Когда ночное небо прорезали сотни блестящих огненных струй, люди подумали разное: кто-то посчитал, что это необыкновенно сильный метеоритный дождь, кое-кто загадывал желания на «падающие звезды», верующие восприняли это как Божье знамение (пожалуй, они были ближе всех к истине). Для сотрудников космических служб, уже два месяца наблюдавших за странными объектами на околоземной орбите, это означало одно – вторжение началось.
Поэтому их не шокировали сообщения изо всех обитаемых краев Земли – «повсюду видят странных голокожих существ».
Будь они похожи на лягушек или каких-нибудь крыс, их, скорее всего, приняли бы за неизвестный науке вид или, на худой конец, за генных мутантов – вполне земного происхождения. Так нет же, эти твари смахивали на человечков или двуногих насекомых. Конечно, люди пугались.
Поначалу думали, что пришельцев две разновидности – одни вроде богомолов, другие – человекообразные. Потом объявились те, кому довелось наблюдать, как эти бурые существа возникали на местах падения метеоритов. Очевидцев было немного – метеориты падали в малонаселенных районах.
По рассказам, из лунки, куда вонзилось космическое семя, выклевывался тонкий мокрый росток, он быстро разветвлялся и полз по земле, покрывая ее наподобие мха. Потом эта поросль начинала обретать форму, уплотнялась и очень скоро преображалась в голое бордовое существо с тонкими ручками и ножками. Там, где земля была влажная, тварь получалась похожей на человека, в безводных местах из ростка возникало тощее существо с треугольной головой.
Кое-кто пытался заснять это феноменальное шоу на мобильную камеру – не вышло. Аппаратура, как впоследствии выяснилось, вообще барахлила рядом с пришельцами.
Кто они и откуда, установить так и не удалось. Существа они оказались хрупкие, хилые.
Наступление инопланетян было подавлено на корню. Что привело их на Землю, понять так и не смогли. Пришельцы не успели проявить агрессию. Поначалу они вроде пытались вступать в контакт с людьми и животными, но когда испробовали силу человеческого оружия, попрятались во всяких укромных местах, откуда их несложно было выкурить. С огнем они были, видимо, незнакомы, поэтому боялись его как чего-то сверхъестественного. И горели не хуже хвороста.
Одним словом, дней через десять от пришельцев и следа не осталось. Больше всего досадовали ученые, которым не досталось ни единого трупа – мертвые инопланетяне разлагались за считанные минуты. Их тела оказались таким хорошим удобрением, что фермеры платили немалые деньги за живого пришельца, которого можно укокошить лопатой прямо на грядке. Анекдот даже пошел – мол, марсианин тебе и спляшет, и землю удобрит, а гуано – дерьмо дерьмом, и стоит в три раза дороже.
Человечество благополучно справилось с инопланетным вторжением и продолжило жить дальше. Казалось бы, все вернулось на круги своя.
Но люди начали болеть.
Непонятно, была болезнь частью хитрого плана пришельцев, или она стала всего лишь побочным явлением их недолгого присутствия на Земле. Да и не это важно. Зараза была новая, незнакомая медикам и скоротечная.
Заболевший начинал хиреть на глазах. Кожа бледнела, конечности истончались. Жар, озноб, больной резко терял в весе. Клиники заполонили внезапно пострадавшие. От антибиотиков им становилось хуже, все достижения медицины были бессильны перед этой бедой.
***
Пашка Шаповалов проходил практику в Центральной клинической. Оставаться в инфекционном отделении навсегда он не собирался. Но в больнице ему нравилось, относились к нему здесь уважительно.
Когда поступил первый больной, Пашка был в дежурной смене. Три часа ночи, глаза слипаются, а тут этот, с «марсианским вирусом», в холодном поту, белый, как полотно.
Всю ночь его лихорадило. Под утро начал бредить. Бурчал что-то про элементарные частицы и строение личности. В восемь утра Пашка сменился и уехал домой.
За те пару лет, что провел в клинике, Шаповалов насмотрелся всякого. В инфекционное привозили и с запущенными грибками, и с экзотическими лихорадками. Тяжело, конечно. Первые месяцев семь Пашка боролся с желанием бросить все и уволиться. Потом понял – как бы ни было страшно до тошноты, людям надо помогать.
