В одном городе, на его окраине, в старом, покосившемся доме жил мастер.
Высокий, худой, с длинными белыми волосами , волосы вились и прядями опускались на плечи, кисти рук, жилистые, покрытые вздувшимися венами, с длинными сильными, красивыми пальцами, казалось его руки являлись продолжением волос. Движения его были порывистыми или наоборот замирали, тогда художник становился задумчивым, уходящим глубоко в себя.
Нескладная и долговязая фигура мастера казалась неуклюжей в пространстве помещения мастерской, его рассеянный взгляд блуждал по законченным картинам, словно выискивая потерявшуюся деталь недостающего пазла.
Рассеянность мастера вызывала неестественные движения, отчего он, непроизвольно, за что-то цеплялся, превращаясь в ходячее недоразумение.
Но все заканчивалось, когда мастер начинал работать, лицо становилось одухотворенным и сосредоточенным, глаза загорались внутренним светом, легко и просто он держал кисть, а кисть, как волшебная палочка в руках дирижера выполняла свой удивительный танец, порхая как балерина, совершая немыслимые пируэты, кабриоли и револьтады, вращения, прыжки и бочонки, оставляя след на холсте, переходящий в изящную линию, цветовое пятно, изумительную по красоте звучания игру красочного слоя живописи.
Мастер преображался, это уже был другой человек, вдохновленный фантазией, он с головой уходил в работу, в его воображении рождались чарующие мысли и образы, создавая мир иллюзий отличный от повседневных будней.
Художник жил вечно, свои первые наскальные рисунки он начинал рисовать потухшими угольками, вытащенными из костра, в пещере, затем он вырубал контуры животных на скале, заполняя силуэт земляной охрой.
В египетских пирамидах расписывал стены коридоров наполняя их образами фараонов, божественных существ, сценами жизни людей, живущих в разных мирах.
Творец жил в древнем Китае, рисуя иероглифы на рисовой бумаге, находясь в Греции, восхваляя Богов, расписывал амфоры в красно - черном стиле, в Италии выкладывал из мелкой мозаики - смальты, целые панно, которые живут уже тысячи лет, как и душа мастера.
Эта сакральная память хранит в себе образ прекрасной Джоконды, улыбка которой завораживает целые поколения, росписи Сикстинской капеллы, Святую Троицу, написанную на склеенных липовых досках, выполненных яичной темперой на левкасе, купола Храма Василия Блаженного, огромный холст описывающий бомбардировку баского городка Герника, разрушенного франкистами до основания, произведение потрясает своей внутренней силой и композицией.
Бессмертная душа мастера, в которую Господь вдохнул, при ее создании, огонь творчества, раздувает костер, вместе с которым горит сам художник.
Когда мастер работает, порыв творческого пламени испепеляет его изнутри, не давая покоя, желание созидать воплощается в полотнах, скульптуре, архитектуре.
Всеохватывающее желание созидать, живущее в поколениях творцов сосредоточилось в конкретной точке приложения усилий автора, в этом окне в мир удивительных открытий и полетов фантазии.
Маэстро положил кисть, отошел от холста, из плоскости рамы на него внимательно смотрел худой человек, лицо со впалыми щеками , прямым, чуть опущенным носом и удивительно живыми глазами.
Мастер писал автопортрет.
Он писал себя не потому, что ему требовалось видеть свое изображение, нет ему нужна натура, через которую реализовывалась потребность самовыражаться, говорить с людьми языком живописи.
Художник долго работал, начав с беглого наброска углем, затем сделав подмалевок, положил следующий красочный слой, после высыхания предидущего еще один, через несколько дней продолжил писать, укладывая красочные слои живописи, лессируя, покрывая ретушным лаком, и вновь прописывая.
Иногда ему казалось, что портрет закончен, но внимательно присмотревшись художник оставался
недоволен своей работой, на его взгляд отсутствовало чтото главное, то неуловимое в портрете, что называется душа.
«Как достичь полного сходства ?» - задавал себе вопрос
мастер и сам на него отвечал:
« Познай самого себя», - говорил внутренний голос.
Дни проходили за днями, месяц за месяцем, мастер стоял перед холстом, работа не приносила ему удовлетворения:
" Как мне вдохнуть в этот портрет свою душу !"
К нему приходили друзья и соседи, все в один голос хвалили портрет, находя в нем идеальное сходство.
Мастер благосклонно выслушивал похвалы, но внутренний голос не давал ему покоя.
Художник перестал есть и пить, доводил себя до самоистязания, огонь творчества продолжал гореть , он видел изъян, чувствуя несовершенство , сравнение изображения с натурой было явно не в пользу первого.
Его душа, видя как изводит себя мастер, пожалела
художника , выпорхнула из тела, облетев помещение мастерской по кругу, проникла в холст, слившись с изображённым образом творца.
Мастер увидел как ожил портрет, отойдя в угол мастерской , присел на стул, улыбнулся, закрыл глаза и счастливый, умер. Цель, которую он сам для себя поставил,
была достигнута.
На мольберте стоял портрет человека, с удивительно живыми глазами, портрет художника, смотрящего на вас сквозь тысячелетия времени и пространства, портрет начал жить своей жизнью, глазами, изображенными мастером, смотрела на вас его бессмертная душа.
Валерий Олейник
Севастополь