В Туруханске я иногда привлекал для работы заготовителем одного из представителей «зеленых братьев», уроженца Латвии Йозаса Балиса. Уже в годах к тому времени, под 70 лет, дедок, тем не менее, был еще крепок, отличался исключительной исполнительностью и пунктуальностью. С ним всегда было очень приятно поговорить за жизнь на различные темы, но политику он старательно обходил.
Шел 1983 год, в стране назревал кризис, и ряд продуктов начали продавать по талонам, и сливочное масло в их числе. Сидим с Балисом после работы у меня в кабинете, говорим за жизнь, маленько выпили, все как водится. Дед, при этом явно хочет что-то сказать, но все не решается. В конце концов, шумно сглотнув слюну, дед отвел глаза и попросил меня выписать еще масла, сверх положенного количества по талону. По всему было видно, что ему крайне неловко просить, но потребность явно была, и он решился на просьбу.
На листе бумаги, я написал распоряжение в магазин, резерв был всегда. Ставя роспись под распоряжением, я услышал глухие рыдания, дед плакал, глядя на бумагу в моих руках!? Плач шел как бы изнутри деда, практически без звука, не по бабье, только старческие плечи, содрогаясь, выдавали состояние деда.
Честно говоря, я не знал как себя вести в данной ситуации, и скорее интуитивно не стал его трогать, просто ждал, когда дед успокоиться. Прошло несколько минут, дед вытер мокрые глаза, несколько раз глубоко вздохнул, и, не отрывая глаз от бумаги, сказал: «Эх, Михалыч, дожился я, пришел просить кусок масла!?»
Тут уж я стал его успокаивать, говорил, что ни чего страшного нет, что многие ходят с подобными просьбами. Но дед в ответ на мою речь величаво приосанился, что-то упрямое и гордое мелькнуло в его глазах, видимо последние сомнения были отброшены, прочь; и вот в разгар социалистического угара в стране, что называется здесь и сейчас, в кабинете председателя рыбкоопа, дед с гордостью и одновременно с оттенком негодования сказал: «Да до Вашего прихода, мы у себя на хуторе этим маслом колеса у телег смазывали, и не знали что такое ваш солидол!» И уже совсем с пренебрежением, вмиг как бы просветлевший и помолодевший Балис, изрек: «Спасибо Михалыч, не нужно, я обойдусь!»
Дед ушел, бумага так и осталась у меня в руке. Сижу, сам себе виноватый, думаю, за державу обидно…