Видел смерть, наблюдал агонию, когда его плющило от сознания собственного бессилия. Слава Богу, большинство пациентов выздоравливает. Но бывает по-разному. Так что Павел закалился морально, научился отделять эмоции от работы. Циником, конечно, не стал, но теперь уж редко вздрагивал от вида больного человека.
Но этот… что-то было в нем такое, отчего все внутри переворачивалось. Какой-то первобытный страх заползал в кишки от того, как «марсианин» выглядел, говорил. Вернувшись домой, Пашка долго отходил от этого зрелища, словно весь его двухлетний опыт накрылся медным тазом.
Следующую смену Шаповалов начал с того, что несмело зашел в бокс к «марсианину». Были, конечно, у пациента паспортные данные, но кличка «марсианин» накрепко прилипла, иначе его в отделении и не звали.
В боксе тишина, только слышно, как сипло, со свистом дышит больной. Не дрожит уже. Вообще не шевелится.
Забежала медсестра Марина. Капельницу тащит.
- Как он? – поинтересовался Пашка.
- Да никак. Анализы странные. Какую-то дрянь в крови обнаружили, заведующий говорит, про нее в интернете читал. Вроде от энэлошников осталась…
- Вирус?
- Наверно. Странная, говорят, гадость, ни на что не похожа. Не было печали…
Марина деловито перетянула высохшую руку «марсианина» и воткнула иглу.
Пашка смотрел на желтоватый коктейль, сочившийся по системе в запавшую вену. Потемневшее лицо больного вызывало странные чувства.
- Давление у него падает постоянно. – проворчала Марина, - сердце еле бьется.
- Что назначили?
- Гемодез капаю, что еще? Вчера антибиотиками накачали, так он вообще чуть не помер. От глюкозы сыпь пошла.
В ординаторской Пашка долго листал книги. Потом снова заглянул в бокс.
«Марсианин» лежал без движения, все так же сипло дышал. Пашка спустился в лабораторию.
Старуха заведующая должна была знать, что за «дрянь» нашли в крови больного.
Постучал. Никто не ответил, он толкнул дверь и вошел.
Среди пробирок и биксов стояли стакан горячего кофе и пепельница с тлеющей сигаретой.
- Светлана Ивановна! – окликнул Пашка.
В лаборантской зашуршало и выглянула Надя, заборщица.
- Привет! Чего шефиню кличешь?
- Да хотел про этого, про «марсианина» поговорить…
- Про Осипова? Да, действительно странная история.
- Что нашли-то?
- В том-то и дело, что сами не знаем. Поначалу думали – вирус, а посев сделали – как грибок растет. Вообще ни на что не похоже.
- А с кровью что?
Надя отхлебнула из стакана, обожглась и развернула лабораторный журнал.
- Структура изменена. Лейкоциты вроде низкие, гемоглобин в норме, а посмотришь – аж страшно. Полюбуйся!
Она сунула Пашке записи.
- Ты посмотри, на что кровь у него похожа!
Паша уставился на мутно-бурую жидкость, которую Надя извлекла из холодильника. Такого он действительно никогда не видел. В темной мути поблескивали радужные разводы, как в бензиновой луже.
- Когда реактивы капаешь – кристаллизуется. Плазма не отделяется. Короче, черти что.
Шаповалов потер подбородок.
- А где посев?
- Да вот. – Надя показала на чашку Петри, в которой мерцало что-то, похожее на бордовую плесень. – За двое суток наросло.
Пашка ушел под впечатлением увиденного. В глубине души копошился липкий страх. Наверное, так себя чувствовали индейцы, впервые столкнувшись с командой Кортеса. Вроде бы все как всегда, а есть что-то, сулящее необратимые перемены.
Он зашел в бокс. «Марсианин» Осипов беззвучно корчился среди пены, залившей простыню.
- Черт! – Пашка вылетел из бокса и заорал в коридор: - Марина! Девочки!
Сестры примчались. За ними спешил Олег Михалыч, заведующий.
Через десять тянущихся минут все было кончено. Осипова погрузили на каталку, закрыли простыней.
- Родные-то есть у него? – спросил Олег Михалыч.
Марина покачала головой.
- Не держать бы его долго в морге. Говорят, эта дрянь даже в морозилке растет.
