В осеннем лесу
Грустно и пусто в осеннем лесу. Ни шороха, ни звука – ни птиц, ни ветра. Кажется, всё замерло: лес, небо, сама земля. Она застыла в ожиданье грядущих перемен: холодов, близкого снега.
Как ребёнок радуешься редкому грибу, чудом сохранившемуся до середины октября. Легка полупустая корзина, в которой тройка белых, горка лисичек. пакет шиповника, да ещё кое-какая мелочь. Легко и на душе. не обременённой в эти минуты бесконечными житейскими невзгодами и бытовыми неурядицами.
Почти ежегодно приезжаю я в этот осенний лес с душевным трепетом и волнением. В первые дни сентября, в сиянии бабьего лета, брожу по буеракам и косогорам, по опушкам и травянистым дорожкам, опоясывающим светлые березняки и пылающие осинники, утоляю неуёмную страсть бывалого грибника.
Хороши в эту пору белые грибы на окраинках леска, в клеверах, а иногда и на поле – под одинокой берёзой, шагнувшей из влажного леса на широкий простор! Они коренастые, шляпки у них тёмно-вишнёвые с сизоватым оттенком. Растут не по одному – кучно: нашёл гриб – оглядись! Рядом наверняка не один из них, а тройка, может даже и более спрятались в густой пока ещё траве. Вон, шляпка выдаёт себя своим необычным цветом среди изумрудно-зелёной травы. Пока ещё не опала листва и крепко держится на деревьях, собирать грибы – большое удовольствие.
Как часто я спешил в лес не столько за грибами, сколько полюбоваться его неброскими красотами, исповедоваться ему в своих душевных волнениях и неурядицах, в дни благостных порывов и вдохновения, в моменты сомнений и мучительных исканий здравого смысла и истины в происходящем вокруг.
Не раз и не два белоствольные кущи врачевали мою душу, возвращали снова в неё благость и силу, желание жить честно и достойно. В дремучем еловом бору этого лесного царства, в самом начале серьёзной сознательной жизни я не раз выверял направление своих путей и будущих ориентиров. Под завораживающий шум, рождающийся в хвойной чащобе, обдумывал я свои сокровенные мысли о житье-бытье...
С первых дней моего появления в этих краях и по сию пору, зимой и летом, осенью и весною, вот уже почти полвека, идём мы вместе: я и лес. Здесь продуманы и сформировались многие сюжеты моих рассказов, поэм и стихов.
Я отчётливо помню осень засушливого семьдесят второго года, когда приехал в эти края учить грамоте сельских ребятишек. Устроив на скорую руку свой деревенский быт, в первый же свободный вечер оправился знакомиться с окрестностями. Так я очутился в лесу, до кромки которого от линии школьного забора, где тогда располагалось моё холостяцкое жильё, по прямой оказалась одна тысяча девятьсот двадцать шагов. Полведра крепких белых грибов, невесть каким образом появившихся в пересохшем насквозь лесу, были итогом того, ещё по-летнему теплого, сентябрьского вечера.
Уже много позже не раз мы приводили сюда с супругой свои классы. Собирали грибы, жгли костёр, любовались красотой осеннего леса. Весной, в завершении первого учебного года мы отмечали здесь с ребятами день пионерии. И хотя было очень тепло, развели на поляне по традиции пионерский костёр. Пока собирали для него сучья, ребята натаскали нам с супругой целую гору сморчков и строчков, которых в сыром осиннике и в орешнике, где стоял влажный и парной застоявшийся воздух, было видимо-невидимо. Кое-где ещё в тени сохранилась медуница, букетики которой преподнесли нам отзывчатые на доброту ребятишки.
Зимой приезжали на лыжах, катались со склонов лесного оврага, звонкими голосами нарушая зимнюю дремотную тишину. Румяные, шумные, возвращались дети в тепло деревенских изб уже на склоне гаснущего короткого воскресного дня.
Приезжал я сюда и один, и с женой, когда отыграли нашу свадьбу, и с гостями, изредка навещавшими нас в этой глуши. Красиво здесь в любую пору года! Нередко очарование от лесных красот рождало образы и облекалось в стихотворную форму:
В лес декабрьский вхожу, как в палату,
Где от снега светло и стерильно
И где ветер, как доктор – в халате -
То в движеньи, то стихнет бессильно...
Особенно часто мне пришлось бывать в лесу в первую мою весну в этих краях. В пяти верстах от села, где мы жили, в деревне, одновременно являющейся и железнодорожной станцией, располагался сельсовет. Туда не единожды отправлялся я пешком, приглашаемый то повестками военно-учётного стола, то по телефонным звонкам, связанным с вопросами прописки, регистрации, оформления льгот, положенных сельским учителям.
