Мои надежды исчерпали своё, они разбиты и утекают песком сквозь пальцы. Кто-то сверху каждый день час за часом постукивал по ним и смеялся в предвкушении, они дали трещину и раскрошились, как старый бабушкин сервиз далёким холодным вечером.
Я одна. Я пуста. Я лишена стабильности, мечты, веры, смысла. А всё почему? Да чёрт его знает, Всевышнему не требуются причины, чтобы испортить чью-то жизнь. Возможно, он счёл меня грешницей и наказал, но тогда у него странная оценка добропорядочности.
Я сижу на мостике у речки и болтаю ногами, силясь заплакать, но у меня не выходит. И это хорошо, ведь слёзы принесли бы большое наслаждение тому, кто так тщательно подбивал меня к краю. Если пройтись немного, можно попасть в ту деревню, в которой я постепенно лишалась смысла жизни. Он медленно сгорал во мне, как свеча, которой рано или поздно пришёл бы конец. Мой, вот же удивление, настал совсем недавно.
Два месяца назад, в начале июня, в один из самых его жарких дней, к нам в деревню приехали новые жители. Это была обычная семья, толпы которых живут в больших городах, родители — приличные люди, дети — смирные, однако же, к нам так редко приезжал кто-то новый, что мы незамедлительно возвели их в ранг «высоко уважаемых людей» и кучей ринулись к ним на новоселье.
На первый взгляд они показались мне скучными, на второй — жуткими снобами, а на третью нашу встречу я познакомилась с их сыном. И почему-то любые недостатки остальных членов семьи скрашивались его достоинствами. Будь то презрительное отношение Алисы или холодность их матери — всё это забывалось в тот же миг, когда Никита с радостью заводил разговор с нашими местными старушками или играл с детьми. Своим дружелюбием он завоевал сердца всех в нашей глухой деревушке, улыбкой — лично моё. И вскоре наблюдение за ним стало нашим с Мирой лучшим развлечением.
Целую неделю я украдкой рассматривала Никиту, но не желала заводить разговор. Тогда он был для меня чем-то очень интересным и непонятным и должен был уехать к концу лета, поэтому я твёрдо решила запечатлеть его в своей памяти, как нераскрытую тайну, и оставить сладкий привкус его присутствия. Но как выяснилось, я очень плохой шпион, парень заметил внимательный взгляд сразу и задумал нарушить мои планы на его счёт.
Мы гуляли все дни напролёт, я убегала утром, едва проснувшись, и приходила уже в сумерках. С каждым словом, произнесённым Никитой, с каждым его взглядом и движением, я понимала, что всё сильней и сильней влюбляюсь в него, а мой план катится по накатной. И не знаю, что больше меня пугало, то ли мои чувства, то ли его, то ли спокойная реакция бабушки, но вместе с всепоглощающей радостью я ощущала и тревогу за каждый новый день.
Однажды он решил сделать мне сюрприз и обещал показать такое место, которое я ещё не видела. Я жила в этой деревне семнадцать лет, я знала здесь каждую тропинку и гусеницу, но он не терял уверенности. Никита привёл меня к небольшому озеру в глубине леса, которое я до тех пор ни разу не встречала, и устроил грандиозный пикник. Мы смеялись непозволительно много, рассказывали самые большие тайны, а потом ели и целовались, смеялись и говорили, целовались и купались. Мы всё делали слишком откровенно, даже смотрели друг на друга, не боясь открыть что-нибудь секретное, потому что такого не было. Мы обнимались слишком чувственно и страстно и в какие-то моменты выходили за рамки дозволенного. Мы были двумя очень разными людьми, но в тоже время схожими во всём.
Среди этой волны счастья и нежности я не заметила, как наступил август. Погода из солнечной стала хмурой, постоянно шли дожди, и не было ни одного дня, когда бы я не желала возвращения не таких уж и далёких дней.
Ближе к середине месяца до нас обоих дошло, что маленькое путешествие в мир любви и детской радости подходит к концу: Никита пойдёт в московский университет, а я буду доучиваться последний год в своей деревенской школе, ожидая следующего лета, не опустошённая, а с приятным воспоминанием. Но так уж вышло, что я привыкла мириться с неизбежным, а вот мой горячо любимый Никита — нет. По этой причине у него появились сразу сотни планов, как нам не расставаться, и самой его безумной идее стала та, в которой он на мне женится и перевозит с собой в Москву. И он схватился за неё, как безумный утопающий цепляется за несчастную соломинку.
Он устроил вечер официального знакомства, старался преподнести меня в лучшем свете, любезничал с моей бабушкой, что неудивительно, и был, конечно же, звездой ужина. Но всё это не помогло. Вот что стало первым пунктом в списке моих разбитых надежд. Его родители отвергли меня и мою семью, устроили грандиозный скандал, а потом твёрдо заявили, что больше ни за что и никогда не вернутся в эту жалкую деревню. Через два дня они уехали и забрали его с собой, не разрешив нам даже попрощаться.
Первый день был ужасным. Первая неделя — полный кошмар. Я не плакала и не билась в истерике, но сгорала изнутри. Мои внутренности, моя душа и моё сердце горели адским пламенем, полыхали при каждом вздохе, а потом превратились в жалкий, ничего не стоящий пепел. Мои надежды рушились по схеме домино, я морально умирала, а бабушка наблюдала за этим с больным сердцем и плакала вместо меня.
Спустя три недели она скончалась. Моя любимая, самая лучшая и нежная бабушка ушла из-за меня. Она не смогла выдержать всей той боли, что свалилась на её хрупкие плечи по глупости внучки. Она покинула меня и оставила в полном, угнетающем одиночестве.
Я ошибалась, когда думала, что уход Никиты был самым тяжёлым событием в моей жизни, смерть бабушки — вот что сломило меня. Я не могу находиться в доме одна, но и уйти не могу. Кто-то хотел меня приютить, но я отказала им, тем самым очистив себе путь в детский дом. Туда я не пойду, ни после её смерти, случившейся по моей вине. Я просто не могу позволить себе существовать, когда всё разрушено, сил строить новые воздушные замки не осталось.
Я снова касаюсь ногой воды, она доходит до щиколотки, потом до колена, а потом остаётся только вода и тоска. Вода и разрушенные надежды глупенькой девочки.