Чужая жена

Саша Алёшина
        Из-за полуденного, палящего солнца в деревне стояла тишина. Безоблачное небо и нет ни малейшего дуновения ветерка. Трава  уже  выгорела, хотя лето только началось. Деревья замерли. Как будто кто-то нажал «стоп-кадр». Люди, животные и даже птицы – все куда-то подевались. Жара, изнуряющая и парализующая, заставляла всё живое искать спасительную тень и прохладу.
Деревня была небольшой, чуть больше двухсот дворов. В центре, на пересечении четырёх дорог образовалась площадь. Здесь находилось всё необходимое: магазин рядом с автобусной остановкой, почта, сельский клуб, в котором  разместились и правление, и медпункт, и милиция.
Дома в основном похожи друг на друга: саманные; или реже чуть солиднее, одноэтажные кирпичные.
Слышны были детские голоса лишь в одном дворе, что стоял на самом  краю селения, ближе к лесу. Там, за обычным деревянным забором, видна была старая, чуть скособоченная на левый бок избушка из круглых побеленных когда-то брёвен. Маленькие окна задернуты голубыми ситцевыми занавесками. Трое мальчишек восьми, шести и пяти лет, похожих друг на друга торчащими вихрами и перепачканными щеками, в одинаковых штанишках-трико с вытянутыми коленками, с усердием перекладывали кирпичи из большой сваленной кучи у дороги в ровную, высокую кладку под стенкой сарая. Самый старший, деловито и аккуратно складывал белые, ровные каменные блоки, иногда бранясь на братьев, и не переставал сыпать вопросы:
- Дядь Сергей! А это Вы дом будете строить, да? А к нему ещё баню надо. А то батя наш, баню сразу не построил, теперь денег нет, мамка ругается, что мыться к соседям ходим.
- Зато у них телек импортный и после бани всегда фильм идёт. Нам иногда разрешают смотреть, если поцелуев нету,- хитро заулыбался средний.
Младший пацан молчал, сопел от напряжения и усталости, но не сдавался. Передавал очередной кирпич среднему брату, тот – старшему. Маленькому приходилось каждый раз бежать за новой ношей в самый конец строительного участка.
Сергей улыбался, наблюдая за ними. Старшие хитрые,- вон как всё распределили. Младшим, родившимся в колхозе, доставалось побольше. Городские живут совсем иначе. Вот Андрюшка,- всего на год меньше этого пацанёнка, а какие у них разные занятия.
Сергей вспомнил, как однажды в детстве приехал на летние каникулы к родне под Пензу. Среди троюродных братьев и сестёр оказался самым маленьким. Поручений давали столько же, сколько и уже совсем взрослым детям. И нельзя жаловаться, что тебе трудно,- иначе стыд и позор. Прозвище «Слабак»,- самое мягкое, что было вспомнить.
Одним утром, тётка намешала клубнику со сметаной и сахаром. Поделила миску на двоих, положила палочку на края посудины посередине, обозначив границу,- всё поровну. Брат Федька быстро съел свою часть и, хитро прищурив левый глаз, ждал, когда Сергей доест свою.
- А теперь, - продолжил он, отложив палочку на стол,- я выпью свою половину.
Это он про сметано-клубничный сок.
Двумя ладонями поднял миску. И выпил. Всё. Без остатка. Поставил пустую посудину в раковину, обернулся довольный и вытер рукавом рубашки белые «усы». Потом смеялся над ним целую неделю…
…Маленький помощник споткнулся на вскопанных грядках и упал, не выпуская кирпич из цепких рук.
- Всё, довольно, - перекур!-
Сергей быстрыми шагами приблизился к нему, приподнял и начал отряхивать. Мальчуган смотрел синими глазами, полными слёз и упрямо сопел, чтобы не расплакаться.
- Ты лучше и сильнее всех! Знаешь об этом?
Ребёнок молчал.
- Всегда помни. Пойдём чай пить. Любишь конфеты?
Малыш кивнул и доверчиво подал оцарапанную ладошку.

***
Сергей строил дом вместе с отцом. Ещё весной присмотрели большой участок под Оренбургом. Прикинули по плану дом на две семьи, с отдельными входами, баню, сарай с курятником и гараж. Маленькую старую избушку из двух комнат переименовали в «летнюю кухню». Трудились вдвоём, вкладывая любовь, заботу и умение в толстые, тёплые стены будущего жилья. Всё получалось уверенно и слаженно.

За ужином, во дворе, после заката солнца, ощущая приятную усталость во всём теле, рассеянно наблюдая, как ночные мотыльки кружат под тусклым светом фонаря, Сергей думал, что вот теперь они стали близки. Только сейчас отец начал серьёзно общаться с ним. Показывать всё, что умел. Делиться с ним своими мыслями и тревогами. Хорошо, что они работают вдвоём.
Оба похудели, загорели, но были радостными и довольными. Дни стояли сухие, и стройка продвигалась быстрее, чем рассчитывали по началу.


С утра всё не ладилось. С матерью было как-то напряжённо. Думать о причинах некогда, но Сергей всегда чувствовал себя «не в своей тарелке», когда она заговаривала с ним. Может быть из-за того, что теперь он не живёт с ними?..
- Мам! Ты же обещала к нам поехать, с Аней побыть, пока я здесь не закончу.
Полная, грузная женщина в сиреневом халате недовольно развернулась посреди двора и остановилась возле ёмкости с бетонной жижей. Закрываясь ладонью от солнца, прищурилась, оглядывая сына на кирпичной стене.
- А что, твоя Аня – немощная? Сама не справится? Велико хозяйство: огород, десять кур и ребёнок!
Сергей опять почувствовал себя виноватым:
- Ей, конечно, не трудно, просто у неё не очень хорошо беременность проходит. С Андрюшкой всё было по-другому. И потом, она же ещё работает. Всё одной приходится делать: и на дачу, и сына в садик отвести-забрать. Может быть, поедешь?..
- Я в её возрасте тебя сама поднимала, ни у кого помощи не просила. Отец в вечных командировках был, денег не хватало. А она что? Не на заводе у станка стоит,- в бухгалтерии цифры считает. Не перетрудится. Мне вам обеды нужно варить. В день вон сколько съедаете!
Она пошла, переваливаясь, к летней кухне, всем видом показывая, что разговор окончен.
Сергей замолчал, машинально, отработанным движением положил кирпич, примеряя его место в кладке, накрыл ладонью и задумчиво обернулся к отцу. Тот сочувственно развёл руками и продолжил перемешивать раствор.




***

Звонко соскоблив ложкой остатки зажаренного лука и моркови со сковороды в суп, и, прикрыв кастрюлю крышкой, Анна села у окна.
Во дворе, на детской площадке, окружённой синими и сиреневыми цветами в клумбах, в песочнице сидел мальчуган четырёх лет в синих шортах и голубой маечке. Он старательно копал пластмассовой лопаткой тоннель в куче песка. Соседская девочка, его ровесница, в розовом сарафане с оборками и белой кружевной панамке деловито подала ему кукольную тарелочку с несколькими травинками,- угощенье.