Ездить через город, пересаживаясь с автобуса на электричку, было бы в два раза дальше по расстоянию и дольше по времени. Вот и отправлялся я обычно с утра в путь: почти две тысячи шагов до леса, затем поперёк его по наезженной дороге длиною с километр, далее примерно то же количество шагов полевой тропкой до станции. Обычно возвращался засветло.
Когда шёл обратно, уже никуда не торопясь, успевал многое заприметить в просыпающейся природе. И это волновало душу, вызывало неудержимый восторг и желание жить, творить, делать добро, покуда жизнь только начинается, многое впереди. Оно неизвестно и загадочно. Оно зовёт, манит. Есть силы, неуёмное желание что-то совершить, поставлены цели.
Середина апреля. Яркое солнце, тепло, но не жарко, благодаря свежему ветерку, теребящему голые ветви и кроны пробуждающихся от зимнего небытия деревьев. Они уже набрали соку. На удалении берёзовые перелески предстают взору окутанными сиреневой дымкой. Ярче становится зелень сосны и ели. Вслед за листвою своих лесных собратьев в майской теплыни скоро зажгут они смолистые свечки будущих шишек. Еловые - с сизоватым оттенком, сосновые - зелёные.
Скоро оживёт лес и заполнится птичьими голосами, хотя и сейчас изредка доносится до слуха попискивание и теньканье синиц, гомон и щебет других птах, определить которых по звуку не могу. Но кое-какая жизнь уже теплится. На опушках погреться на солнце выползают первые перезимовавшие муравьи – трудяги. Они приступают к починке осевшего за зиму своего жилища.
Бурлят вешние воды. Бросив дорогу, иду прямиком. И вот незадача! На пути полноводная речка, которой здесь не увидишь ни летом, ни осенью. Удивительно прозрачны её зеленоватые воды, чисто дно с промытыми до белизны камешками.
Теперь мне подниматься вверх по течению до тех пор, пока не достигну вершины оврага, где русло новорождённой реки должно быть значительно уже в истоке, или гулять до тех пор, пока не набреду на местечко, где потоки ручейка, как в арку устремляются под упавшее когда-то дерево, ставшее мостиком над этой водной преградой.
Легко предположить, что из таких походов «по делам» в соседнюю деревню я возвращался слегка усталый, в заляпанных грязью сапогах, с отменным аппетитом, в то время, когда солнце, завершая дневной обход, клонилось к горизонту.
Однако память моя хранит и два случая, связанных с этим лесом, когда я добирался домой далеко за полночь, изрядно напугав этим жену и заставив её крепко поволноваться.
Однажды, в первые дни учебного года, пошёл я после занятий за грибами. День был ясный, солнечный. Тепло. Темнело около восьми часов вечера, поэтому времени для того, чтобы набрать корзину грибов, было более чем достаточно. Так оно и вышло на этот раз. Не успело солнце спуститься к горизонту, а я уже заполнил посудину до отказа. Вышел из березняка на просвет и оказался на склоне высокого холма или глубокого оврага, на дне которого, вдали - на плоской луговине - блестело зеркало лесного озера. Красота захватила дух! Вот где оно спряталось – дивное создание природы! Не сразу отыщешь тебя в этой глуши! Наверное, в нём и рыба водится? - заныло сердечко азартного рыболова-любителя.
Налюбовавшись нерукотворным водоёмом и решив как-нибудь специально прийти сюда с удочкой, я не спеша спустился вниз. За перелесками и особенно из-за всхолмлённости местности горизонт почти не проглядывался. Кругом стояли берёзовые рощицы, одна сменяя другую. И ни шпиля нашей церкви или водонапорной башни нигде за вершинами деревьев не просматривалось. Между прочим, было уже восемь часов вечера. Смеркалось.
Дорога от водоёма уводила почему-то не вниз - дальше в луга, а поднималась вверх, в лес. Скоро совсем стемнело, дорога перешла в тропинку и вовсе потерялась. Я пошёл напрямик, стараясь в темноте не потерять выбранного направления. Я знал, что полоска леса хоть и длинна – тянется лентой, петляя от станции до Клязьмы, но и узка - не более километра в самом широком месте. И если я иду прямо и поперёк её, то минут через двадцать я должен выйти на край леса. Да вот знать бы точно - пересекаю ли я лес?! А может как раз иду повдоль его?
