Н.Бодров Челябинск НЛО-2015г
Поцелуй Ангела
1.
Жизнь катилась под гору. Теперь Егору Клокову это стало ясно со всей очевидностью. Полтиник на горизонте. Вот она- послезавтра- поздняя зрелость. Завершение карьеры. Карьеры профессионала. Карьеры таланта. Карьеры мужчины. Карьеры строителя домов, сажателя деревьев и рожателя сыновей.
И, как полагается, подкатило разочарование. Разочарование от сопоставления того, что могло бы быть и что есть по факту.
Узкое, но какое-то одутловатое невыразительное лицо с обвисшими собачьими щеками. Знаете, с таким лицом жить бы где-нибудь у воды. У реки. Или озера. Гонять браконьеров. Самому ставить сети на карася. Копаться в огороде. Грустить, отцепляя тину от крючка. А не в городе. Не замом по оборудованию. Вокруг шестеренок, пружин и червячных пар. Хотя…почему бы и не замом. Что не бывает замов в потрепанных свитерах, нечищеных туфлях с несбывшимися планами юности? Да бывает… И все же…
Звёзд с неба сорванных нет. Ни одной. Машина такая, что лучше б ездить на велосипеде. Жены красавицы нет. Простая есть. Обыкновенная. Так себе жена, если честно. Серая мышка, если прямо. Грудь крупновата. Попка маловата. Талия замаскирована. Глазки- мормышки. Платья какие-то блёклые. Пальто темное. Вообще, фигура в одежде похожа на мешок с картошкой. Да и без одежды на мешок… Впрочем и сам он при этом мешке- тоже какая-то тара бесформенная. Только покрупнее. Сумка. Туфли на низком каблуке. Ком волос на затылке… Поглядишь на нее утром с похмелья, да ненакрашенную- будто кефира позавчерашнего хлебнешь. По собственному выражению лица в зеркале судишь о том, какая супруга. Выражение прескептическое. Хотя, закон соответствия и притяжения подобного подобным в красноречивом проявлении. Ну не Брюзжит Бодро же замуж за него идти. Некрасивые и остаются до сих пор на нашей планете, потому как лучше красивых умеют замуж выскакивать. Без особой любви, просто так принято у них у некрасивых – быть замужней. Что ещё? Сын-троечник, правда, есть. Что там? Дом, дерево… Дерево вроде бы посажено. Уж и не вспомнишь, что за дерево и где. А с домом похуже. Как-то всё руки не доходили. Возможности не позволяли. Да и цели- то такой особенной не было- «дом». Квартирку- двушку сварганил какими-то неправдами. И на том спасибо. И вообще, все цели свои, довольно скромные, на самом деле, цели, отодвигал всю жизнь на потом.
Все на потом- на потом. Вот и допотомкался. Где оно- это твоё потом? Короче бегемочьего хвоста осталось. Две пятилетки. И вот оно - здравствуй старость! Раньше надо было! И открывать, и куролесить, и спорить, и проспоривать, и драться, и доказывать, и любить. Орать! Добиваться! Бить по лицу! Убегать! Догонять! И пылать. И строить. И дружить. И мир смотреть. Что ж теперь? Путешествие на старенькой иномарке из района в район - на работу. Дальше что? Сад. Внуки…?Продавленный диван? Покой? Кладбище?
А где? Где, собственно, то, что было обещано… Что, собственно, и составляет жизнь. Наполненность. Страсти. Победы. Измены. Удачи. Труд. Любовь. Где это всё? Всё как-то в пол-силы. Всё как-то косвенно. Всё как-то отчасти и эхом. Нашел свое местечко в социуме. Научился соответствовать минимальным критериям, да и прикипел к месту, как подшипник к ступице. Жизнь, будто прогулка в тумане. Всё пологое да гладкое. Ровное, глухое и тусклое. Ненастоящее и пустое. Суета. Вышел из тумана – та же деревня. Только с выселок. А по большому счёту, ведь должно же быть в жизни каждого что-то большое, великое, ради чего стоило рождаться. Звезда, про которую никто не знает. Или изобретение. Вечный двигатель! Или лечить возложением рук. Или оперу написать. Да хоть поэму в стихах… Ну или почетный донор. 85 спасенных жизней. Или метеорит в озере найти. Или, или… Марки, монеты. Мало ли что великое можно было совершить ещё с юности. Чтоб по телевизору тебя показывали, соседи по имени отчеству величали. Чтобы с других городов перенять опыт приезжали. Но-о... Таланта Бог не дал. Ни в чём. А может и не искал его в себе Егор. Ну, несерьёзно. Рисовать, музицировать, танцевать( это вообще в детстве)- всё пустое. Писать пробовал- оскомина остаётся. Зевота читательская. Нудятина и преснятина критическая. А как мечталось о таланте-то… Где-то в середине жизни… Когда за 35 осозналось.
Так, или примерно так размышлял Егор, допивая вчерашние остатки беленькой на березовых бруньках, и глядя за окошко на позднюю весну.
- Эх, где она моя-то весна? Мой апрель? Вернуть бы. Уж я по другому бы всё построил… По другому прожил. В политику бы двинул, или в спорт… А что? В науку мог бы…
Весна, в отличие от наблюдателя, звенела мажором. Какие-то пичуги чирикали. Какие-то малявки пернатые свистели, да цвикали. Тявкали мелкие собачошки. Кто друг на друга, кто просто в воздух. Что-то журчало и блестело, что-то набухало и готовилось выпустить лист. Детвора носилась и галдела от избытка оптимизма. Но совсем не то творилось в душе Клокова. Уныние и пессимизм. Упадок и депрессуха. Печаль и подавляемое раздражение.
