Если и есть на Земле рай, то это парная. Обжигающий пар взбодрит, образумит, выгонит лишнюю дурь, пройдётся по спине, груди, пощекочет пятки. Веник то обласкает, то рассечёт пополам, то вызовет азарт самоистязания. Мой сосед по полке, сухой, жилистый, весёлый, пожилой человек, в казахской шляпе, весело поёт на всю парную. Все оборачиваются наверх и улыбаются. Сидим, преем, отпариваем. Пот струиться, расслабляет. Уставшие после « битвы» с собой, красные, как варёные раки, выходим подышать. Баня сближает людей. Знакомимся. Весёлый дед представляется: полковник морской авиации Старостин Милий Иванович. Всю жизнь люблю авиацию, а морскую, тем более. На землю спрыгнешь хотя бы на парашюте, подбитый морской лётчик обречён. Слово за слово и мой обаятельный собеседник рассказывает.
«Нам, с другом Юрой Захарченко, в ту пору было по двадцать. Мы летали над Балтикой на штурмовиках Ил-2 и топили вражеские корабли, морские и наземные транспорты. Мальчишки, вдруг ставшие мужчинами в жестокие будни войны, мы и в бою часто пели, атакуя цель. Песня побеждает чувство страха, а бесстрашие только в сказках. Уж если и умирать, так с музыкой! Полк совершал в день много вылетов. Перегрузка лётчиков. И тогда комполка, Герой Советского Союза Н. Степанян объявлял на построении:
- Кто не устал и чувствует себя хорошо, разрешаю полёт. Полк поведу сам.
«Уставших» не находилось, штурмовики взмывали в небо и громили вражеские корабли и транспорты в Выборгском заливе.
Однажды в полк приехал главком, адмирал флота Н.Г. Кузнецов с большим сопровождением. Возник разговор о топмачтовом бомбометании. Разобрались. В условиях этого побережья, риск. Подходит ко мне Юра Захарченко и говорит:
- Давай попробуем бомбить топмачтовым?
- А как бомбы и взрыватели?
- Да все, по-моему, одинаково, что так, что с низких высот.
А топмачтовое бомбометание производится буквально над самим кораблём, с высоты 30 метров, под огнём всего корабельного вооружения, обеспечивая точность попадания и внезапность. Риск огромный. Обычно мы с Юрой заходили с большой высоты, мгновенно снижались, будто сваливались с неба, и наносили удар, чуть ли не с клотика мачты и так же мгновенно исчезали, веером набирая высоту. Так увлеклись этим способом, что чуть не сбили друг друга. Потом комполка сделал нашу эскадрилью ударной. Лазарев, зам комполка полетал с нами в звене. Выбрали цель, атаковали, транспорт противника разлетелся в щепки. Лазарев сказал: «Больше с вами не полечу, после вас бомбить нечего!»
Как-то самолёт Юры подбили. Перебило охлаждение и маслопровод. Захарченко тянул к аэродрому в моём сопровождении. Двигатель заклинило, но успели сесть. Потом ещё долго летали вдвоём, пока не случилось непоправимое. Фронт продвигался на запад, врагов громили на просторах Балтики. Корабли, транспорты гитлеровцев сосредоточились в порту Либава. Первые вылеты были удачными. Командиром первой эскадрильи назначили меня. Однажды заместителем у меня шёл мой друг Юра. Снизились, атаковали, и вдруг Захарченко взмыл метров на 15 выше всех и тут же получил корабельный снаряд. Это видели все. Самолёт друга охватило пламя. Захарченко Юра был лётчиком смелым, решительным, мужественным. Заходя в атаку, стиснув зубы и слившись со своей машиной, Юра вёл прицельный огонь по кораблям врага и побеждал. Так и теперь. Мужественный сокол пошёл на таран и бросил пылающую машину на вражеский корабль.
Гибель друга остро переживал полк. На бомбах писали «Слава», «За Юрочку Захарченко». Его любили, помнили все годы. Он часто повторял: « Лучше день прожить орлом, чем целый век прожить вороной» и был настоящим героем «орлиного племени». Пролетели десятилетия, перелистнули множество судеб военных лет, оживили в памяти всех и не забудутся поющие двадцатилетние мальчики, суровые мужчины жестокой войны.