***

5 лет назад.
Пахло смолой и паровозным дымом. По громкоговорителю диспетчер вызывала дежурного помощника к начальнику вокзала. Ветер играл жёлтыми кленовыми листьями между рельсами, тянущимися в бесконечность. Небо было серым, моросил нудный холодный дождь. Высокий молодой человек стоял позади девушки с рыже-золотой косой, машущей отходящему поезду, и задумчиво её разглядывал. Мелкие капли дождя на выбившихся кудряшках, напоминали ему утреннюю росу. Тёмное, чуть великоватое драповое пальто, делало её обманчиво неуклюжей. Девушка стояла одна, с грустью смотрела уходящему составу. Ему почувствовалось, где-то внутри, что она не очень хочет возвращаться домой. Стало жаль её, как жаль котёнка, который сидит в дождь посреди улицы и дрожит от страха и холода. Он и раньше встречал её в институте, но тогда она была среди подруг, казалась весёлой и обычной. Щемящее чувство в груди не унималось.
- Ты первокурсница из Жубановского, да? Экономический?
Девушка с удивлением и любопытством пару секунд рассматривала его, затем её щеки порозовели, и она смущённо опустила длинные, густые ресницы. Веснушки, рассеянные по щекам и носу потемнели:
- Да… откуда ты знаешь?

- Учусь в этом же институте. Третий курс. Программирование. Тебе сейчас куда?
- Домой.

- Можно тебя проводить?..
Она колебалась. В зелёных глазах металось сомнение.

- …или пошли в «Блинную», поедим?
Вдруг улыбнулась каким-то своим мыслям:
- Пойдём, поедим.

Парень галантно, чуть пригнувшись, протянул руку:
- Сергей.
Она робко пожала тёплую ладонь:
- Аня.

***

Он звонил ей каждый вечер. Она думала о нём, рассуждала сама с собой. Сама себя ругала и сама себе советовала. Высокий, худощавый блондин, ясные голубые глаза, хорошее воспитание, искренний, заботливый. Всё время приглашает в кафе и старается накормить. Улыбка вновь появилась на довольном личике. Девушка радовалась этим звонкам и ждала их, как некий ритуал. Это означало, что всё будет хорошо.

Когда ей было пятнадцать, разбились родители на машине. Не было ни брата, ни сестры, бабушки или дедушки. Остался старый рыжий кот, которого мама подобрала котёнком. Он усыплял Аню своим спокойствием и мурлыканьем по вечерам, когда мысли не уходили из головы.
На этой же улице, в конце квартала, жил мамин двоюродный брат с женой. Они уговаривали Аню перебраться к ним, но ей не хотелось уходить из родного дома.
Здесь, в этих комнатах, ещё витал запах маминых духов. Шторы, которые висят на кухне,- «мамины занавески». Она шила осенним вечером и учила с ней стихотворение: «Скучная картина, тучи без конца, дождик так и льётся, лужи у крыльца»… Тем вечером и вправду шёл дождь.
На умывальнике в стаканчике стоит папин бритвенный станок и наполовину использованный тюбик крема для бритья, рядом помазок с белой стеклянной ручкой и коричневыми щетинками и одеколон «Тет-а-тет», который мама купила для него в ленинградском магазине во время отпуска.
Теперь каждый вечер раздавался долгожданный телефонный звонок, и у единственной жительницы этого грустного дома начиналась новая жизнь.

***
После свадьбы Аня и Сергей перевелись на заочное. Молодой муж приспособил небольшой сарай во дворе под курятник, заасфальтировал дорожки, сколотил деревянные палисадники. Ему удалось устроиться на завод, производящий медицинское оборудование. Организация начала закупать первые компьютеры и Сергею, как специалисту, дали хорошую должность и назначили приличную зарплату. Аня начала работать бухгалтером  рядом с домом неполный день и два раза в неделю ходила в детский сад преподавать музыку малышам.

***
Ей нравилось заботиться о нём. Готовить всякие вкусности, покупать какие-то мелочи. Целовать его. Доводить до исступления по ночам. Просыпаться утром в крепких, ласковых руках.
Его завораживали её серьёзность, практичность, немногословность. Как будто в маленькую, хрупкую девочку вселилась взрослая, мудрая женщина, которая была подругой, матерью, сестрой и любовницей. Знакомые девушки были легкомысленны и бестолковы. Она так резко отличалась от них.

***
Свекровь в общении была очень сдержанна. Не понятно,- полюбила она Анну, или всё ещё присматривается? Разговаривала всегда недовольно, словно всё её раздражает. Но так она разговаривала и с Сергеем, и с мужем.
Приезжала всего несколько раз.
Как-то после очередного её отъезда к Ане пришла одноклассница, которая работала продавцом в продуктовом магазине возле дома. За чаем, Катя стала расспрашивать,- хорошо ли живётся замужем? Аня улыбнулась и заверила, что всё хорошо. Катя помолчала, словно раздумывая над чем-то. Поколебалась, отставляя в сторону пустой бокальчик и начала рассказывать, как Анина свекровь ведёт себя в магазине:
- Она расспрашивает всех твоих соседок-бабушек: как часто ты выходишь из дома, что делается у вас по вечерам, насколько чисто одет ребёнок, бываешь ли ты пьяной? Всё время столько вопросов,- нехороших, недобрых. Она не стесняется и спрашивает всех подряд. А соседки твои, по наивности, всё ей выкладывают.
Аня была неприятно поражена. Неужели свекровь до сих пор не увидела её по-настоящему? Значит, она всё ещё сомневается в её искренности и порядочности?..
Гадкое ощущение и чувство обиды не прошли и после того, как Катя ушла. Лучше бы она ничего не говорила.

***
Сергей на стройке уже третий месяц. Лето подходит к концу. Анна и устала одна и соскучилась. Перепады настроения,- то весь мир обнять хотелось; то плакать, не вылезая утром из постели.
Живот становился больше, и ей всё труднее было справляться  с огородом, дачей, работой и ребёнком. К вечеру спина отваливалась, начинало тошнить, кружилась голова,- казалось, что вот сейчас мозг отключит сознание, и она уже никогда не очнётся. Темнело в глазах. Но раздавался голосок Андрюшки, который что-то просил или рассказывал, и Анна заставляла себя встряхнуться. От присутствия маленького родного солнышка открывалось второе дыхание.