Смутная тревога шевельнулась в груди. Времени уже десятый час, а я на распутье. Куда идти? Корзина оттянула все руки и уже не в радость. Жена, наверное, сходит с ума.
Через час блужданий я наконец-то выбрался из леса. Что это - лесная поляна или опушка на границе с полем? Ничего не видно впереди, хотя глаза немного привыкли к темноте. И вдруг в этот момент я услышал справа отдалённый шум проходящего товарняка. Приглушённый расстоянием гудок! Сомнений уже не оставалось - станция! Я быстро пошёл на удаляющийся звук, почувствовав, что поднимаюсь на возвышенность. И вот уже скоро внизу сверкнули огни платформы, протянувшиеся вдоль железнодорожной линии.
Искать в тёмном поле дорогу, чтобы повернуть снова к лесу, а вернее – к дому - было наивно и рискованно. Я спустился в деревню, нашёл выход из неё в нашу сторону и уверенно зашагал в поле. Сойти с дороги в темноте я бы не смог – две параллельные колеи и обочины твёрдо вели меня домой. Настроение поднялось. Скоро я буду дома с корзиной крепких боровиков. Посмеёмся с супругой над моими приключениями.
Когда пересекал лес, я успевал разглядывать по краям дороги светлячков. Вот уже скоро такие светлячки вспыхнули впереди ломаной линией по горизонту, едва расступился лес. Вон, ближние ко мне огни - окна учительского дома! Ещё никто не спит, меня ждут! Ждут! И бросив дорогу, по ячменному полю напрямик, ускоряя шаг, я заспешил на живительный свет таких дорогих для меня в тот миг деревенских окон...
Кстати, я все годы, бывая в лесу. искал это небольшое озерцо. Проходили десятилетия, но оно как сквозь землю провалилось... И вот лет пять назад случайно вышел на это место! Оказывается, я был в двух километрах от дома, отделённого от меня парой-тройкой молодых берёзовых рощиц! Пойди в ту пору в противоположную сторону от озера, спускаясь ниже в луга, пришёл бы я домой ещё засветло! Но тогда не было бы такого яркого воспоминания юности, которое греет меня в жизненном пути все эти годы.
В другой раз всё вышло намного прозаичнее. Это было, когда я уже работал секретарём райкома комсомола, а жена продолжала учить ребятишек. Жили мы по-прежнему в учительском доме. Возвращался я из области с какого-то совещания. Мероприятие затянулось, на вокзал прибыл, когда электричка на Ковров только что отошла. Выехал домой около десяти часов вечера.
Стояла поздняя осень, темнело рано. Когда электричка тронулась и через некоторое время оказалась за городом, за окнами чернела непроглядная тьма. В вагоне ко мне подсел знакомый односельчанин – старший брат двух моих учеников. Эта встреча вызвала у нас обоюдную радость. Мы решили сойти с поезда не доезжая города, на нашей станции, и добираться домой своим ходом - через лес, поскольку в это время никто нас на городском автовокзале уже не ждал. Помню, за разговорами мы довольно-таки быстро дошагали до своего села, хотя идти в темноте пришлось спотыкаясь и часто оступаясь. И всё-таки запомнилась мне та глухая осенняя ночь – с ветром, тревожным шумом деревьев, с душевным теплом дорожного разговора двух припозднившихся путников.
Дважды случилось собирать мне грибы и по первому снегу. Один раз, это было в 1986 году, - 20 сентября, когда невесть откуда взявшийся снегопад в разгар удивительно богатого грибного сезона спутал мне все карты, я приехал сюда на машине и утонул ещё на подъезде к леску, не заметив под снегом небольшой бочажок. Тогда я больше всего не грибы собирал, а откапывал машину. Есть на эту тему у меня рассказ – так и называется: «По первому снегу».
Второй раз, лет пятнадцать назад, уже где-то в середине октября поехал я за белыми. Грибов в тот год было много, и неделей раньше я удачно погулял с корзиной по знакомым перелескам. Я не принял во внимание истину, что всему на свете когда-то приходит конец. На самом деле, не могут же грибы расти бесконечно? Есть сезон, всему свои сроки. Но объясни это человеку. который вырос в лесном краю и с пяти лет ходит по грибы?!
С вечера была прекрасная погода. Несмотря на середину осени, стояло тепло. Чтобы подольше растянуть время общения с лесом, встал спозаранку и на первой электричке отправился в путь. Хорошо, что тепло оделся. Поутру было свежо, поднялся ветер. Но я подумал, что улетучится темнота, взойдёт солнце и обогреет грешную землю. А от ветра, если он не утихнет, спрячусь в густом ельнике.