- Побриться что-ли? - Егор провел тыльной стороной ладони по своей обвисшей щеке. Щека была шершавой и даже колючей, как осеннее поле со стернёй,- А для кого бриться? Для чего? Жене давным - давно наплевать на его внешний вид. Любовнице? Так её еще завести надо. А какая на такие щёки, да на такой взгляд обратит внимание? Соседи? Сослуживцы? Бриться для самого себя? Да и к себе небритому он привык также как и к бритому. И абсолютно все равно, и какой свитер, и какая щетина. Ну не до безобразия, конечно…
Провел еще раз. Еще. Открыл пошире форточку. Воздух пахнул свежий. Хулиганистый какой-то. Уличный, городской, но свежий. Будто неглаженое бельё, прохладный и влажный. Такой, знаете, словно дружеский пендель коленом под зад – «Что киснешь? Бери ключи! Пора!»
- В лесу ещё, наверное, снег по колено,- подумалось заместителю начальника цеха по оборудованию,- Это в городе ручьи. Выхлопы. Асфальт. А там, едва сугробы просели. Эх, сейчас бы сесть на электричку, да поехать куда-нибудь, где голубое небушко с перьями облаков, где настоящее лесное солнышко, где сосновый дух… А впрочем… На хрена? Чего я там не видел? Оно мне надо? Тут вон - диван. Телевы-зор. Мало будет- за водочкой можно выйти. А там чего? Сесть задницей в сугроб и щуриться…?
Впрочем, бриться он всё же пошёл. Удалась жизнь - не удалась. Не зарастать же, как пастбище без табуна. Какие-то рамки этой апатии, наплевательства и пофигизма должны быть? Ну хоть приблизительно соответствовать облику культурного человека. Долой образ бомжа! Да здравствует образ технической интеллигенции!
Заменил лезвие в станке. Нанёс пену на помазок. Плеснул тёпленькой на подбородок. Ещё. Провёл подушечками пальцев по морщинам под глазами. И тут поднял взгляд. В зеркало. В упор поглядел на себя. Обомлел! Офигел просто! То, что показало отражение, повергло в ступор!
Зеркало было небольшое. С пластмассовым кантом. С отколотым еще несколько лет назад уголком. И кант был тоже отколот. Оно падало на угол. Да не разбилось почему-то. Егор и не выкинул - ущерб минимальный. Если не быть придирчивым, то даже незаметно. Но то, что было перед глазами - просто не могло существовать! Он уже много лет не допускал, не замечал, не видел подобных интимных штрихов на своей внешности. И откуда он взялся, штрих этот, объяснить не смог бы.
На щеке был след от поцелуя. В народе квалифицируемый, как засос. Даже засосище. Словно у первого гармониста на селе после бессонной ночи!
- Странно, - подумал Егор, будто была какая-то разница,- обычно засосы бывают на шее. И какая…э-э…?
Пожал плечами и сам себе ответил,- Никакая. Тогда что это? Какая самка подкралась ночью к спящему и оставила след своего пребывания? Да так, что он не проснулся. И главное, зачем?
2.
Не нужно думать о плохом. Не нужно прокручивать в голове один и тот-же негативный сценарий. Что бы там не случалось. Готовиться к худшему нужно при помощи оптимизма. С ума сойти можно, сотый раз настраивая себя на преодоление бед, которые могут ещё и не произойти.
Ирек Давлетов сменился с дежурства и поехал в сад. Тудым-сюдым. Ну, есть время – и поехал. Проведать. Да огурчики, пару банок, привезти домой из погреба.
Главное, посмотреть, не разграбили ли мародеры хозяйство за зиму. Домик-то хлипкий. Ставни деревянные. Замок навесной такой, что крепкий мужик локтем собъёт. И охрана на пол-года- один дед-сторож, что обитает на противоположном конце садоводческого товарищества «Луч». Он и не бывает тут- на другом-то краю всю долгую зиму. А чего ему тут делать? Еще нарвётся на кого! На воров каких-нибудь металоломных. Или бомжей. Оно ему надо?
Думаешь про плохое – жди беды. Ну эзотерически. Материальны мысли – не материальны, достоверно неизвестно. Притягивают идеи события, не притягивают. Кто знает. Однако, лучше настраиваться на позитив. Мечтай о богатстве – найдешь на дороге сто рублей. Воображай красавицу – будет жена – модель. Представляй, как подъезжаешь к собственному коттеджу в кабриолете, будешь в шоколаде.
Но Ирек был старых, еще советских взглядов на жизнь, и считал иное бредом. Жить надо здесь и сейчас. Всё остальное от лукавого. Потому он и думал про «не дай Бог». Не дай Бог, бомжи дом подпалят. Не дай Бог, баню разорят. Не дай бог в туалете доска подгнила. Он ступал по хрусткому скользкому насту обочины, и прямо видел, как двое щетинистых, жуликоватого вида в телогрейках, ломами выворачивают его нержавеющий бак в парилке. Варварски. Ломом. Как кирпичом плющат алюминиевый ковшик, как бросают в мешок дорогие сердцу кастрюли. Вот воображаемый вор удирает от хозяина, словно лось в мартовских сугробах, а другой с черенком от лопаты выглядывает из-за угла. Он, конечно, «накручивал себя», но отделаться от навязчивых образов не мог. Само по себе получалось – едешь в сад весной, представляешь всякое. Однако, до банок с огурцами им не добраться. Тут уж, как не напрягал Давлетов воображение, картинки не возникало.
