жаровню эту рогожей прикрой, вот и будет нам покой.
Послушался дед. А поутру принес крылатой красе пшеницы, да водицы. Та зерно клюет, воду пьет, да еще подать требует. Бабка видит такое дело, опять на мужа взъелась:
- Какая от птицы корысть? Самим скоро нечего будет грызть!
Посерчала она, поворчала и вот что выдумала. Сгребла птицу в охапку и в мешок засунула. Вышла на улицу, головой вертит, во все стороны кричит:
- Подходи и мал и стар, покажу красный товар! Ни шелка и не меха – заморского чудо-петуха!
Сбежался народ, бабке денежки дает, сунет голову в мешок, поглядит, подивится и отходит
Старик, как узрит, что старуха вытворяет, не стерпел, схватил ее за воротник, затолкал силком в избу и выговаривает:
Где это видано-слыхано, чтоб за погляд деньги брали?
Старуха умом послушала, а в сердце обиду затаила.
Еще время проходит. Бабка возьми и скажи:
- Не нужна нам эта птица, сами нечем кормиться! Снеси-ка ее на базар и продай подороже.
Делать нечего, завернул дед птицу в отрепья, что бабка пожаловала и зашагал по дороге. Вдруг, нагнали его сани-самоходы, в санях мужик деревенский сидит, Емелей звали. Старик с ним раскланялся и все ему рассказал.
А Емеля советует:
- До города далеко, чего тебе старому ноги мять, валенки протирать. Продай мне!
- Ладно, - говорит дед. – Забирай!
Развернул о чудо-птицу. Засияла она, засверкала, озарила все вокруг. А Емеля в затылке почесал и молвит:
- Это ж, Жар-птица, щуке моей – родная сестрица, колдовских дел мастерица!
И ну ее драть, перья щипать:
- Будет мне уха из этого петуха!
Кричит, а сам деду подмигивает, вот, мол, как с ними надо. Тогда и толк будет.
Жалко старику красу губить, выхватил он птицу у Емели-дурака и домой побежал. Явился пред грозные старухины очи, объяснил, что да как. А та ему:
- По мне, хоть жар, хоть пожар – все едино. Птица твоя яиц не несет, песен не поет, знай ест да пьет. На этакое колдовство всяк способен. Унеси-ка ты ее туда, откуда принес. И дело с концом!
Понурил голову старик и решил птицу златоперую назад отнести. Так и сделал, принес туда, где нашел и говорит:
- улетай ты, Жар-птица, в тридесятое царство, нет от тебя ни толку ни проку!
В тот же миг исчезла Жар-птица, больше ее старик никогда не видел. Слух прошел, что тосковал он потом по ней, а может, и по сей день тоскует.