При подъезде к моей станции увидел, как в свете пристанционных фонарей замелькали белые мухи. Сердце ёкнуло! «Ну ничего, - успокаивал я себя, - сейчас рассветается, и снегопад утихнет, не успев наделать беды.»
Как я крепко просчитался! И пока рассвело, и пока я шёл полевой дорогой к лесу, по которой много лет назад вышагивал ночью с попутчиком домой, снегу навалило столько, что не только грибов – пней от спиленных деревьев не раскопаешь! А его всё прибавлялось и прибавлялось...
На подходе к лесу встретил пастуха, который как-то очень уж странно посмотрел на меня и на бодрый вопрос: «Ну, как грибы – попадаются?» - молча пожал плечами.
Ещё не потеряв надежды, иду на одно из моих излюбленных мест. Травянистая дорога идёт по краю леса, отгороженная трёхметровой полосой березок от бывшего поля, заросшего молодым березнячком. Параллельно полосе тянется разграничительной чертой между лесом и полем осевшая со временем канава. Покрытая густым зелёным мошком, она всякий раз балует меня белыми грибами. Но сегодня пусто – кругом пелена снега. И где бы не горбился снежный бугорок, везде на поверку оказывается или присыпанная ветка, или клок травы.
Снег утих. Скоро пробьётся солнце. Заметно теплеет, но снег и не думает таять. Ноги начинают мёрзнуть в резиновых сапогах, глубоко бороздящих рыхлые снежные завалы. Надо подумать о сугреве, потому что, как бы меня ни спасал длинный и тёплый отцовский плащ на меховой подстёжке, холод начинается с ног.
Отправляясь в лес или на рыбалку, средь прочих необходимых вещей всегда беру с собой спички. Вот и на этот раз, немного повозившись, разжёг костёр, около которого мне стало сразу веселее. Я уже не думал о грибах, хотя выбираясь в тот день из леса, ближе к полудню я умудрился невероятным образом найти несколько подберёзовиков. Меня беспокоило другое – как мне сегодня незаметно прошмыгнуть домой, избежав глупых вопросов, насмешек, сочувствующих взглядов – и в электричке, и в троллейбусе, и во дворе дома, где в любой час дня у подъезда на скамейке сидят и судачат о чём-то любопытные бабушки.
Был ещё один случай, когда меня в этом лесу выручил костёр. Пять лет назад установилось неимоверно сухое и жаркое лето. Доходило до сорока градусов. Первый дождь прошёл к третьей декаде августа, и жара спала. Я начал мечтать о грибах. Жена смеялась надо мной: «Какие грибы - грибница давно сгорела»?! Но я упорно стоял на своём: «Будут!»
В первый сентябрьский выходной приехал я на разведку в свой лесок. Первый час потратил безрезультатно. И места хорошие, сто лет мне знакомые, а ничего! Пусто. Я уж было совсем расстроился, когда вышел на травянистую дорожку по краю леса, о которой только что рассказал выше. И вдруг вижу - идут мне навстречу два старичка с корзинами. Поравнялись. Спросил, как грибы и заодно заглянул в корзинки, которые у них на треть были заполнены крепкими тёмноголовыми маслятами. Есть грибы!
Дождался, когда они скроются за поворотом, вернулся немного назад и начал тщательнейшим образом исследовать травянистую дорожку. Результат не замедлил сказаться. Даже после дедушек я набрал в этом месте больше грибов, чем у них было в тот момент у обоих. А когда я ушёл на свои заветные места, где никого не было, кроме меня, корзинка быстро заполнилась. Грибы были, как на подбор: все до единого - средние и чистые.
Я набрал их так быстро, что не успел нагуляться по лесу. К тому же я не прошёл и десятой части моего маршрута, на котором, кроме потаённых мест под знакомыми берёзами, имеются два лесных прудика, где на их крутых берегах – ближе к воде, очень любят расти белые.
Я решил обследовать по периметру другую часть леса, разделённого дорогой к моему бывшему, лет сорок назад, пристанищу. Ту часть, которая тянется в сторону Клязьмы. Сначала мне ничего не попадалось, и я уже начал задумываться о том, а не повернуть ли к станции, как вдруг словно споткнулся на тропинке. Из густой травы выглядывала (её ни с чем не спутаешь!) шляпка белого! Опустившись на колени, начал прощупывать травянистые бугорки и нашёл ещё несколько крепких грибов. Дальше больше! Они пошли сплошной цепочкой: прямо на тропинке, а иногда выбирались и в поле. Под лежащими у дороги брёвнами, на приствольных буграх берёз. Через три часа у меня был полон рюкзак, вместимостью с наполненную маслятами корзину. Восемьдесят штук! Грибы были первые в этом году – все ровные, не переросшие и чистые. И я тоже был первый в этом сезоне на этой дорожке грибник. Повезло так повезло!