А утром на «Скорой» привезли девушку с теми же симптомами.
Пашка видел, как ее хрупкую фигурку катили в бокс, где лежал Осипов. Мать и парень в джинсовой куртке рвались в отделение, дежурные сестры закрыли двери. Мать растирала по заплаканному лицу макияж, парень неловко обнимал ее за плечи:
- Машка оклемается… Вот увидите…
В «марсианском» боксе все повторилось до мелочей: от антибиотиков пациентке стало хуже, противовоспалительное вызвало судороги. Похоже, обычными методами помочь было невозможно.
Олег Михалыч срочно укатил в Москву на экстренную конференцию по «космической заразе». Пашка подумал, что научный совет – очень здравая отмазка на случай, если и эта больная умрет.
Вечером, когда Пашка был уже дома, позвонил Сергей из анатомички. Толковый парень, да не дотянул до врача. Бросил институт, разругался с ректором, вот и попал в морг. С таким вредным характером вряд ли он смог бы работать с живыми людьми.
А вот с Пашкой они ладили. Правда, Шаповалов не пил, а Сергей трезвым работать не мог, но интересы у них были схожие, потому они общались вполне по-приятельски.
Вот и в этот раз Сергей сообщил, что скоро явится, и ввалился через полчаса, взлохмаченный и озабоченный.
- Чего ты такой? – удивился Шаповалов.
- Штопор есть? – отозвался тот. – Пошли на кухню.
От Сергея разило хлоркой и табачным дымом. На кухонный стол он грохнул бутылку дешевого красного.
- Водка у вас в ларьке паленая. Не стал брать.
Пашка молча достал пепельницу и штопор.
- На тебе лица нет. Что случилось-то?
Сергей шмякнулся на табурет и принялся откупоривать бутылку.
- Я этого вашего Осипова вскрыл.
- С ума сошел? Его ж только привезли.
- Пофиг. Не удержался. Про вашего марсианина вся больница говорит.
Пашка смотрел на его жилистые руки, нервно колупавшие неподатливую пробку.
- Короче, - Сергей отбросил штопор и запустил пальцы в волосы, - Я… В общем, там такое… я с хлоркой после него купался. Светлана Иванна че говорит, хлоркой эту дрянь можно обезвредить?
Пашка пожал плечами.
- Блин… Я такого не видел никогда.
Сергей вынул телефон и показал фотографии. После смерти Осипов будто еще больше высох.
- Ну, это общий вид… - Сергей торопливо пролистал файлы. – Вот, гляди. Что это, по-твоему?
На мониторе топорщились какие-то красные лохмотья.
- Не могу понять.
- Это легкие переродились. Вот смотри. Это что?
- Лучевая кость… Вроде кисть руки… А суставы где?
- Вот-вот. Ни одной фаланги. – кивнул Сергей, вытаращив глаза, - как от запястья идут, так нигде и не сгибаются.
Пашка почувствовал, как похолодело внутри.
- Может… не в возбудителе дело… Может, у него просто аномалии какие были?..
- Ты этих пришельцев-то сам видел? – тряхнул головой Сергей. – А я видел. У бабушки в огороде пророс один. Мерзкий такой, голый, ручонками сучит… Мы его керосином облили, пока он с корня еще не оторвался. Тьфу, дерьмо!
- Думаешь, они специально принесли эту заразу? – ужаснулся Пашка.
- Да фиг их знает. Разве разберешь!.. Может, и специально. А может, знаешь, как с теми туземцами: лихорадки тропической не боялись, а от европейской простуды померли. Может, у нас просто иммунитета к их флоре нет.
Пашка задумался.
- Знаешь, Серега, ведь чем больше «марсианина» лечили, тем хуже ему становилось… А сегодня еще девушку привезли. Если у нее тоже суставы начнут исчезать…
- Хорошенькая? – Сергей справился с пробкой и уже вовсю хлебал из стакана.
- Ну… да.
- Жалко будет. Да она все равно не жилец. – констатировал Сергей, возвращаясь в обычный тон циника.
Пашка поймал себя на мысли, что заболевание Осипова с самого начала вызывало в нем исследовательский интерес. А за судьбу новой пациентки он всерьез беспокоился.