***
Переезжать скоро. Так не хочется. Здесь всё родное. Короткая тропинка через огороды, по задним дворам, всё такая же, - заросшая травой в рост человеческий. Идёшь, как по джунглям. Старые надписи на заборах. Ощущение, что она родилась, а они уже были кем-то написаны. Андрюшка ходит в тот же детский сад, что и она в  детстве. И нянечка у него та же, Мария Васильевна,- добрая и ласковая. При встрече всегда по голове её гладит, как маленькую.
И родная старая школа. Здесь ещё её родители учились. Педагоги те же. Как бы было хорошо, чтобы Андрюшка у них учился. Чтобы сидел за той же партой, что и бабушка с дедушкой. Вся школа до сих пор помнила об их детской дружбе, которая переросла в любовь и так трагически оборвалась одним обычным утром.
Как можно уехать отсюда? Начать новую жизнь. Но ведь сейчас, эта, нынешняя, складывается счастливо и спокойно.

***
Сашка родилась в конце сентября. Небо было обложено плотными, чёрными тучами. Шли проливные дожди. Весь город, как огромная Венеция.
Роды были тяжёлыми. Внутренние осложнения, большая потеря крови, повреждение голосовых связок. Ребёнок, слава Богу, был вне опасности. Врач сказал Сергею, что Анин организм настолько слаб, что она может не поправиться:
- Готовьтесь к худшему… хотя она молодая и чудеса случаются… надейтесь.
Страх поселился в их доме. Маленький Андрюшка плакал по ночам, Сергей стал угрюмым и молчаливым.
Медленно, день за днём, Аня шла на поправку.


Через месяц, уже дома, сидя на кухонном табурете у стола, нарезала овощи на борщ, как за окном прошли две знакомые фигуры.
Свекровь, разуваясь в прихожей, запыхавшись, произнесла:
- Давай, сноха, собирайся. Едешь с нами.
Свёкор, молча, разулся и прошёл в комнату.
Аня в недоумении отложила нож:
- Как с вами? Куда?
Свекровь, проверяя содержимое кипящей кастрюли на плите, начала раздражаться:
- С нами, – это к нам домой. Вы построили себе дом и бросили его. А нам, нашу половину, отштукатурить нужно. И я знаю,- у тебя это неплохо получается.
Анна растерялась.
- Мама, но я только родила, месяц назад. И мне ещё не очень хорошо, да и Сашенька крошка совсем.
- Там есть, кому посидеть с твоими детьми. Одевайся! Спорить научилась?
Аня задумчиво уставилась на нарезанные овощи на столе.
- Я должна поговорить с Сергеем, а он ещё на работе.
- В курсе твой Сергей. Мы уже с ним всё обговорили.
Аня медленно выпрямилась и прошла мимо неё в спальню. Собирать вещи.

***
Вернулась она с детьми домой, когда выпал снег и установились морозы.
Глядела на себя в зеркало и не узнавала эту уставшую женщину, с тёмными кругами под глазами, худую и бледную. А, вынимая Сашку из кроватки, чувствовала резкую боль в животе, как удар током. Что-то пронзало её так, что она не могла пошевелиться. И некоторое время не получалось выпрямиться. Задумываться об этом было некогда. Столько хлопот по дому.
Сергей как-то отдалился от домашних забот и от детей. Всё его раздражало. Плач маленькой Сашки по ночам. Просьбы помочь с детьми. Даже за водой он перестал ходить. После работы просто лежал на диване. Всё время молчал. Больше не дурачился с сыном, как раньше, не устраивал бои подушками по утрам. Что-то изменилось. Она понимала, что это «что-то» - переезд в новый дом. Сергей хотел жить рядом с родителями. Откладывать это решение и дальше бесполезно. Оно повисло над ними, угрожая семейному благополучию.

***
Через несколько дней после приезда Аня пришла в гости к родне. Тётя Нина расплакалась, обняв её:
- Солнышко ты наше, да что же это такое? Что с тобой? Ты как в концлагере побывала! Тощая, какая стала. Глаза потухли. У тебя болит всё ещё, да? Скажи мне. Пойдём к врачу завтра? Тебе на проверку нужно сходить. Да? Пойдём завтра? Я отгул попрошу на работе, помогу с детьми.
Слёзы, как горошины продолжали скатываться по пухлым щекам, она волновалась, руки дрожали.
Аня пыталась её успокоить:
- Да нет, тёть Нин, не нужно. Да и некогда мне. Мы, наверное, скоро переезжать начнём.
Тётка села на стул и, закрыв лицо ладонями, расплакалась в голос:
- А как же мы без вас?.. А ты без нас?.. как же мы будем?.. ведь не наездишься… такую даль…
Аня, молча, гладила её по широкой спине.

Вечером, когда они с тётей допивали чай, с работы пришёл дядя Андрей. Громко топая, стряхивая снег, ввалился, впуская морозный воздух. Обнял племянницу, порывисто прижал к себе, но радость резко сменилась беспокойством. Посмотрел пристально Анютке в глаза и, не раздеваясь, вышел обратно. Тётя Нина, на вопросительный взгляд племянницы: «куда он?», в недоумении пожала плечами: «не знаю»…
               
***
Стараясь не хлопнуть дверью, неся уснувшую Сашку, заметила в сенях, что фляга с водой стоит в другом углу.
Сергей на кухне стоит, моет посуду. Весь какой-то взъерошенный:
- Привет. Ты чего так долго?
- Так я не виделась с ними столько времени. Разговаривали. А ты чего это?
Она кивнула на посуду.
Сергей виновато опустил глаза:
- Ну, просто… помочь решил.

- Спасибо.
Аня, придерживая одной рукой ребёнка, потянулась к нему всем телом и прижалась губами к колючей щеке.

***
На следующий день, в магазине, разговорилась с соседкой.
- Доброе утро, Анечка.
- Доброе утро, тёть Тамара.

- Вчера-то, на всю улицу слыхать было, как Андрей твоего милого распекал. Что-то случилось? Обидел он тебя, что ли?
Бабка хитро улыбалась.

- Да показалось Вам, тёть Тамар, тихо у нас было.

- Ну да, ну да. Тихо. Вон и Еремеич слыхал. Утром на колонке встретились с ним. А его двор-то подальше от вашего стоит. Не хочешь говорить – не говори. Но мы все слыхали. Уж так кричал он на твоего, так кричал. Даже, кажется, бил, что ли. Ну, да не хочешь говорить,- не говори. Пошла я.
И она обиженно, поджав губы, подхватила свои котомки и спешно засеменила к выходу.
Аня сразу вспомнила вчерашний заискивающий вид мужа с мокрой тарелкой в руке.

Отъезд.
В этот день шёл пушистый снег. Всё вокруг было белым и чистым.
Провожала вся улица. И детвора, и старики, подруги и друзья,- все помогали грузиться. И радость, и печаль,- всё смешалось у Ани в сердце.
Она стояла и грустно смотрела на родной жёлтый дом с коричневой крышей и окошком с открытыми зелёными ставнями.
Чужие люди уже сегодня вселятся сюда. Помоют руки водой, что она  утром принесла, сядут за стол, что смастерил её отец. А может быть, будет иначе,- они просто выбросят всё старьё, что находится под этой крышей, как ненужную рухлядь.
Горечь и тоска кусали сердце со всех сторон. Она уже скучала по всему, что здесь было.