Домик у Ирека конечно, хлипкий. Любой войдёт. А вот погреб- извини- подвинься. Мощный погреб. Да еще с антивандальным замком-защёлкой. Замочищем! Секретка там своя хитрая. Старый слесарь - пенсионер в цехе доделывал. Чужаку и не понять. Только хозяин знает в каком положении собачка должна находиться. Ну, а постороннему - уж тогда громить всё творило. Кирпичи ломать. Для чего? Для того, чтобы трехлитровки с соленьями стырить? Да навряд ли… Так что за погреб свой Ирек был спокоен. Но проведать стоило.
После суточного бдения клонило в сон. Но впереди было три дня отдыха, и Давлетов планировал всё сделать по-быстрому. Пройтись по участку. Оглядеть ставни. Печку не затапливать. Спуститься в погреб. Взять консервы и домой- баиньки.
«Волгу» бросил на трассе. Километра за два до сада. Узкая просёлочная дорога зимой традиционно не чистилась. Пришлось идти пешком. Но светило утреннее солнышко. Лёгкий морозец бодрил красные от недосыпа веки.
Ирек закинул рюкзак-фигушку за плечо и пошкандыбал по насту… Дошел сравнительно быстро. За каких- то полчаса. Участок был Засыпан снегом. Ни пожара, ни следов взлома. Ни вообще каких – нибудь следов. Даже зайцы кору яблонь, заботливо обернутую колючками, не обглодали. Прошелся Ирек туда- сюда. Потрогал холодный замок, от сердца отлегло.
Порылся в рюкзаке - достал ключ…
3.
Клоков только выехал за город, как вдруг странное ощущение, странное чувство охватило его. Егор вдруг понял, что слышит, слышит душой чьё-то страдание. Страдание и отчаяние человека. Жажду. Боль. И безысходность. Как понять фразу «слышать душой», если ей нет эквивалента в материальном мире? Страдание было где-то рядом. Вот здесь же, вдоль трассы. Хотя жизнь за окнами авто не выказывала ничего необычного. Не аварии. Не драки. Деревья. Автомастерская. Кафе «Придорожное». Встречные машины. Редкие замерзшие прутики кустов. Садовые домики вдали. Река, покрытая льдом.
Но где-то поблизости мучался человек. Отчаянье охватило человека. И он всё ещё надеялся на помощь. Заместитель начальника цеха по оборудованию, буквально кожей понимал, что «знает» это. И что «это» находится поблизости. Егор даже остановился на обочине. Зашел в кафе, где сонная продавщица спросила его: «Чаю»?
- Спасибо, - сказал Егор,- Тихо тут у вас… Тепло… Мирно. А все несутся мимо, несутся…
- Да вы проходите, проходите…- разгладила несвежий передник женщина и поднялась за стойкой,- можете ничего и не покупать. Просто погрейтесь…
Видно было, что ей было скучно. А до конца рабочего дня ещё уйма времени.
- Спасибо,- повторил Егор и вышел. Впрыгнул за руль и медленно поехал, постепенно ускоряясь и оглядываясь в заднее зеркальце, будто мог в нем заметить неочевидное.
Километров через десять- пятнадцать ощущение того, что кто-то в беде, исчезло.
4.
Дежурный лейтенант Борис Кружевницкий зевал страшно. Он ничего не мог с собой поделать. Ну вот беда такая у человека. Хочет спать- нападает зевота. Зевает – получается в голос. Будто зверство какое совершается. Орет, как марал перед случкой. И профессия досталась – телефонные звонки от населения принимать в отделении полиции. Знало руководство, но так-то человек грамотный. Опытный. И наряд куда надо вышлет. И первичную информацию запишет до мелочей. Ну что поделать. У кого-то перхоть. У кого-то храп. У кого-то живот поверх ремня вываливается. А кто-то зевает громко. Что теперь человека увольнять за это? Так и трудился Борис на ниве соблюдения законности.
Было два часа ночи, когда раздался очередной звонок.
- Дежурный лейтенант Кружевницкий, слушаю.
Так бы и завязался разговор о правонарушении, но в этот момент Борис не сдержался и зевнул. Да с таким, знаете, рыком, будто растерзать был готов собеседника.
- Ой…,- растерянно воскликнул мужской нерешительный голос на том конце провода.
- Извините,- обархатилась извинениями тональность человека в кителе,- Что вы хотели?
- Я-а…Это…Ну-у… А у вас что там происходит? Я вообще, в милицию попал?
- В полицию,- подтвердил Борис,- Что случилось?
На том конце провода помолчали.
- Ну говорите…
- Да я не знаю… Как бы это… У вас ничего не случилось?
- Простите, гражданин. Я просто громко зевнул. Ночь на дворе.
- Ну да, ну да… Я только хотел спросить, никто сегодня в беду не попал? Ну там…случилось может чего? Плохо человеку, но он ещё жив.
- Кому плохо? Почему ещё жив? У нас знаете, сколько за смену людей звонит, кому плохо, но он ещё жив…
- Ну, или пропал кто? Его ищут, а он не отзывается… Или машиной сбило…
- И такие есть,- пожал плечами Кружевницкий и подавил очередную зевоту, - у вас-то что случилось?