В следующий выходной у меня не получилось вырваться на грибную охоту, хотя я все эти дни думал об этом, готовился и, не попав, очень сильно переживал. Приехал я в эти края снова через двенадцать дней. Трава на дорожках была сильно взъерошена, грибов было меньше, а самое главное - смущала погода. Накрапывал дождь.
Конечно, для азартного грибника - это мелочь. Особенно. когда ты видел, как здесь растут белые, и тем более, что не был целых две недели. А дождь всё прибавлял и прибавлял и скоро зарядил на полную. Ничего кроме, как искать укрытия или разводить костёр, мне не оставалось. Тогда и нашёл я местечко, где две огромные ели сомкнулись на высоте чуть более моего роста ветвями и сплели такую крышу, которая могла настолько сдерживать бушующий ливень, насколько это нужно, чтобы успеть развести костёр.
У тех же елей я нащипал сухой коры и мха, нижних тоненьких веточек, заодно обустраивая себе импровизированный шалаш. С большим трудом и с помощью сырой бересты заготовленное мною всё же загорелось. Я принялся таскать сухие ветки, чтоб не дать погаснуть костру. А когда он разгорелся в полную силу, в ход пошло всё, что находилось в округе: гнилые деревья, лежащие здесь годами, полуразгромленные пни, крупные сучья, упавшие с деревьев во время предыдущих бурь и ураганов.
Через полчаса я мог сушить свою промокшую до нитки одежду, развешав её под елями на обломках веток, давших жизнь огню. Пока курилась паром одежда. я выскакивал из-под деревьев, чтобы насобирать дров, которых в округе становилось всё меньше. Одновременно я собирал грибы, пока не приходил черёд менять одежду. Я так вычистил лес, что мне можно было бы и премию от лесного хозяйства оформить! За это же время я заметно дополнил корзину грибами, что по праву рассчитывал сегодня вернуться домой с лесными трофеями. Оставалось только дождаться окончания дождя и добрать корзину. А для этого надо посетить лесной пруд. Уж там наверняка грибы есть!
Возвращался я от водоёма прежним путём. Направляясь к станции, проходя мимо костровища обратил внимание на огромную гору первосортной золы под елями. Какое ценнейшее удобрение пропадает! Радовали глаз и свободные от мусора и ухоженные лесные полянки.
И другие дожди заставали меня не раз за эти почти полвека в моём лесу, но они как-то меньше мне запомнились. Видимо, ничего примечательного в том не оказалось...
Сотни раз, наверное, бывал я в этом лесу, а всё равно находил в нём что-то новое, скрытое от глаз в прежние свои походы сюда. Небольшой по территории островок зелёного царства на просторах заброшенных и кое-где ещё обрабатываемых полей хранил в себе немало неразгаданных тайн, звал своей загадочностью и колдовством.
У меня сложился постоянный маршрут обследования леса, который с годами почти не меняется. Другой вопрос, откуда я начну ревизию своего лесного хозяйства: от станции, уходя постепенно вглубь, или наоборот - с дальнего конца леса, двигаясь оттуда не спеша к станции.
Обычно я выхожу из последнего вагона электрички и некоторое время иду вдоль железной дороги назад, пока не закончится деревня. Далее пересекаю шоссе, ведущее из области в райцентр и луговиной подхожу к косогору, на склонах которого под разреженными берёзами нахожу первые грибы. С вершины мне видно, как по трассе проносятся машины, изредка стучат поезда. С вершины косогора вниз ведёт травянистая дорожка – излюбленное место белых грибов. Спустившись вниз, иду дальше вдоль основания косогора. Справа вдоль моей тропы начинается водоём, который, занимая низину между косогорами, плавно уходит в лес и там заканчивается. Водоём неглубокий, с тёмной водой, похож на карьер после выбранного из него торфа. На берегу заметны вытоптанные рыбаками укромные их местечки. Где пачка смятая из-под сигарет валяется, где банка из-под червяков, где рогатки под удочки оставлены.