- Ну, с Богом.
Тёть Нина, смахивая слезинки, бережно придерживая на руках глухого  косматого рыжего  кота, перекрестила их, и машина понесла всех четверых в новую, неизвестную жизнь.
«С Богом»,- мысленно повторила Анна.

***
Проблемы начались с первой минуты их приезда.
Оказалось, что родители Сергея живут в их половине дома, а свою сдали квартирантам.
- Вы - то едете, то не едете. Вас не поймёшь. А нам существовать как-то надо. Нам, небось, никто деньгами не помогает.
Свекровь выразительно и вызывающе посмотрела на Анну. Отец стоял рядом, молча, смотрел себе под ноги.

- Понятно, мам, но нам теперь куда деваться?
Сергей, мягко говоря, был в шоке.

- Ну… вещи можете сгрузить в сарай. Если влезут. Но хочу предупредить, что мы надолго сдали жильё и деньги уже потрачены.
Она демонстративно сложила руки на груди.
Сергей ошарашено смотрел на неё:
- Я не понял. Эта половина дома принадлежит нам. Я привёз свою семью, потому что ты, мама, мне каждый день капала на мозги темой нашего переезда. И что теперь прикажешь делать?

- Не смей разговаривать со мной в таком тоне. С чего это ты решил, что дом принадлежит тебе?
- Не весь дом. Половина. Потому что я строил его собственными руками и вкладывал деньги на все материалы. А моя жена, не оправившись после родов, штукатурила весь этот дом и в дождь, и в холод.

- А ты знаешь, какая сейчас рыночная стоимость этого дома? То, что ты когда-то вложил, сейчас уже обесценилось. И ты забыл, что все документы оформлены на меня? Хочешь выкупить половину? Плати по той цене, что я скажу. Или идите и живите в гараже. Можете там… окно прорубить.
Аня стояла и не верила собственным ушам. Она не может говорить это серьёзно. Это ведь мать своего ребёнка и бабушка вот этим крохам. У этой женщины на всём белом свете никого, кроме них нет.

***
Цену за их половину свекровь назначила такую, что можно было купить дом в городе с бассейном и теннисным кортом. У Ани с Сергеем таких денег не было.
- Серёж, она это серьёзно?
Аня не понимала. Если это шутка, то разве так шутят? Если это серьёзно,- зачем она настаивала на их переезде? Ну, отказала бы им ещё до их отъезда, выставила бы на продажу дом, если так нужны деньги.
- Думаю, что нет. Может быть, на что-то злится? Я не собираюсь покупать у неё эту половину, да и потом, у нас нет такой суммы, что она загнула. Может быть, хочет, чтобы мы её упрашивали и уговаривали. Ей всегда нравилось, когда кто-то унижается и просит о снисхождении. Только я просить не стану. И ты не смей. Она не сможет нас выселить в гараж. Она же моя мать, в конце концов. И у нас маленькие дети. Как они смогут жить в гараже? Бред какой-то.

***
Мать не шутила. Отец, как всегда, покорно молчал, отводя взгляд в сторону.
Сергей за неделю переделал гараж. Прорубил окно и провёл отопление. Получилась одна большая комната. Знал бы, что так получится, не ломал бы старую бревенчатую летнюю кухню. Хотя мать могла и туда заселить постояльцев.
Аня ходила готовить еду к свекрови на кухню.
- Деньги не умеешь экономить. Куда ты столько наготавливаешь? И первое, и второе, и печёшь всё время. Как ещё такими худыми остаётесь? Мы с отцом один раз в день едим. И ничего,- нормально. Говорю тебе, говорю,-
никогда не прислушиваешься. Что с работой?
Аня робко подняла глаза:
- Пока ничего. Там, где обещали – отказали. Сокращение большое у них прошло.

- Вот-вот. Проедите сейчас все деньги и сядете нам на шею. Инфляция,- она вон как прёт. С тех денег, что за дом, да за дачу выручили,- небось,- не осталось ничего?
- Да есть ещё. Вы, не бойтесь, найдётся работа.

- Где она найдётся?! Если с этой перестройкой даже в городе зарплату не платят! Приехали на нашу голову!
И она раздражённо начала греметь посудой, поминутно чертыхаясь и матерясь.

***
Безрадостно прошли полгода. Лето подходило к концу, работы не было. А если и предлагали, то платить зарплату было нечем. Пустые прилавки в магазине. Здесь, в колхозе, выживал тот, у кого было своё хозяйство. Аня покупала яйца у собственной свекрови, а молоко и сметану у соседки. Хлеб научилась печь сама. Несколько посаженных грядок дали неплохой урожай и получилось заготовить огурцов и помидор на зиму. С земляники и дикой смородины наварила варенья. И к концу осени насолила грибов с капустой.
Деньги заканчивались.

***
- Серёжка!! Мне работу предложили...
Аня радостная ворвалась в их хибару.
Сергей сидел у окна. На столе стояла ополовиненная бутылка водки. Солёные грибы и маринованные огурчики ютились в одной тарелке.
Анна растерянно смотрела на стол.
- Ты чего?..

Муж попытался улыбнуться:
- Какие хорошие новости! Ну, рассказывай…
Ирония и сарказм в голосе:
- За какие такие труды согласились взять тебя на работу? За дополнительные утехи?
Он пытался встать, но не получалось. Аня заметила пустой стакан в его руке.
- Зачем ты так, Серёж?..

Муж продолжал:
- Интересно, если бы я был бабой, как скоро бы мне предложили работу? Или мне тоже надо научиться минетики делать?

Обида захлестнула её, как пощёчина:
- Где дети?

- А тебя это волнует? Ушла с утра, сейчас почти вечер. Натаскалась? Это я должен спрашивать,- где ТЫ была?

- Я ездила в райцентр, работу искала. Ты же знаешь, как долго туда на автобусе добираться.
Анна старалась говорить спокойно. Она ни разу не видела мужа в таком состоянии. Он вообще никогда не пил, даже по праздникам.
Сергей уже подошёл к ней, кое-как добравшись на полусогнутых ногах:
- Сука!
«Сейчас же день. Как можно днём видеть искры?»- мелькнуло у неё в голове, перед тем, как она, падая, потеряла сознание.

***
Она стала бояться его. Стала бояться приходить домой. И после вечерних избиений, которые теперь стали нормой, уходила плакать в сарай, где у неё была припрятана бутылка самогонки и пакетик с лаврушкой. Где-то раньше, может быть, по телевизору, говорили, что лавровый лист убирает запах алкоголя. Но где? Она не могла вспомнить. Да это и не важно. Главное, что опьянев, она могла заснуть.