- Да у меня-то ничего…- голос звонившего, словно струйка воды из наклонной цистерны, истончался, тускнел и лишался последнего энтузиазма…- Это у вас…
- Что у нас? И-й-а-а…,- проорал в трубку Борис и скривил лицо,- Простите…
Но было уже поздно. В трубке раздавались короткие гудки.
Капитан Попов за соседней перегородкой откровенно ржал.
- Ты ж ха-ха…Любого заявителя напугаешь… Номер-то хоть зафиксируй… Ну ты, блин, даёшь, Кружевницкий, ха-ха-ха…
Шел третий час ночи. Капитану самому хотелось дремать в кресле, и он прикрывал рот пухлой ладошкой, озвучивая сонливость в пол-силы. Заявитель так и не перезвонил.
5.
- Это ж как понимать? – спросила экономист Ольга Евгеньевна своего благоверного недобритка Егора Клокова. Заместителя начальника цеха по оборудованию, отца собственного неблестящих способностей сына, и наконец, обладателя великолепного засоса на щеке. Спросила она таким тоном, каким дочь комиссара спросила бы пленного СС-овца, - Значит скурвился?
- Выбирай выражения, Оль. Что за лексикон?
- Да это ты! Ты выбирай! Мне выбирать нечего. Я с чужими мужиками не сплю.
- Послушай,- зам по оборудованию обреченно вздохнул, будто рыбак на отколовшейся льдине,- Третий раз тебе говорю, это не то, что ты думаешь… Это не засос!
- А что же это, что? Синяк? Фрагмент летнего загара? Новое родимое пятно? Я готова послушать любую ахинею. Ври!- она уселась в кресло, помолчала, затем вышла в коридор и сняла пальто,- Ну… Я жду. Изворачивайся. Хотя, нет, итак все ясно. Лучше скажи кто она?
- Да никто! Я и сам не сразу заметил,- как-то весь съежился до размеров подростка, крупный мужчина Егор,- Пошел бриться и заметил.
- Ну, а что было перед этим? И главное, с кем? Фролова? Говори, Фролова,…(красочн. Эпитет, сленг, просторечн.)такая?
- И не Фролова. И не засос это вовсе. Если хочешь знать, засосов на щеке не бывает. Они получаются только на шее. А перед этим я спал. Выпил, правда, немного. И…и лёг спать. Этот…это… во сне и возник…ло. Ты знаешь, я думаю…
- Ве-ерка со склада? Ве-ерка…(то же самое выражение). Смотри мне в глаза, Верка? Хотя нет, Верка же в Тайланде. Инга Самохина?
- Оль, ты послушать можешь? Ну вот остановиться и послушать мою версию возникновения этого…
- Засоса!
- Пигментного пятна!
- Сельдерей (адапт.) там, а не пигментное пятно! Щукин ты сын!
- Оль!- Егор вскочил, точно его вызвали на трибуну, но тут же остановился, будто забыл бумажку, и сел на место,- Говорят тебе, это не засос. Это «Поцелуй ангела». Ангел во сне человека целует, тем самым давая ему талант. А какой-тот сам должен понять.
- Ага!- эталоном иронии ответила супруга,- Сказать какой у тебя талант…был? Сто лет назад… ты лучше мне скажи, как зовут эту Ангела? Маша? Даша? Глаша? Надя?
- Дура ты, - еле слышно ответил зам по оборудованию,- говорят тебе, талантлив я теперь. Умею то, что другие не могут.
- И что же это другие не смогут?- с интонационной проработкой деталей фразы, спросила экономист.
- Вот! Вот! Читай! Между прочим, за 10 минут написал. Вдохновение было.
Ольга Евгеньевна сняла шапку и прочла протянутый листок в клеточку:
«У меня играет кровь.
И в груди моей любовь.
Час блаженственный пробил.
Ведь тебя я полюбил!»
- Атас!- сказала она всё ещё со скепсисом, но уже через минуту заплакала.
6.
Ирек прислушался. Затем прошелся по крохотным сенцам, домику. За зиму на полу скопился слой пыли. Слой тонкий, как кисея, но явный. Если бы кто-то заходил, следы бы остались. Но следов не было.
- Что за наваждение? Откуда это ощущение опасности? Еще там, на трассе, за рулем «Волги»? Ведь нет же никого. Всё в целости и сохранности. Вот накручиваем сами себя, накручиваем, просто паранойя,- хозяин пожал плечами, будто был не один и что-то доказывал незримому собеседнику. Впрочем, может быть единое информационное поле Вселенной и есть тот болтун, постоянный диалог с которым, всегда звучит внутри нашей головы. Сотрудник Чопа прислушался, поджимая губы и сводя взгляд в одну точку. Где-то на чердаке раздавались мерные слабые удары. Какое-то журчание венециански трогало улитку уха. Это пригревало весеннее солнышко. И что-то на крыше таяло. Текло и капало.
Давлетов прошел к печке, отодвинул вьюшку, поднявшись на цыпочки. Послушал ровное монотонное гудение. Тяга была. Было б желание, можно и протопить и даже выспаться в тепле. Но желания такого не было.
Ирек подошел к погребу, открыл свою секретную защелку. Шагнул на пару ступенек вниз. В полумраке сонными матовыми рядками поблескивали непротертые огуречные трехлитровки. Пару банок квашеной капустки, которую он любил меньше. Картошка, точнее её остатки, ещё позапрошлогодняя. Овощ нужно было расположить на местной свалке уже давно. Но госпожа лень всякий раз приходила и уговаривала отложить мероприятие. И летом. И осенью. Поэтому пан-Гнилой картофель обладающий соответствующим запахом, по - прежнему хранился. Видна была еще старая керосиновая лампа. Лампу надо было чинить. Что-то она, то подтекала, то тухла. Руки не доходили. И выкинуть жалко. При отсутствии электричества, незаменимая вещь.