У водоёма своя жизнь со своими обитателями. Каждый год, приезжая сюда, нахожу поваленные в воду осины. Года два назад в этом месте нашёл стайку белых десятка в два. Увлёкшись их сбором, не заметил на самом берегу две дыры между корнями берёзы и провалился чуть ли не по пояс в подземную пещеру. Хорошо, что вода была на самом дне, и я не черпанул её сапогами. В это же время в метре от меня раздался мощный всплеск. Разглядеть, что это было, я не успел, поскольку копошился в яме спиной к воде. Надо думать, что бобровую хатку без какого-то злого умысла я всё же слегка порушил...
В прошлом году решил перебраться на ту сторону водоёма, где тоже от уреза воды начинается косогор с редкими и рослыми берёзами – тоже местечко, облюбованное белыми грибами. Обходить озерцо далеко, времени жалко. Пошёл напрямую, по осоке, лишь только закончилась водная гладь. С кочки на кочку, пока она не успела погрузиться в жижу, кипящую пузырьками метана, поднимающегося из глубины, прыгал я до тех пор, пока не потерял равновесие и не рухнул в эту пучину. Оказавшись по пояс в ледяной воде, а до берега оставалось метра четыре, бросился, не разбирая дороги, на сушу. На берегу лёг на спину и, задрав ноги кверху, вылил жижу из сапогов. Потом уже снял брюки и носки, отжал их, промыл сапоги и подсушил их немного. В тот раз у меня с собою были запасные носки. Одел их и, пока сохла на траве одежда и обувь, добавил в корзину с десяток «беляков» в качестве «компенсации» за причинённый урон моей амуниции и моральный ущерб за осенние купания. Всё тогда обошлось – было солнечно и тепло. Я даже насморка не подхватил.
Походы в лес, особенно удачные, запоминаются в совокупности с другими событиями, на фоне которых они происходят. Иначе бы мы не смогли отделить их одно от другого. В морозный зимний день, в тёплой уютной комнате, мы вспоминаем те события минувшего лета, которые оказались наиболее ярки, благодаря чему заслужили право остаться в памяти. Одно из таких событий произошло второго сентября третьего нашего учебного года в сельской школе. Для меня он так и не начался...
Ещё в июле, когда мы с супругой работали воспитателями в пионерском лагере, меня пригласили на беседу в райком комсомола. Речь шла о работе. Мне предложили должность второго секретаря, но сроки оговорены не были. Освободившись от лагеря, решили с супругой съездить по путёвке на две недели на турбазу. Заезд группы - пятого августа. Накануне к вечеру позвонил в райком и предупредил, что до двадцатого августа уеду отдыхать. Однако отдых мой обломился. Попросили никуда не отлучаться, сидеть дома и ждать звонка.
Пришлось жене ехать на турбазу с сестрой, которая только что закончила школу и пока ещё не определилась со своими дальнейшими планами.
Проводив до электрички супругу, вернулся домой. День только начался, времени свободного – хоть отбавляй, делать ничего не хотелось. Решил сбегать в лес, проведать, что там?
Тысяча девятьсот двадцать метров, как вы помните, от лазейки в школьном заборе до первой, шагнувшей мне навстречу берёзы, и я в лесу. Тут же на окраинке и моя «лошадь» - зигзагообразное дерево, мимо которого я никогда не прохожу, чтобы не потрогать его, не погладить ему спину - на удачу!
И в этот раз она не покидает меня. Я опять по счастливой случайности первым оказываюсь в лесу в самом начале грибного сезона. Первый же куст орешника одаривает меня десятком белых грибов. Дальше – больше. Куда ни посмотришь, в какой куст не сунешься -везде, как стражи лесные, торчат грибы. Они не велики, но и не малы, самые что ни на есть красавцы: шляпки жёлтые, как обычно у грибов, выросших в лесной тени, ножки не такие крепкие, как у осенних боровиков. Но их обилие, отсутствие среди них рыхлых и переростков заставляет азартно забиться сердечко при встрече с таким богатством!
Теперешняя жизнь рядом с лесом, частые походы сюда, уверили меня в том, что в последнее время из-за серьёзных изменений климата и других природных процессов исчезает само понятие - «летние грибы». Особенно в отношении белых. В детстве, которое протекало на деревенских просторах, я только и знал, что чуть ли не каждый день пропадал с друзьями в лесу, принося оттуда домой на радость домочадцам то бидончик земляники или черники, то корзинку почти одних белых грибов. Они начинались с колошения ржи – с последней пятидневки июня - и продолжались с небольшими перерывами всё лето, уходя и на осень, что проследить мне было уже сложнее: я уезжал от леса в город учиться и прощался с грибами до будущего сезона. Сейчас же, имея возможность только в отпуск наблюдать их появление, я стал замечать, что не так-то просто стало набрать летом белых грибов. Они уже давно «ушли» из леса и растут только по опушкам, по берёзовым перелескам, по косогорам, вблизи водоёмов, по окраинным травянистым дорожкам, и начинается эта благодать не раньше первой декады сентября. Потому так и коротка эта пора.