Поздно вечером набрал номер Олега Михалыча. Тот взахлеб рассказывал о конференции, описывал светил медицинской науки, потом плавно съехал в рассказе на банкет.
- Олег Михалыч, а что о лечении говорят? – Пашка вернул его в земное русло.
- Да что тут скажешь… Возбудитель неизвестного класса, обладающий свойствами вирусов и грибов. Изменяет структуру клеток, причем катастрофически быстро и всегда непредсказуемо. Общее одно – когда начинают лечить, зараженным становится хуже, медикаменты, убивающие возбудитель, убивают и хозяина. Американцы предложили методику радиотерапии, в индии нашли какое-то растительное средство. И то, и другое тормозит развитие заболевания, но до полного излечения далеко. Чаще всего больные впадают в кому.
- Неужели нет никакого спасения?!
Олег Михалыч вздохнул.
- Да найдется рано или поздно. Или профилактику разработают. Только народу много пострадает к этому моменту.
В смену Пашка рассказал о том, что узнал от заведующего. Абрамов, лечащий врач новой поциентки, качал головой:
- Если на рентгене облучать, это ж в другое отделение надо… Перезаражаем полбольницы.
- Как она? – поинтересовался Пашка.
- Маркова-то? Лежит, бредит. Родня ее надоела, все в бокс рвутся. Разве ж я могу здоровых людей такому риску подвергать?!
- Что назначили?
- Честно? – он огляделся, - ничего. Просто физраствор вливаем для проформы. Тут же что ни введи – на все реакция… Помрет девка, чую я.
Шаповалов натянул марлевую повязку, зашел в бокс.
Она была похожа на птицу. Голубоватые веки, под которыми дрожат глаза. Локоны рассыпались по подушке. Странное дело, она так больна, а волосы сильные, блестящие.
- Все хорошо. – несмело прошептал Пашка, не надеясь, что она слышит. – Все будет хорошо. Ты поправишься, Маша.
Девушка застонала, подняла руку. Игла капельницы выскочила из вены. Павел постарался вернуть ее на место и порезался. Его прошиб ужас.
Скорее позвал медсестру. Залил ранку спиртом. Потом подумал и принял 50 грамм вовнутрь. Авось пронесет.
В обед она открыла глаза. Температура спала. В отделении приободрились.
Пашка удивился тому, как быстро затянулась ранка. К вечеру он уже не мог определить, где был порез. Чувствовал себя нормально. Он подумал, что, возможно, спирт спас его от заражения.
Теперь он постоянно справлялся о состоянии Маши Марковой. К удивлению, ей становилось все лучше. Что помогало ей, никто не мог сказать.
Когда Маша смогла говорить, то долго благодарила врачей и пыталась убедить всех, что ее можно выписывать. Ей объясняли, что нужно повременить.
Пашка смотрел на ее птичье лицо с большими глазами и думал: а что, если в ее крови есть нечто, что справилось с инопланетной инфекцией? Вдруг она – одна из немногих (или единственная?), кто может подарить человечеству спасение?..
Но глядя на завлабораторией Светлану Ивановну, он осекался – возможен рецидив.
Светлана Ивановна была строга. В зубах «Беломор», волосы в пучок. В ее суровом взгляде сквозил мрачный фатализм. «Смертность человечества стопроцентна, - говаривала она. – Рано или поздно все там будем.» хотя самой ей было уже далеко за семьдесят и, несмотря на постоянное курение, бегала она шустро.
- Я бы так не радовалась. – сказала она, закрыв дверь в бокс, - У нее, конечно, нет таких ужасов, как у Осипова, но пробы крови все равно иризируют. И посев мне не нравится.
- В смысле? – заинтересовался Пашка.
- Флора живет. Стерилизуй, не стерилизуй – растет и множится. Если б Надька посевом занималась – я б поняла. Человеческий фактор. Ну, недодержала в стерилизаторе, ну перчаткой несвежей взяла… А за свою работу я отвечаю.
- А можно посмотреть?
Светлана Ивановна сверкнула из-под очков.
- Гуляй-гуляй. Нечего ко мне в лабораторию шастать.
Пашка дождался, когда старуха уйдет домой. Надя вечно задерживалась на работе, а при ней взглянуть на пробы проще пареной репы. Он заглянул в лабораторию с двумя пакетиками растворимого кофе и горсткой карамелек.
