В последнее время стало модно обсуждать евреев.
Практически во всем виноваты эти люди. Они всюду, и список прегрешений настолько велик, что даже малые дети знают имена членов бильдербергского клуба. Ткни пальцем в любого прохожего — и он легко, не задумываясь, процитирует протоколы сионских мудрецов.
У меня по этому вопросу тоже имеется мнение, но, не являясь любителем жарких споров, я хотел бы уклониться от диспута, чтобы поведать читателю обычную житейскую историю. Речь, конечно, пойдет о любви.
В смутные девяностые годы я работал «челноком», непрерывно рассекая страны и континенты. Отсюда я возил всякие электрические приборы, а обратно тащил импортные, якобы фирменные шмотки. На жизнь хватало, а это уже было немало. По свету поколесил изрядно, однако мира особенно не повидал. Что там разглядывать? Специфика автобусных «экскурсий» не предполагает изучение красот пейзажа, тут баулы таскать надо.
В этот раз я решил воспользоваться услугами железной дороги. Комфорта, несомненно, больше, но и специфических тонкостей бизнеса тоже.
Я пыхтел в подъезде, затаскивая домой очередной груз, когда ко мне прицепился сосед, чтобы попроситься в Польшу за компанию. Сосед был гинекологом в отставке, закис на своей пенсии, хотел развеяться, мир посмотреть. И денег срубить, конечно. Как же без этого? Деньги даже гинекологам нужны. Впрочем, впечатления тоже.
Я долго не раздумывал. За компанию, так за компанию. Без проблем. Через пару дней и поехали. На вокзале, при посадке в поезд, у меня всегда возникало стойкое ощущение, что если не вся страна, то добрая половина ее едет отсюда с русским товаром. Почему половина? Потому что вторая половина валила навстречу, с импортным барахлом.
Вот и сейчас вагон оккупировали сплошь одни челноки. Туристы, блин. Расселись, уложили вещи, взяли постели, и началось. Как по команде, они заказали чай, и начали пить водку. И не просто тупо пить, а ходить друг к другу в гости, смеяться и петь, поскольку все хоть мельком, но были знакомы. Те редкие несчастные, которые оказались не челноки, об этом сильно пожалели.
А нам сказочно повезло: мы с соседом оказались в купе вдвоем. Попутчиков не было. Я быстренько запер дверь и велел соседу замереть.
— Не высовываться! — убедительно приказал я. — Погубят!
— Чего?! — не понял сосед.
— Заманят, напоят, и все деньги вытрясут на водку! — я знал, что говорю. Коллеги представляли собой сборную России по пьянству в закрытых помещениях.
Счастье одиночества продолжалось недолго, в шесть вечера подсели попутчики — молодые, улыбчивые вьетнамцы. Я проснулся, сосед тоже поднялся, стали знакомиться, но уперлись в стену языкового барьера. Руки-то друг другу пожали, даже поклонились на восточный манер, но на этом процесс сближения застопорился. Вьетнамцы совсем не говорили по-русски, а их английский был ужасен и так же непонятен, как родной вьетнамский.
И тут всех выручил ритуал, который называется «ужин». Разворачивая свертки, пакеты и кульки, я комментировал: «это помидоры «бычье сердце», сплошное «мясо». Огурчики из бочки. Слышишь, как хрустят? Это капуста квашеная. Смотрите — вот сало, а это горчица». И так далее. Из фразы «самогон лечебный, на травах» вьетнамцы узнали слово «самогон», потому что уважительно переглянулись и хитро заулыбались. Сосед, Петр Семенович, на стол метал прижимисто: сырок, колбаска и хлеб, порезанный заранее.
Увидев, как я разрываю на куски вареную курицу, попутчики восторженно зацокали языками. Они переглянулись и выставили свою закуску, что-то такое непонятное в баночках-скляночках и еще двухлитровый термос с супом.