***

С почты Аня позвонила дяде и попросила взять на время к себе детей. Тётя Нина уже вышла на пенсию и только обрадовалась такому обстоятельству.
- Пока с работой не станет всё стабильно. Как только всё устроится, я сразу же приеду и заберу их. Хорошо?
Свекровь со свёкром как раз собирались туда ехать, и Анна передала детей с ними. Как хорошо, что дядя Андрей не решил сам наведаться сюда. Ей было стыдно показывать то, где они жили. И ещё того, что Сергей спивался. И неизвестно как бы он отнёсся к дядиному приезду.



***

Работа хоть как-то отвлекала её. Добираться самостоятельно не приходилось,- служебный автобус развозил своих сотрудников по деревням бесплатно. Сразу её назначили кассиром, но видя прилежность и грамотность в работе, перевели в бухгалтера и выделили свой, отдельный кабинет. Главбух находилась в декрете, а директор был в постоянных командировках по районам, и Аня стала сама себе хозяйкой. Днём она не пила, хотя очень хотелось. Анна страшно скучала по детям. Ведь раньше она всегда была с ними, с самого рождения. Никогда, никуда не отдавала и не оставляла их. И теперь эта тоска по ним разъедала внутри сердце. Дома, по утрам она перебирала и нюхала детские одёжки, украдкой от мужа брала их игрушки с собой на работу.

***
В обеденный перерыв закрылась у себя в кабинете, выложила из сумки на стол Андрюшкину зелёную  машинку. Она её купила, когда ему было три с половиной года. В этот день Аня с сыном гуляли в парке и ели сахарную вату. А потом зашли в «Детский мир» и выбрали её. Он не создавал никаких проблем в магазинах. Никогда не плакал, не просил, не требовал, не капризничал. В тот день её сынок тихо спросил: «Мам, а у нас дейги есть?»
Аня улыбнулась воспоминаниям.
Ощутила пальцами на дне сумки пластмассовый кругляшок. Сашкина «ночная» соска. И расплакалась.

***
«Хорошо, что завтра суббота»,- подумала Аня и немного успокоилась.
По субботам она играла на стареньком рояле в сельском клубе. Фильмы здесь уже давно не крутили, как раньше при советском союзе, дискотек не было, ведь молодёжь вся уехала в город,- кто на заработки, кто на учёбу. Вот и обрадовались некоторые местные жители, когда она впервые заиграла в заброшенном клубе. Попросили Анну выступать каждый вечер в субботу. Эти вечера грели её и здорово отвлекали от насущных проблем. Как бальзам на душу. «Хорошо, что завтра суббота»,- как мантру повторила она, улыбнувшись.

***
Вечером, когда уже горели уличные фонари, на заснеженную деревенскую площадь въехал автобус с рабочими.
Аня, колыхаясь на жёстком сиденье в такт небольшим выбоинам на дороге, машинально отогнула край рукава, глянула на запястье. Мамины часики показывали половину восьмого. Бодро поднялась, улыбнулась, поблагодарила водителя, обернулась ко всем: «До свидания!» легко сбежала по ступенькам, торопясь и боясь задержать остальных пассажиров, и пошла, поскрипывая морозным снежком, не оборачиваясь. Чем ближе Аня подходила к дому, тем медленнее становились её шаги, и страх всё сильнее и плотнее проникал в сердце. Вот их единственное окно. Свет не горит. Холодный пот выступил между лопаток, нервно задрожали руки. Это ещё не значит, что мужа нет дома. И не значит, что он спит и забыл включить свет. Сергей ждал её каждый вечер, сверяя часы прихода. Так что стоять здесь долго она тоже не может, давая лишний повод для побоев. Анна подошла к двери своей «каморки» с тоской посмотрела на окна свекрови. Они не были завешены шторами, на них не было цветов в горшках, только лёгкий, едва заметный тюль. Родители мужа сидели на диване и смотрели телевизор. Форточка была приоткрыта, слышна музыка и голоса ведущих. Неужели до них не доносятся звуки наших скандалов?..
Анна глубоко вздохнула, перевела взгляд на сарай, забитый до отказа их добром. Ещё немного потопталась в нерешительности и потянула ручку входной двери на себя. Все чувства сразу обострились. Резко пахнуло перегаром, мужским потом, самогоном и чем-то кислым. Всё без изменений.
И довольный, весёлый, притворно-ласковый, заторможенный голос мужа:
- Ты опоздала на полторы минуты, дорогая…


***
По актовому залу переливалась красивая медленная мелодия. Одна клавиша немного западала, но это не портило общего наслаждения музыкой.
Замершая в воздухе тишина сохранялась ещё несколько секунд после последнего аккорда. И, вдруг, взрыв громких и искренних аплодисментов взорвал эту внимательную тишину и рассеялся эхом по коридору, забегая в маленькие кабинеты и под лестницу, а потом и на улицу, в раскрытые форточки.
Аня смущенно откланивалась, румянец пунцово охватывал её щёки и шею. Она не могла привыкнуть к такому восхищению. Каждое своё выступление она стеснялась этого народного признания. На неё смотрели пожилые и не очень, плохо одетые люди. Которые были благодарны ей за эти несколько часов другой жизни.
Забирая пальто в гардеробе, заметила, что возле окна стоит мужчина и украдкой наблюдает за ней.
Знакомый? Аня не могла вспомнить: видела ли его раньше? Высокий, плотный, в чёрном, хорошо сшитом пальто. Шапка норковая. Здесь так не одеваются.
Он быстро подошёл:
- Здравствуйте. Могу я Вам помочь?
Не дожидаясь согласия, мужчина забрал и ловко придержал пальто, помогая ей одеться.

- Вы сегодня играли моё любимое произведение. Спасибо большое.
- Вы меня смущаете. Не стоит благодарить. Я сама очень люблю музыку. Вот и всё.

Мужчина улыбался, открыто и с интересом рассматривая её. Потом спохватился, протянул руку:
- Простите. Я не представился. Валерий Турсунов. Начинающий предприниматель. И ещё Ваш сосед.
Она задумалась. Год уже живём здесь, а ведь соседей и не знаем толком. Мягко пожала его большую, крепкую ладонь:
- Анна. Анна Мальянова. Если честно,- я не знаю соседей. Кроме своей свекрови.
Грустно рассмеялась.
- Вы с какой стороны сосед?
- Я,- который напротив. Через дорогу. Крайний к лесу. Нам по пути. Могу я Вас проводить? Ночь всё-таки. В смысле темно уже. Не боитесь?

- Конечно, спасибо. Все уже разошлись. Кажется, только мы с Вами припозднились, да заведующий клубом.