- О, Шаповалов! – улыбнулась Надя, - Чегой-то ты к нам зачастил? Марсианами интересуешься?
- Надь, дай посев и пробы посмотреть.
- Ладно. Валяй. Чайник ставь, щас принесу.
В пробирках с меткой «Маркова» красовалась знакомая Пашке бордовая муть. Слабые блики виделись и здесь.
В чашках Петри зловещая культура инопланетного возбудителя сбилась в плотные комки и поблескивала.
- Гадость, да? – Надя сунула за щеку карамель. – Ладно, полюбовался и хватит.
Она резво схватила пробирки, собираясь вернуть в бикс. Не удержала, беспомощно взмахнула рукой…
- Блин, раскокала! Прямо в здоровую кровь пролила!
Пашка подскочил, заглянул в бикс. Среди осколков стекла маслянисто расплылись две лужицы – одна бурая, другая почти алая.
- Из-за тебя все, Шаповалов! – огрызнулась надя – Шефиня меня убьет!
- Да ты не нервничай. Заново возьмешь. Это чья?
Надя брезгливо покосилась на осколки.
- «Ко-валь», - по слогам прочла она бирку. – Этого вообще уже на выписку готовили…
Пашка вспомнил рфжего Коваля, поступившего с поддозрением на менингит.
- А что, он поправился уже?
- Кто?
- Коваль этот.
- Да симулянт он. – проворчала Надя, доставая вату. – Здоровый лоб. От армии откосить хотел, дурак.
Павел глядел, как смешивается кровь симулянта и «марсианки», разливаясь по металлу бикса. Через несколько секунд он уже не мог различить пробы – слившаяся лужица приобрела нормальный красный цвет.
- Надя, смотри…
Заборщица наклонилась к осколкам.
- А гадость где?
- Она со здоровой кровью смешалась…
Пашка не мог оторвать глаз от красной лужицы. Потом вдруг подбежал к чашкам с кульутрой, поднял крышку.
- Ты че творишь, Шаповалов???
Он схватил из стерилизатора перо, ткнул в палец.
Густая красная капля сорвалась из ранки и упала в бурые комки.
Пашка застыл в тревожном ожидании. Сердце стучало в горле. Наконец комки зараженной культуры начали оплывать и разжижаться. Через полминуты в чашке была обычная красная кровь.
- Крышку закрой. – вполголоса проговорила Надя.
Он обернулся.
- Надя, миленькая, посмотри. Ну сунь в микроскоп. Не поленись, пожалуйста!.. Ты понимаешь, как это важно?? – неожиданно отчаянно прокричал он.
- Че с тобой?
- Надя, я тебе банку кофе принесу, кило этих конфет! Я тебя от шефини отмажу! Сделай, пожалуйста!
Было уже заполночь, когда Шаповалов позвонил заведующему и, задыхаясь от волнения, начал говорить. Тот долго не мог понять, на ккаком переливании крови настаивает практикант и при чем тут «марсианский вирус». Когда разобрался, молчал, потом сказал решительно:
- Пробуйте.
В отделении приободрились. Больше всех оживился лечащий врач «марсианки» Марковой. Он бормотал что-то про защиту аспирантской и заговорщически подмигивал Пашке:
- «Методика Абрамова-Шаповалова» - звучит?
В доноры не стали вписывать разволновавшуюся мать и жениха Маши – все-таки они были в контакте с инфицированной. Кровь сдала ее сестра, примчавшаяся из пригорода.
Когда «марсианка» сама поднялась с кровати и начала есть, все отделение праздновало победу. Пашку хотели качать, потом сошлись на том, что торжественно вручили пакет с шампанским и апельсинами, который передала плачущая от сччастья мать Марковой.
Все-таки больная была еще слаба. Походив по боксу, она ложилась на койку и долго-долго спала. Было решено оставить ее еще дней на пятнадцать – понаблюдать.
За эти две недели «марсиане» посыпались пачками. Всех ставили в очередь на переливание, долго не думая. Первым троим сразу же стало лучше. Один – похожий на ящерицу старик – даже собирался бежать домой.