За последние три десятилетия с тех пор, как я уехал в большой город из лесных краёв, я не больше трёх-пяти раз могу припомнить, когда было по-настоящему грибное лето. Да, маслята и лисички, а позднее и сыроежки выскакивают ежегодно на короткое время в наших сосняках и березнячках, но вот чтобы белых набрать в это время - настоящая проблема. Случаются изредка слои колосовиков, но они из-за жары, царящей в последнее время в наших местах, коротки по времени, не все грибники успевают их ухватить.
Не бывая каждый летний день в лесу, я тем не менее имею возможность наблюдать за его внутренней жизнью по развалам лесных даров под моими окнами на оживлённом перекрёстке нашего проспекта. Это и служит моим барометром, по которому я и определяю погоду, когда надо спешить в лес.
Поэтому то, что увидел я в начале августа тысяча девятьсот семьдесят четвёртого года, приятно поразило меня. Я снова, как в детстве, собирал с упоением летние грибы! Я был один, никто не мешал мне. Грибов было очень много и такого качества, что хоть на выставку помещай! Я быстро заполнил посудину, и мне надо было подумать, что с ними делать. Тогда я и принял решение съездить к родителям, их и порадовать грибами.
Помню, когда к вечеру с тремя пересадками – то с автобуса на электричку, то с электрички наоборот на автобус – прибыл я в древний город - город моего детства, родители были искренне удивлены такому неожиданному гостинцу, который я привёз из лесной стороны в их опольные края. Можно было предположить, что в Суздале никто ещё и не знал, что пошли грибы. Какой же был хороший вечер в родительском доме!
А утром мама не удержалась и поехала со мной в лес, в края, где прошло наше с ней детство, её военная юность. Там тоже только начинались грибы, но поскольку те леса были севернее моих, грибы были мелковаты по сравнению с теми, что я собирал накануне. В те счастливые дни маме только что перевалило за сорок, и впереди было ещё почти полжизни...А у меня и того больше!
Погостив у родителей, отправился домой, по пути навестив на турбазе сестёр и прожив у них «нелегально» два дня. Только после этого я появился в своём селе, чтобы исполнить данное обещание никуда не отлучаться и ждать звонка.
Возвращаясь в тот раз из леса с грибами, я вспомнил, как годом раньше шёл по этому полю домой. Настроение было такое же приподнятое, поскольку руку приятно тяжелила полная корзина. День стоял яркий и теплый, какой бывает в начале сентября, в пору бабьего лета. На середине пути между лесом и школой, когда я поднялся на самую высокую точку поля и поднял глаза, то неожиданно увидел в лучах наметившегося к закату солнца – выше нашего села - белый город, протянувшийся по горизонту.
Сердце забилось взволнованно! Да, это был город, где до недавнего времени жила, там прошло её детство, начиналась юность, а с недавнего времени она идёт рядом со мной по жизни - моя супруга. Туда мы с недавнего времени ездим с ней в гости к её родителям, перемежая такие встречи с поездками в мой город.
И поскольку только утром я проводил жену на целых две недели отдыхать, а сам остался один, стало как-то светло и грустно на душе. Захотелось опять тепла, прикоснуться к чему-то родному, побывать в родительском доме...
А что касается второго сентября нашего третьего учебного года, о котором я оговорился выше и который для меня так и не начался, скажу следующее. В тот август 1974 года я ещё разок нарушил данное мною обещание сидеть безвылазно дома и в конце месяца уехал на три дня с женой и её сестрой в Суздаль - на девятисот пятидесятый день рождения города. Сколько же знаменитостей встретили мы в те три дня на улочках моего родного городка! Какие же незабываемые были встречи на концертных площадках в парках и скверах города!
И вот уже второго сентября в яркий солнечный денёк, в школьном саду, увенчанные букетами осенних цветов, фотографируемся с учениками на память о начале нового учебного года. В это время к калитке сада подъезжает машина, из которой мне подают знаки подойти. Я уезжаю и возвращаюсь поздно вечером с пленума райкома комсомола, на котором меня в этот день утвердили вторым секретарём районной молодёжной организации. Так началась моя беспокойная комсомольская жизнь...