В течении приготовительных мероприятий по сервировке стола сосед терроризировал меня одним и тем же вопросом. Тема была обсуждена десяток раз за сегодня, но для соседа актуальность теряла каждые пять минут. Я в который раз кротко и терпеливо отвечал: «бог его знает». Дело в том, что Петр Семенович не послушал бывалого человека, и поступил своевольно. В то время, когда все обычные, нормальные «челноки» набивали сумки дрелями, перфораторами и кофемолками, сосед приобрел швейную машинку. Огромную такую электрическую машинку, подольского, кажется, завода. Неподъемную дуру, которая под лавку не влезла. Пришлось ее на верхнюю полку вместо матрацев запихивать, еле вдвоем подняли, черт бы ее подрал. И вот теперь Петр Семенович страшно переживал насчет таможни. Они войдут, боялся он, увидят, и отнимут швейную машинку — единственный козырь, в который он вложил все свободные средства. И если дрели был проверенный товар, и такса на них была известна, то швейная машинка оказалась белой вороной. Или темной лошадкой.
— Я вам советовал покупать швейные машины? Нет. Так что вы от меня хотите, Петр Семенович? — вскипел наконец я. — Откуда мне про то знать, если мне не надо?! Я не торгую швейными машинками, и дай бог им счастья без меня!
Повышенный тон охладил соседа так, что он отстал. На некоторое время.
Ужин только думал развиваться, когда Петра Семеновича понесло. Сосед начал шутить, рассказывать всякие истории и громко им смеяться. После очередной рюмки лечебного самогона на травах он достал собственную бутылку, и на полном серьезе стал объяснять вьетнамцам, что «клюква, настоянная на спирту, полезна при простуде». Попутчики согласно закивали головой, подставляя стаканы. Они даже пропищали чего-то в восхитительных тонах. Общение пошло, и тут я впервые в жизни увидел чудо: Петр Семенович, выпив пару глотков настойки от простуды, заговорил по-вьетнамски! Себя я считал реалистом, в меру циничным, и не верил в чертовщину с мистикой. И всегда пытался найти любому непонятному явлению вразумительное объяснение. То, что я сейчас наблюдал, происходило наяву, на трезвую голову. Закаленный в автобусных экскурсиях, я контролировал ситуацию уверенно. Ошибка исключена, мой сосед реально говорил по-вьетнамски!
Между тем настойка от простуды закончилась, и Петр Семенович, не прекращая разливаться вьетнамским соловьем, разлил остатки лечебного самогона на травах. А потом вьетнамцы достали свою фирменную бутылку. Приходилось мне видеть такую водку раньше — со змеей внутри. Откупоривая пробку, попутчики оживленно переговаривались, размахивали руками и заговорщически перемигивались. Вместе с Петром Семеновичем. Он тоже размахивал руками, говорил непонятное и подмигивал.
— Представляешь, — возбужденно обернулся он ко мне. — Ребята говорят, что в этой водке какая-то особенная редкая змея, импотента всего, целиком, из постели поднимает, не нагнешь! Они гарантию дают, давай попробуем?
Я поперхнулся чаем: человек, которого я знал сто лет, мой сосед, Петр Семенович, говорил с ярко выраженным вьетнамским акцентом, с трудом строя фразы, как будто в уме переводил на русский…
Я вышел в тамбур. Покурил, умылся, почистил зубы. Сходил к проводнику, заказал еще чаю и уточнил время прибытия. Собрался было уже зайти в соседнее купе — взять свидетеля.… Не решился. Не поймут же коллеги, все пьяные!
Подышал в окно. В общем, приготовился спать. Особенно не спешил обратно, но мог бы и еще погулять: банкет продолжался. Вьетнамцы между собой о чем-то спорили, и мой сосед участвовал в дискуссии. Одного оппонента он громко поддерживал, кивая одобрительно головой, а второму попутчику возражал, понизив голос, возмущенно размахивая пальцами перед плоским вьетнамским носом.
— Нет, ты послушай, он будет говорить, а? — обратился ко мне сосед. — Получили высшее образование неизвестно где, и думают, что они врачи! На практику они в Польшу едут, ты понял? Да я гинеколог со стажем! Я тридцать лет прожил у женщин в этом месте! Там для меня секретов нет! А он мне будет рассказывать!
И сосед снова бросился в медицинский научный вьетнамский спор, протекающий на вьетнамском языке.
Попутчики оказались медиками, понял я. Гинекологами, как Петр Семенович. Так-так… Я потряс головой, и принялся размешивать сахар в стакане. Значит, не показалось. Я не пьян, и это не галлюцинации. Мой сосед, Петр Семенович — чистый вьетнамец. Хотя раньше ничего такого я не замечал. Странно. А по лицу не скажешь. Даже наоборот, породистое у соседа было лицо, характерное, с фамилией Кухман.