Горели фонари вдоль центральной улицы. Падал снег крупными хлопьями. Было тихо, спокойно, безветренно.

За всем этим наблюдал Анин муж, стоя возле Дома Культуры. Зло, выплюнув окурок, он резко зашагал в сторону дома другой дорогой:
- Идиот… какой же я идиот… Встретить решил её, проводить… Ах, твоя жена так талантливо играет!.. Ах, какая величественная музыка… хоть бы раз послушал… Послушал!! На всю жизнь наслушался!!

***
- Тварь!! Какая же ты лживая тварь!!
Он бил её ногами.
- Он дебил! Этот твой хахаль интеллигентный. С ним же никто не общается, потому что у него не все дома. Не пьёт? Этим хорош? Сам пашет на своём хозяйстве, пупок скоро надорвёт. Все пьют – он не пьёт. Все Маньку-Самогонщицу трахают  - он не трахает. Все в карты режутся, он – отказывается. Что ты в нём нашла?!!
Потом выволок Анну во двор и стал швырять вещи из хибары. Затем передумал. Сложил всё тряпьё возле сарая горой, облил бензином и поджёг:
- Голая уйдёшь отсюда! Ничего тебе не дам! Нитки не заберёшь, ни трусов, ни колготок,- ничего!!! Всё, что о тебе напоминает – всё уничтожу! Пошла вон отсюда!
Аня, скорчившись на снегу, видела, как среди вороха одежды пламя охватывает и  плавит белую кружевную ткань её свадебного платья.
Он протащил её волоком на улицу, на дорогу:
- Не смей возвращаться – убью!!!

Она ещё оставалась в сознании, кое-как отползла с дороги к соседскому забору. Левый глаз заплыл и горел. Дышать не могла, наверное, ребро сломано. «Может быть, я, наконец, умираю»,- пульсировала мысль в голове. За забором жалобно и громко заскулила собака.

***
Очнулась в просторной комнате, залитой солнцем. Молодой рыжий кот сидел на окне между горшками с геранью и умывался лапкой. Короткие шторки цвета весенней травы были присборены и перехвачены золотистыми лентами с обеих сторон. В углу стоял массивный гостевой стол с изогнутыми стульями. На стене с бледно-зелёными обоями тикали ходики в виде избушки. Наверное, с кукушкой…
Она пошевелила рукой. «Кажется, живая»,- не то с сожалением, не то облегчённо подумала про себя. Попыталась повернуться и острая боль в боку заставила застонать. Дышать больно. Ребро всё-таки сломано.
Рядом с диваном, на котором она лежала, накрытая мягким уютным клетчатым пледом, стояла тумбочка с  градусником и лекарствами, ампулами, бутылочкой спирта и стаканом воды.
Хлопнула входная дверь и в комнате появился Валера:
- Доброе утро, Аня. Не говорите ничего. Вам нельзя. Только молчать и со мной соглашаться.
Она кивнула.

- Вы простите меня, если это всё из-за нашего знакомства.
Он, виновато и раскаиваясь, пытался всё объяснить.

Аня сделала усилие:
- Не будем… об этом… вспоминать. Пожалуйста.
- Хорошо-хорошо. Только молчите. Вам нельзя. Вы знаете, я живу один. Поэтому Вы можете оставаться здесь. Для безопасности. Я не могу Вас отпустить домой. Он же может убить. Почему Вы никому ничего не сказали? Вашей свекрови, например? Доктор, который Вас осматривал, сказал, что над Вами постоянно издеваются. Это же немыслимо! Такая красивая, умная, интеллигентная женщина – заложница собственного мужа. Простите, я обещал, что не буду говорить на эту тему. Извините… Я приготовил чай. Только не знаю, какой Вы любите: черный, зелёный, с травами? У меня душица заготовлена, мята, мелисса, облепиха и ещё смородина. Я заварил оба. Не знаю, что на завтрак сделать. А, может быть, нужен бульон? Я курицу уже ощипал… хотите есть?..
Он искренне, открыто смотрел на неё и ждал ответа.
Она молчала. Глядя на него и слушая этот виноватый голос, который проникал особенным теплом,- расплакалась.
Валера сразу расстроился:
- Ну, вот… Я огорчил Вас.
Он присел к ней поближе на корточки:
- Простите меня. Я ведь не нарочно. Совсем не умею с женщинами общаться. Поэтому и живу один. Если бы Вы могли сейчас ходить,- наверняка,- встали бы и ушли…
Неожиданно, внутри у неё всё заулыбалось. Хотелось рассмеяться на этот его вздор, но ребро не позволяло. Она рассматривала его глаза: серые, с рыжими крапинками. Маленькая, еле заметная родинка под левым веком. От этого мужчины веяло спокойствием и уютом. Надёжностью. И вот в эту минуту её забавляло, как он обижается и расстраивается, словно ребёнок, как он искренне переживает от мысли, что она может встать и уйти.
Аня улыбнулась, сквозь слёзы, её пальцы коснулись его руки:
- Чёрный… с мятой…

***
Ей становилось лучше. Она совсем забыла, как это – жить в нормальном доме, с комнатами и кухней. Валера перебрался в летний домик во дворе, чтобы не смущать своим присутствием. Аня начала потихоньку возиться с обедом.
- Как ты всё вкусно готовишь. Какая же ты умница!
Уплетая борщ, сыпал тысячу вопросов:
- А есть что-нибудь в мире, что ты не умеешь делать? Или плохо  делаешь?
- Валер, ну хватит! Ты же меня в краску вгоняешь! Борщ, как борщ. Ничего особенного.
Она терпеливо ждала, когда он уйдёт на работу. В кладовой справа от кухни возле ящика с картошкой стояла припрятанная бутылка водки. Аня могла думать только о ней.

Вытирая рот салфеткой, одеваясь на ходу:
- Была бы ты моя жена, как бы обнял, как бы поцеловал тебя! Спасибо, моя хорошая. Всё очень-очень вкусно.
- На здоровье. Удачного дня!
Убирая посуду со стола, она впервые за долгое время замурлыкала песенку и на несколько минут забыла о заначке в кладовке.
Аня видела, как этот заботливый мужчина влюбляется в неё, как радостно торопится домой, и её женское сердце замирало от этого голоса и взгляда. Ей можно было наконец-то расслабиться и не бояться.

***
Стемнело, а Валеры почему-то нет. Аня начала беспокоиться. Хозяйство у него не очень большое - пятьдесят баранов и двадцать свиней. Конечно, он всё делает сам. Никому не доверяет. Пообжёгся с местными работничками.
Уже два часа, как должен был придти.
Пёс во дворе разволновался. Скулит и скулит. Может быть, нужно ему чего. Или заболел?..
С тех пор, как Аня осталась здесь, она ещё ни разу не выходила на улицу. И собаку эту совсем не знала. А, вдруг, он кинется на неё?..
Но беспокойство было сильнее страха, и Аня вышла.
Пёс сразу обрадовался, и начал лаять в сторону забора. Аня прошла туда, но ничего не заметила. Собака виляла хвостом и продолжала жалобно тявкать. «Да что же его тревожит?» В отчаянии, Аня вышла за калитку и сразу увидела его. Валеру. Он лежал возле забора в сугробе лицом вниз, а под ним весь снег пропитан кровью. Аня от страха закричала. Потом опомнилась и кинулась к нему. Перевернула. Он был тёплый, без сознания и как-то странно, прерывисто дышал.