* * *
Я вышел на край леса. Где-то рядом горбатая берёза, моя «лошадка». Тусклый октябрьский день разогрелся понемногу и порадовал неярким осенним солнцем. Вдалеке разноцветные крыши села. Как прежде самым главным ориентиром служит церковь, заметно принарядившаяся в последнее время. На солнце сверкает ещё не потускневшая новая кровля, золотится высоко вздёрнутый в небо крест. Ближе всех ко мне старенькая школа, где много лет назад, молодые и сильные, начинали мы с будущей супругой наш совместный путь по жизни.
На лесном пруде, который находится в пяти минутах ходьбы отсюда, добавил несколько подберёзовиков, отдохнул в тени заметно выросших на его высоких берегах берёз. К полудню разогрелось, и я снял из-под куртки тёплый свитер, убрав его в рюкзак.
В этом году из-за летней жары в пруде почти нет воды, одна зелёная жижа на дне. Да вода сегодня, как, впрочем, и вчера уже без надобности. Копали его лет тридцать назад для полдневного водопоя скота, пригоняемого с колхозного комплекса в этот лесок. Около тысячи бурёнок щипали здесь в кустах шелковистую травку, отдавая вечером плату парным молоком. Почти все трудоспособные жители нашего села работали на современном сельскохозяйственном предприятии, имея неплохой заработок. Куда теперь всё это делось...
Возвращаюсь прежним путём к станции. Короткой дорогой через еловый бор с орешником иду на другую сторону леса к садовому товариществу, которое обосновалось здесь лет двадцать назад и заметно потеснило мои грибные просторы. Обойдя его по периметру, спущусь с косогора вниз к тому водоёму, где я пугал бобров и сам «купался». А оттуда хода до станции не больше пятнадцати минут.
Кое-как я насобирал всякой всячины почти полную корзину. В болотистой низинке, в осиннике, под «высоковольткой», к пакету шиповника добавил гораздо больший пакет зрелой и уже прихваченной морозцем калины. Вот и порядок, можно домой!
Но что-то грустно сегодня, в тихий осенний денёк...Что-то не так благостно на душе, как бывает, когда усталый и утоливший страсть азартного собирателя лесных даров возвращаешься в уют городской квартиры. Разбередила душу картина деревенской опустошённости и уныния на просторах, где давно ли шумела наша молодая жизнь? Но так ведь сейчас везде, не только здесь... Да, не слышно, как прежде бывало, с окраины леса приглушённого расстоянием треска мотоцикла, петушиного крика, собачьего лая. Не доносит с ветром приглушённых голосов. Как будто всё вымерло... Да и сегодня я не встретил в лесу ни одного человека, с кем бы мог дружелюбно перекинуться парой словечек насчёт грибов, как это бывало прежде. Ни одна собачонка не выскочила из кустов и не облаяла меня, прежде чем радостно завилять хвостом и лизнуть руку...
Грустно на душе... Так бывает всегда на исходе осени. Чего другого я ждал от сегодняшнего похода по грибы? Ведь знал, что еду попрощаться с лесом до будущего года. Да, мы стали старше на год, и не вернуть былого задора и настроя, какой царил в душе лет сорок назад. Это объяснимо. Но жизнь не заканчивается этой осенью, если уже загаданы желания на будущее, построены планы.
Я остановился под крайней к дороге берёзой на самой вершине косогора, чтобы перевести дух перед последним рывком. Внизу по шоссе с рёвом проносятся машины. Параллельно дороге из-за крайних домов станции выглядывает хвост товарняка, вставшего на запасной путь, чтобы отдохнуть. Я поднял глаза. Далеко за железной дорогой и болотом с мелким березнячком, почти на горизонте, в лучах неяркого осеннего солнца грелись крыши фабричного посёлка, где бывал сотни раз по рабочим делам и проездом много-много лет назад. Бывал и не думал, как красив и умиротворён этот посёлок с высоты птичьего полёта. Словно в покое и неге наслаждается он последним теплом, готовясь к неминуемым зимним бурям.
И стало как-то тоже покойно на душе, как в тот далёкий день, когда далеко впереди, на горизонте, вспыхнул Ковров... В чуткой тишине я уловил, как с лёгким шорохом, крутясь в воздухе, упал в траву берёзовый листок. Отшумел на ветру, отпылал и освободил место для будущей почки, чтобы дать начало новому листику, когда придёт пора... Такой закон жизни, так было всегда...