Давай рассуждать логически, сказал себе я. За две тыщи лет (или больше?) евреи расселились по всему миру. Они везде. Почему бы им не осесть заодно и во Вьетнаме? Может, у них там есть родная автономная область? Ну, как у нас Биробиджан. А сосед родом оттуда.
Так это сразу меняет дело! Успокоившись, и более не удивляясь вьетнамским выкрикам снизу, я полез на верхнюю полку — почитать перед сном детективчик.
… Утро я провел в коридоре. Курил, смотрел в окно, пил чай. В купе возвращаться было опасно для жизни. Не из-за храпа, нет. Хотя это тоже — даже из соседнего купе приходили, ругались. Бесполезно. В купе образовалась реальная газовая камера. Не та, что фашисты придумали, а гораздо страшнее.
От гибели в камере меня спасли таможенники. Они пришли под утро, заглянули, и тут же отбежали в конец вагона, доставая платки и размахивая руками. Документы я им туда носил. Благо они все на столике лежали — собутыльники сообразили, заранее приготовили. Больше к себе в купе я не заходил. Стоял в коридоре. Другие, польские, таможенники тоже в коридоре обслужили. В общем, стоял я в коридоре, пока не началось движение: проснулись кутилы. Три полутрупа по очереди сходили в туалет, и тут их ждал мой сюрприз: дюжина пива «Варштайнер». Легкое светлое, холодное… Я проветрил купе, и присел с алкашами. Не терпелось услышать обмен мнениями на вьетнамском языке. И не повезло! Попутчики жадно пили пиво и молчали. Они даже друг на друга не смотрели! Вьетнамские пацаны были значительно моложе пенсионера, вообще-то малопьющего человека, но выглядели ужасно. А уж про соседа говорить нечего.
— Степа! — простонал вдруг Петр Семенович. — Степа, давай перепрячем швейную машинку!
— Зачем?! — удивился я.
— Придут таможенники — и не найдут! — мозги моего соседа явно переклинило.
— Ну куда мы в купе можем перепрятать этот гроб? — я попытался достучаться до его логики.
— Ты подумай, Степа, ты же умный, у меня не получается, — легко поставил он меня на место. — Степа, а мы скоро приедем?
Я пожалел соседа, и сообщил:
— Таможня уже была, собирайтесь, приближаемся…
— Как?! — вскинулся сосед. — Таки пронесло?!
— Да, Петр Семенович. Вы сейчас не представляете, как нам повезло, — согласился я. — Бесплатно проехали!
Мы начали завтракать, и я вновь увидел высокий языковой барьер. С попутчиками Петр Семенович объяснялся только жестами… Загадка!
Впоследствии я поднял кучу литературы, изучил все доступные материалы про телепатию и ментальное общение, с кем угодно мог подискутировать на тему вроде «Репрезентаций на уровне жизненных полей», и у меня даже был пример из личной практики! Но сомнения… сомнения…
Два дня пребывания в Польше я плотно занимался делом, особенно не приставая к соседу. Тем более, человек был явно не в себе. Как сомнамбула Петр Семенович прошел процедуру сдачи товара и приобретения польского барахла. И только на обратном пути, за ужином, сосед очнулся. Захмелевший, он охотно отвечал на вопросы.
— Что помню? Помню, как пили лечебный самогон. Все. Потом — пили пиво, это когда утром. А между этими событиями? Не помню.
— Да как же так? — горячился я. — А как вы спорили с вьетнамцами? А как водку восточную пили? Нет?!
— Не помню, — глаза соседа горчили честностью.
Я перевел дух и продолжил:
— А как змею вытащили из бутылки, и съели?! Всю змею съели, без остатка?! Не помните?
— Не помню!
Делать было нечего — не признавался Петр Семенович. Молчал, как партизан.
А продолжение у этой истории было. С неожиданной стороны обнаружилось продолжение: наши общие знакомые заметили Петра Семеновича на Левом берегу Дона. Видели там моего соседа неоднократно, в ресторане, в обществе молодой, интересной особы.
Она цвела и влюбленными глазами смотрела Петру Семеновичу в рот.
© Copyright: Сербский, 2009