***
За окнами темно. После последних вечерних процедур вся больница затихнет до утра. Неровные стены, выкрашенные бежевой краской. Окно без штор с мутными от грязи стёклами и засохшими мухами и пауками между рамами. Соседняя ржавая панцирная койка со старым грязным матрасом  и тумбочка. И оглушающая тишина. Даже звук падающих капель в капельнице не слышен. Кап, кап, кап. Как будто в мире выключили звук.
Она сидела на краю его кровати, в ногах. Валера был в коме.
«Последний год я живу, как во сне. Может быть это всё – страшный сон? Нужно проснуться. Как бы проснуться?» уныло думала она,- «Как такое могло со мной произойти? За что? Почему? Как жить дальше и что будет с детьми?..»
Скрипнула дверь.
- Аня.
Анна вздрогнула. Это санитарка пришла полы мыть.
Она вздохнула, нехотя поднялась.
Спит. Он как будто спит. Взяла его за руку, наклонилась:
- Валер, я сейчас выйду на минутку. Ты не бойся. Это Катя пришла полы вымыть. Я здесь буду, в коридоре. Я не уйду.
Катя терпеливо ждала. Вдруг, он и вправду слышит её?..
В коридоре две сестрички в белых халатиках перешёптываются, глядя на неё. Ну и пусть. Анне давно - всё равно. Сейчас все лягут спать: и больные, и медперсонал,- она поднимется на чердачный этаж, где днём курят. А у неё там шкалик, спрятанный в старых рулонах ватмана и каких-то плакатов.

***
- Григорий Петрович, здравствуйте!
Аня перехватила лечащего врача Валеры в коридоре.
- Здравствуйте, Анна.
Какая же она красивая женщина.

Она волновалась:
- Я ничего в этом не понимаю, но мне кажется, никаких улучшений нет. Это нормально?
- Скажем так: это не плохо. Ничего страшного, что сейчас нет улучшений. Черепно-мозговая травма. В его состоянии это нормально. В коме организм лучше борется со стрессом и физической болью. Он стабилен – это важно. Извините, мне сейчас некогда. Я освобожусь и зайду к вам. Вы ведь здесь будете?

- Да-да. Конечно. Я никуда не уйду.
Аня развернулась и зашагала в палату. А он, глядя ей в след, думал о том, что вот бывают же такие женщины на свете. И достаются они каким-то обыкновенным мужчинам. И убедился ещё раз, что только здесь можно увидеть настоящий страх за любимого человека или ребёнка. А в реальной жизни все носят маски. Только здесь, где жизнь висит на волоске, открываются подлинные чувства и истинное отношение. И позавидовал хорошей, белой завистью тому мужчине в коме, которого она ежеминутно держит за руку. Вот от этого её прикосновения, он просто обязан очнуться.

                ***
Первые весенние лучи солнца заливали палату.
- Аня, извините.
Из-за приоткрытой двери появилась голова в белом колпаке. Это Инна, медсестра.
- Там Вас какой-то мужчина внизу спрашивает. Он отказался назваться.
Аня заволновалась. Почему-то стало страшно. Она всё ещё боялась общаться с людьми.
Инна заметила, что что-то не так:
- Сказать ему, что Вы не можете спуститься? Что Вы заняты?..
Ей стало неудобно:
- Нет-нет. Я сейчас спущусь.

Это был Сергей. Он стоял в холле, возле дверей. Она испугалась и попятилась, но Сергей уже увидел её. Паника завладела ею с головы до пят. И парализовала. Она не могла не говорить, не двигаться. Он догадался, что ему лучше не приближаться. И стал говорить издалека:
- Не бойся. Пожалуйста, прости меня. Я не хотел. Так получилось. Я просто ревновал. Ты же знаешь, что я люблю тебя. Зачем ты здесь? Что тебе здесь делать?
Постепенно он начал выходить из себя, приближаться всё ближе и говорить всё громче:
- Ты не должна здесь сидеть! Я – твой муж, а не он!!! Ты совсем спятила??! Чего ты здесь сидишь?! Всё село судачит о вас. Ты позоришь меня!! Быстро! Пошла!! Домой!!
Он схватил её за руку, Аня зажмурилась и съёжилась, сердце забилось, как у загнанного зайца. Как, вдруг, она услышала какой-то хлопок и глухой звук чего-то падающего на пол.
- Всё хорошо, Аня. Посмотрите на меня.
Это был голос доктора. Григория Петровича. Аня открыла глаза. Он стоял напротив спокойный и уверенный:
- Всё хорошо. Не бойтесь.
Она выпрямилась и огляделась. Сергей лежал на полу без сознания. Аня, недоумевая, посмотрела в глаза Григорию Петровичу.
Он заговорщицки наклонился и тихо сказал в самое ухо:
- Я несколько лет прожил в Китае и знаю пару приёмов. Он живой. Просто спит. Вы же никому не расскажете? Больше не будете бояться?
Она сумела кое-как улыбнуться:
- Никому... Не буду…
Хотя руки её предательски дрожали.

***
Валера не приходил в сознание. Она каждый день разговаривала с ним, делала массаж, чтобы не было пролежней. Но он, будто спал. Очередной ночью, когда в больнице стало тихо, Аня поднялась на чердак, привычным движением отодвинула старый рулон, нащупала холодное стекло бутылки, как вдруг рядом с ней раздался тихий, знакомый голос:
- Я могу Вам помочь.
Аня испугалась, одёрнула руку, словно обожглась. Голос не спрашивал. Он просто тихо предлагал помощь. Значит,- знает??? и обернулась.
Доктор вертел пальцами не подкуренную сигарету. Глаза его грустно и устало смотрели на Анну. Она растерялась:
- А что это уже очень заметно?
И прерывисто вздохнула.
- Нет. Для всех остальных – нет. Просто я… в Вас влюблён и поэтому вижу любое изменение Вашего настроения. И это вижу тоже. Я могу Вам помочь. Нетрадиционными методами. Никто не узнает. Я ведь говорил Вам, что жил в Китае. Там научили не только драться. Пока Ваш мужчина в коме, а я эту неделю работаю в ночную смену. Но прежде всего, нужно Ваше огромное желание. Без него – никак.
Анне стало стыдно. Она впервые об этом с кем-то заговорила. Отрицать бессмысленно. Этот доктор проницателен и умён. Влюблён в неё? Что это за заявление? Чтобы расположить к себе? Да какая разница, если он может ей помочь. Она обдумывала всё меньше минуты:
- Я согласна. Спасибо Вам большое.
- Благодарить ещё рано. Пойдёмте ко мне в кабинет, я всё подробно объясню.
Не подкуренная сигарета упала в мусорное ведро.

