В те времена, о которых и седые легенды молчат, жила в лесу возле Огненной реки старая ведунья Яуга. От рождения даны ей были многие знания. Понимала она язык духов и людей, зверей и птиц, и всех прочих живых существ. Даже о чём камни думают, могла рассказать.
Жилищем ей служил круглый каменный дом, с очагом посредине. Когда над домом поднимался дым, люди из-за леса приходили к ней испросить доброго совета, снадобий от хворей, или защиты от всяких напастей. Когда дыма не было, знали, что ушла она по своим делам и приближаться к жилищу не решались, потому что мерещились тогда около него разные чудища, и нападал сильный страх.
Случилось как-то молодому охотнику Айасу забрести в те места и столкнуться в лесу с матёрым медведем. Хотел Айас миром разойтись с косолапым, да не получилось – тот первым напал. Охотник зверя одолел, но и сам пострадал от острых медвежьих когтей. Себя не помня, кое-как добрёл он до жилья Яуги, вошёл внутрь и упал без сил прямо у очага. Снаружи злобно взвыл ветер, закачались, заскрипели макушки вековых елей, грянул гром и ледяной ливень обрушился на растревоженный лес. Казалось, пришёл конец миру, но ничего этого охотник не видел и не слышал в беспамятстве.
Яуга в это время собирала целебные травы на опушке леса. Сильно удивилась она внезапной перемене погоды и поспешила домой – укрыться от дождя и ветра.
Увидев нежданного гостя, первым делом промыла и перевязала его раны, затем развела огонь в очаге, и, поняв, что дела охотника очень плохи, принялась ворожить. Первой ворожбой призвала белобокую сороку, и вызнала от неё, как охотник с медведем встретился, и, что потом было. Во вторую ворожбу бросила в пламя веточки лапника, кедровые шишки, и клок медвежьей шерсти, распевно и громко прочла заговор, призывая Дух Хозяина Леса, чтобы помог исцелить раненого.
Явился в пламени Дух Хозяина Леса и загремел разгневанно:
– Как смеешь ты, Яуга, просить у меня помощи убийце моего сына?
Яуга, ничуть не смутившись, отвечает:
– Разве не твой сын первым напал на охотника? Тот лишь оборонялся.
Нечего грозному Духу возразить в ответ, Яуга продолжает:
– Был твой сын обычным зверем, повадок людских не знающим, от того и беда приключилась. Разве совсем ты его потерял? Разве не стал он духом, подобным тебе?
– Верно говоришь, да только мой сын в зверином обличье лес сторожил, а теперь не сможет.
– Помоги вылечить охотника, дай ему малую толику того, что сыну своему давал, и будет тебе сторож лучше прежнего.
Подумал Хозяин Леса недолго, а после сказал:
– Вот тебе малая толика, – и появилась у ног ведуньи медвежья шкура. – Оберни охотника в эту шкуру, и пусть лежит в ней три дня и три ночи, а как выздоровеет, стережёт исправно мой лес и не ропщет на судьбу. Коли будет хорошим сторожем, и другие милости от меня увидит, а нет – быть ему лютым зверем до скончания века и весь сказ! – С тем и пропал.
Вздохнула Яуга и, скрепя сердце, принялась за ворожбу третью. Обернула охотника в медвежью шкуру, села у огня и запела песнь, жизнь призывающую. Пришёл в себя охотник, открыл глаза, но даже пошевелиться не смог – оставили его силы.
Три ночи и три дня поддерживала ведунья огонь в очаге, варила отвары целебные, поила ими охотника. К четвёртой ночи почуял он вдруг в себе силу небывалую.
Поднялся на ноги, поблагодарил Яугу, и собрался уходить. Та только головой покачала:
– Отужинай сначала со мной, может, после пожалеешь, что благодарил, и уходить не захочешь. Слишком дорогой ценой твоё выздоровление оплачено, без твоего ведома и разрешения, – и рассказала Айасу всё без утайки.
– Что за беда, - говорит охотник, – лес сторожить, не такая уж большая повинность за спасённую жизнь.
– Погоди, говорит Яуга, – взойдёт луна, тогда и будешь решать.
Едва показалось над лесом волчье солнышко, обернулся охотник медведем, выскочил вон и пропал в ночи.
Утром нашла его Яуга на берегу Огненной реки уже в человеческом обличье, сильно опечаленным. Сидел Айас под высокой елью и смотрел на пламень, текущий меж камней словно вода.
– Права ты оказалась, добрая женщина. Нет мне теперь возврата домой, не примут меня люди.
– Храни лес исправно, – ответила Яуга, – глядишь, судьба твоя переменится.
Стал с тех пор Айас лес от всяких напастей сторожить. Если где пожар увидит – потушит, если охотники почём зря примутся дичь бить, нагонит на них ночью страха. Хоть и оборачивался он по ночам зверем, разум и речь оставались в нём человеческими. Боялись охотники появления огромного говорящего медведя, и без надобности в лес ходить перестали.
Айас же наведывался иногда к людям, чтоб не забыли его совсем, но только среди ясного дня. Всегда приносил с собой хоть немного дичи, чем приобрёл славу неутомимого и непоседливого охотника.
Так и шло всё своим чередом, пока однажды не стали в лесу пропадать дровосеки и селянки, ходившие по грибы да ягоды. Вооружились тогда люди кольями, топорами, луками со стрелами да большими ножами, пришли в лес, разожгли больной костёр, стали громко звать виновника бед:
– Выходи разбойник ответ держать, зачем губишь невинных наших братьев и сестёр?
Услышал Айас разгневанный призыв, дождался утра и вышел к пришельцам в человеческом облике.
