Звери

Иоанн Ленский
Деревенский двор. В конуре, сколоченной из полугнилых досок, на сыром полу лежала старая собака Дина. Хоть ей и было много лет, она по-прежнему верно охраняла дом. Еды Дине давали много, хотя это трудно назвать едой, в основном это были вареные картофельные очистки. Всю свою скромную жизнь собака просидела на цепи, лишь однажды ей удалось ненадолго выйти за пределы участка без цепи, без своих хозяев. Было утро, хозяин  тогда забыл закрыть ворота, а ошейник собаки, намотанный из старого тряпья, уже совсем протерся.  Пока собаку никто не видел, она вышла за ворота, стоило сделать шаг от ограды, как ее ошейник порвался. Она, медленно переставляя свои дрожащие лапы, отдалялась от двора все дальше и дальше…  Дина вернулась ближе к вечеру, тогда хозяин сильно поколотил собаку, наказал за то, что она убежала, теперь, вместо тряпья, он намотал на шею собаке холодную цепь.
Прошло два месяца. Ночью, когда хозяева спали, Дина родила одного единственного щенка. Но никто об этом не знал еще две недели, все это время щенок тихо сидел в конуре и не выходил наружу. Когда хозяйка, жена мужика, услышала тихое поскуливание в конуре, она силой вытянула Дину за цепь. Протянула свои грубые руки в конуру и нащупала там мягкий комочек. Она небрежно схватила щенка, хотела вытащить из конуры, но щенок  укусил ее за кисть. Хозяйка резко вытащила руки, позвала мужа. Хозяин пришел и со злостью пнул прогнившую конуру. Бок конуры хрустнул, отвалилась доска. Щенок испугался и выбежал под открытое небо. К щенку сразу кинулась его мать, но хозяин оттащил ее за цепь, а хозяйка схватила щенка. Жена предложила мужу сходить обменять щенка на что-нибудь ценное. В этот же день он пошел со щенком на руках по соседям, предлагал его взять, но, разумеется, не бесплатно.  Под вечер хозяин вернулся один, пьяный, в руках держал бутыль самогонки. Дина сидела в конуре, высунув нос, и скулила. Хозяин закричал: «Ну-ка, прекрати скулить! Ты меня раздражаешь!». Он хотел было замахнуться на собаку, но Дина впервые зарычала на хозяина, он даже попятился назад.
Собака жила у них еще полмесяца, но она тогда не лаяла на чужих, перестала есть. Хозяева решили, что собака уже очень старая, что от нее нет никакой пользы, что нет смысла переводить «еду» на нее. Жена сказала хозяину: «Пора уже избавиться от этой суки! Чего конуру занимает зря?! А этого, щенка ее, вернуть бы не мешало. Соседи-то - люди, поймут, что мы, мол, поспешили, собаку не подумав отдали! А самогон вернем им, только себе отольем стаканчик, а в бутыль воды дольем, хорошо, что мы его еще пить не начинали!». Хозяева так и решили. Мужик вытянул Дину из конуры, собака рычала, но не сопротивлялась, ей было уже все равно. Прихватил с собой крепкую веревку, бутылку разбавленного самогона и ушел. Дину он отвел в лес, из леса он выходил без собаки и без веревки. По пути домой зашел к соседям и вернул самогон, забрал пса, со звериным оскалом мужик извинился за жену, сказал: «Это мне жена сказала щенка обменять, это она не подумала, я-то не хотел. Это она. Я-то понимаю. Я-то думал.  Я, я, я…» Вскоре мужик вернулся домой.
Закат. Сейчас в Дининой будке ее сынок. Он маленький, но он уже на холодной цепи. Сидит и принюхивается к знакомому с рождения запаху, к запаху родной мамы. Он не понимает, где его мама, не знает, что с ней случилось, и будет лучше, если не узнает никогда. Ведь он пес, а рядом его хозяева, и если он загрустит, то станет еще хуже. Эти хозяева говорят: «Собака не может грустить! У нее все есть: еда, конура! А больше ничего им и не надо! У них же нет души! Это же глупые животные, а мы - люди!». В окнах избы этих хозяев горит свет, слышны их громкий смех и невнятные слова. Хозяева пьяны и от этого очень счастливы. По крыше избы скользит ветерок и каждый раз, заглядывая в окна, задевает края потрескавшегося шифера, издает звук, похожий на звучание слова «звери», но звук этот никто не слышит.