Давлетов скинул теплую куртку с разряженным сотовым телефоном, ключами и кошельком, сощурился и шагнул ниже.
Как подвернулась его нога?! Одному Богу известно. Он охнул от острой боли в связках сустава ступни. Сшиб локтем деревянный упор, получил тяжеленной крышкой по затылку и полетел, освещая искрами из глаз, утрамбованный земляной пол. Клацнул супер-замок на крышке, но потерявший сознание, этого уже не слышал.
7.
Художник Прохор Заступкин любил осадить новичка. Знаете. Как бывает сноб «ставит на место» претендента в «Непризнанные гении». Звучат фразы, типа «да, техника арт-полистроль больше других удается вам, молодой человек», или «Вот именно эта негармоничность цветовых решений и создает ту ауру некой беззащитности, трогательности ваших работ. Я даже не думал, что сочетание лилового в трапециях и синего в мелких трапециях способно так вдохновлять»… «Да вы, батенька, талант (похлопывание по плечу). Какие смелые у вас графические построения…(еще бы рисовать научиться)».
Новичок тушуется, и потом ищет этот полистроль в Яндексе, размышляет над аурой беззащитности и подспудно соглашается, словно схиму принимая уличённость в таланте.
Так и Егор Клоков, обрадованный восторгами «спеца», быстро понял, что «маляр» его тонко обхамил. Чёрточки, пятнышки и кляксы на акварельных полотнах формата А4 получались великолепно. Они слагались в затейливые композиции, рождая, ну или хотя бы предлагая рождать, в мозгу любителей живописного авангарда и прочих абстракционистов специфические образы «а ля кто во что горазд». Хуже дело обстояло с выдумыванием подписей к картинам. Ведь не назовешь же «Кирпич в ведре». Надо как-то тоньше, хитрее, чтобы все эти треугольнички и квадратики направили мышление в определенное русло. В определённую тему. А здесь зам начальника цеха по оборудованию был не так подкован. К тому же новоявленные коллеги «тактично тыкали носом» во вторичность озаглавливания. Так например, «Кровавый рассвет над пиками Кордильер» с той или иной перестановкой слов имелся почти у каждого местного уральского живописца. «Размышления послеполуденного солнца» были у каждого второго, а уж «Наитие», «Воспламененние чувств», «Гипотетические наслоения». Равно как и «Правда деструкции» просто передавались по наследству.
В пятницу Егор закончил триптих «Возложение приоритетности» . На первом полотне было набрызгано оранжевым, знаете, как с зубной щетки краску на бумагу детишки в детском саду… и три угла из четырёх размазаны. Это была «Подготовка к возложению». На второй картине два ромбика пронзали квадрат, причем острый угол одного слегка загибался в сторону другого. Это был «Экстаз приоритетности». И на последнем шедевре чёрный пятиугольник тонул в волнах (правду сказать- в синусоидах) цвета фуксия. Это был апофеоз всей композиции «Реквием приоритетной возлагаемости».
Вся беда, что после восторгов и ободрений случилось новоявленному живописцу вернуться на квартирник, где он забыл перчатки. Стоя в тёмной прихожей и комкая в руках потёртую кожаную галантерею, Егор невольно подслушал, как те же присутствующие в стихах и красках «оборжали» его талант. Так и не понятый широкой художественной общественностью Клоков повторно, теперь уже инкогнито, удалился.
И этот прогнозируемый талант его сильно разочаровал. Точку в этой отрасли поставил тот же Заступкин, вызванный алкогольно-коньячным джином на откровения.
- Слышь, ху-ху…художник,- сказал щербатый косматый и бровастый, как Карабас, Прохор,- Это Васнецов.
Он достал старую репродукцию с волком, царевичем и его невестой.
- Ну, старая школа. Дореволюционная. Впрочем, тебе ни к чему… Так вот. Это картина. Писал художник. Это Рубенс «Союз Земли и Воды». Этот вообще древний. Но тоже художник. И тоже картина. А вот твой шедевр «Шестирядный аккорд».
Пьяный фигляр смял полотно и стал цинично имитировать определенные гигиенические процедуры.
- Это д…мо, прости меня! И ты, как художник…ну, сам понимаешь…. Это полное бессилие. Антиискусство. Творческая импотенция. Как не подбирай странные названия к точкам и кружочкам. А так же кляксам и полоскам, один сельдерей- и картина- не картина. И художник-ноль. Но ты не обижайся…
Правдоруб приобнял Клокова и разлил еще по стопке жидкости с запахом клопов.
- Ты-то вот пришел в живопись и ушел. Ну не оценили. Плюнь и разотри. А я-то! Я!- Прохор даже стукнул себя в грудь,- Я же отдал этому бреду всю жизнь! Тридцать лет! У меня более 500полотен. Но всё это не живопись. Скажу тебе по секрету- это …но(пшено?) И еще больше по секрету…
Он притянул грустное анфас ухо Егора к своим слюнявым губам и яростно зашептал:
- Я рисоф-фать не умею! Просто не умею и всё тут! А рисовать хочется… Я даже в детскую художественную школу не ходил… А тут, у нас в городе, понимаешь, я – первый художник. Андерграунд, твою мать! Видел на главной площади у нас. Ну, где реклама большая. Это ж моя «Прикладная экстраполяция». Да-а. Я так вижу. Я так хочу. И все соглашаются. Головами кивают. А вот видишь на стене висит- «Минимизация речной волны». Это я по пьяни кистью просто так тыкал…
- Пойду я пожалуй,- как-то невпопад поднялся замначальника по оборудованию,- Пора мне. Вы это, Прохор, не расстраивайтесь. Значит ваше призвание не в этом. Ищите ваш талант в чём-то ещё. В селекционной работе. В спорте. В бизнесе, наконец…. Есть таланты в поиске кладов. Людей. Расшифровке клинописи.