***
Она кормила его супом. С ложечки.
- Ну, Ань. Ну, я же уже сам могу.
- Молчи и ешь. Может мне нравится сам процесс. Завтра домой уедем, разве ты мне позволишь?
Она счастливо улыбалась. Ведь страхи уже позади. Выписка подготовлена. Завтра они будут дома. Только неизвестно на чём добираться. Но возле больницы стоят машины, кто-нибудь, да едет в их сторону, может быть, подвезут.

***
Утро было тёплым и солнечным. Пришла весна. На проводах между столбами щёлкали скворцы, ручьи неслись по проталинам. Всё гомонило и  стремилось куда-то.
- Григорий Петрович, Вам что-нибудь нужно?
Его операционная сестра заглядывала, ожидая ответа.
- Нет-нет. Можете идти домой. Всего доброго.
- Спасибо. До свидания.
Она поспешно побежала по коридору. Ночное дежурство закончилось.
Доктор смотрел на улицу, облокотившись о подоконник. Сегодня она уезжает. Чужая жена. Было грустно и тревожно. Всё-таки, успел прикипеть всей душой. Если бы закрутилась недолгая интрижка, было бы легче?
Плохо на душе. Пойти, попрощаться? Так, наверное, ещё хуже станет.

***
Собирая кое-какие вещи в палате, Аня думала, что теперь всё пойдёт по-другому, по-новому. Дом и хозяйство Валера хочет продать, чтобы ничего не напоминало Анне о тех страшных днях. Если получится, то они смогут переехать в город. Всё постепенно наладится.
- Аня! Там опять этот мужчина пришёл. Ну, тот, помните?.. Который кричал на Вас. Пойти с Вами?
- Нет-нет, Инна, я сама. Валере ничего не говори, он сейчас вернётся.

- Хорошо.
Аня спустилась. Сергей был «под мухой».
Она глубоко вдохнула, выдохнула и подошла к мужу:
- Значит так. Ты больше ко мне не подойдёшь. А если подойдёшь – я тебя посажу. Надолго. Если ещё хоть раз поднимешь на меня руку – тебя отметелят так, что мама не узнает. Понял?!
- Понял. Я это…попросить тебя пришёл. Ты это… возвращайся домой. Мне плохо без тебя… и без детей. Плохо. Вот. Вернёшься?..
Аня смотрела на него и понимала, что ему глубоко плевать на то, что он сделал с ней и с их семьёй. Ему просто без них было дискомфортно.
Она даже не знала, что ему ответить. Всё равно,- не поймёт.
- Привыкнешь.
И побежала по ступенькам наверх.

Медперсонал вышел их проводить. Все желали счастья и здоровья. Было немного торжественно. Как в роддоме на выписке.

Вдруг, во двор больницы въехала знакомая машина.
Аня не верила собственным глазам.
Задняя дверца открылась и, опережая друг друга, к ней бросились её дети. Андрюшка первый бежал навстречу. Маленькая Сашка, смешно косолапя, ковыляла и старалась от него не отстать. Аня опустилась на колени, обнимая их и целуя.
- Дядя Андрей… ты просто чудо. Как ты догадался? Как же я соскучилась.
Она продолжала обнимать детей.
Высокий, большой мужчина в расстегнутой кожаной рыжей куртке – её дядя,- широко и довольно улыбаясь, не спеша подошёл к ним ближе:
- Да вот, что-то я распереживался. Ты хоть иногда звонила, а тут тишина. Ну, мы и приехали. А тут такие перемены, что волосы дыбом. Что - правда, что - выдумка? Сама всё расскажешь.
Он обнял её за плечи:
- Будет на земле-то сидеть, холодно, застудитесь. Пошли в машину. Заодно познакомимся.
Она вытерла слёзы, взяла маленькую на руки:
- Хорошие мои…
Обернулась:
- Валера…
Он стоял, улыбался:
- Ань… у тебя двое детей?..
Она на секунду замерла:
- Да… разве ты не знал?..
- Вообще-то, нет.

- Это всё меняет?..
Аня, вдруг, испугалась. Ну, вот сейчас всё и закончится… Почему она раньше не рассказывала ему о детях?.. Потому что было невыносимо больно говорить, не видя их так долго. Она и не предполагала, что он не знал. Не говорила потому, что не хотелось признаваться в своём предательстве, когда она таким способом избавилась от них? Но ведь она как мать, хотела уберечь их от той атмосферы, что сложилась в её семье. Вот и расплата. Все сказочные мечты о счастливой жизни рухнули в одну секунду, как обвалившийся замок из песка.

Валера растерянно смотрел на неё:
- Ты что! Это же…
Он показал на небо:
- Просил о семье и – вот…Полный комплект!
Он подошёл, обнял её вместе с Сашкой. Андрюшка стоял, смотрел на них, ничего не понимая. Валера протянул ему руку:
- Идём! И поехали уже домой.

Анна неловко и виновато улыбнулась:
- Прости меня, пожалуйста. Я думала, - ты знаешь. Думала,- мы не говорим о них, потому что это больная тема.
Дядя Андрей уже завёл машину и нетерпеливо махал им рукой из окна, поторапливая.
- Ты чего так расстроилась? Мы дома обо всём поговорим. Твои дети – это же часть тебя. Как твои руки или ноги,- Валера улыбался,- не могу же я любить тебя по частям? Я люблю тебя всю, целиком, а значит, и их тоже.
Он покрепче прижал её к себе одной рукой, обхватив за плечо, не разжимая другой, что держала Андрюшкину ладонь, и поцеловал в веснушчатую щёку. Анна пристально всмотрелась в его серые глаза и, успокоившись, чмокнула Сашку, притихшую в её кольце рук в пухленькую щёчку:
- Поехали домой, мамины руки-ноги?
Малышка довольно и уверенно кивнула и все засмеялись.
Опьяняющее чувство счастья снова вернулось в их души, стирая тревогу и неуверенность. Все переживания остались позади. Начиналась новая жизнь, пахнущая мокрым снегом и влажной землёй, прогретым весенним воздухом и пропитанная надеждами.

                ****************
А за окнами старой трехэтажной больницы стояли врач в своём кабинете и бывший муж в фойе.
Старенькая немецкая машина, хлопнув дверцами, увезла их надежду.
Больничный двор опустел.
Скворец на проводе продолжал неутомимо чирикать свою звонкую весеннюю песню.

Конец.
Март 2015