– Что случилось? - спрашивает. – Почему так шумите, всю дичь распугали.
Узнали его селяне и рассказали о своих бедах. Пообещал им охотник-медведь выследить виновника и строго наказать.
Долго бродил Айас по лесу, и в человеческом обличье и в медвежьем, пока не вышел однажды к большой яме. Сначала подумал – люди на волков ловушку сделали, а когда заглянул и не увидел у ямы дна, понял – нашёл вражье логово. Но прежде, чем что-то предпринять вернулся к Яуге, рассказал ей о находке и попросил поворожить, узнать, что за враг неведомый таится в ямине бездонной.
Яуга, которой был ведом язык духов и людей, зверей и птиц, и всех прочих живых существ, развела в очаге огонь, а когда он угас, принялась ворожить на горячих углях, но впервые не поддалась ей тайна, не открылась. Сильно опечалилась ведунья, но велела Айасу подождать до утра. А сама всю ночь трудилась без устали, из медвежьей шерсти и сон-травы спряла суровую нить, нанизала на неё разных бусин из камешков с берега Огненной реки, а потом долго читала слова тайные, людям неизвестные. Поутру одела оберег Айасу на шею и сказала:
– В какую бы ты беду ни попал, какие бы страхи тебе не мерещились, знай – никакая сила тебя обороть не сможет, пока мой оберег при тебе. Ступай теперь смело и сделай, что судьбой уготовано.
Вернулся охотник-медведь к яме и принялся сторожить.
Не день и не два провёл он в засаде, пока не увидел однажды ночью, как из ямы выбралось чудище – не человек и не зверь, лохматое, клыкастое, с горящими глазами. Огляделось по сторонам, потянуло носом воздух и забормотало что-то невнятно на языке, в здешних краях неведомом.
Охотник по давней привычке всё время держался подветренной стороны, потому чудище его не учуяло, а припустилось бежать со всех ног по едва заметной тропе. Айас – за ним. Так и добежали до большой поваленной сосны. Одним прыжком перемахнуло чудище через сосну и пропало из глаз, словно в тумане растаяло. Понял Айас, что так врага выследить не удастся и вернулся сторожить к логову чудища.
На третьи сутки под утро появилось чудище с большим мешком за плечами, в котором билась добыча, и юркнуло в яму. Охотник успел заметить, что чудище спускалось, ловко цепляясь лохматыми лапами за корни, торчавшие из краёв ямы. В это время появились первые лучи солнца, превратился охотник-медведь в человека и, недолго думая, последовал за разбойником в его логово.
Спустившись достаточно глубоко, чудище юркнуло в боковой лаз, который не было видно сверху. Охотник – следом. Вскоре они оказались в огромной норе, устланной прелыми листьями, поверх которых были разбросаны вдоль стен человеческие и звериные кости и черепа. Увлечённое добычей, проголодавшееся чудовище скинуло с плеч мешок и принялось торопливо его развязывать, не подозревая о присутствии постороннего.
Охотник не стал дожидаться, пока разбойник примется терзать свою добычу и смело кинулся на врага. Завязалась страшная драка, и если бы не оберёг Яуги, то неизвестно чем бы дело закончилось. А когда нанёс Айас лиходею смертельную рану, повалил из неё удушливый дым, и вскоре всё чудище дымом истаяло и вылетело вон.
Люди, жившие за лесом, рассказывали после, что видели, как чёрный дымный столб поднялся высоко над верхушками деревьев, изогнулся змеем и улетел за Огненную реку.
Немного отдышавшись, Айас сообразил, что лучше не развязывать мешок в норе. Ведь кто бы в нём не сидел, сильно напуган, и скорее всего сразу кинется бежать без оглядки, и погибнет, свалившись в бездонную яму. Поэтому он подхватил мешок и развязал его, только выбравшись наружу. В мешке оказалась девушка необыкновенной красоты. Как только охотник на неё взглянул, сразу понял – хоть все земли обойди, краше не сыщешь, и не будет ему без неё ни покоя, ни радости.
А уж как красавица была счастлива увидеть перед собой пригожего парня вместо страшилища, схватившего её на лесной поляне, и словами не рассказать!
Проводил охотник девушку домой, к отцу, матери, сказал людям, чтоб не боялись больше ходить в лес, а сам вернулся к Яуге.
Проходит день, другой, видит Яуга – совсем парень покой потерял, места себе не находит, смекнула в чём дело и говорит:
– Удивляюсь я тебе, с неведомым чудищем сражаться не побоялся, а посвататься к девушке робеешь.
Отвечает Айас:
– Да разве ж она согласится за меня такого замуж пойти?
– Так пока не спросишь, не узнаешь.
Собрался Айас с духом, пошёл к любимой и рассказал ей всё как есть. Ни минуты не сомневалась красавица, сразу согласилась выйти за охотника замуж, только родителям всей правды рассказывать не стала, чтоб не тревожить их понапрасну. Отпраздновали молодые свадьбу, а как повернул день к вечеру, отправились к Яуге.
Едва солнце село, обернулся охотник медведем и говорит любимой:
– Садись мне на спину, быстрей доберёмся.
Не испугалась красавица, забралась на спину к медведю и вскоре очутились они у ведуньи.
Едва вошли в дом, вспыхнул ярко огонь в очаге, явился в пламени Дух Хозяина Леса и сказал:
– За верную службу Айас, за то, что сносил ты тяготы судьбы безропотно, прими от меня свадебный подарок. Отныне самому тебе решать, в каком обличье показываться. Но лес пуще прежнего стереги!
В ту же минуту обернулся Айас человеком, обнял молодую жену.
То-то было радости!
Вот какие чудные дела вершились в старину!