- Стой! Нет, стой! Х-ху-худож-ж-ж… У меня коньяк ещ-щ-щ…
Старший товарищ по абстрактной живописи неуклюже уткнулся носом в диван, опрокинул пустую рюмку и захрапел. Егор беззвучно попятился и осторожно прикрыл дверь.
……………….
Музыкой Егор просто заниматься не стал. Посидел в Оперном за кулисами. Потыкал одним пальцем в клавиатуру рояля, и не стал. Очевидно было, что композитором ему тоже не быть. Талант был в чем-то другом. Но он был! Был, точно! Не мог не быть! Не зря же во сне его поцеловал ангел.
А уже через день он понял в чем именно его способности. Что именно он может делать лучше других. Вот так вот ехал по дороге. Слушал радио. И вдруг почувствовал, что где-то рядом какому-то человеку совсем плохо. Он почувствовал его боль. Его жажду. Его отчаяние. И его надежду, которой почти не осталось…
Он понял, что его талант – чувствовать рядом людей, которые попали в беду.
8.
- Антон Александрович?- тонким, как у подростка голоском, спросил тщедушный лейтенант и шмыгнул розовым холодным носиком.
Мороз в марте не бывает лютым. Но и не заскучаешь. Солнышко светит. А он, знай себе, щиплет. Клубит парок возле губ. Побуждает к действиям. Ходьбе. Прыжкам на месте. Мотаниям головой. Бодрит и разгоняет кровь по жилам. Инициативный такой погодный фактор. Вот он и тормошил трех человек, которые собрались в утренний час на обочине одной из дорог. Один, покрупнее в расстегнутом пальто притопывал, подставляя ветру спину. Второй в МЧС-овском кителе непрерывно курил при открытом окне служебного автомобиля. Третий, лейтенант полиции, кому-то звонил и непрестанно передергивал плечами в лёгком оптимистичном ознобе.
Лейтенант был похож на бездомную худую собаку, только при погонах и с кожаной папкой под мышкой. Егору ещё подумалось, что мол, неужто, в органах такие зарплаты, что их там впроголодь держат. Жалкая, слегка скрюченная на морозце фигура. Жалкий тоненький, как струйка воды голосок. Мешковатая, словно на вешалке, одежда. По сравнению с ним крупный парень из Мчс выглядел этаким барином. Барин был одет тепло. Жевал жвачку. Из машины не выходил.
- Лейтенант Пеструхин, ага, с Ленинского, нет, не Петрухин, а Пеструхин. Да… Да…
Тонкий голосок буквально звенел на морозе.
- Мы сейчас стоим на трассе ЕД-6 в районе 30 километра.
Его собеседник, директор охранного предприятия «Гектор», Антон Александрович Копуш, удивлялся и, поначалу, отвечал, словно старая пластинка, одной и той же фразой.
- А я тут при чем?
- Ага… Продолжал лейтенантик,- Согласно оперативной информации…
Пеструхин зло поглядел на тонкие не по погоде, туфли Егора.
-…Согласно оперативной информации, с одним человеком случилась беда. То ли его захватили и удерживают где-то в районе…
- А я тут при чём?
- …в районе 30 километра… Здесь есть частная территория с пляжем. Небольшой рынок, который зимой, естественно не работает. Есть авторемонтная мастерская…Есть…
- А я тут при чём?
- Послушайте,- выражение лица Пеструхина сделалось таким, какое бывает у старого терапевта, объясняющего впечатлительной старушке симптомы гриппа, - П-послушайте, Антон Александрович, есть ещё садоводческое товарищество «Луч», есть «Рыбацкая заводь», есть кафе «Придорожное»…
- А я тут при чём? Это не мои объекты…
- Это да… Но тут, немного поодаль от кафе «Придорожное» стоит автомобиль «Волга», серого цвета, госномер а533му. Автомобиль пустой.
- А я тут причём?- нудно повторил собеседник.
- Автомобиль принадлежит гражданину Иреку Муртазовичу Давлетову 1963 года рождения.
Тут впервые с момента начала разговора Антон Александрович Копуш заговорил менее однообразно.
- Оп-паньки… простите, лейтенант, вы сказали «Давлетову»?
- Ваш?
- Мой. Только он уже вторую неделю нос не кажет на службе. Я думал, загулял. Хотя мужик такой. Серьезный.
- То есть он не выходит на работу.
- Угу. Не выходит.
- Ну а семья, родственники? Звонили им?
- На адрес ещё не ходили. Один он живёт. Бобылём. А телефон не отвечает.
- Так вот, похоже, случилось что-то с ним, хотя заявления ещё нет,но-о… а вы даже не удосужились узнать, на квартиру сходить…
- Я не нянька,- сурово заметил Антон Александрович.
- Это верно… Оперативные работники уже поехали к нему на квартиру… Но вы тоже должны…
- Ничего я никому не должен,- закончил разговор директор «Гектора».
9.