А тут еще журналисты. Операторы с неповоротливыми треногами норовили просочиться в бокс к «марсианке Маше», Абрамов и Олег Михалыч натыкались на диктофоны. От всей этой кутерьмы у Пашки кружилась голова.
В очередную смену пашка принес номер «Вечерки», которую вынул из почтового ящика. С первой полосы улыбалась Маша Маркова под крупным заголовком: «Конец войны миров!»
В ординаторской его схватил в охапку Абрамов, бледный, испуганный. Запер дверь, заговорил торопливо и тихо:
- Пашка, ей хуже стало. Понимаешь? Опять жар, пульс нитевидный…
- А остальные?
- Рано говорить еще. Она свалилась опять… Пашка, я не знаю, что делать! Я ее сегодня осмотрел, жалоб не было, а на спине…
Он сглотнул.
- Там от лопаток две здоровенные опухоли. Как мы проглядели, не знаю. И жесткие, как будто камни вшиты… На ощупь как… Ну не знаю, как если бы там образования вроде костных мозолей, понимаешь?
Пашка опустился на стул.
- Значит, не помогло…
- Я слышал, когда Осипова вскрыли, что-то вроде саркомы обнаружили, да?
- шаповалов кивнул.
- Там вообще что-то непонятное. Легкие переродились, и пальцы, как плавники. – проговорил он, пялясь на линолеум.
- А этот, Серега, приятель твой, что рассказывает?
- Испугался он до смерти. В отпуск попросился.
- Он где сейчас?
- К бабке в деревню укатил. – отмахнулся Пашка.
Абрамов сел за стол, уткнулся в кулак.
- Вся аспирантская к чертям… - запричитал он. – Такая сенсация накрылась… Как я защищаться буду?..
- Да какая аспирантская! – вскочил Пашка, - Человек умирает, а он – защита! Надо меры принимать!
- Может, это как вирус SV 40, макакам хоть бы хны, а у хомяков опухолевый процесс? Его ж пока в полиомиелитной сыворотке не обнаружили, миллионы людей привили. И ничего, не все же…
- Но у нее опухоли уже есть!
- Завтра надо остальных осмотреть, дай Бог, у них все гладка пойдет… - бормотал Абрамов. – Тогда она в проценте неудач, а методику запатентовать можно…
Пашка не выдержал и побежал в бокс.
С порога он понял, что опоздал. Словно в самом воздухе уже не было жизни. «Марсианка» Маркова лежала на боку, свернувшись, как эмбрион. Из спины топорщились костистые выступы.
Глаза впали, кожа холодная, пульса нет.
У Павла перехватило дяхание. Такая жалкая она была, хрупкая. С тонкими, высохшими ручками и ножками.
Он сел на табурет, тупо уставившись на коченеющую «марсианку». В самом деле, ее черты приобрели какое-то нечеловечье выражение.
Ему показалось, она шевельнулась. Кинулся, тронул пульс. Мертва.
Нет, что-то определенно шевелится.
Пашка отпрянул. Под треск разрываемого больничного халатика за спиной Маши развернулись два больших оперенных крыла. «Марсианка» открыла глаза и поднялась на кровати.
- Ма-ша… - Пашка онемел, потянул ворот рубашки.
Она улыбнулась, склонив набок голову. Взмахнула крыльями.
Он не успел ничего сказать, сделать, позвать кого-нибудь. Крылатая пациентка неспешно подошла к окну и открыла настежь. Взобралась на подоконник, оглянулась на прощание.
Хлопанье пестрых крыльев и истошный вопль медсестры в дверях.
Потом все было как в бреду. Беготня медперсонала, ошалелый Абрамов, заведующий, что-то объясняющий матери упорхнувшей пациентки. Два туповатых милиционера с блокнотами, обшаривающие бокс.
Визг медсестры Марины в мужской палате. Крики «хвост, хвост!». Кто-то в больничной пижаме, с громким шлепаньем улепетывающий на пузе по потолку.
Пашка смотрел на свои потемневшие ногти и удивлялся, почему кожа на его руках так похожа на серую чешую. Потом поднял голову и увидел Абрамова, таращившего на него по-совиному желтые глаза с вертикальным зрачком. Он недружелюбно почавкивал, прижимая к груди когтистые лапы, нелепо торчащие из белых рукавов халата.
Пашка понял его взгляд и побежал…
15-17.06.09