Разочарование. Это тонкое, не всегда уловимое чувство женщинам присуще в особой мере. Мужчина на что-то просто махнет рукой. Женщина загрустит, и станет думать о какой-нибудь мелочи. О каком- то штрихе, детали, которые либо были причиной, либо ярко характеризовали суть её обиды на жизнь и судьбу. О булавочке. Складочке. О монетках в кошельке. Нечищеном ботинке супруга. Разбитой фаре. Некупленой кофточке. Гражданки усугубляют плохое настроение всё обобщая и обобщая, укрупняя и дополняя, пока не доводят свои умозаключения до глобальных масштабов. Тут всё в мире вообще представляется страшной затянувшейся катастрофой, которая всё происходит, происходит и происходит. Со дня первой менструации и по сю пору. Непрерывно и однозначно. Здравствуй, матушка депрессия!
Опять же, мужчина с лёгкостью дезертирует в запой. Максимальный риск – головная боль. Женщина мучается и рефлексирует с ясным категоричным рассудком. Этакий гендерный Союз патриоток самобичевания. Это труднее. И порой у самой же страдающей вызывает некое к себе уважение за способность «перестрадать» в дальнейшем. За способность не смазывать колесо культивации переживаний алкоголем. Бывает ,даже стремление к самоуважению порождает в женщине навязчивое намерение «накрутить себя и помучаться», пройдя через все перипетии самоуважения.
Разочарование в муже, который за годы из пылкого юноши превратился в толстого апатичного брюзгу и неудачника. Разрчарование в ребенке, который так и не взял ни одной медали на математической олимпиаде, разбил скрипку и всю свою сыновнюю любовь подарил компьютеру. Разочарование в стране, которая из державы- предмета гордости превратилась в нелюбимую Богом и населением территорию. Да мало ли разочарований возникает в организме сорокалетней женщины с уязвлённым самолюбием? Работа, семья, подруги, непутешествия по миру, фигура, морщины… Да само осознание того, что она не состоялась как женщина, ну по крайней мере, не в полной мере… увеличивают степень печали в полной. Но и ходьба налево, возможность которой иногда возникает в голове, и не реализуется и не спасает. В какой-то момент после очередного приступа отрешенности перед аквариумом с рыбками(например), возникает впечатление отсутствия желаний. Вообще. Каких бы то ни было. Женское разочарование в жизни ужаснее мужского. И разрушительнее…
Примерно так философствовала экономист Ольга Евгеньевна Клокова, сидя на опрокинутой пустой ванне перед запертой дверью кондитерского цеха столовой при Автобазе №2. За запертой дверью раздавался трепетный голос в тональности «рёв». Молодой женский голос издавал пронзительные звуки расцарапанным лицом. Редкие возмущённые вопли прерывали монотонность плача, но слов было не разобрать. Дверь была толстенная и запиралась плотно. Впрочем, конкретные слова, это детали. Тональность и стилистика дистанционного изложения аргументации в дамском споре были понятны итак.
Ольга Евгеньевна, обессиленная внезапной вспышкой ярости, теперь пребывала в меланхолии, раздумьях о природе и сопоставлении типов разочарования личности, хотя время от времени выкрикивала, точно мороженщица на вокзале:
- А вот выйди толь! Я те не толь глазёнки твои длябьские повыцарапываю…
- А..ио ы аа?! Ы ииа? Ы о еу еаа? (Да с чего ты взяла? Ты видела? Ты что, свечку держала?)- доносилась огорчённая аргументация с обратной стороны.
Собственно, беседа началась ,чуть ли не в дружелюбной манере. Завязывая её, жена своего благоверного, отмеченного засосом, просто пыталась выяснить семейное положение старшей поварихи Иры Фроловой. Любительницы коротких юбок и декольтированных отсутствием верхних пуговиц, поварских курток, объекта шуточек и намёков всего шоферского коллектива предприятия. Так же хотелось Клоковой тактично поинтересоваться кругом знакомств работницы общепита, и выяснить, не входил ли в этот круг кто- либо из её близких и родственников. Согласно свежим сплетням женской части трудового коллектива, кудесница супов и картофельных пюре обладала некоторыми другими способностями. И эти способности огорчали других представительниц слабого пола. Поскольку этими гипертрофированными умениями и навыками обсуждаемая и осуждаемая неоднократно и неизбирательно пользовалась. А те наивные представители слабого пола, которые не имели чётких моральных устоев(большинство), кто попадался на её уловки считались остальным(женским) социумом полными жебилами и примитивными животными.
Так вот, дружелюбная беседа постепенно переросла в речевую неприязнь и кошачье царапанье маникюрами по открытым участкам тела. В основном во фронтальной плоскости. Экономист, как более опытная и строгая леди, преуспела больше. И теперь, продолжая грустить, время от времени, улыбалась, вспоминая багровые полоски на размалёванном фасаде собеседницы. Аргументация Ольги Евгеньевны воспринималась обеими сторонами, как победная. Согласен, со стороны выглядело нелепо, но со стороны никто не глядел, да и чем не повод порассуждать о противоречивости женской натуры.
Собственно, разочарование-разочарованием. Да плевать она, если честно, хотела и на мужа этого непутёвого к которому уж лет десять не испытывала никаких чувств, и на судьбу неблагоприятную , которая уже давно сложилась, как кирпичная стенка, а оставшиеся кирпичики только довершат то, что положено логически, и на вертихвостку эту. Ей было просто по- бабски обидно. Как будто в магазине на свёкле обвесили. Как будто пообещал кто-то большой и умный что-то сделать. Да забыл. Как будто колготки сзади порвались, а она шла по людной улице, да не видела. Только дома обнаружила, да расстроилась.
Зазвонил телефон.
- Ты что себе позволяешь! Ты с ума сошла!? – орал в мембране голос супруга,- Мне Владислав Сергеевич звонил! Ты что устроила в столовой!?
- Здравствуй, Егор,- устало сказала Ольга Евгеньевна, поднялась и одной рукой неловко поправила сдвинутую на бок юбку.
- Она ж на тебя заявление в милицию напишет!- продолжал громко настаивать господин Клоков на ошибочной методике разрешения споров,- Оль, ты же можешь запросто вылететь по статье….!
Вопли нелюбимого мужчины раздражали и усугубляли общий минор, потому, поморщившись, экономист нажала кнопку сброса на сотовом. Прислушалась к стихающим рыданиям, в смежном помещении, и уже без злости, просто, согласно вытекающей логической цепочки действий триумфатора пнула дверь.
- Сумка!- как-то по собачьи вульгарно обозвала она побежденную, и пошла на выход, что-то мурлыкая себе под нос.
10.
Они ещё минут пятнадцать походили по участку. По пустому дому. Мчс-ник даже по соседским садам побродил. Снега в ботинки набрал. В окошки позаглядывал. Никого.
- Ладно. Пошли. Нет тут ни души. Вы же видите, Егор Иваныч. Эх, отвлекаете вы нас, ментов от нужного. Да уехал ваш Давлетов куда- нибудь с армейским дружком на Дальний Восток, например….
Клоков, заведенный после звонка жене, как будильник, нервно пожал плечами и мрачно сказал:
- Ну, пойдемте. Хоть я ничего не понимаю. Шестое чувство у меня, лейтенант. Талант я, понимаешь? Я просто нутром чую… Плохо этому Иреку. И где-то здесь. Поблизости.
- Пошли- пошли,- запахнулся поплотнее в ватник МЧС-ник, сам же видишь, хоть дом и открыт, но в нём никого нет. Да и не было всю зиму, скорее всего. Ну а пыль…мало ли… Пошли- пошли. Я даже не знаю, что шефу говорить буду. Куда ездил. Кого спасал?
- Стоп,- развернулся Клоков в пол-оборота уже на пороге, - А погреб? А чердак? У каждого садовода есть погреб.
- Да,- подтолкнул его в спину щуплый лейтенант,- И у этого садовода тоже погреб есть. Только он закрыт. Намертво. Там такой замок самодельный с защёлкой. Замочище! Без хозяина и ключа навряд ли откроем.
- А как бы поглядеть, что там?
- А никак!- развёл руки в стороны МЧС-ник,- Или газовый резак нужен - железо вскрывать. Либо пару ломов - бетон да кирпич рушить. Ну, даже разрушим мы. А найдётся хозяин, что он нам скажет? М?
- Нет, я хочу всё же посмотреть. Ну, хоть постучать по крышке. Вдруг он там? Споткнулся и упал.
- Ага,- съязвил лейтенант,- сам изнутри замуровался и сидит.
- Нет,- настойчиво сказал Егор,- замок захлопнулся. Допустим, со сломанной ногой, да с любой ногой, не выбраться. Надёжный замок- ловушка самому себе…
Все трое постояли с минуту размышляя, но всё же вернулись и присели на корточках вокруг крышки люка.
«Тук-тук-тук»,- постучал Клоков костяшкой по металлу.
Тишина.
«Тук-тук-тук»,- постучал ещё раз Егор. Послушали, потом громко затарабанили ладонями с МЧС-ником вдвоем.
Послышалось, не послышалось… Вроде бы шевеление какое-то было снизу. Или не было.
- Э-эй, огурцы с помидорами,- засмеялся худенький лейтенантик,- Отзовитесь!
- Он здесь.- поднялся обладатель таланта,- Надо вскрыть.
- Да ты что, обалдел!- вскинулся представитель законности,- Курочить частное имущество! И где я тебе автоген, лом возьму? Уж проще чердачный запор сковырнуть. И, главное, ради чего?
- Спасти человека,- просто сказал Клоков.
- Надо попробовать,- почему-то поддержал Егора ленивый МЧС-ник. Я там в сараюшке кувалду видел. Зубило у меня в машине есть.
- А-а…делайте что хотите,- махнул рукой полицейский,- Только я отвернусь. Ничего не видел, ничего не слышал. Идет?
… Копались два часа. Работали все трое. Даже худосочный в форме крошил кувалдой монолит качественного настоящего бетона. Вспотел и изматерился. Но труд не был напрасным.
Когда тяжеленная крышка с глухим бряком отвалилась, в полумраке стало видно тело, распростертое на земляном полу. Возле тела лежал разряженный мобильник. Одна из банок с огурцами была вскрыта. Но от горлышка отпито лишь чуть-чуть.
- Опань-ки!- расстроился МЧС-ник,- Кажись труп.
- Труп!?- ахнул обладатель двух маленьких звёздочек на погонах и нерешительно ступил на ступень лестницы,- Эй! Гражданин! Тру-уп…
- Нет,- покачал головой Клоков,- обезвоживание, переохлаждение. Он просто без сознания. – Ире-ек! Ире-ек! Вызывайте скорую! Я чувствую, он ещё жив.
Забытый эпиграф: «Талант- поцелуй Ангела».
020614-160315 НЛО «4-мартовский залп» Н.Бодров